От редакции. В московском издательстве «Время» вышел в свет третий том трилогии Александра Николаевича Осокина  «Великая тайна Великой Отечественной»: 

1. Первый том вышел из печати в 2007 г. под названием «Великая тайна Великой Отечественной. Новая гипотеза начала войны»;
2. Второй том опубликован в 2010 г. – «Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке»;
3. Третий, итоговый том «Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты» - выход в свет  в 2013 г.

В связи с этим событием публикуем Предисловие к первому тому и Рецензию на третий том вице-президента Коллегии военных экспертов, кандидата политических наук, генерал-майора Александра Владимирова и Резюме к трилогии её автора, А.Н. Осокина, содержащее 45 важнейших тезисов, определивших сущность исследования и его отличие от множества других исторических работ и официальных версий начала Великой Отечественной войны.

Предисловие к первому тому трилогии А. Осокина «Великая тайна Великой Отечественной» (2006)

Уважаемый читатель!

Перед Вами - книга простого российского интеллигента Александра Осокина, книга о тайне подготовки и начала Великой Отечественной войны ХХ века . Это попытка современного осмысления важнейшей части нашей национальной истории, и она предпринята талантливым и честным человеком, патриотом своего Отечества, заинтересованным исключительно в поиске истины. В этом плане автор встал на защиту интересов всех тех, кому истина о начале Великой войны и о причинах наших первых военных неудач нужна только для того, чтобы еще четче ощутить величие подвига нации, победившей своего смертельного врага и ценой своей крови обеспечившей ее будущее. Эта книга подтверждает известную истину, что все тайное, несмотря ни на что, всегда становится явным.

Примечательно, что практически все взрослое население России имеет собственное представление о начальном периоде войны, вызывавшем у всех и всегда только недоумение и горечь, которые компенсировались, в основном, лишь величием самой Великой Победы. Эта победа есть бесспорная и высшая гордость России: не каждая нация имеет в своей истории такую, и только наша страна может всегда по праву гордиться тем, что благодаря мужеству и стойкости своего народа спасла мир, и это есть бесспорная правда. Именно бесспорность величия Великой Победы как-то примиряла национальное сознание с ее страшной ценой, и с необъясненностью наших начальных поражений в войне. Тем не менее, общее недоумение по этому поводу, даже глубоко загнанное вглубь, осталось, мы просто боялись ворошить его, инстинктивно ощущая, что можем опять узнать о нашем руководстве что-то такое, что окажется болезненным для нас и сегодня. Это недоумение нации, конечно, должно было найти свой выход, а значит - должен был быть найден ответ. Что же мы знаем об этой скорбной странице своей национальной истории? С одной стороны - многое, так как этим занималась вся советская и мировая историография.

В конечном счете, все сошлось на официальной, я бы даже сказал, на «нюрнбергской» версии, то есть той, которая устраивала всех победителей. Так сформировалась историческая тайна, которую в своих интересах начали эксплуатировать все бывшие союзники. Запад в своей проанглийской и антисоветской версии (потугами перебежчика Резуна), прямо объявил СССР агрессором и зачинщиком войны. Официальная советская, а сейчас и российская историография продолжает версию «вероломного и внезапного нападения Германии». Как мы увидим из книги Александра Осокина, эта версия, безусловно имеет под собой основания, и хотя она полного ответа на многие непонятные обстоятельства начала войны не дает, ее приверженцы находят ей подтверждения даже в новейших исследованиях. На наш взгляд, во всех версиях, в каждой из которых, конечно, была «своя часть правды», упускалось, может быть, самое главное, то есть то, что должны исследовать уже не историографы. В ней за рамками исторических и политологических исследований оставались - смертельная борьба титанов, как борьба за победу их собственной редакции будущей истории человечества; борьба планетарных стратегий, гениев разведки и дезинформации; блеск стратегических замыслов и организационный гений режимов, каждый из которых стоил друг друга, и был одинаково бесчеловечен; а также личные трагедии участников этой борьбы. Их тотальная борьба велась всеми доступными способами, многие из которых не имеют ничего общего с человеческой моралью, но при том, что в гордыне своей только один из них прямо предавал свой народ.

     Нам представляется, что автор близок к истине, как никто другой до него. В его версии находят свое разрешение многие загадки начального периода войны, на которые не был дан ответ исторической наукой. Сегодня, когда мы знаем, чем все это закончилось, я, как профессиональный стратег, не могу не восхищаться блеском этой гигантской и опасной стратегической игры, огромными возможностями и талантом ее участников и колоссальностью работы исполнителей, и, конечно, не могу не сожалеть о том, что мы ее проиграли. Да, мы проиграли игру, но выиграли Великую войну и одержали свою Великую Победу. Книга потрясает не только своей абсолютно новой и необычной рабочей гипотезой, но и масштабом почти исчерпывающей информации и скрупулезной документированностью работы. Смею утверждать, что с таких позиций ни советская (российская), ни мировая историография этот вопрос не рассматривали. Именно в авторском подходе к самой постановке проблемы, и в тщательности аргументации ее посылов проявился весь блеск таланта Александра Осокина. Борьба мировых империй - Британской, Германской и Советской всегда была борьбой за выживание в качестве мирового лидера, и велась она с предельным ожесточением. Чем же закончилась эта борьба титанов? Сегодня мы уже знаем ее результаты - несмотря на то, что СССР и Британия явились официальными победителями, этих трех мировых империй уже нет, они погибли (как империи) в борьбе за мировое господство, почти совершенно исчерпав ресурсы пассионарности своих наций. Сегодня осталась только одна мировая империя - Американская, которая упорно продолжает борьбу за мировое лидерство уже против всего остального мира. Что ж, конечно «Бог ей судья», но, может быть, очень скоро она почувствует на себе всю тяжесть невоспринятых ею уроков истории и так же падет от собственного перенапряжения мировым лидерством, и это уже только вопрос времени. Будет ли от этого хорошо американскому народу, Европе или России – вот в чем вопрос? Уроки истории одновременно полезны и страшны. Они страшны тем, что их невозможно исправить, а полезны тем, что дают нам модели поведения наций, государств и их лидеров, которым не стоит следовать в принципе. (Правда, в России уроки истории если и извлекались, то им, как правило, не следовали).

Так какой же главный урок истории должна усвоить современная Россия, исходя из своего опыта и оценки автора этой книги? Нам представляется - только один, и он конкретен и всегда актуален. Власть не может быть абсолютно бесконтрольной, а национальные лидеры, даже самые гениальные и патриотичные, не имеют права вести свои собственные политические игры, ставя на кон судьбы народов, жизнеспособность и будущее своих наций. Именно об этом и написана эта книга.

                          Тайна одного дня. Послесловие к трилогии (2013)

Семь лет назад мне выпала честь написать предисловие к первому тому труда Александра Николаевича Осокина «Великая тайна Великой Отечественной» («Время», М.,2007), а сегодня, после выхода в свет завершающего, третьего тома этого масштабного исследования мне захотелось написать послесловие ко всей его работе. Это не рецензия и не «отзыв специалиста» — это, скорее размышления о сути и значении сделанной работы, о творческом подвиге выдающегося современного российского ученого и моего друга. Но это размышления с профессиональной точки зрения — я ведь по профессии военный стратег, автор монографии «Основы общей теории войны», и я имею, как мне кажется, право высказать некоторые соображения по существу труда. Во-первых, это в прямом смысле слова труд фундаментальный — по своему объему, по смелости и не банальности авторских гипотез, по точности и полноте их документального обоснования. Среди множества научных работ, посвященных самому драматическому моменту нашей национальной истории, эта — редкое исключение. Ведь подавляющее большинство современных исторических исследований о начале Великой Отечественной войны строится почти исключительно на публицистических посылах, на критике оппонентов и апологетике послевоенных официальных взглядов.

Некоторые труды посвящены рассмотрению вариантов «что было бы, если….» и формированию разного рода «альтернативных историй России». Думаю, впервые в истории современной российской исторической мысли проделан такой гигантский объем не пропагандистской, а научно-исследовательской работы, посвященной отдельному и столь короткому историческому периоду. Во-вторых, этот научный подвиг совершен нашим соотечественником в особых условиях. С одной стороны, нарастает интерес российского общества к национальной истории, нарастает готовность самостоятельно и трезво оценивать прошлое и принимать историческую правду, какой бы она ни была. И в то же время налицо попытки исказить и оболгать нашу историю. Как со стороны исследователей, именующих гитлеровскую агрессию «превентивным ударом», рассуждающих о «неприемлемой цене победы», уравнивающих германский фашизм и советский социализм. Так и со стороны псевдопатриотов, находящих причины наших военных неудач в чем угодно, только не в преступных стратегических ошибках самого Сталина, не в созданной им системе тотального государственного террора и страха.

По сути, Александр Осокин провел журналистское и научное расследование тщательно скрываемого государственного преступления национального масштаба. Убежден: он совершил историческое открытие, доказав, что катастрофа 22 июня 1941 года — это, в первую очередь, поражение Сталина в предвоенной тайной политической игре. Личное поражение, за которое армия и страна расплатились миллионами жизней. Этот факт тщательно скрывался от общества десятки лет, прикрывавшая его официальная ложь стала основой государственной идеологии послевоенного времени. Осокину пришлось идти не путем «прибавки чего-нибудь нового к хорошо известному старому», а совершенно уникальным, подлинно авторским методом — он как бы с чистого листа писал скрываемую от потомков историю, находя ответы в тщательном изучении и сопоставлении документально установленных фактов и специально утаиваемых деталей. Он совершенно по Шерлоку Холмсу добывал правду из документов, которые умеет искать и читать, и из свидетельств участников событий, с которыми умеет общаться. Обладая даром логического прозрения, он получил ответы, позволившие ему сформировать работоспособную, то есть отвечающую на все вопросы и неясности, и, я убежден, содержащую историческую правду гипотезу.                  

В классической научной рецензии существует такой обязательный раздел, как «научная новизна работы». Предлагаю читателю сразу заглянуть на 862-ю страницу последнего тома и ознакомиться с разделом «Резюме-указатель к трилогии «Великая тайна Великой Отечественной». Там в столбик изложены 45 пунктов — новации, открытия, гипотезы, версии, каждая из которых сформулирована и обоснована в трилогии. Многие — впервые. Уверяю вас, никто ничего подобного в исторической науке о Великой Отечественной войне не сделал. Только один пример. Александр Осокин обращает внимание на факт отмены Сталиным (постановление Президиума ВС СССР от 24 декабря 1947 г.) праздника Победы, после чего в течение почти двадцати лет, до 1965 года, в стране, победившей фашизм, 9 мая было обычным рабочим днем, а ни о каком Параде Победы не могло быть и речи. Этот исторический казус современные историки почему-то не комментируют. Осокин предположил — и предположения свои тщательно обосновал — что, скорее всего, причина коренилась в том, что Сталин понимал: празднуя 9 мая, народ всегда и неизбежно будет вспоминать и страшный день 22 июня 1941 года — день начала войны, проигранный лично им. Сталин осознал и глубоко переживал эту свою стратегическую ошибку и страшную личную вину перед страной. 22 июня 1941 года стало его навязчивым кошмаром и основой комплекса вины. Надо сказать, что расплата его все-таки настигла: 22 июня отмечается в России как всенародный День памяти и скорби — день, когда масштаб национальной трагедии не затмевает величия нашей Победы, но собственно Сталин если и вспоминается, то не самым добрым словом.

Личности и исторической роли Сталина в трилогии Осокина, естественно, принадлежит центральное место. Я далек от того, чтобы в этом кратком послесловии давать характеристики И.В. Сталину как государственному деятелю, стратегу и вождю, «гению» и «злодею», и тем более как человеку, но, позволю себе утверждать — всем этим он был. Уверен, что Осокин прав в главном: в катастрофе начального периода Великой Отечественной войны Сталин виноват лично. Эта народная трагедия стала следствием неосознанного, но, тем не менее, прямого фактического предательства национальных интересов государства его руководителем, посчитавшим формирование истории мира только игрой собственного ума и воли. Это не может быть расценено иначе как совершение им государственного преступления против страны и нации. Более того, думаю, что когда он осознал свою личную вину за случившееся, многие его последующие действия были направлены на уничтожение свидетельств его контактов с высшими чиновниками гитлеровской Германии, всех документов о планировании и совершении совместных действий. А затем и сами свидетели его стратегических просчетов были им методично и целенаправленно уничтожены. Считаю, что этот факт можно рассматривать как отдельное преступление Сталина перед нацией.

Трагедия первого дня войны была порождена системой государственного террора и режима абсолютной личной власти. В атмосфере страха существовало все население, и в первую очередь все работники армии и государства, по должности призванные анализировать обстановку и принимать решения. Это значит, что в тех реальных условиях катастрофа 22 июня 1941 года не могла не произойти. В предисловии к первому тому я писал: «Какой же главный урок истории должна усвоить современная Россия, исходя из своего опыта и оценки автора этой книги? Нам представляется — только один. Власть не может быть абсолютно бесконтрольной, а национальные лидеры, даже самые гениальные, не имеют права вести свои политические игры, ставя на кон судьбы народов, жизнеспособность и будущее своих наций». Мне и сегодня к этому выводу добавить нечего. Убрать из национальной истории ложь, сделать ее честной и понятной—одна из объявленных целей наших историков и национального руководства. Создание единого учебника национальной истории, безусловно, важно для достижения этой цели. Одной из самых острых и неоднозначных проблем нашей национальной истории является история Великой Отечественной войны — как победы нашего народа в ней, так и трагического для нас начала войны. Именно в официальную историю этого периода и закладывались мины государственной исторической неправды. Все эти «исторические закладки» давно обнаружены, но до сих пор не находят профессиональной и нравственной оценки. Дело в том, что обе основные версии, которые с разными знаками трактуют почти одни и те же события начального периода войны, имеют отношение к разным идеологическим концепциям, но не имеют отношения к исторической правде.

Сегодня у нашего общества и государственного руководства есть выбор из трех версий объяснений национальной трагедии начала войны.

1. По-прежнему поддерживать сталинскую версию внезапности вероломного нападения и нашей неготовности к войне и вечно продолжать делать из себя идиотов.

 2. Поддержать «резуновскую» (она же гитлеровско-риббентропо-геббельсовская) версию о спровоцированном нами превентивном ударе Германии и вечно оставаться объектом для насмешек исторического сообщества.

3. Согласиться наконец с версией о том, что в основе этой национальной трагедии лежали личные ошибки Сталина, решившего в одиночку перехитрить Гитлера и Черчилля, в организованным им лично терроре, заставившем затем молчать и врать всех, в том числе и наших великих маршалов той войны, государственный аппарат, всех историков и ученых того времени. Надо сказать, что отзвуки того тотального страха долетают до нас еще и сегодня.

         Мне кажется, что признание этой версии удалит, наконец, из нашей истории явные мины лжи. Основа раздела о подготовке и начале Великой Отечественной войны в новом учебнике истории России создана — ею является трилогия Александра Осокина. В результате его работы в истории начального периода войны образовалось «выжженное поле правды», на котором уже не смогут просто так пробиться ростки возможной новой лжи.

 Вице-президент Коллегии военных экспертов, кандидат политических наук, генерал-майор Александр Владимиров

            РЕЗЮМЕ К ТРИЛОГИИ «ВЕЛИКАЯ ТАЙНА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ»

     В годы перестройки выяснилось, что к 22 июня 1941 г. общая численность советских войск, количество советских самолетов, танков, пушек и т. д. были во много раз больше, чем у Германии. О сравнении ресурсов — людских, территориальных и сырьевых — даже говорить не приходится. Поэтому произошедший в первые дни войны разгром Красной Армии просто нереален — в нем сокрыта какая-то тайна. Проведенные автором многолетние исследования привели к выводу, что и СССР, и Германия готовились к другой войне. Совершенно очевидно, что общим противником этих двух стран на тот момент могла быть только Британская империя. Поэтому Гитлер и Риббентроп во время переговоров на высшем уровне в 1939—1940 гг. уговаривали Сталина и Молотова включиться в ее разгром, намекая, что большую часть этой работы Германия уже выполнила. В том, чтобы Сталин принял решение о вступлении СССР в войну, были заинтересованы и Гитлер, и Черчилль. Гитлер же сумел доказать Сталину, что для него будет более выгодным союз с Германией и Японией, которая в течение предшествовавшего десятилетия представляла серьезную угрозу для СССР на востоке.Исходя из того, что трактовка событий предвоенных лет и первых дней Великой Отечественной войны советскими историками не объяснила причины трагедии, произошедшей 22 июня 1941 г., автор пришел к новой гипотезе, раскрывающей, по его мнению, эту, к сожалению, по-прежнему Великую в нашей истории тайну и изложил суть и обоснование своей гипотезы в трех книгах с общим названием «Великая тайна Великой Отечественной» и подзаголовками: «Новая гипотеза начала войны» (книга 1, М.: Время, 2007), «Ключи к разгадке» (книга 2, М.: Время, 2010) и «Глаза открыты» (книга 3, М.: Время, 2013). В последней, третьей книге, которую читатель держит в руках, автор предлагает резюме своей трилогии со   ссылками на соответствующие каждому пункту страницы вышедших книг.

    1. По мнению автора, главная причина катастрофы 22 июня 1941 г. — отношение Сталина в 1939—1941 гг. к Германии не как к противнику, а как к временному стратегическому партнеру, что и привело его к заключению тайного соглашения с Гитлером о совместной операции против Британской империи. Заключение этого соглашения сделало возможным теснейшее экономическое и военно-техническое сотрудничество между СССР и Германией, переходящее в кооперацию, что позволило в кратчайшие сроки резко увеличить военно-промышленный потенциал страны. Но это не позволяет сделать вывод о том, что Сталин однозначно собирался участвовать в антибританской операции. Он должен был понимать, что открыто проводимая фашистской Германией политика расовой нетерпимости, агрессии и массового уни-чтожения людей, встретит объединенное сопротивление стран и народов мира, что неизбежно приведет к разгрому немецкой армии. Поэтому вождь был крайне заинтересован в осуществлении только первого этапа советско-германской операции — переброске советских войск через Польшу и Германию к берегам Ла-Манша (названной автором Великой транспортной операцией). Только после этого Сталин, предположительно, собирался принять решение, в какую сторону нанести удар — по Англии вместе с Германией или по Германии вместе с Англией. Наличие двух противоположных стратегических планов в сложившейся к тому времени ситуации характерно не только для Сталина, но и для Гитлера — «Морской лев» и «Барбаросса», и Чемберлена  — подталкивание фашистской Германии к войне с Советским Союзом и одновременно переговоры Англии и Франции с СССР (Кн. 1, с. 37—47; кн. 2, с. 12—18).

    2. Автором обнаружен в АВП РФ и введен в научный оборот ранее не публиковавшийся в открытой печати (впервые он был опубликован автором 22—23 июня 2010 г. в газете «МК») список делегации Риббентропа в Москву, состоящий из 38 человек. Проведено иконографическое исследование, позволившее идентифицировать большинство членов делегации. Семь из них оказались членами «свиты» Гитлера: личные пилот, переводчик-стенографист, представитель МИД, фотограф, врач, адъютант, ординарец. Обнаружены еще несколько человек из ближайшего окружения Гитлера, в том числе Ева Браун с сестрой Ильзеи бессменный начальник личной охраны и телохранитель Гитлера Ганс Раттенхубер. Присутствие этих лиц в списке позволяет сделать вывод, что Гитлер был приглашен в Москву, дал согласие на приезд и потому включил в этот список людей из «ближнего круга». Поэтому не исключено, что и сам Гитлер тайно побывал в Москве (Кн.3,с.60 -104).                                                                                                                                  

    3.  После тщательного изучения массива фото- и кинодокументов автором установлены четкие критерии для определе-ния даты (23—24 августа или 27—29 сентября 1939 г.) любого фотоснимка переговоров Риббентропа со Сталиными и Молотовым (до настоящего времени фотографии двух этих визитов постоянно путают). Если на фото Молотов в светлом пиджаке, то это август, если на фото присутствует начальник Генштаба Шапошников или новый полпред СССР в Берлине Шкварцев, то это сентябрь (Кн. 1, с. 9, 10, 13, 14Фотоприложений; кн. 2, с. 44, 45 Фотоприложений; кн. 3, с. 60—104).                                                          

     4. Установлено, что истинной целью приглашения Молотова в Берлин в ноябре 1940 г. было желание Гитлера уговорить Сталина участвовать в дележе «британского наследства». В завершение этих переговоров немецкая сторона предложила Пакт трех (Берлин — Рим — Токио) превратить в Пакт четырех (Берлин — Рим — Москва — Токио). В АВП РФ автором найден «Список лиц, сопровождающих Председателя СНК и Наркома иностран-ных дел СССР В. М. Молотова» (66 человек), в РГАСПИ — фото-альбом «Молотов в Берлине» и подаренные немецкой стороной 18 фотографий, сделанных во время этого визита (впервые опубликованы автором 11—13 июля 2010 г. в газете «МК»), а в киноархивах — соответствующие кадры немецкой и советской кинохроники. Эти находки показали, что 12—14 ноября 1940 г. в Берлине находились советские руководители нескольких наркоматов оборонной промышленности, директора и глав-ные конструкторы предприятий, генералы, способные быстро и компетентно решить любые возникающие при переговорах вопросы. Военный и военно-технический аспект переговоров — разработка плана удара по Британской империи силами Пакта четырех и подготовка необходимых для этого войск и средств их транспортировки для выхода на исходные позиции (Кн. 3, с. 169—232).

    5. В АВП РФ автором обнаружен рабочий документ НКИД СССР, в котором собраны отклики мировой прессы на визит Мо-лотова в Берлин в ноябре 1940 г. Автором зафиксировано, что во время визита Молотова в Берлин и после его окончания ми-ровая пресса считала одной из важных тем берлинских перего-воров вопрос о строительстве в СССР авиазаводов, работающих и в интересах Германии.Изучение отчетов о поездках советских военно-технических комиссий в Германию и немецких в СССР позволило автору сделать вывод, что военно-техническое сотруд-ничество между СССР и Германией осуществлялось не только в виде взаимных поставок сырья и оборудования, но и в высшей его форме, а именно путем кооперации, то есть распределения между ними функций по разработке и производству отдельных видов вооружения (Кн. 3, с. 251—263).

    6. Примеры тесного военно-экономического сотрудничества с Германией приводят к выводу, что главной причиной арестов в апреле — июле 1941 г. и расстрелов в июле — октябре 1941 г. и феврале 1942 г. советских военачальников и отдельных руководителей оборонной промышленности было не поражение войск под их управлением в начале войны, а их участие в разработке и подготовке антибританской операции, а также в предвоенном советско-германском военном и военно-техническом сотрудничестве и даже кооперации. При этом часть арестов, произведенных до начала войны, явилась прямым следствием Решения Политбюро от 9 апреля 1941 г. о снятии замнаркома обороны по ВВС Рычагова (считаю, что он возражал против слишком тесного сотрудничества с фашистской Германией, в частности — против показа советской авиатехники и авиазаводов немецкой авиакомиссии в период нападения Германии на Югославию). С 21 апреля, вероятно по той же причине, начались аресты авиаторов и работников ГАУ, часть которых была арестована до 22 июня, большая же часть — после начала войны (одновременно были арестованы обладатели подобной информации, ком-прометирующей Сталина и Берию). При приближении немцев к Москве все они были расстреляны (в октябре 1941 — феврале 1942 г.) (Кн.1, с. 242—263; кн. 3, с. 308—314).

    7. Эти массовые репрессии военных и технических специалистов подтверждают существование к тому времени высшей формы военно-технического сотрудничества между СССР и Германией — кооперации в научно-технических разработках и производстве вооружения, когда имели место разделение труда и взаимная координация и контроль. Цель такой кооперации — избежать дублирования и обеспечить наиболее рациональное для экономик двух стран распределение ресурсов при создании самого эффективного вооружения в огромном количестве. Эта тема автором лишь обозначена и нуждается в углубленном изучении (Кн. 3, с. 105—162, 360—381).

     8. Свидетельством координации действий в области военного строительства и оборонной промышленности СССР и Германии являются унификация вермахта и РККА, а также действия на высшем штабном уровне, осуществленные в 1940—1941 гг.:                                                    

- присвоение нескольким крупным военачальникам маршальских званий в СССР в мае и в Германии в июле 1940 г.                                                

 - введение генеральских званий в СССР и присвоение их 2 июня 1940г. 1048 военачальникам (вместо комбригов, комдивов, комкоров, командармов);                                                           

- приведение к аналогии воинских званий в обеих странах;                                                          

- проведение в Берлине штабных игр ОКХ по новым планам войны (операциям «Морской лев» и «Барбаросса») 29 ноября 1940 г. — на следующий день после приезда в Берлин Деканозова с советским вариантом присоединения в Пакту трех, а также 3 и 7 декабря;                                 

 - доклад Гитлеру 18 декабря 1940 г. нового плана войны и утверждение его, в том числе «Барбароссы» — как варианта;                                                               

- проведение в Москве 23—31 декабря 1940 г. совещания  высшего руководящего состава РККА, а затем двухсторонних оперативно-стратегических игр на картах (первая игра —2—6 января, вторая — 8—11 января 1941 г.);                                                                                                                                                                           - разбор проведенных игр в Кремле с участием Сталина 13 января 1941 г.; Жуков играл за «западных» («синих»), Павлов — за «восточных» («красных»), разгромленных «западными». Суворов-Резун объясняет это так: «Немецкие генералы и фельдмаршалы искали оптимальный, самый лучший вариант разгрома Красной Армии. Жуков встал на их место, посмотрел на карту немецкими глазами и нашел то же самое решение»; автор считает, что причина успеха Жукова в другом: Сталин, которому ко дню рождения доставили от Гитлера экземпляр дезинформационного плана «Барбаросса», предложил разыграть его Жукову и Павлову; «победившего» в этих играх назначили 15 января начальником Генштаба, а «проигравшему» 22 февраля было присвоено звание генерала армии;                                                               

- после этого, предположительно, была осуществлена «утечка» на Запад информации о подготовке СССР к войне с Германией (Кн. 1, с. 263—272).

Затем последовали:                                                                     

- назначение новых командующих военными округами (15 января 1941 г.);                                                            

- Постановление СНК и ЦК о строительстве 251 аэродрома для НКО (24 марта);                                        

- Постановление СНК и ЦК о введении в Красной Армии новой формы одежды и знаков различия (9 апреля);                                           - - выступление Гитлера в Спортпаласе перед выпускниками офицерских школ (29 апреля, а по некоторым данным, 27 апреля), где он заявил: «В ближайшее время произойдут события, которые многим покажутся непонятными».                                                                             - выступление в Кремле (5 мая) нового Предсовнаркома (с 4 мая) Сталина перед выпускниками военных академий, где он объявил, что СССР будет вести не оборонительную, а наступатель-ную войну, к которой страна готова (с кем война — не назвал).                                                                                 

Тема унификации армий, оружия, боеприпасов и невероятной согласованности действий на высшем уровне СССР и Германии в предвоенный период вплоть до 22 июня автором только обозначена и нуждается в углубленном изучении.

     9. Факты тесного военно-экономического сотрудничества  СССР и Германии позволяют автору по-новому объяснить, почему Гитлер отдал 24 мая 1940 г. «стоп-приказ» об остановке танковых групп, что позволило Англии с 26 мая по 4 июня пе-реправить из Дюнкерка через Ла-Манш 340 тыс. своих солдат и офицеров. Скорее всего, Гитлер сделал это, имея в виду, что в соответствии с договоренностью со Сталиным высаживаться там будут советские войска, и в надежде, что Англия и СССР понесут при этом большие потери (Кн. 1, с. 47—4

     10. Автор впервые связал между собой два факта: первый, малоизвестный — ознакомление Молотовым 25 ноября 1940 г. в Москве посла Германии Шуленбурга с советским вариантом договора, составленного на основе переданного ему Риббентропом в Берлине немецкого проекта о присоединении СССР к Пакту трех; второй факт — прибытие в Берлин 28 ноября нового советского посла Деканозова, который, видимо и привез этот советский вариант. Какова судьба этого документа? Был ли он тайно подписан, а после 22 июня уничтожен обеими сторонами? Или не был подписан, но до 22 июня его условия выполнялись по устной договоренности лидеров? Вопрос нуждается в дальнейшем исследовании (Кн. 1, с. 58, Приложение 7; кн. 3, Приложение 8).

    11. Автором обнаружено, что пилот УВМЛ ГВФ П. Я. Кириченко неоднократно летал в Берлин и даже возил туда Молотова (последний раз Кириченко прилетел из Берлина 21 июня 1941 г.). Из этого следует, что могли иметь место неизвестные визиты Молотова в Берлин. В семье Кириченко хранилась хру-стальная ваза, якобы подаренная ему Гитлером. Кириченко погиб 10 августа 1941 г. во время второго налета советской авиации на Берлин (Кн. 1, с. 235—242).

     12. Автором выявлена возможность тайного участия в визите в Берлин в ноябре 1940 г. и самого Сталина. В пользу этого говорят следующие факты: перерыв в приеме в кремлевском кабинете вождя с 6 по 14 ноября 1940 г. [92. 317—318], а также анализ решений Политбюро с визой вождя за этот период, который показал, что Сталин вполне мог доехать до Берлина молотовским поездом, а оттуда вернуться самолетом 14 ноября (Кн. 1, с. 218—222; кн. 3, с. 233—250).

     13. Одна из целей заключения Сталиным договоров о ненападении от 23 августа 1939 г. и о дружбе и границе от 28 сентября 1939 г. — появление у СССР общей границы с Германией для упрощения контакта при осуществлении военно-технического сотрудничества и при подготовке антибританской операции. Но именно наличие общей границы стало одной из важных причин катастрофы 22 июня 1941 г. (Кн.1, с. 419—420; кн. 2, с. 317—319).

    14. Размещение у границ СССР германских дивизий, а затем увеличение их числа не вызывало опасений у Сталина, поскольку это предусматривалось договоренностью с Гитлером. По плану Великой транспортной операции немецкие войска готовились к переброске через СССР на Ближний Восток, а советские — к Ла-Маншу и на Ближний Восток (Кн. 1, 64—68; кн. 2, с. 16—18).

    15. Узнав о начале завершающей стадии этой подготовки, Черчилль, с целью рассорить новоявленных союзников, мог силами своей разведки «организовать» перелет Гесса в Англию, что и было сделано 10 мая 1941 г. Войдя в контакт с арестованным в Англии Гессом, Черчилль предложил Гитлеру нанести 22 июня совместный удар по СССР, используя момент, когда участвующие в Великой транспортной операции соединения Красной Армии будут временно находиться в небоеспособном состоянии. Такая договоренность была достигнута. Англия при этом взяла на себя обязательство бомбардировать до начала рассвета 22 июня советские базы ВМФ — Севастополь, Очаков, Кронштадт, Таллин.                                   Высадка немецкого десанта на остров Крит (20 мая) и потопление линкоров — английского «Худ» (24 мая) и немецкого «Бисмарк» (27 мая) — должны были убедить Сталина, подозревавшего Гесса в тайном посредничестве между Гитлером с Черчиллем, что последние ни о чем не договорились. 24 мая Сталин проводит в Кремле последнее предвоенное совещание с участием командного состава пяти приграничных округов. Состав участников этого совещания был установлен лишь после опубликования «Кремлевского журнала». Никаких отчетов, стенограмм и принятых на нем решений не обнаружено, ни один из его участников никогда о нем не упомянул. Все это позволяет предположить, что Сталин собрал тогда только лиц, непосредственно участвующих в разработке и проведении согласованной с Гитлером тайной операции (Кн. 1, с. 71—81; кн. 2, с. 41—42, 49—51, 228—234)

     16. Автор впервые связывает внезапный отъезд английского посла Криппса 6 июня 1941 г. из Москвы в Лондон с «Сообщением ТАСС» от 13 июня 1941 г. В соответствии с предположением о достигнутой через Гесса договоренности Черчилля с Гитлером, автор полагает, что по отношению к СССР отъезд Криппса можно трактовать двояко: либо как предупреждение советскому руководству о недопустимом сближении с Германией, либо как прямой отзыв посла (тогда Советскому Союзу скорее следовало готовиться к войне с Англией, а не с Германией). Но это могло быть и знаком Черчилля Гитлеру о том, что он готовится к нападению вместе с Германией на СССР (Кн. 3, с. 382—392). Вопрос нуждается в углубленном рассмотрении.

     17. В тексте плана операции «Барбаросса» написано, что «речь идет о мерах предосторожности на тот случай, если Россия изменит свое отношение» к Германии. Этот план мог быть к тому же и дезинформацией, сразу же подброшенной Черчиллю. 18 декабря 1940 г. Гитлер подписал «Вариант “Барбаросса”», а 19 декабря принял нового советского полпреда Деканозова, прибывшего в Берлин 28 ноября с советским вариантом присоединения к Пакту трех и, по мнению автора, вручил ему экземпляр «Барбароссы» для Сталина (Кн. 1, с. 263—273; кн. 3, Приложение 8).

     18. О существовании и осуществлении предполагаемого автором плана Великой транспортной операции говорят следующие данные:                                                                       

- перетяжка железнодорожного полотна на западноевро-пейскую колею на расстоянии 120—200 км от границы с целью исключения перегрузки на самой границе (Кн. 1, с. 296, 406—408, 411—416; кн. 2, с. 100—101);                             - разработка и изготовление в Германии съемного передвижного башмака для осей железнодорожных вагонов, позво-ляющего составу без смены колесных пар переходить на колею другой ширины (Кн. 2, с. 89);                                           - выселение жителей населенных пунктов, проживающих вблизи тех участков железных дорог, где должна была производиться перетяжка; с этим связаны начавшиеся 22 мая 1940 г. массовые аресты и высылки населения из прибалтийских республик, Западной Украины, Западной Белоруссии и Молдавии (Кн. 1, с. 87—90; кн. 2, с. 96—100). Аналогичные мероприятия проводились и по другую сторону границы, поскольку пропускная способность советских железных дорог была в три раза ниже, чем немецких, часть советских соединений перебрасывалась через границу своим ходом и грузилась на немецких станциях (Кн. 1. с. 341—346, 349—352, 409—410);                                                                                           - подготовка к использованию Августовского и Дне пров-ско-Бугского каналов для транспортировки тяжелой боевой тех-ники и войск баржами через Германию и Польшу к Северному морю и через СССР к Черному морю (Кн. 1, с. 283—284; кн. 3, с. 663—676);                                        

- покупка Советским Союзом у Германии 10 января 1941 г. части Сувалкской области (по которой проходит Августовский канал) за 7,5 млн золотых американских долларов (Кн. 1, Приложение 19; кн. 2, с. 59—60; кн. 3, с. 663—676);                                                                                             

- строительство вблизи границы (в 5—20 км с обеих сторон) полевых аэродромов для промежуточной посадки самолетов; возможно — с целью максимального приближения к границе для сокращения дальности перелета во время переброски, а также для изменения опознавательных знаков (перекрашивание советских красных звезд — на черные кресты, и наоборот), чтобы обеспечить беспрепятственный пролет над чужой территорией во время переброски. Возможно, именно для этого вышло постановление Политбюро от 19 июня «О маскировке самолетов» (Кн. 2, Приложение 16).

   19. Для участия в Великой транспортной операции из приграничных военных округов еще до начала войны были выделены фронты. Их штабы, называемые Полевыми фронтовыми управ-лениями, с 18 июня выводились в пункты, от которых до границы вела перешитая на западноевропейскую колея: ПрибОВО — г. Паневежис, ЗапОВО — г. Обуз-Лесня, КОВО — г. Тарнополь, ныне Тернополь, ОдВО — г. Тирасполь. Воинские соединения этих фронтов располагались вблизи перешитых на европейскую колею железных дорог на всем протяжении от границы до указанных пунктов. Другого объяснения этому непонятному расположению войск дать невозможно

    20. По условиям договоренности боевая техника должна была перевозиться по территории другого государства в небоеспособном состоянии — танки с минимумом горючего (чтобы аехать на железнодорожную платформу и съехать с нее) и без боекомплекта; с пушек должны были снять панорамы, с самолетов — боезапас и вооружение. Тому есть множество свидетельств очевидцев. Армейские склады боеприпасов, ГСМ, амуниции и продовольствия должны были выноситься максимально близко к границе и находиться в вагонах или на платформах. Именно поэтому значительная часть боевой техники, боеприпасов и амуниции оказалась в руках немцев после их внезапного нападения на СССР (Кн. 1, с. 157, 316, 322, 324).

    21. По свидетельствам очевидцев, документам и фотографиям автору удалось установить, что в некоторых частях приграничных округов с 12 июня 1941 г. командирам выдавались личные медальоны, а красноармейцам и младшему комсоставу — личные медальоны, а также трусы и майки вместо кальсон и нательных рубах и дополнительные отличительные знаки на петлицы — большие металлические треугольники золотистого цвета. Скорее всего, их выдавали тем, кого готовили к переброске (Кн. 1, с. 89—90, 170; кн. 2, с. 77—85).

    22. Создание второго стратегического эшелона РККА (19А, 20А, 21А, 22А и 16А) автор объясняет тем, что входящие в него войска перебрасывались на Запад, чтобы заменить соединения, убывающие для участия в Великой транспортной операции (Кн. 2, с. 110—112).

    23. Запись в дневнике Гальдера: «3 июля 1941 года, 12-й день войны... кампания против России выиграна в течение 14 дней» автор считает главным подтверждением того, что Великая транспортная операция началась утром 20 июня 1941 г. То есть «кампания» началась на два дня раньше, чем боевые действия (Кн. 1, с. 142).

    24. Вполне возможно, что 18—21 июня бойцам и командирам Красной Армии объясняли, что они едут на совместные учения с союзной армией Германии, а солдатам и офицерам вермахта — что по договоренности с СССР их перебрасывают к Ираку для поддержки войск Рашида-аль-Гайлани в борьбе с англичанами. И в советских частях, движущихся к Северному морю, и в немецких, направлявшихся в Ирак, не было боеприпасов и горючего. Но немцы знали, как будут разво-рачиваться события, и предусмотрели доставку самолетами боеприпасов и горючего 22 июня. Оказавшись в тылу наших войск по плану якобы совместной с СССР операции, немцы, получив боеприпасы и горючее, нанесли удар по отступающим советским частям, а наши войска и гражданское население принимали их за немецкие десанты, о чем имеются свидетельства участников войны (Кн. 1, с. 279—284; кн. 2, с. 16—18, 573—574).

    25. Автор считает, что большие потери наших самолетов на аэродромах при ударе люфтваффе в первый день войны (1 200, см. «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941—1945».М., 1961, т. 2, с. 16) являются следствием их почти нулевой боеготовности. Потери же за два первых дня войны изумляют еще больше — 2 585 самолетов (согласно дневнику Геббельса). Возможно, что это с учетом тех, что перелетели границу по плану Великой транспортной операции 20—21 июня и оказались на территории Германии, поскольку сведения о них поступили в ОКХ лишь во второй половине дня 23 июня (Кн. 2, с. 265—266; кн. 3, с. 481—502).

    26. Автором установлено, что приближение самолетов в 2—3 часа ночи 22 июня первыми обнаружили советские РЛС в Севастополе («Редут-К» и РУС-2) и в ЗапОВО (РУС-2), о чем немедленно было доложено в Москву. Однако оттуда поступили совершенно разные приказы: в Севастополе — открыть огонь (так как там были обнаружены «неизвестные самолеты»), а в ЗапОВО — «приземлить» поднятые по команде командующе-го ВВС округа Копеца советские самолеты (так как «нарушите-лями» были немецкие самолеты, летевшие по договоренности). В Севастополе на рассвете 22 июня «неизвестные самолеты» сбросили не бомбы, а донные магнитные мины. Одна из них взорвалась на берегу. Ни один корабль советского ВМФ в этот день не пострадал. Автор полагает, что этот налет осуществляли английские самолеты с авиабаз Мосул, Хаббания, Кипр. Вопрос нуждается в дальнейшей проработке (Кн. 1, с. 192—204, 248—250; кн. 2, с. 219—235).

    27. Есть основания предположить, что на время переброски войск во время Великой транспортной операции Сталин уехал на 10 дней в отпуск в Сочи. Не найдено ни одного доказательства его присутствия в Москве 19 июня — 3 июля 1941 г., но зато есть ряд странных событий и фактов, которые объясняются скорее его отсутствием. К ним можно отнести: выступление по радио Молотова, а не Сталина 22 июня; фильм о выступлении Сталина 3 июля, где нет ни единого «синхрона»; отсутствие его подписи на главных документах начала войны — решении Политбюро от 21 июня 1941 г., Директивах наркома обороны № 1, 2 и 3, а также Указах Президиума ВС о мобилизации и введении военно-го положения от 22 июня 1941 г. (Кн. 2, с. 321—326, 436—437; кн. 3, с. 433—480.  Автором доказано, что главные доводы тех, кто утверждал, что в период 19 июня — 2 июля 1941 г. Сталин был в Москве — записи в «Кремлевском журнале» и воспоминания посетителей — не служат свидетельством того, что в это же время в кабинете находился и сам Сталин. Свидетельства посетителей о том, что они находились в зафиксированное в журнале время в кабинете вождя и беседовали с ним, — чистая правда. Но они умалчивали о том, что беседовали с ним по прямому ВЧ-телефону, связывающему его кремлевский кабинет с сочинской дачей (Кн. 2, с. 164—167; кн. 3, с. 503—521).  Установлено, что по решению Политбюро от 10 июня 1941 г. Жданов ушел в отпуск и уехал в Сочи 19 июня 1941 г. Известно, что Сталин после смерти Кирова отдыхал только вместе со Ждановым, поэтому можно предположить, что и на этот раз они уехали вместе. Жданов вернулся в Москву 24 июня, а Сталин — лишь 3 июля.

    28. Тот факт, что немцы, захватив 22 июня 1941 г. множество «красных пакетов» с приказом на случай войны, ни одного из них не опубликовали, автор объясняет тем, что из их текста явствовало бы, что Красная Армия не собиралась наносить удар по немецким войскам, а готовилась действовать совсем в другом направлении (Кн. 1, с. 44).

    29. Гипотеза автора о проведении Великой транспортной операции объясняет тот факт, что в первые дни войны советские войска подвергались атакам самолетов с красными звездами. Это были немецкие самолеты, перелетевшие по договоренности 20—21 июня на советскую территорию и перекрасившие опознавательные знаки на советские, чтобы лететь дальше через СССР к Ираку. С началом войны им были сброшены боеприпасы с воздуха. Советские же самолеты, перелетевшие в Германию 20—21 июня, утром 22 июня были интернированы (Кн. 2, с. 214—215, 246—248).

    30. Еще одним подтверждением этой гипотезы служит тот факт, что на сбитых в первый день войны немецких пилотах под комбинезонами была форма не военных, а гражданских летчиков. Этот факт зафиксировал и ввел в научный оборот М. Мельтюхов, но объяснения ему не дал. Ближний Восток. А возглавляемым Павловым войскам горючее должна была взаимообразно оставить где-то в Польше или Германии уходящая оттуда немецкая группа армий. Возможно, для сокращения объема перевозок (Кн. 1, с. 322—324). В этой форме (на случай вынужденной посадки) немцы могли перелетать границу 20 и 21 июня. За эти два дня советские летчики и бойцы ПВО уже «привыкли» к разрешенным Москвой перелетам на рассвете немецких самолетов. Поэтому не удивились и 22 июня, считая, что те идут на посадку. А немцы начали бомбардировку (Кн. 2, с. 259—260).

   31. Автор дал свое объяснение, почему в первые дни войны в ЗапОВО у советских танков практически не было горючего. При допросе арестованного командующего ЗапОВО генерала армии Павлова в июле 1941 г. на вопрос, почему стояли его танки, он ответил, что на весь округ было лишь 300 т горючего, так как по указанию Генштаба горючее для его округа находилось в Майкопе. За 1500 км! Единственное, чем можно объяснить этот невероятный факт — горючее предназначалось для заправки немецких танков, которые должны были двигаться через СССР на Ближний Восток. А возглавляемым Павловым войскам горючее должна была взаимообразно оставить где-то в Польше или Германии уходящая оттуда немецкая группа армий. Возможно, для сокращения объема перевозок (Кн. 1, с. 322—324).

32. Автором установлено, что из названных Молотовым в его речи 22 июня четырех городов, подвергавшихся утром немецкой бомбардировке (Житомир, Киев, Севастополь, Каунас), в утрен-ней оперативной сводке Генштаба за этот день указан лишь один — Ковно (Каунас). Дано новое объяснение первой бомбардировки — немцы бомбили только те населенные пункты, рядом с которыми имелись аэродромы, причем, в первую очередь, те, на которых базировались новые самолеты (МиГ-3, Як-1 и др.). Поэтому Молотов и не упомянул о бомбардировке аэродромов в своей речи (Кн. 2, с. 219—235; кн. 3, с. 481—501).

    33. Автор полагает, что самый первый удар на рассвете 22 июня 1941 г. был нанесен немецкой авиацией по приграничным советским аэродромам, на которых располагались авиаполки, использующие новые истребители МиГ-3, МиГ-1, Як-1, ЛаГГ-3 (кн. 3, с. 481—501).

    34. Автором высказано предположение о том, что большое количество морально устаревших самолетов (И-16, И-153), которые находились рядом с новыми самолетами (МиГ-3, Як-1 и др.) на советских приграничных аэродромах, предназначались для участия в высадке десанта в Англии. Их масса позволила бы забить отражениями экраны английских РЛС. Нельзя исключать и возможность их использования в качестве беспилотных самолетов-снарядов. Существуют свидетельства того, что подобные разработки велись советской промышленностью (Кн. 3, с. 496, Приложение 11).

    35. Автором обнаружены в РГАСПИ и впервые опубликованы решения Политбюро из «Особой папки» по распределению на 1941 год средств и авиаресурсов между военными округами. Из них неожиданно следует, что основным стратегическим направлением для авиации Сталин считал не запад, а юг. Скорее всего, потому, что при высадке десанта на Британские острова основную ударную силу авиации должны были составлять самолеты люфтваффе, а при ударе по английским базам на Ближнем Востоке — самолеты советских ВВС. Количество авиаполков двух округов на юге (КОВО и ОДВО) в 1,65 раза, а их мобрезерв  авиабензина в 1,28 раза превышали количество авиаполков и мобрезерв всех остальных западных округов, вместе взятых (Кн. 3, с. 498—501).

    36. Автором обосновано предположение о том, что одной из главных причин задержки на восемь часов сообщения советскому народу по радио о нападении немцев стало требование Молотова личной подписи Сталина под текстом своего выступления, устно согласованного с вождем по ВЧ-телефону. И, по всей видимости, Сталину передали этот текст в Сочи телеграфом, он поставил свою подпись и фототелеграммой вернул подписанный текст в Москву. При этом Сталин внес в него ряд изменений. В результате зачитанный Молотовым текст сильно отличался отнаписанного его рукой: в автографе 305 слов, а в речи 608. Рукописный текст Молотова обнаружила и сообщила о нем в ведомственном издании МИД Г. Н. Пескова. Автор же впервые опубликовал молотовский автограф в газете «МК» 20 июня 2011 г. и там же изложил свое объяснение причины различий между автографом и текстом, зачитанным Молотовым по радио (Кн. 3, с. 503—521).

    37. Автор полагает, что 22 июня Сталин не находился в шоковом состоянии, как об этом пишут большинство историков и литераторов, а был вполне дееспособен. Об этом свидетельствует правка вождя на присланном ему из ТАСС проекте Сводки Главного командования о боях за 22 июня. Это единственный за тот день документ со следами руки Сталина, который удалось обнаружить автору. Впервые он был опубликован без каких-либо комментариев в сборнике «Сталин. Июнь 1941 — май 1945» [79.С. 35]. В газете «Правда» за 23 июня 1941 г. Указанная «Сводка...» была напечатана уже с учетом сталинской правки. Тем большее удивление вызывает отсутствие подписи Сталина и правки, сделанной его рукой, на важнейших документах начала войны — Директивах № 1, 2 и 3 и Указах о мобилизации и военном положении. Наиболее вероятная причина этого — отсутствие в эти дни Сталина в Москве, из-за чего все секретные документы в этот день попасть к нему не могли, а несекретный текст этой Сводки был передан из ТАСС обычным телеграфом (Кн. 3, с. 522—527).

    38. Автором высказано предположение о том, что поездка к Сталину на дачу в конце июня 1941 г., о которой упоминают Молотов, Микоян и Берия, имела место, но не на ближнюю дачу в Кунцево, а на дальнюю — в Сочи. Видимо, они не ездили, а летали туда 29—30 июня (во время двухдневного перерыва в приеме посетителей в кремлевском кабинете вождя), захватив с собой от НКО Жукова. Привезенный ими Сталину проект «Директивы Совнаркома и ЦК партийным и советским организациям...» был там же подписан и послужил основой для текста речи Сталина 3 июля. Там же они высказали идею немедленно создать ГКО во главе с вождем и передать ему всю полноту власти в стране. Под диктовку Сталина Маленков написал текст «Образование ГКО», который за подписями Сталина и Калинина был опубликован во всех газетах 1 июля (его увезли самолетом в Москву на следующее утро после подписания). Там же была организована запись выступления вождя на магнитную пленку для трансляции по радио. Молотов привез эту пленку самолетом, вернувшись в Москву 1 июля (Кн. 1, с. 32; кн. 2, с. 149—164; кн. 3, с. 433—480).

    39. Автором обнаружены в РГАСПИ и впервые опубликованы письма Молотову, датированные 1 июля 1941 г., от его жены и дочери, которые в тот день уезжали в эвакуацию. В этих письмах они сожалеют, что не сумели с ним даже попрощаться, что тоже говорит об отсутствии Молотова в Москве с 28 июня до 16.40 1 июля 1941 г. (Кн. 2, с. 160—164).

   40. Установлено, что на четырех оперативных сводках Генштаба за 29 и 30 июня подпись Жукова имеется только на одной — в 8.00 29 июня. Следующие три сводки подписаны Соколовским, и лишь с 8.00 1 июля 1941 г. снова появляется подпись Жукова [15.C. 40—48]. Это свидетельствует о том, что 29—30 июня 1941 г. Жукова не было в Москве. Значит, не исключено, что он летал к Сталину в Сочи вместе с членами Политбюро (Кн. 2, с. 160—164).

    41. Автором высказаны и обоснованы предположения о том, что Яков Джугашвили, старший сын Сталина, не попал в плен,а был интернирован утром 22 июня 1941 г. на немецкой территории, где оказался при осуществлении Великой транспортной операции (Кн. 1, с. 64—65 Фотоприложения; кн. 2, с. 327—408, с. 1—31 Фотоприложения).

    42. Автором высказано предположение о том, что гауптштурмфюрер СС Шульце, привезший Якова в Заксенхаузен, а после его гибели там руководивший Особой комиссией РСХА, которая разбиралась с ее причинами, — не кто иной, как Рихард Шульце, адъютант Гитлера, который 28 сентября 1939 г. был сфотографирован рядом со Сталиным при подписании Договора  Бо дружбе и границе (Кн. 2, с. 409—429).

    43. Автором обнаружены в АВП РФ и впервые опубликованы 20—21 июля 2011 г. в газете «МК» документы об обмене в июле 1941 г. сотрудников германского посольства в Москве на сотруд-ников советского посольства в Берлине и членов колонии советских представителей в Германии и странах — ее союзниках. Впервые названа наиболее вероятная дата окончания обмена — раннее утро 19 июля, cовпадаюшая с первыми сообщениями германской и мировой прессы о пленении Якова Джугашвили — старшего сына Сталина. В связи с этим автор предполагает, что известное письмо отцу Яков написал 19 июля 1941 г. и передал через бывшего посла СССР в Берлине Деканозова, который воз-вратился в Москву в тот же день (сообщение о возвращении 19 июля Деканозова в Москву найдено автором в газете «Правда» от 20 июля 1941 г.). Позднее в немецких листовках неоднократно печаталось факсимиле этого письма с указанием, что оно передано отцу дипломатическим путем (Кн. 2, с. 401—409; кн. 3, с. 528—569).

    44. Автором изложена новая версия о причинах потопления 30 января 1945 г. немецкого лайнера «Вильгельм Густлофф». Вероятно, на нем из Готенхафена должен был после начала наступления на Кенигсберг (13 января) вывозиться доставленный из Кенигсберга «Восточный архив» гауляйтера Эриха Коха, в котором хранились основные документы о тайных связях и контактах рейхсвера и вермахта с РККА, НСДАП с ВКП(б), высшего руководства Третьего рейха и СССР, в том числе Сталина и Гитлера, а кроме того документы двух восточных ставок фюрера — «Вольфшанце» и «Вервольф». Поэтому командир подводной лодки С-13 капитан третьего ранга А. И. Маринеско, скорее всего, по тайному указанию высшего руководства страны получил приказ командования потопить конкретное судно — «Вильгельм Густлофф» и дежурил у выхода из Данцигской бухты с 13 по 30 января (Кн. 2, с. 451—515).

    45. Остается неизвестным, когда Сталин принял столь невероятное решение — 24 июня 1945 г., стоя на трибуне Мавзолея, или раньше (ведь «не при параде» пришел он в тот день на Парад Победы), — но после этого счастливейшего события и величайшего праздника для всего советского народа в течение 20 лет Парад Победы не повторялся. В «Правде» за 24 декабря 1947 г. автором обнаружено сообщение «В Президиуме Верховного Совета СССР» от 23 декабря о переносе дня отдыха с 9 мая на 1 января. После этого до 1965 года любимый праздник нашего народа День 9 мая перестал быть государственным праздником и нерабочим днем (Кн. 2, с. 437—440; кн. 3, с. 654).                    

     Зафиксирован и еще один поразительный и никем не объясненный факт. До сих пор не опубликовано ни одного фото, сделанного на двух торжественных приемах в Кремле в честь Победы 24 мая и 25 июня 1945 г. Сталин, осознавая, какую роль сыграл он в катастрофе первых дней войны, и понимая, видимо, что в этой войне победил не он, а народ, не хотел лишний раз напоминать стране о великой победе и лишний раз давать людям повод для размышлений обо всем произошедшем.           

© Осокин Александр Николаевич (авторство трилогии и текста резюме), Владимиров Александр Иванович (предисловие, послесловие)