Знакомство с документами личного происхождения участников Гражданской войны заставило обратить внимание на факты частого упоминания в них панического состояния войск, решающим образом влиявшее на исход боя. Даже поверхностное сравнение боевых действий Первой мировой и Гражданской войн позволяет судить, что в условиях конфликта второго типа паникерство приобретает характер психической эпидемии и становится фактором, влияющим на ход боевых действий во все возрастающем масштабе.

Паника есть стихийно возникающее состояние и поведение масс людей, находящихся в повышенном эмоциональном возбуждении от бесконтрольного чувства страха. В возникновении паники решающей становится общая психологическая атмосфера тревоги и неуверенности большой группы людей, переживание негативных эмоций и чувств в течение продолжительного периода, что фактически является предпаническим состоянием. А.П. Назаретян[1] ссылается на мнение военных историков, которые считают, что войны древности, ведомые «на расстоянии копья и кинжала», часто завершались тем, что одна из сторон, не выдержав натиска, бросалась в ужасе бежать, преследуемая и добиваемая торжествующим противником. Современные войны, когда развитие техники дает возможность ведения боя на расстоянии, когда в случае необходимости есть возможность организованного отступления, в меньшей степени подвержены этому явлению.

В качестве основного источника информации использован архив Северокавказской краевой комиссии помощи бывшим красным партизанам и демобилизованным красноармейцам. Большинство имеющихся в нем писем адресованы одному из ее членов – герою Гражданской войны Д.П. Жлобе. К нему обращались бойцы партизанских и регулярных частей Красной армии для подтверждения их революционного прошлого. В этих документах они в произвольной форме пересказывали свой боевой путь. В девяти томах фонда обнаружено около 500 достаточно пространных биографий, написанных самобытным образным народным языком. Достоверность изложенного в них не вызывает ни малейшего сомнения в силу следующих обстоятельств. Во-первых, чтобы быть признанным участником Гражданской войны, надо было описать свой боевой путь, указать имена командиров и сослуживцев, которые подтвердили бы истинность претензий автора письма, вспомнить наиболее яркие эпизоды военных событий, которые могли помнить многие из однополчан. Несколько псевдоветеранов использовали для своих биографий брошюру «Жлобинцы», составленную в русле постепенно формирующейся в то время официальной истории Гражданской войны, и были разоблачены. Это показывает, что упоминание неистинных боевых эпизодов, означало неудачу в деле получения столь важной партизанской книжки. Во-вторых, авторы этих документов происходят из среды, в которую очень долго не проникала политическая конъюнктура: даже в 1932 г. бывшие красные партизаны с удовольствием вспоминают парад, который принимал у них тов. Троцкий в октябре 1918 г. на ст. Тундутово, и те подарки, которыми тогда их наградил; возможно, это было одно из самых ярких праздничных впечатлений за всю их боевую жизнь.

Из собранных в фонде биографий становится очевидным, что срывание в панику было обычным для войск, а противодействие этому – обычным для командиров. И белые, и красные легко поддавались панике: в боях под ст. Невинномысской сначала паниковали красные, потом казаки из отряда Шкуро[2].

При этом нельзя сбрасывать со счета тот психологический тип солдата-добровольца, бывшего крестьянина или обывателя, который был основным в той войне, он сам по себе весьма подвержен панике. Партизанские отряды были поистине добровольческими и нестабильными образованиями, под влиянием событий и настроений они распадались, как пишет очевидец, «часть устаревшие [старшие] гады взялись за плуги, а моложе поступили в конный отряд нашего ст[аничника] Кочубея»[3].

Обширный материал позволяет провести некоторую систематизацию обстоятельств возникновения паники, оценки паникерами причин своего срыва, действий командиров в этот критический момент.

Чаще всего хаотическое отступление начиналось в частях под напором противника, особенно, если его действия были согласованны и планомерны, давали ощущение единой воли, направленной против неуверенной в себе рыхлой массы. Примером такой ситуации является поражение корпуса Думенко в январе 1920 г. под х. Веселым. За день до катастрофы части корпуса благополучно переправились по льду через Маныч. Наступление, удачно начатое двумя бригадами, не было поддержано резервной третьей, что спровоцировало панику – по рядам кавалерии разнесся слух о предательстве Думенко: ведь он находился на кургане и видел, что атака сбилась, и войска нуждаются в поддержке. Вся артиллерия корпуса была брошена, во время панической переправы многие бойцы утонули. В произошедших событиях командиры бригад обвинили Думенко; это стало основанием для его дальнейшего ареста[4].

Другим провоцирующим панику фактором были действия собственного командования, непонятные и необъяснимые с точки зрения солдатской массы. Свое отступление от Краснодара и от Ставрополя Главнокомандующий Северокавказской Красной армией И.Л. Сорокин объяснял необходимостью «ровнять фронт», но в частях возникло убеждение в собственной слабости и силе противника; любое незначительное взаимодействие с вражескими отрядами быстро переходило в паническое отступление[5]. Частым выводом из загадочных действий командования были подозрения, что оно тайно перешло на сторону врага. Бывший доброволец так описывает настроения бойцов в ходе отступления лета 1918 г.: «В то время[,] когда отряд… отступал из Северного Кавказа под Царицын-Сталинград[,] как и почему отступал[,] я не знаю[,] ибо это было военной тайной… [под Георгиевском] нас догнал поездом Сорокин[,] бывший командующий Севкавфронта[,] он настойчиво требовал[,] чтобы мы возвратились обратно на ст. Невинномысскую. Но ему наши командиры ответили «Мы не возвратимся[,] мы все преданы»[6].

Другой очевидец этих же событий увязывает вместе все три фактора панику, отступление и сомнение в командирах: «Во время это[го] отступления[,] …то я хорошо помню, что тов. Жлоба неизвестно где делся [7] и наши и [другие] части говорили, что тов. Жлоба нас продал и скрылся [к] белым»[8]. Но скорое возвращение командира, да еще и с патронами, несколько удачных боев, восстановили доверие к нему широких солдатских масс.

Когда происходит необъяснимая смена популярных командиров, солдатская масса реагирует также – паникой.

В октябре 1918 г. после серии чрезвычайно удачных военных эпизодов под Царицыным Стальная дивизия под командованием Жлобы была удостоена особой чести: ее парад принимал сам Троцкий. Но что-то встревожило военкома Республики, и через две недели Жлоба был отозван в Москву, а командовать его дивизией был поставлен К.Е. Ворошилов. «Жлобы не стало, он уехал… а у нас стал командовать т. Ворошилов, – вспоминал в 1931 г. один из ветеранов Стальной дивизии, – не помню в каком хуторе на позиции бросились пехотинцы в панику[,] где Ворошилов стуча[л] в грудь себя и кричал, я ваш командир X армии[,] ему в упрек отвечал наш пулеметчик[,] даешь Жлобу[,] батьку нашего[,] и там застрелилось 7 чел. от паники в присутствии Ворошилова»[9]. Другой боец охарактеризовал ситуацию в части после исчезновения командира так: «После выхода на фронт в нашем полку случилася измена[,] спасались[,] кто как мог»[10]. И все от того, что Жлобу «отозвали неизвестно куда»[11].

Вожди революции недооценивали особую связь отца-командира со своими солдатами и тасовали командный состав РККА в соответствии со своими представлениями. А ведь «контракт» на борьбу за новую жизнь у добровольцев Красной гвардии был не с Троцким или Лениным, а с каким-нибудь малоизвестным истории, но чрезвычайно популярным в тот момент в строго конкретной местности командиром, который мог сказать, как в действительности сказал Жлоба: хотите жить, идите со мной[12], и они пошли, доверяя и восхищаясь им; и он регулярно давал им повод гордиться собой, проявляя отвагу и смекалку. Как, сговорившись, его бойцы приводят одни и те же наиболее памятные случаи его находчивости. Ночной бой в 1919 г. под х. Медвежьим, когда жлобинцы, чтобы различать в темноте своих повязали справа налево белые полотенца и «сподники» и говорили, поедем Жлобу женить[13]. Шутка Жлобы, переименовавшего с. Святой Крест в «Пьяный крест», пользовалась популярностью среди бойцов даже спустя годы[14].

Отзыв популярного командира был чреват не только из-за привязанности солдат к своему вождю, но и из-за факта непостижимых для рядовых солдат интриг и манипуляций. То же произошло, когда после ареста Думенко уже сам Жлоба вступил в командование 2-м Конным корпусом: «…Бойцы[,] услышав[,] что арестован Думенко панически немного наделали»; отступили от ст. Мелиховской, а часть при вторичной (!) панической переправе через Маныч утонула. Жлобе с трудом удалось восстановить порядок[15]. Заметим, в этом его отличие от Ворошилова, которому так и не удалось утвердиться в роли командира Стальной дивизии, и она была расформирована.

Спровоцировать бегство с позиций могло известие, переданное по цепи, о том, что убит командир; слухами, что противник в тылу[16]. Не последнюю роль в панике играл страх плена. Так, в конце тяжелого боя в верховьях Дона, когда стало ясно, что красные одолевают, «отдельные офицеры стали сами себя стрелять и рвать бомбы»[17].

Новые образцы техники – танки, аэропланы[18] – также повергали бойцов частей Красной армии в панику. До боя под Новочеркасском (декабрь 1919 г.) части корпуса Думенко еще не разу не видели «танок», и поэтому начали сбиваться в панику[19], но тогда командованию удалось восстановить управляемость войск и одержать победу.

Самую катастрофическую панику пережил Сводный корпус Жлобы в июльских боях 1920 г. в Таврии против войск Русской армии Врангеля, то есть в самом конце Гражданской войны. Боец Д.Н. Сычев так лаконично описал атаки врангелевцев и отступление корпуса Жлобы: «Аеропланы. Бронепоезда. Бронемашины. И начали нас чистить[,] обчим больше писать много не стоит[,] вы хорошо сами знаете[,] как мы отступали на заходе солнца. И вы хорошо знаете это отступление… И как мы собрали остатки роскоши корпуса; и мы потеряли корпус»[20]. Поражение было столь сокрушительным, что отодвинуло Жлобу во второй эшелон красных полководцев. Белые военачальники оставили ряд свидетельств о тех сражениях, в которых причиной своих успехов они считали умелое использование ими современного вооружения, и это при значительном численном превосходстве противника. «Троекратное бомбометание и обстрел из пулеметов с незначительной высоты 17 июня[21] неприятельской конницы нанесло ей огромные потери и полное расстройство. Паника была настолько велика, что [красные] артиллеристы рубили постромки и бросали орудия, стремясь поспешным бегством избавиться от воздушных атак. В этот день по показаниям пленных Жлоба потерял 300 лошадей»[22], писал начальник авиационных сил генерал Ткачев.

Генерал-майор А.В. Голубинцев заметил, что в бою под немецкой колонией Вернерсдорф повергла противника в панику тактическая новинка – атака пехоты, вооруженной ручными пулеметами, на кавалерию: «Я видел силу первого обстрела пулеметной батареей наступавших колонн кавалерии. Первый момент фронт противника замер от неожиданности, потом, как будто очнувшись, смешался и бросился наутек, оставляя группы раненых и убитых»[23]. Ту же тактику повторил полковник Пашкевич со своим 2-м полком под колонией Лихтфельд. «Густые лавы противника поскакали в атаку. Между всадниками расстилались тройки с пулеметными тачанками. Топот, гиканье, треск пулеметов неслись навстречу Корниловцам. Тем же шагом в сомкнутом строю продолжали идти батальоны, расстреливая лавы из ручных пулеметов. Как и в первый раз, атака пехоты на атакующую ее же кавалерию навела ужас: лавы красных, не доскакав до Корниловцев, бросились назад и в стороны. Красная кавалерия потеряла сердце. Всадники на взмыленных лошадях заметались по жнивью и пахоте»[24].

Участники этих боев со стороны красных объясняли свое поражение «каким-то недоразумением», допущенным одним из командиров т. Беловым, который повел свою кавалерию в атаку и уперся в собственный обоз[25]. Другие передают версию о предательстве начальника связи, который ночью перебежал к белым, и ночью их спящих окружили врангелевцы и разбили[26]. Все это находится в рамках распространенной в годы Первой мировой войны и войны Гражданской мифологемы о том, что все поражения от внутренней измены. Но были более трезвые и взвешенные суждения о том, что были влиты белые части, недавно сдавшиеся и, видимо, рассчитывавшие быть отправленными в тыл, а их вновь поставили в строй. Они очень быстро стали отступать, оставив корпус в тылу белых на десятки верст[27]. На самом деле причина поражения состояла в неудачном развитии военной диспозиции, в которой оказался Сводный корпус; как пишет М.А. Критский: «Конная масса т. Жлобы, втянутая в течение предшествовавших боев в образовавшийся узкий мешок, вследствие охватывающего расположения стойких фланговых частей Русской армии, оказалась окруженной со всех сторон. Вследствие получившейся естественной тесноты, группа Жлобы утеряла в значительной степени главнейшее качество конницы – подвижность и маневренность»[28]. Белые мемуаристы обвиняют Жлобу в том, что и он поддался панике, бросил свои войска: «Красные дрогнули, а броневик стремительно понесся на мост и скрылся из вида. Жлоба, спасая себя, бросил остатки своего конного корпуса...»[29]. Но это как раз неправда. По воспоминаниям бывших солдат многие из оставшихся в живых в том злополучном бою спаслись благодаря командиру, который на броневике ездил по полю боя и подбирал потерявших лошадей бойцов, затем с помощью броневика пробил дорогу из окружения разрозненным остаткам своего отряда[30].

Исследуя способы ликвидации возникшей паники, которые применялись командирами, то окажется, что интуитивно они действовали совершенно верно, используя то привычное стимулирование, то применение более сильного шокового воздействия. Например, ликвидировать возникшую было панику под Новочеркасском удалось после того, как благодаря отваге артиллеристов, открывших в упор и с открытой позиции огонь, и одного из бойцов, который взорвал ручной бомбой первый танк, загоревшиеся танки произвели на остальных колоссальное впечатление и победа была быстро достигнута[31].

В боях весны 1918 г. на Кубани Сорокин для того, что бы остановить паническое бегство с позиций, на глазах у обезумевших солдат с криком: «Вот он – шпион!», зарубает одного из них; после этого акта «правосудия» ему удается переломить настроение бойцов, показав, что есть командир, есть часть, есть враги и есть «свои», т.е. война приобрела порядок и определенность. После этого он возглавил атаку отряда[32].

Бесхитростные биографии рядовых участников боевых операций позволяют назвать эту войну не просто тактической, а в 1918-1919 гг. войной спонтанного течения. Гражданская война – это война тактиков и храбрецов, умеющих переломить ход сражения за счет личностного фактора.

Литература:

1.     Назаретян А.П. Агрессивная толпа, массовая паника, слухи. Лекиция 3.
2.     Центр документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИ РО). Ф. 912. Оп. 1. Ед. хр. 11. Л. 334, 335.
3.     Там же. Ед. хр. 4. Л. 161.
4.     Там же. Ед. хр. 11. Л. 62. Ед. хр. 12. Л. 210.
5.     Там же. Ед. хр. 12. Л. 50.
6.     Там же. Ед. хр. 5. Л. 204.
7.     В действительности по решению совещания командиров Северокавказского фронта Д.П. Жлоба был отправлен в Царицын для получения помощи и установления связи с центральными органами РККА // Там же. Ед. хр. 11. Л. 674; Ед. хр. 2. Л. 3, 8.
8.     Там же. Ед. хр. 7. Л. 159.
9.     Там же. Ед. хр. 9. Л. 145 об.
10.     Там же. Ед. хр. 12. Л. 442.
11.     Там же. Ед. хр. 5. Л. 651.
12.     Там же. Ед. хр. 7. Л. 12.
13.     Там же. Ед. хр. 6. Л. 187; Ед. хр. 7. Л. 56 об., 464.
14.     Там же. Ед. хр. 7. Л. 102 об., Ед. хр. 8. Л. 171, 260, 317.
15.     Там же. Ед. хр. 5. Л. 700.
16.     Там же. Ед. хр. 11. Л. 18; Ед. хр. 8. Л. 116.
17.     Там же. Ед. хр. 11. Л. 17 об.
18.     Там же. Л. 61. 260.
19.     Там же. Ед. хр. 5. Л. 704-708.
20.     Там же. Л. 371.
21.     В мемуарах авторов Белого лагеря используется календарь Российской империи.
22.     Ткачев. Вопросы тактического применения авиации в гражданской войне (маневренной) // Военный сборник. Кн. 1. Белград, 1921. С. 133.
23.     Голубинцев А.В. Русская Вандея. Мюнхен, 1959. С. 194.
24.     Российский государственный военный архив. Ф. 39540. Ед. хр. 182. Л. 311. (Докладная начальника дивизии генерала Скоблина) // Цит. по: Гололобов М.А. Таврия в огне (разгром конного корпуса Жлобы) // http://www.white-guard.ru/articles/razgrom_zhloby.ht...
25.     ЦДНИ РО. Ф. 912. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 7, 30.
26.     Там же. Ед. хр. 11. Л. 113, 425 об.
27.     Там же. Ед. хр. 6. Л. 682.
28.     Критский М.А. Корниловский Ударный полк. Париж, 1936. С. 176.
29.     Рубцов. Петроградские Уланы в Гражданской войне на юге России 1918-1920 // Первопоходник № 7 (1972). С. 28.
30.     ЦДНИ РО. Ф. 912. Оп. 1. Ед. хр. 5. Л. 617 об.
31.     Там же. Л. 237; Ед. хр. 11. Л. 276.
32.     Борисенко И. Авантюристы в Гражданской войне на Северном Кавказе в 1918 г. Ростов н/Д.: Изд-во РГУ, 1991. С. 20.
___________________________
©Морозова Ольга Михайловна

Первая публикация:
Человек в контексте своего времени: опыт историко-психологического осмысления. Материалы XX Международной научной конференции. Санкт-Петербург, 18-19 декабря 2006 г. В 3 ч. Ч. 2. СПб., 2006.