 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
Согласно данным исследований, со второй половины 1990-х годов почти весь экономической рост городов страны приходился на 150-200 точек ее громадного пространства. Именно в них чем дальше, тем больше концентрируется население, в то время как некоторые староосвоенные районы с их памятниками культуры постепенно пустеют и поглощаются лесом.
Прошло 15 лет с начала экономических реформ. Что изменилось в России? Как оценить эти изменения? Чем характеризуется социально-экономическое состояние города, поселка, поселения? Есть ли различия в состоянии больших и малых городов? Чем отличаются столицы, в т. ч. региональные, и глубинка? Что происходит за пределами городов? Наконец, по каким критериям все это сравнивать? Можно «на глаз». Скажем, провинциалам мозолит глаза Москва со своим видимым благополучием, хотя не все знают, что зарплаты бюджетников в ней до недавнего времени были такими же, как у колхозников. Правда, возможностей подработать в столице больше, но цены… И к тому же под боком нет приусадебного участка и скотины-кормилицы. Но о Москве судят не по бюджетникам, а по строительному буму, шикарным автомобилям, ресторанам: есть предложение - значит, есть довольно большой слой людей, способных все это оплатить. Можно попытаться рассмотреть все множество репортажей из отдельных точек, все разрозненные результаты социологических исследований в городах и селах, но тогда общая картина дробится, теряется, за деревьями не видно леса. А такие обобщенные характеристики, как рейтинги субъектов РФ, часто предсказуемы. Все знают, что Тыва или Калмыкия живут в другом мире и даже в другом времени, чем Москва, Самарская или Ярославская область (хотя медвежьи углы можно найти и в этих областях). Кроме того, оценивать по одной мерке социально-экономическое состояние городов, особенно больших, и сельской местности трудновато. В России это пока еще миры с разными системами ценностей. Поэтому для оценки городов и для оценки всей остальной территории страны были использованы разные наборы критериев, а результаты ранжирования [1] были нанесены на две карты. На первой показано состояние 324 городов с населением свыше 50 тыс. жителей, на второй - социально-экономическая оценка всех административных районов России. Малые города и поселки, многие из которых часто по внешнему виду и образу жизни почти неотличимы от сел, невозможно показать на мелкомасштабной карте, поэтому они как бы «вписаны» в окружающую территорию. Какой город лучше? Оценки социально-экономического состояния городов [2] основывались на данных, содержащихся в так называемых «паспортах городов». Эти паспорта регулярно заполняются муниципалитетами, Федеральная службы государственной статистики собирает их и сводит информацию. Из всей массы показателей было выбрано семь. Данные о величине доходов населения каждого города отсутствуют, поэтому пришлось использовать сведения об официально начисленной зарплате, которая при нашей теневой экономике слабо отражает реальные доходы. К тому же уровень жизни определяется не только доходами и зарплатами, но и уровнем цен. Поэтому зарплата бралась не сама по себе, а в отношении к региональному прожиточному минимуму (1). Объем розничный торговли, общественного питания и платных услуг на душу населения (2), также отнесенный к региональному прожиточному минимуму, несколько лучше отражает не только уровень достатка населения, но и его образ жизни, возможность и склонность тратить деньги. Перспективы развития города во многом определяются инвестициями (показатель рассчитывался на душу городского населения) (3). Из-за нашей теневой занятости реальные цифры безработицы трудно выловить из официальной статистики, поэтому мы рассчитывали процент всех незанятых от общего числа работающих и ищущих работу (4). Данных для расчета общеэкономических индексов по городам нет, но о кризисе или о подъеме городской экономики косвенно свидетельствует показатель динамики промышленного производства в % к докризисному 1990 году (5). Поскольку роль промышленности в разных городах различна, вклад этого показателя в сводную оценку зависел от того, какая часть работающих занята в промышленности. Для непромышленных городов он не учитывался вовсе. Ввод жилья на 1 000 человек населения (6) - неплохой индикатор развития (или упадка) города. Общая обустроенность городского жилья (7) оценивалась на основе показателей обеспеченности жилого фонда канализацией и населения — квартирными телефонами. Каждый из этих параметров ранжировался в баллах, их среднеарифметическое значение было принято за общую оценку состояния города. Затем были выделены три группы городов с лучшими, средними и худшими оценками. Однако многие городские функции, прежде всего административные, культурные и некоторые сервисные не улавливаются этими семью индикаторами. Особенно это касается столиц регионов, где сосредоточены властные структуры, сконцентрированы значительные бюджетные ресурсы и социально-культурный потенциал, что, безусловно, сказывается на состоянии города. Поэтому оценки главных административных центров в каждом регионе были повышены на один балл [3]. В результате получилась четырехбалльная система оценки: отлично, хорошо, удовлетворительно и неудовлетворительно. В зависимости от численности населения выделяются крупнейшие города - городская элита страны (свыше 500 тыс. жителей), так называемые большие города, составляющие основной городской каркас (от 100 до 500 тыс. жителей), и средние города (50-100 тыс.). Малые города (менее 50 тыс.) на карту не нанесены, но для них тоже были вычислены оценки, которые учитывались при выведении общего показателя соответствующего района. Относительная оценка социально-экономического состояния 324 городов России с населением свыше 50 тыс. жителей В табл. 1 приведены результаты ранжирования всех городов. Больше половины российских городов (всего 616) получили неудовлетворительную оценку, их можно отнести к депрессивным. Подавляющая их часть - малые городки: низкие оценки у 72% всех малых городов России. И наоборот, большинство «отличников» - крупные города. Н. Б. Зубаревич [4] считает порог в 500 тыс. жителей своеобразной «границей социальной безопасности» города. Если численность населения достигает 500 тыс., резко падает уровень безработицы, расширяются возможности трудоустройства, активнее малый бизнес и т. п. В группе городов с населением от 100 до 500 тыс. жителей отличников гораздо меньше (7%), но зато 43% имеют хорошую оценку, а депрессивных относительно немного - 14%. Чем меньше город, тем выше вероятность социально-экономической депрессии. Депрессия может быть следствием кризиса, она может быть вызвана остановкой (или отсутствием) градообразующего предприятия. Но дело здесь не только в промышленности - многие городки спят глубоким сном [5]. Когда попадаешь в депрессивный город, его неблагополучие сразу бросается в глаза: облупившиеся, давно не ремонтированные дома, малопроезжие улицы, убогие магазины. На улицах - колонки, значит нет водопровода. Скорее всего, нет и газа. В таких городах часто негде поесть. Жизнь там течет очень вяло, работать почти негде, активное и молодое население бежит оттуда, оставшиеся выживают, как в деревне, - за счет огородов, натурального хозяйства. В то же время состояние четверти средних городов и каждого десятого малого города можно считать хорошим. Признаки активной городской жизни тоже сразу заметны. На улицах больше народу. Фасады домов в центре города подновлены, то там, то здесь видны новые постройки. Как правило, есть гостиницы и кафе, обустраиваются рынки, появляются супермаркеты - хотя большая часть улиц может быть застроена деревянными домами с колонками на тротуарах. Обустройство очень капиталоемко, меняется медленно и зависит от размера города: чем он крупнее, тем большая часть жилого фонда имеет газ, водопровод, канализацию, телефон. Таблица 1 Распределение городов по группам в зависимости от оценки состояния в 2003-2004 гг.
Таблица 2 Доля населения (в %), живущего в городах каждой ранговой группы
Города занимают малую толику всей площади страны, но не стоит забывать, что в них живет почти три четверти наших сограждан. При этом в городах с населением свыше 500 тыс. сосредоточено 44% всех городских жителей, а в малых городах — всего 17%. Почти 40% горожан живет в «лучших» городах (см. табл. 2), преимущественно в центрах регионов. Люди по-прежнему, невзирая на все экономические и административные барьеры, рвутся в столичные города: поток мигрантов ослабел лишь в первой половине 1990-х годов, а сейчас вновь набирает силу. Еще 27% населения живет в городах-«хорошистах». В депрессивных же застрял примерно каждый пятый горожанин. Помимо размера города на его современное состояние влияет местоположение и «профессия». Благополучны экономически активные города, в т. ч. в Ленинградской области, в Подмосковье и, конечно, нефтегазовые центры Поволжья, Предуралья и Сибири. Сгустки депрессивных, в основном средних, городов хорошо видны на карте. Они группируются в старом текстильном районе к востоку от Москвы, в угольном Ростбассе, в Предуралье и на Урале, на Дальнем Востоке. На Юге и Востоке России (Дагестан, Калмыкия, Еврейская АО) даже столицы некоторых автономий получили лишь удовлетворительные оценки. Впрочем, надо иметь в виду, что теневую экономику, которую не улавливает никакая статистика, эти оценки не учитывают. За чертой больших и средних городов Дифференциация внегородского пространства России очень значительна. Его социально-экономический «рельеф» ярко выражен, имеет довольно устойчивые вершины и понижения, и в то же время он весьма подвижен. Однако нанести его на карту непросто. Дело в том, что в общероссийских справочниках отсутствуют статистические сведения для административных районов внутри областей. Пришлось использовать статистическую информацию, издаваемую субъектами РФ, а она, несмотря на все попытки унификации, довольно разнородна и к тому же малодоступна. Поэтому ранжировать экономическое состояние районов по тем же семи показателям, что и города, не удалось. Упрощенная методика оценки учитывает влияние больших и малых городов на близлежащую сельскую местность, а также характеризует состояние внегородских отраслей, прежде всего сельского и лесного хозяйства. Социально-экономическая организация сельской местности у нас принципиально отличается от городской. В деревне, поселке нет такого выбора занятий, как в городе. Советские власти пристально следили за «функциональной чистотой» сельской местности, не допуская там развития каких-либо иных производств, кроме основного, преимущественно аграрного. Вся жизнь нескольких поселений зависела часто от одного предприятия — колхоза, совхоза или леспромхоза. Сейчас крупные предприятия в сельской местности потеряли монопольные функции, наряду с колхозами появились фермерские хозяйства[6], с бывшими леспромхозами конкурируют частные пилорамы. И все же от того, в каком состоянии находится местное лесо— или агропредприятие, зависят и зарплаты, и занятость населения, и большинство социальных и психологических проблем людей. В районах, где в результате депопуляции долгие годы происходил «отрицательный отбор» населения, мотивация сельских жителей снижена, поэтому социальные и экономические факторы практически неотделимы друг от друга. Для оценки состояния сельского хозяйства использовались показатели, характеризующие его динамику: сокращение агропроизводства и поголовья скота по сравнению с 1980-ми годами и их рост в отдельных районах в 2000-е. Продуктивность (урожайность зерновых и надои молока от одной коровы до кризиса и в настоящее время) также служит надежным индикатором: депрессия непременно сопровождается падением продуктивности [7]. При оценке учитывалось и то, что с коллапсом крупного хозяйства прилегающая сельская местность не всегда проваливается в яму безнадежности. В пригородах больших городов у сельского населения есть выбор занятий. В южных зерновых районах частное скотоводство расширялось даже при упадке крупных предприятий. Для районов, сочетающих сельское и лесное хозяйство, заготовку древесины и ее переработку, оценки учитывали удельный вес того и другого. Лес становится важным фактором выживания — особенно там, где еще сохранились экспортные хвойные породы или же где есть лесопереработка. Лесозаготовками занимаются не только специализированные предприятия, но и многие колхозы, которым выделяют определенные лимиты вырубки (за счет леса некоторым из них даже удается выглядеть прибыльными — при катастрофическом сокращении аграрной деятельности), а также бюджетные организации и население. Вкупе с данными о локализации добычи полезных ископаемых, прежде всего нефти и газа, лесопромышленные показатели явились основой для оценки состояния северных и восточных малоосвоенных районов. На фоновые оценки аграрного и лесного секторов сельских районов повлияло и состояние местных малых городов, не показанных на Карте 1. Например, в Новгородской области повсюду, кроме пригородного Новгородского района, происходит резкое падение агропроизводства, сокращение посевных площадей — вплоть до полного коллапса растениеводства в местах наиболее сильной депопуляции. Но в регионе помимо столицы есть еще один промышленный «локомотив» — крошечный город Чудово (17 тыс. жителей), в котором «осело» три предприятия, созданные или поднятые иностранными инвесторами. Два из них — лесоперерабатывающие. «Вытянуть» не только городок, но и целый район способны электростанции, некоторые промышленные, транспортные и рекреационные центры. Дачники, в т. ч. москвичи и петербуржцы, тоже помогают выживанию сельских регионов. Например, в Валдайском районе Новгородской области дачники не только сохраняют и восстанавливают деревни, но и создают рабочие места, стимулируют личное сельское хозяйство населения и даже задают повышенный уровень цен и потребления в г. Валдае, что способствует общей, хотя и сезонной, активизации жизни. В итоге все районы получили ранговые оценки социально-экономического состояния по трехбалльной шкале: высокие, средние или низкие. Но сводить все разнообразие российской сельской экономики к трем ранговым группам было бы слишком сильным упрощением. Депрессивные районы Нечерноземной периферии, где коллапс сельского хозяйства и депопуляция часто приводят к полному запустению территории, зарастанию лесом, нельзя сравнивать с южными регионами, где тоже забрасываются колхозные поля, но более молодое и активное население часто ведет товарное личное хозяйство. Переход к частной экономике характерен и для депрессивных районов Сибири, и для горных районов Кавказа. Не только каждый депрессивный район несчастлив по-своему, но и относительно успешные также счастливы по-разному. Кто-то гребет дивиденды с нефти и газа, кто-то использует близость к крупным рынкам сбыта аграрного и лесного сырья, кто-то успешно эксплуатирует природную ренту по плодородию или уникальный рекреационный ресурс и инфраструктуру. Можно дополнять характеристику районов все новыми типами и подтипами, но на мелкомасштабной карте разумнее показать зоны с разным характером освоения территории: 1 — слабоосвоенная и неосвоенная на Севере и Востоке страны, 2 — лесная с добычей полезных ископаемых, очаговым заселением и сельским хозяйством, 3 — лесо-сельскохозяйственная, 4 — преимущественно сельскохозяйственная равнинная, 5 — горная скотоводческая с очагами добычи полезных ископаемых. Границы этих зон нанесены и на карту городов. Большая дробность контуров в Европейской России объясняется тем, что здесь административные районы мельче. В Сибири же ареалы более крупные — просто из-за того, что там крупнее низовые районы. Относительная оценка социально-экономического состояния всех административных районов России Разноликая Россия Что же представляют собой в каждой из зон относительно благополучные, средние и депрессивные районы? 1. Неосвоенная территория занимает 48% общей площади России, а проживает там всего 2% ее населения. Это «белое чудовище» — не просто огромное пятно на карте, это природный резервуар, источник богатейших ресурсов. Бурые болота с «окнами» воды да стланиковая тундра на возвышенностях переходят на юге зоны в лесотундру и тайгу. Самые северные в мире большие города, в том числе наследники опорных баз ГУЛАГа (в 2005 году здесь жило 2,5 млн горожан), зависят от северного завоза и дорогих систем жизнеобеспечения. Люди терпели эти суровые условия ради высоких зарплат, возможности накопить деньги и без проблем переехать потом «на материк». Лишившись этого, население побежало из городов и добывающих поселков в освоенные зоны. В 1990-е годы максимальный миграционный отток городского и сельского населения (от 200 до 900 человек на 10 тыс. населения ежегодно) наблюдался на Чукотке, Камчатке, в Магаданской области. Другие районы тоже продолжают терять население. Исключение составляют некоторые города в нефтегазоносных округах — освоенные очажки цивилизации. Именно от них, а еще от мировых цен на нефть и газ в течение нескольких десятилетий зависела и будет зависеть судьба страны. В этой зоне есть и ареалы более освоенного пространства, с очаговым сельским хозяйством (Центральная Якутия) либо с относительно густой сетью добывающих поселков. Все остальное — мир традиционного хозяйства коренных народностей Севера. Даже в национальных округах (за исключением Якутии) их доля в населении крайне мала, гораздо меньше доли русских. Огромные советские оленеводческие колхозы в основном развалились, стада оленей перешли было в частные руки, но за невыгодностью оленеводческого хозяйства поголовье быстро сократилось. Архаичное оленеводство, охота, рыболовство — вот основа выживания малых народов на всей этой огромной территории. 2. Лесная зона с добычей полезных ископаемых, очаговым заселением и сельским хозяйством тянется широкой полосой от Белого и Баренцева до Охотского и Японского морей. Здесь внегородское пространство организуют транспортные, рыболовецкие, горно— и лесопромышленные поселения, обычно нанизанные на нити рек. В этой зоне наивысшие оценки были присвоены новым районам добычи нефти и газа на севере Европейской России и в Западной Сибири — благодаря высокому уровню инвестиций и зарплат. Однако о достойном качестве жизни в поселках, часто вахтовых, говорить не приходится. Обширные территории соответствующих административных районов показаны на карте не целиком: нас интересует только та их часть, где сконцентрирована добыча. Как «средние» были оценены, в основном, районы наиболее интенсивных лесозаготовок и, особенно, экспорта древесины — территории у северо-западной (Карелия) и юго-восточной границ России. Такие же оценки получили сырьевые районы крупнейших центров лесопереработки (в республике Коми, в Томской, Иркутской и других областях) и районы с небольшими добывающими центрами (например, Кировск в Мурманской области). Остальные районы — это слабоосвоенные территории, где в отдельных очагах люди выживают как умеют. Агропредприятия, возникшие здесь на волне общехозяйственного освоения, в последние 10 лет пережили крушение. Почти все свернули растениеводство; сохранилось не более 1/4 поголовья общественного скота. Население сокращается — молодежь уезжает в города, поэтому рождаемость нулевая, а смертность очень высока. Хозяйства оставшихся стариков очень скромны. Но и тут встречаются очажки экономической активности и относительного благополучия. Скажем, плывете вы в лодке по таежной реке, заваленной гниющими в воде бревнами, оставшимися от прежнего «самосплава». На берегах десятки километров тянется нетронутая тайга. Ни души, разве что дальний костер рыбака, палатка туриста да заросшие крапивой, иван-чаем, березняком развалины поселка или осколок ГУЛАГа -— бетонные блоки бывшего лагеря. Но вот возникает живое селение, окруженное не полями, а травянистыми выгонами — луговой остров среди тайги, символически поделенный на участки редкими жердями. Огороды малы и жмутся к избам. И вдруг — гора бревен. Это частная пилорама рядом с поселком. Значит, где-то здесь есть дорога. А на ней, возможно, предприятие покрупнее. Это оно засорило окрестности обрезками сучьев, досок, опилками, щепой. При нашем бездорожье основной лесоповал зимой, тогда здесь можно встретить и молодежь: в сезон заработки (в основном в конвертах, без налогов) достигают 15-20 тыс. в месяц. Здесь даже меньше пьют, поскольку ценят работу и нет такой безысходности, как в более южных селах нечерноземной глубинки. Но стоит отплыть дальше, и снова верста за верстой — таежное море. 3. Лесо-сельскохозяйственная зона охватывает остальную часть Нечерноземья, а также переходную полосу от тайги к степям на востоке страны. Это главная промышленная зона страны, именно в ней расположено большинство крупных городов, формирующих ярко выраженные пригородные ареалы. Ее главная особенность — головокружительный контраст пригородов и периферии. Пригород — это совершенно особый мир, инфраструктурно обустроенный гораздо лучше, чем вся остальная территория, более плотно заселенный и привлекательный для мигрантов. Здесь тесно переплетаются сельские и городские черты: в селах — многоэтажки, окруженные огородами, недалеко — садоводческие товарищества горожан, по площади не уступающие селам, вперемежку с коттеджными поселками, складами, крупными торговыми центрами и тому подобными «выплесками капиталов». Многие сельские жители ежедневно ездят в города на работу, проводят там большую часть времени, делают покупки. В отличие от многих западных стран, в России именно вблизи больших городов сформировалось и более мощное сельское хозяйство. В значительной степени оно поддерживается тем, что в города и пригороды долгие годы стягивалось более молодое и активное население. Сюда же направлялись и основные инвестиции. В результате накопленный потенциал позволил пригородным агропредприятиям пережить кризис. Влияние города на окружающую местность неоднозначно. Оно зависит от размера города и от характера самой местности. Пригороды Москвы и Санкт-Петербурга — это городская агломерация с гроздьями больших, средних и малых городов вокруг крупнейшего центра. Такой, как здесь, концентрации капиталов, такого количества дачников, таких мощных агропредприятий почти промышленного типа, таких высоких цен на землю и такой напряженной борьбы за нее, пожалуй, в России больше нет, хотя ближайшие пригороды городов-миллионеров и пятисоттысячников по многим параметрам сравнимы с Подмосковьем. Пригороды могут охватывать территории, превышающие площадь ближайшего к городу административного района. Например, подмосковный пригород — это почти вся Московская область; пригороды Санкт-Петербурга и Екатеринбурга распространяются на две-три окружающие областную столицу зоны. Дачные же зоны москвичей и петербуржцев расползлись по деревням соседних регионов, соприкасаясь на юге Псковской и Новгородской областей. Пригороды сибирских гигантов поуже. В Нечерноземье не только вблизи центров регионов, но и рядом с любым большим городом (свыше 100 тыс. жителей) формируется административный район, выделяющийся на фоне депрессивного окружения более высокой плотностью населения, лучшими результатами сельского хозяйства и повышенной экономической активностью. Впрочем, даже западнее Урала доля пригородных территорий, получивших наиболее высокие оценки, составляет лишь около 8% территории. Районы с мелкогородскими очагами развития — атомградами (в прошлом «закрытыми» городами) или городскими поселениями, где есть успешные заводы, производящие экспортную продукцию, а также переходный пояс районов, примыкающих к пригородам, с относительно благополучным сельским хозяйством — получили средние оценки. Большая часть лесо-сельскохозяйственной зоны -— это почти сплошь депрессивная периферия, возникновение которой во многом обусловлено редкой сетью больших городов. Среднее расстояние между большими и крупными городами в Нечерноземье (без учета Московской области) составляет 185 км (а в России в целом — 323 км). Даже если считать малые городки, то все равно путь от города до города составит здесь в среднем почти 50 км, т. е. в два-три раза длиннее, чем в Западной Европе. Нечерноземная периферия — самая проблемная территория. Экономика здесь зачастую в полном коллапсе, люди страдают от безденежья и выживают лишь за счет натурального хозяйства. В таких условиях оказался каждый пятый селянин лесо-сельскохозяйственной зоны. Земли много, да никому она не нужна, забрасывается, зарастает сорняками и лесом. Масштабы сельской депопуляции и разрушения сети сельских поселений колоссальны: почти в половине деревень либо вообще нет постоянного населения, либо живет менее 10 человек, еще в 30% — от 10 до 50 человек, в основном, это пенсионеры. Много запойных пьяниц. Через несколько лет и в этих деревнях останутся разве что дачники [8]. Большинство агропредприятий убыточно, продуктивность хозяйств крайне низка: урожайность и надои молока здесь в два-три раза ниже, чем в пригородах с точно такими же природными условиями. Во многих районах посевные площади сократились в 10 и более раз, в некоторых в 2000-е годы уже вообще ничего не сеяли; 70% всех районов этого типа можно назвать "черными дырами" сельского хозяйства. Частный сектор как будто прорастает сквозь общественный, но по мере старения населения и он свертывается. Люди чаще выживают за счет даров леса: собирают грибы, ягоды, ловят рыбу. А если сравнительно недалеко есть предприятия, перерабатывающие лесные дары, или место доступно для транспорта, то в деревне появляются перекупщики. В северной части этой зоны, где есть хороший лес, важным фактором выживания целых районов является лесозаготовка. Крупных предприятий здесь гораздо меньше, чем на Севере, но зато множество частных пилорам. Фермеров мало, так как консервативное население глубинки отторгает покушения «чужих» на традиционный уклад. К тому же в таких районах трудно найти надежных малопьющих работников. На востоке страны эта зона тянется гораздо более узкой полосой, в пределах которой также идет разрушение коллективного сектора сельского хозяйства и население выживает за счет леса. Если ехать от крупного города в сторону границы региона, то видно, как постепенно мельчают поля и селения и как их место занимают леса. Вдоль дорог села еще довольно крупные. Но чуть в стороне деревни зимой вымирают и только летом некоторые из них заполняются дачниками. Черные, ветхие, редко стоящие избы местных жителей отделяют от наступающей со всех сторон стены леса небольшие выгоны и поля. От колхозных построек остались лишь руины: остовы бывших ферм, хлопающие на ветру сорванными кусками крыш амбары, брошенные у околицы останки техники. И в деревнях, и на подъезде к ним — разбитые и почти непроезжие дороги. Малые городки почти неотличимы от деревень — те же деревянные дома с палисадниками, разве что скота поменьше да есть одна главная улица или центральная площадь с облупившимся памятником вождю пролетариата и несколькими кирпичными домами. Большинство этих городков получили неудовлетворительные оценки, что усугубляет общую депрессию территории. 4. Преимущественно сельскохозяйственная зона охватывает равнинные территории в треугольнике: Курск — Краснодар — Красноярск. Это основная сельскохозяйственная зона страны. Но и она весьма неоднородна. Оценки у пригородов здесь также выше, чем у периферии, но контраст между ними заметно меньше, чем в лесо-сельскохозяйственной зоне. В Белгородской же области, в Краснодарском крае, в Ставрополье агропроизводство настолько мощное, что территории, окружающие региональные столицы, мало выделяются на фоне всей остальной сельской местности. Со столичными районами успешно конкурируют такие крупные рекреационные узлы, как Сочи и Минеральные воды. В этой зоне гораздо больше территорий, получивших средние оценки благодаря состоянию сельской местности, а не городов. Немало здесь и депрессивных районов, однако причины и последствия этой депрессии иные, чем в Нечерноземье. В этой зоне выделяются четыре крупных региона, у каждого из них свои особенности. Черноземный клин от Курской и Белгородской области до Волги — это крупные села вдоль рек и балок и сплошь распаханные водоразделы. Плодородные черноземы делают инвестиции в сельское хозяйство менее рискованными. Земля, гарантирующая успех огородничеству, и созданная еще в советские годы социальная инфраструктура привлекают много мигрантов. Большая часть территории получает средние оценки, более или менее обширные очаги сельской депрессии появляются лишь на востоке Тамбовской и Рязанской областей, а также в Пензенской и Ульяновской. Чем южнее, тем больше кирпичных или беленых саманных домов, они лучше благоустроены, окружены пышными садами. Холмистые равнины сплошь покрыты обширными полями, которые очень украшают пейзаж. В разгар лета ярко-зеленые посевы яровых дополняют желтизну набравших колос озимых, стройные ряды подсолнечника чередуются с уходящими за горизонт мерцающими бело-зелеными полями гречихи. А черноземы, отдыхающие под паром, кажутся влажными даже в сухую погоду. Кроме общественного стада, рядом с поселением всегда пасется немалое частное. Южные равнинные и предгорные районы Северного Кавказа — это самый лучший сельскохозяйственный район России, с крупными селами и станицами. Экономика и занятость сельского населения здесь тесно связаны с колхозным сектором, предприятия которого так же высокопродуктивны, как и пригородные в Центре. Преуспевают здесь и крупные предприятия, и фермеры, и личные сельские хозяйства. Благодаря доходности производства зерна и подсолнечника сюда стекаются разного рода инвесторы, стремящиеся получить быструю прибыль, причем их специализация порой даже не имеет отношения к сельскому хозяйству. Они занимаются только зерном и полностью отказываются от животноводства. Традиционные колхозы также расширяют производство зерна и сокращают поголовье скота. Все это приводит к постепенному изменению специализации сельского хозяйства. Здесь многие хотели бы обосноваться, но местное сообщество -— сплоченное и консервативное, приезжим в нем нелегко, особенно в казачьих станицах. Типичный пейзаж — поля пшеницы, кукурузы, подсолнечника, расчерченные, как по линейке, стройными рядами пирамидальных тополей. Всюду признаки аграрной мощи: оросительные системы, башни элеваторов, обилие сельхозтехники. Много прудов и мини-водохранилищ. Села и станицы с тысячами жителей, магазинами, клубами, многоэтажными постройками порой неотличимы от небольших городов. В пределах этого ареала оценки социально-экономического состояния явно снижаются на севере и на востоке, достигая наименьших значений в засушливых районах Ростовской области и северо-восточного Ставрополья. В засушливом Поволжье главное — тоже зерно, однако в этом регионе уже преобладают признаки депрессии, хотя и своеобразной. Урожаи зерна низки и не гарантированы. Из десяти лет может выпасть лишь два-три урожайных, но зато в эти годы прибыль отчасти компенсирует убытки неурожайных лет. Здесь в советское время было распахано слишком много земель, теперь они не по силам предприятиям. Поэтому потери посевной площади почти так же велики, как и в нечерноземных районах. Однако поля не зарастают, а превращаются в пастбища. Сильно сократилось и поголовье общественного скота. Зато у населения скота много. Это объясняется тем, что за труд и за земельные паи предприятия часто расплачиваются зерном, которое идет на корм скоту. В результате основные доходы люди получают не столько от колхозов, сколько от частного животноводства, которое, однако, может существовать только в тесном симбиозе с крупными предприятиями. Эта одна из основных зон фермерства, причем очень землеемкого, зернового. Есть в Поволжье очаги со средними и даже хорошими оценками — пригороды и отдельные ареалы более благополучного сельского хозяйства (например, на юге Башкирии, в Самарской области). Но в первую очередь, это, конечно, районы, где есть дополнительные источники доходов, прежде всего, связанные с нефтью и газом. Яркий пример — Газоконденсатный завод в Красноярском районе Астраханской области, дающий больше налогов в бюджеты всех уровней, чем даже город Астрахань с населением более 500 тыс.жителей. Хотя более 90% налоговых поступлений забирают федеральный и областной бюджеты, оставшейся части достаточно, чтобы район по всем показателям резко выделялся из своего окружения. Отстает в нем только сельское хозяйство: работники переметнулись на лучше оплачиваемые места. Ландшафты юго-востока Европейской России неодинаковы на правом берегу Волги и в Заволжье. На правобережье они напоминают черноземную зону. Только деревни реже, больше деревянных и саманных домов, хуже дороги. Жухлые травы и менее рослые хлеба — знаки засушливости климата. В Заволжье иссушение земли к концу лета становится бедствием, и от лета к лету (как повезет с дождями) пейзаж может меняться. Бескрайние плоские поля перемежаются огромными разнотравными пастбищами, часто засоренными степным бурьяном. Сеть дорог и сел еще реже, общее обустройство хуже, в том числе из-за безводья. Возле селений большие стада общественного и частного скота, часто пасущегося на убранных и заброшенных полях. Села крупные, при усадьбах крошечные поливные огороды и большие скотные дворы, где содержат и коров, и свиней, и овец, и всяческую птицу. Поодаль — многочисленные хутора и кошары с отарами овец, значительная часть которых тоже в частной собственности и часто не учитывается никакой статистикой. Пастухи — либо местные казахи, либо приезжие чеченцы. Несмотря на сужение зоны, пригодной для сельского хозяйства, Урал, Сибирь и Дальний Восток дают четвертую часть сельскохозяйственной продукции России. Здесь сконцентрирована почти треть всех занятых под зерновыми посевных площадей России — 23,6 млн га, т. е. почти в два раза больше, чем на благодатных равнинах Северо-Кавказского Юга. Особенностью этой зоны является гораздо меньшая сельскохозяйственная освоенность. По существу, речь идет лишь об отдельных очагах и ареалах, которые невозможно показать на такой мелкомасштабной карте. Чем дальше на восток, тем выше концентрация сельскохозяйственных земель вокруг промышленных поселений и тем чаще встречаются в сельской местности несельскохозяйственные поселки. Плотность сельского населения здесь невелика. Но эти места, как и юго-восток Европейской России, не знали крепостничества. Сюда прибывало предприимчивое население — оно и сейчас в целом моложе, чем в западных и центральных районах страны, и больше готово к экономическим рискам. Поэтому и частный сектор здесь активнее. На Востоке тоже есть очаги более благополучного сельского хозяйства, например на юге Омской и Тюменской областей. В центральной части Алтайского края расположен единственный за Уралом зерново-свеклосахарный район, где в последние годы активно внедряется лен, который почти полностью исчез в традиционных нечерноземных районах, пораженных депрессией. На Востоке самые высокие оценки получили пригородные территории. Контраст между пригородами крупнейших городов, часто с миллионным населением, и сельской глубинкой здесь больше, чем на юге Европейской России — он сравним с тем, что наблюдается в Нечерноземье. Самая тяжелая ситуация -— в сельскохозяйственных ареалах на юге Дальнего Востока, где очень силен отток населения, общественное производство близко к коллапсу, посевные площади и поголовье скота уменьшаются почти с такой же скоростью, как в Нечерноземье. Спасает только соя, посевы которой теперь достигают 30-50% всех посевных площадей. 5. Горную скотоводческую зону с очагами добычи полезных ископаемых можно подразделить на два подтипа: Кавказский и Сибирский. Это районы, где в больших городах чаще преобладает русское, а в сельской местности нерусское население, которое из-за кризиса в 1990-х годах вернулось к традиционному для этих территорий национальному хозяйству. На Северном Кавказе плотность сельского населения самая высокая: более 30 человек на кв. км, даже больше, чем в среднем российском пригороде. Горные поселения тоже разные, но порой они так многолюдны и так плотно застроены, что напоминают мини-города, часто очень колоритные — как в арабской сказке. Безработица выталкивает местное население в соседние северо-кавказские и поволжские русские регионы на временную работу или на постоянное место жительства. Несмотря на обилие трудовых ресурсов и более благоприятные природные условия, здешний коллективный сектор развалился так же быстро, как и на Севере России. Старые советские рекреационные предприятия также находятся в кризисе — только в последние годы началось их постепенное возрождение на частной основе. По всем формальным показателям эти районы оказываются депрессивными. Но здесь очень окреп частный сектор, в каждой семье по нескольку коров, быков, много овец. Поэтому оценить реальное социально-экономическое состояние таких районов крайне сложно. В сибирских горных регионах основой сельской экономики также стало традиционное, в основном, частное сельское хозяйство, только плотность населения там гораздо меньше, а его доходы — ниже. Социально-экономическая поляризация Глядя на карты, можно выявить ареалы социально-экономического благополучия и депрессии. И хотя относительно благополучные и депрессивные города разбросаны по всей России, продолжающаяся концентрация населения в районах с лучшими оценками усиливает поляризацию территории. Роль крупных городов растет -— именно за счет них, а еще за счет небольшого числа средних и небольших инвестиционно привлекательных городов идет возрождение экономики. По оценке А. И. Трейвиша, со второй половины 1990-х годов почти весь экономической рост городов страны приходился на 150-200 точек ее громадного пространства [9]. На севере и в Сибири эти города часто возглавляют ареалы добычи экспортных ресурсов. Сельское хозяйство наиболее устойчиво на равнинном Северном Кавказе и в пригородах больших городов. Там оно быстрее всего выходит из кризиса, но опасность грозит ему с другой стороны: высокая стоимость земли в пригородах и выгодность производства зерна на юге ведет к тому, что искусственные банкротства даже благополучных агропредприятий случаются все чаще. Поддерживают агропроизводство в средневолжских республиках (Татарстане, Башкортостане, Чувашии), лучше сохранивших социально-демографический потенциал сельской местности. Есть довольно успешные районы и на востоке страны, хотя, как и на севере, их «вытягивают» лесопромышленные и добывающие предприятия. Зона социально-экономической депрессии охватывает огромные территории в Нечерноземье и в Сибири. Переход от административно-партийных к рыночным механизмам регулирования агропроизводства, отказ от принципа самообеспечения регионов показал, что многие предприятия держали гораздо больше скота, чем были в состоянии прокормить, и вынуждены были обрабатывать земли, на которых они не могли не только получить достойный урожай, но даже убрать то, что выросло. Главное, что с этих территорий уходит человек, их отвоевывает дикая природа. Особую грусть это вызывает в староосвоенных районах Нечерноземья, особенно там, где сохранились памятники культуры, которые постепенно разрушаются и поглощаются лесом. Эти процессы не следует рассматривать только как результат кризиса 1990-х годов. Депопуляция сельской периферии — неизбежное следствие урбанизации страны. России уже давно не хватало сил для глубокого и относительно равномерного освоения всего ее пространства, и теперь постепенно экономическая деятельность приходит в соответствие с природными условиями и социально-демографическими ресурсами. В целом поляризация пространства усилилась, что отражает реальную экономическую дифференциацию регионов. Это проявляется на всех уровнях: от предприятий, административных районов до субъектов РФ. В период кризиса и при первых шагах выхода из него четко обозначились перспективные очаги и обширная зона, где хозяйственная деятельность не вписались в новые условия. 1. Расчеты основывались на информации по 1 074 городам (всего в России 1 099 городов) и 1 866 внутрирегиональным административным районам. 2. Эта работа была проведена совместно с А. И. Трейвишем. 3. Ранговая оценка центров автономных округов не повышалась. Как правило, они маломощны и порой даже не имеют городского статуса, так что большая их часть, за исключением нефтегазовых округов, на карте вообще не показана. 4. Зубаревич Н. Б. Социальное развитие регионов России: проблемы и тенденции переходного периода. М.: Эдиториал УРСС, 2003. С. 111. 5. См. в этом же номере журнала: Нефедова Т. Костромская провинция в поисках экономической ниши. 6. См.: Нефедова Т. Г. Многоукладность сельской экономики и хозяйственная самоорганизация сельских обществ // Отечественные записки. 2006. № 1 (28). С. 227-240. 7. Изучение интегральных показателей, характеризующих состояние сельской местности, отражено в следующих публикациях: Нефедова Т. Г. Сельская Россия на перепутье: Географические очерки. Карта «Черные дыры сельского хозяйства в Европейской России». М.: Новое издательство, 2003; она же. Пространственная организация сельского хозяйства в Европейской России//Известия РАН. Сер. геогр. 2003. № 5; она же. Районирование сельского хозяйства восточных районов России//Известия РАН. Сер. геогр. 2006. № 5. 8. О такой глубинке см. в этом же номере журнала: Нефедова Т. Костромская провинция в поисках экономической ниши. 9. Трейвиш А. И. Город, район, страна и мир: Россия глазами страноведа (выйдет в «Новом издательстве» в 2007 году). _____________________ © Нефедова Татьяна http://www.polit.ru/research/2007/01/18/nefedova.htm... «Отечественные записки» http://www.strana-oz.ru/ (2006. № 5). |
       
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
