 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
Памяти «Столицы»
Замечательный критик Наталья Иванова, с ностальгией вспоминая «азарт участия в неутомимой деятельности еженедельника, не столько следующего времени, сколько его пришпоривающего, формирующего», писала: «Время было странное: "Огонек" выдохся, и "Столица" у него взяла лучшее – динамизм, лаконичность, расчет на думающую, соображающую и обладающую запасом иронии публику. От чего она избавилась сразу - так это от публицистической надрывности, интонации дешевой псевдодемократичности. Журнал не разжевывал освободительных идей, не выступал с "лозунгами", не собирал "единомышленников", не оскорблял примитивизацией общеизвестного… Популярный, но не популистский. Не глянцевый. Не "элитарный". Не высокомерный. Но и – не терпящий пустоты. Может быть, именно поэтому он очень быстро завоевал свою нишу, легко встроился в ряд известных СМИ и, набрав темп, начал их обгонять: тираж не умопомрачительный, но все же – 150 000 и выше». Журнал продолжал набирать вес и тиражи – до той поры, когда, как писала позднее в «Новой газете» Алла Боссарт, «наш главный редактор Андрей Мальгин… задумал продаться издательскому дому «Коммерсантъ». Век лощеной коммерсантовской «Столицы» был недолог, попытки возродить – тщетны. Блистательная публицистка Валерия Ильинична Новодворская так высказалась по этому поводу в одной из своих публикаций 1998 года: «Журнал "Столица" был одним из немногих западнических и антикоммунистических изданий, причем в отличие от утлых "Курантов" он был талантлив и не был скучен, он собирал лучших авторов, самых смелых, самых дерзких, самых способных. Для него не было табу… Журнал… не потерял своих подписчиков, не вылетел в трубу, не разорился, он был казнен за государственную измену». «Думаю, что "Столица"… начинала мешать тому глянцевому напору, который расчищал для себя рынок», – справедливо отмечает Наталья Иванова. Впрочем, многие и сегодня, от Москвы до самых до окраин, бережно хранят в своих малогабаритных квартирах подшивки легендарного еженедельника, с которым связана целая эпоха. «Качнется купол неба…» 2-5 июля на Мастрюковских озерах, что между Самарой и Тольятти, пройдет традиционный Грушинский фестиваль – самый престижный слет отечественных бардов, получивший в 2001 году статус Всероссийского. Правда, по факту он стал всероссийским, и даже международным еще лет тридцать назад.
Первый фестиваль авторской песни памяти студента Куйбышевского авиационного института, основателя трио «Поющие бобры» Валерия Грушина (погибшего 29 августа 1967 года на реке Уде в Восточном Саяне, спасая тонущих детей) прошел 28-29 сентября 1968-го в районе кордона «Колоды» в Жигулях и собрал около 600 участников. С тех пор стал ежегодным. С единственной паузой – в первой половине 80-х. В 1980 году решением областных властей «Грушу» отменили – по официальной версии, фестиваль, проводимый за 1000 километров от Москвы, мог помешать московской Олимпиаде (видимо, партфункционеров огорчала популярность действа, организованного не ими, не «сверху»: предыдущий фестиваль собрал рекордное количество участников – 100 тысяч из 75 городов). В 1986-м – три месяца спустя после посещения Тольятти М. Горбачевым, провозгласившим перестройку, – Грушинский вновь вышел из подполья. И из года в год становится все более массовым: число его участников давно перевалило за 200 тысяч. В разные годы на грушинскую гитару выходили: Виктор Берковский, Валерий Боков, Георгий Васильев и Алексей Иващенко, Борис Вахнюк, Юрий Визбор, Александр Городницкий, Александр Дольский, Олег Митяев, Сергей и Татьяна Никитины, Леонид Сергеев, Дмитрий Сухарев, Ада Якушева – практически все, кого теперь почитают как корифеев авторской песни. Многие, собственно, став лауреатами Грушинского, получили путевку в большую творческую жизнь. И хотя многие не без апломба отрицают само понятие «авторская песня» – она, знаете ли, очень даже живучая. История Грушинского сохранила любопытный факт: на фестивале 1974 года кто-то насчитал на фестивальной поляне и на горе около 700 беременных туристок. Жаль, нет статистики, как сложились судьбы будущих новорожденных… Нет сомнения: и этот Грушинский пройдет на высоте. Бог с ней, с коммерциализацией и случайной публикой, – традиции это не помеха. Единственное, кого будет остро не хватать – исконного грушинского чайханщика Юрия Маслова: в декабре 2003 года друзья проводили его в последний путь. «Великое таинство» 5 июля 1921 года, 83 года назад, газета «Известия» писала: «Голодающее население Поволжья лавиной двинулось на юг, сея по пути заразу и смерть... Едят кору (леса липовые объедены), кислый щавель, сусликов, черепах». А это только начало страшнейшего в истории России голода. В «Известиях» от 23 июля читаем: «Суслики
Интересно, что в первом издании Большой Советской Энциклопедии (1930 г., т. 17) под редакцией Н. Бухарина и др. (почти все вскоре были расстреляны как «враги народа») мы еще можем что-то прочесть об этом нечеловеческом испытании, устроенным «народным» режимом. Голод 1921–1922 годов признается «небывалым даже в летописях русских голодовок». Приводятся цифры: голодом охвачено 35 губерний с населением 90 миллионов, погибло около 5 миллионов человек, опустошено до 10–20 процентов дворов и хозяйств, армия беспризорных детей дошла почти до 7 миллионов. Естественно, большевики здесь абсолютно «не при чем» – «этот голод явился тягчайшим "посмертным даром" свергнутого царизма»... Понятно, что со временем глава об этой трагедии из энциклопедий была изъята. Третье издание БСЭ (1972 г., т. 7) отписалось циничным штампом: «Катастрофическая засуха 1921 благодаря эффективным мерам Советского государства не повлекла обычных тяжелых последствий». Каково! А 5 миллионов жизней? А колоссальный удар по генотипу нации? Ведь еще в энциклопедическом словаре Гранат (1909 г., т. 15), со ссылками на авторитетных ученых, написано: «Голод... является еще существенным фактором вырождения, пагубно отражаясь на потомстве». Выдающийся социолог Питирим Сорокин, выброшенный из страны коммунистами, с прискорбием констатирует («Современное состояние России», Прага, 1922): «Русский народ накормили свинцовой пулей, корой, травами, глиной, жмыхами, дурандой и, в качестве десерта... мясом своих детей... "И будешь ты есть плод чрева твоего, плоть сынов твоих и дочерей твоих", – сказано в Библии... Свершилось поистине великое таинство». Ставропольский некрополь 15 июля 1954 года, 50 лет назад, закончился срок, отведенный властями на перенос захоронений со старого кладбища волжского города Ставрополя (ныне Тольятти), предположительно попадающего в зону затопления Куйбышевским водохранилищем. Для похорон кладбище было закрыто 22 марта. На перенос останков родных и близких (а на этом погост служил последним приютом горожанам почти полтора века) людям дали меньше четырех месяцев, хотя до затопления оставалось около полутора лет.
Естественно, в то время большинство ставропольчан спешили перенести свои дома и хозяйство, думая прежде всего о живых. Но как только истек установленный горисполкомом срок, кладбище сровняли бульдозерами. Но «архитекторы переселения» опять же «ошиблись в расчетах»: срыли только верхний слой захоронений, и почти полвека Жигулевское море, подмывая берег, обнажало людские кости… Все бы ничего, но окрестности бывшего кладбища превратили в зону отдыха. Многие десятилетия именно в этом месте действует городской пляж. Здесь же еще в 1975-м, к тридцатилетию Победы, построили стелу в ознаменование заслуг перед обществом местного революционера, а в 1998-м и памятник основателю города Василию Татищеву работы известного московского скульптора Александра Рукавишникова… Покаяние за чужие грехи давно минувших дней выпало на долю сегодняшних краеведов и археологов. В 1999 году, по инициативе руководителя Тольяттинской городской службы охраны памятников Елены Налетовой и с благословения Ставропольского благочиния, «охранно-спасательными работами» и перезахоронением останков занялись археологи Самарского педуниверситета под руководством Надежды Овчинниковой. Для ученых раскопки «ставропольского некрополя» представляют большую ценность, всерьез заинтересовались ими и специалисты Эрмитажа. За три года археологами сделано немало открытий, серьезно изменивших представления о жизни и быте наших не столь далеких предков. Экспедиции стали ежегодными. Всё с кукурузного поля
Говорят, сделка с ФИАТом (как, впрочем, и со многими другими претендентами на перспективный советский рынок – Рено», «Дженерал моторз», «Форд», «Фольксваген») могла бы вовсе не состояться по десятку причин. «Не следует забывать, что до последнего момента мы имели ожесточенную конкуренцию – Франция и генерал Де Голль поддерживали "РЕНО", – писал в своей книге "Тот день в Кремле" (изд. "Эдицьони интернацьонали", 2001) известный итальянский предприниматель Пьеро Саворетти, еще в мае 1964 года устроивший встречу Валетты с Хрущевым, симпатизировавшим де Голлю, а затем – закрытый «правительственный» показ трех разноцветных ФИАТ-24 в одном из двориков Кремля. «15 августа триумф был санкционирован, – пишет далее П. Саворетти. – Теперь уже ВАЗ (такое имя получил завод) стал реальностью наших тревожных ожиданий, твердой воли двух народов, закрепленной в договоре о плодотворном сотрудничестве. Тысяча итальянских рабочих участвовала в сооружении завода, четыре тысячи специалистов побывали в цехах ФИАТа, точная копия которого строилась на берегах Волги. Поставку оборудования обеспечивали 188 итальянских фирм, а также немецкие, французские, английские и даже американские... Сегодня, спустя много лет, я еще ощущаю отклики той заразительной эйфории, того энтузиазма». Крупнейший проект второй половины минувшего столетия, сметная стоимость которого по официальным данным составила без малого 1,85 млрд рублей (в ценах того времени), состоялся. По воспоминаниям покойного ныне первого генерального директора ВАЗа Виктора Николаевича Полякова (на фото справа), в Тольятти он впервые побывал «еще до подписания генерального соглашения с ФИАТом, в какой-то степени даже случайно: еще не было и речи, что именно мне придется возглавить создание нового завода… Приехали на кукурузное поле. С него, собственно, все и началось». Интересно, что буквально за несколько месяцев до этого к тому же самому кукурузному полю присматривался известный авиаконструктор, академик Андрей Туполев, выбиравший площадку для строительства аэродрома. Как вспоминали очевидцы – место приглянулось, но командование ПВО забраковало: слишком близко Волжская ГЭС… Строительство началось с кукурузного поля – и кончилось автогигантом, который в октябре отметит 30-летие со дня выхода на проектную мощность. «Круглые» дети 23 июля 1976 года, 28 лет назад, был зарегистрирован 200-тысячный житель нового района Тольятти – Автозаводского.
Со строительством ВАЗа население города росло буквально не по дням, а по часам - по темпам роста Тольятти тогда опережал только Братск. Рождение 400-тысячного тольяттинца отметили в 1973-м, 500-тысячного – в 1978-м, 600-тысячного – в 1984-м. «Юбилейных» детей встречали митингами, цветами, эскортом мотоциклистов. «Вручаются свидетельство о рождении сына, памятная медаль "Четырехсоттысячному жителю г. Тольятти" с барельефом В.И. Ленина и пямятная записка с условием "Вскрыть в день совершеннолетия"... Малыша принимают в почетные пионеры», – писала местная газета «За коммунизм». Каждый такой праздник готовили тщательно. Как рассказывала мать 500-тысячной новорожденной, которую чествовали 17 февраля 1978 года, в действительности Леночка родилась 2 февраля, и счастливые родители уже успели получить свидетельство о рождении ребенка и ордер на новую квартиру. Но потом к ним пришли и предложили все это повторить, теперь уже всенародно и торжественно. Добрая была традиция. Всем казалось – нет пределов росту. Пик рождаемости пришелся на 1986 год: на самой заре «перестройки» в самом крупном роддоме города, в Медгородке, увидело свет 6722 тольяттинца. Затем кривая пошла под уклон – рожать стали неохотнее. Появление на свет 700-тысячного жителя уже не отмечали, до 800 тысяч город так и не дорос. Да и дети стали не те. Если в 1974 году болело 57 родившихся из тысячи, то в 1998-м, например, – каждый четвертый. Врачи связывают это с нездоровой «атмосферой автомобильного города», с удручающим состоянием экологии Тольятти, от которого страдает уже второе поколение. А еще грешат на разбушевавшиеся инфекции, которые нередко становятся причиной врожденных аномалий… Когда-то вазовский мастер Геннадий Шаманин, сотворивший немало юбилейных медалей (в том числе «круглым» новорожденным), предложил городским властям вручать именную медаль каждому родившемуся в Тольятти. Власти как-то не отреагировали – видимо, не время было. Сегодня же, когда производство детей давно уже не массовое – штучное, – похоже, была бы она в самый раз. Детство классика 25 июля 1906 года, 98 лет назад, в Самаре, в Ольгинской общине сестер милосердия скончалась от менингита писательница Александра Бостром, мать будущего «красного барина», академика, автора «Хождения по мукам», «Гиперболоида», «Аэлиты» и т.д. Алексея Толстого. Двоюродная внучка декабриста Николая Тургенева, дочь предводителя дворянства Ставропольского уезда, первого председателя первого в России Самарского земского собрания, Александра Леонтьевна, уже беременная Алешей, оставила с тремя маленькими детьми мужа – самарского помещика Николая Александровича Толстого – и ушла к другому. Как писал А. Толстой в автобиографии, когда «появился мелкопоместный помещик – Алексей Аполлонович Бостром, молодой красавец, либерал, читатель книг, человек с «запросами», – перед моей матерью встал вопрос жизни и смерти: разлагаться в свинском болоте или уйти к высокой, духовной и чистой жизни… Уход от мужа был преступлением, падением, она из порядочной женщины становилась в глазах общества женщиной неприличного поведения. Так на это смотрели все, включая ее отца Леонтия Борисовича Тургенева»… По воспоминаниям Толстого, слава «воинствующего атеиста и материалиста», чтение Бокля, Спенсера, Огюста Конта, любовь к «принципиальным спорам» и знакомство со ссыльными марксистами – все это не мешало отчиму «держать рабочих в полуразвалившейся людской с гнилым полом и таким множеством тараканов, что стены в ней шевелились, и кормить "людей" тухлой солониной». «Тоже атеистка, но, мне кажется, больше из принципиальности, чем по существу», Александра Леонтьевна Бостром «боялась смерти, любила помечтать и много писала. Но отчим слишком жестоко гнул ее в сторону «идейности», и в ее пьесах, которые никогда не увидели сцены, учителя, деревенские акушерки и земские деятели произносили уж слишком «программные» монологи». Незадолго до смерти матушки, летом 1906 года, Толстой успел показать ей свои первые «лирические опыты»: «Она с грустью сказала, что все это очень серо. Тетради этой не сохранилось»… Так прошли детские годы классика. Дом имени Кошевого 30 июля 1964 года, 40 лет назад, в волжском Ставрополе (через месяц и его переименуют в Тольятти) появилось сразу три улицы, носящих имена молодогвардейцев: Сергея Тюленина (бывшая Мира), Ульяны Громовой (Партизанская) и Любови Шевцовой (Ленина). Такова была традиция: будущему Комсомольскому району города полагались имена героев-комсомольцев. Улица Олега Кошевого появилась десятью годами раньше, в декабре 1954-го, и просуществовала недолго: в середине 1980-х, в связи с масштабным панельным строительством и сносом бараков, от нее остался один единственный дом-хрущевка. Так же, кстати, как и от улицы Зои Космодемьянской. Улицу Ленина (заметили, наверное, непорядок?) переименовали не с бухты-барахты и не в качестве идеологической диверсии. Ее пальцем не тронули бы, будь одна такая в городе. Дело в том, что в связи с особенностями формирования Тольятти какое-то – и довольно долгое – время здесь «уживались» сразу по две улицы с идентичными именами: две Сталина, две Ленина, две Коммунистические, две Комсомольские, две Мира, две Советские, две Фрунзе, две Дзержинского. Последние, например, удвоились в конце 1960-х, после того, как был спроектирован и начал застраиваться Автозаводский район. За годы «двоеуличья» работники почты претерпели немало бед, пытаясь доставить корреспонденцию адресатам, проживающим на Фрунзе и Дзержинского. Представьте картину: пришла посылка адресату на Фрунзе, но только не на той, а на этой – верстах в двадцати, да по бездорожью, в новых кварталах… Вот так в том же 1964-м «разобрались» и с двойным Ставрополем – взяли и переименовали волжский, хотя основан он был гораздо раньше краевого кавказского… Но и это еще не предел «исторической справедливости». И Ленина по-прежнему получается больше всего на душу населения. В Тольятти до сих пор три «топонима» имени Ленина (улица, бульвар и проспект). Улиц Куйбышева – так только две. Ну что поделаешь, беден русский язык. ___________________________________ © Мельник Сергей Георгиевич |
       
|
