Что такое просто справедливость, в общем понятно. Тут можно найти принципы, с которыми согласятся даже те, кто совсем по-разному оценивают конкретную ситуацию
А что такое справедливость социальная?
- Это когда каждому воздается по труду, никто не строит свое благополучие на грабеже других, соблюдаются правильные отношения между мерой труда и мерой потребления.
- А что такое «каждому по труду»? Какое соотношение между мерой труда и мерой потребления – правильное? И как отличить обычный предпринимательский доход от грабительской эксплуатации?

Социальная справедливость, в идеале, - это когда всем поровну, потому что все старались. Об этом писал Энгельс в «Анти-Дюринге», и Парижская Коммуна всем чиновникам установила оклады на уровне квалифицированных рабочих, и Ленин на заре Советской власти пытался повести государство этим путем.
Не получилось. Оказалось, на низшей стадии строительства коммунизма начальнику строительства приходится платить больше, чем разнорабочему, иначе очень трудно найти желающих занять эту хлопотливую, ответственную и даже сопряженную с риском должность.
Но допустим, что в ходе совершенствования зрелого социализма, т.е. к середине 1980 гг., была достигнута достаточно высокая степень социальной справедливости. (Если при Сталине или Хрущеве социальной справедливости было больше, значит, зрелый социализм не развивался, а деградировал. Если же самый передовой и справедливый общественный строй способен деградировать, значит, о социальной справедливости вообще нельзя говорить как о реальности, а можно только мечтать.)
Было время, когда, устраиваясь на работу, не спрашивали: «А какая у меня будет зарплата?» Вопрос, естественный и привычный в мире капитала, в стране победившего социализма считался почти неприличным.
Зато вопрос «Какая у вас зарплата?», почти неприличный на Западе, для нас был естественным и привычным. Хотя опытному человеку достаточно было знать должность, чтобы определить и оклад жалованья. Потому что действовал святой принцип «равной оплаты за равный труд» и существовал Единый тарифно-квалификационный справочник (ЕТКС). Термист ли ты четвертого разряда либо библиотекарь со средним специальным образованием и стажем работы не свыше пяти лет, артист-вокалист первой категории либо слесарь по ремонту ткацких станков, делопроизводитель загса либо проректор по научной и учебной работе крупного вуза – твоя зарплата четко прописана в ЕТКС.
Часто, правда, ЕТКС приходил в противоречие со святым же принципом равной оплаты за равный труд. Руководители предприятий и учреждений жаловались, что не могут должным образом вознаградить работника, на котором все держится, и прижать рублем бездарного работника, если оба занимают одинаковую должность.

Святой принцип равной оплаты за равный труд плохо уживался с другим святым принципом – принципом – принципом высокой заинтересованности работника в делах родного предприятия. При прочих совершенно равных условиях на «Ростсельмаше», гиганте сельхозмашиностроения, было лучше, чем на «Красном металлисте» - предприятии местной промышленности: быстрее давали квартиры, больше платили премий, легче было получить путевку в дом отдыха и т.д. И это считалось вполне социально справедливым, ибо нужно было привлечь рабсилу именно на «Ростсельмаш», выпускавший более важную для народного хозяйства продукцию.
Это я всё к тому, что не так-то просто с ней, социальной справедливостью, разобраться. А начинаешь разбираться, голова может заболеть. Как я завидую людям, у которых в данном вопросе есть четкое понимание – и никаких сомнений!
Вот что пишет в «Литгазете» (№14 за 2008 г.) Андрей Столяров:
«Не надо псевдолиберальных рулад насчет того, что тот, кто больше работает, тот и лучше живет. Китайский крестьянин, по колено в воде возделывающий свою делянку, работает больше, чем американский офисный менеджер… Российский школьный учитель, таскающий домой стопки тетрадей, работает ничуть не меньше, чем Роман Абрамович…»
(Позволю себе на минутку отвлечься. Нельзя не заметить, что понятие «псевдолиберальный» наш публицист понимает примерно так же, как Никита Хрущев – понятие «пидарасы»: слово бранное, обозначающее непонятно что, но явно что-то гадкое. Рулады насчет того, что лучше живет тот, кто больше работает, пускали не либералы и даже не псевдолибералы, а социалисты. А пидарасы… пардон, окаянные либералы утверждали нечто иное: лучше живет тот, кто сумел лучше устроиться, большего добиться, дороже продать себя, опередить конкурентов. Лучше живет тот, без кого труднее обойтись и кого труднее заменить. Конкретные размеры вознаграждений и их пропорции регулирует рынок.)
Но вернемся к китайскому крестьянину и нашему российскому школьному учителю. Мои симпатии целиком и полностью на их стороне, а не на стороне всех американских офисных менеджеров и отечественных олигархов вместе взятых. Я считаю, что хорошие крестьяне и учителя должны жить хорошо, а офисные менеджеры и олигархи – плохо. А поскольку крестьян и учителей больше, чем офисных менеджеров и миллиардеров, со мной (и с г. Столяровым) согласится большинство читателей.
Единственное, что мне хотелось бы уточнить,- критерии, руководствуясь которыми г. Столяров столь авторитетно решает, кто работает больше, а кто меньше.
Ну да, крестьянин стоит под палящим солнцем и пашет с утра до ночи, а офисной менеджер… Черт его знает, чем он занимается, но явно какой-то ерундой (неслучайно само название должности состоит из двух нерусских слов!) Скорее всего, он пользуется компьютером, звонит по телефону и перекладывает с места на место разные бумажки.
Наш простой русский учитель таскает домой стопки тетрадей. А что таскает домой Роман Абрамович? Украденные у русского народа богатства?
Г. Столяров слегка облегчает себе решение проблемы социальной справедливости тем, что сравнивает крайние случаи: учитель – миллиардер, китайский крестьянин – американский менеджер. Попробуем поставить вопросы иначе: кто работает больше – китайский крестьянин или русский школьный учитель? Китайский крестьянин или русский крестьянин? Российский школьный учитель или российский же директор школы, инспектор гороно, министр образования, в конце концов? Один таскает домой школьные тетради – другие сидят на дурацких совещаниях, звонят по телефону, читают, подписывают и перекладывают с места на место ерундовые бумажки…

Кто больше работает – солдаты, бегающие по грязи, или лейтенант, который стоит и знай себе покрикивает на солдат? Лейтенант, мокнущий под дождем, или генерал, спокойненько сидящий у себя в штабе, подписывающий и перекладывающий с места на место бумажки и покрикивающий на подчиненных?
Кто больше работает (и должен лучше жить) – шахматный гроссмейстер, поднимающий деревянные фигурки, или начинающий штангист, поднимающий за тренировку десятки тонн? Шахтер, рубящий под землей уголек, или слесарь-лекальщик, ловящий микроны? Дорожный рабочий с ломом или дирижер с тоненькой палочкой? Цицерон, диктующий секретарю очередной философский трактат, или рабы, надрывающиеся в его латифундии?
Что брать за основу, определяя «кто больше работает»?
Не сомневаюсь, г. Столяров знает, не только кто больше кого работает, но и как установить справедливую меру труда и потребления.
Пойдем далее в поисках социальной справедливости, не останавливаясь на полдороге. С точки зрения русского учителя, недалеко ушел от треклятого офисного менеджера американский учитель, хоть и тот таскает домой тетради: оба живут лучше нашего среднего интеллигента. Получается, оба живут лучше, чем работают. Это происходит вследствие несправедливого миропорядка, установленного США.
Американские офисный менеджер и учитель, потребляющие непомерно много ресурсов и выделяющие непомерно много отходов, сосущие соки всей планеты, должны – пока предлагаем по-хорошему, а то хуже будет! – поделиться, снизить свой уровень жизни в пользу обездоленных народов. И во главе борьбы за новый, справедливый миропорядок суждено идти, естественно, России, чей народ всегда обладал обостренным нравственным чувством и стремился к Высшей Правде.
Но борьба за установление справедливости обладает странным свойством: начав ее, почти невозможно остановиться, пока всё не выровнено.
С точки зрения голодающего китайского крестьянина, русский учитель со стопками тетрадей недалеко ушел от американского офисного менеджера: оба работают слишком мало, но ведут сытую жизнь. Такой миропорядок нельзя назвать справедливым.
Готов ли российский учитель пойти на снижение своего жизненного уровня ради избавления от голода и болезней несчастных народов Азии, Африки и Латинской Америки? Готов ли он принести собственную сытость в жертву справедливому миропорядку? Согласен ли он больше платить за килограмм риса, чтобы лучше жилось китайским крестьянину и учителю?
- Почему я должен больше платить? Почему я должен жить еще хуже, чем сейчас? Пусть Роман Абрамович снижает свой жизненный уровень!
- А почему американцы должны ухудшать свою жизнь?

- На Западе придумали теорию «золотого миллиарда». Мол, земных ресурсов хватает, чтобы обеспечить достойную жизнь только Западной Европе, Северной Америке и Японии. А все прочие народы, значит, пусть затянут ремни потуже. Представляете, какой-нибудь негр-наркоман принадлежит к «золотому миллиарду» только потому, что он из США, а русский ученый, будь он лауреатом Нобелевской премии, - это не «золотой миллиард»!
- А вы не ошибаетесь? Разве Россия исключена из этой привилегированного меньшинства? Вот английские, немецкие публикации: «Разумеется, 140 миллионов русских, как и другие европейские народы…»
- А в теории «золотого миллиарда» все же есть рациональное зерно. Подумайте, если Китай с Индией и Индонезией захотят столько же автомобилей на тысячу душ населения, сколько хотя бы в России… Никакая экология этого не выдержит! Русские, с их духовностью, должны жить лучше, чем этот муравейник неграмотных азиатов. Здесь именно неравенство потребления отвечает требованиям высшей справедливости!

Году, помнится, в 1978-м я был направлен разобраться с конфликтом в бригаде токарей. Все в бригаде перевыполняли нормы и зарабатывали рублей по двести, двести пятьдесят в месяц. А один токарь ставил трудовые рекорды и зарабатывал до четырехсот. Бригада потребовала убрать его куда-нибудь: слишком много получает.
- Он что, приписывает, технологический режим нарушает? Какие-то нечестные приемы использует? Прячет секреты от остальных?
- Да нет, все по-честному…
- Значит, он попросту лучше других работает?
- Ну… В общем-то, да…
- Так что же вы против него имеете?
- Если бы он триста в месяц получал, мы бы слова не сказали. Ну, триста пятьдесят. Но четыреста в месяц – это слишком много. Все остальные-то - по двести, двести пятьдесят…
Неприязнь к стахановцу, как я догадывался, вызывали не сами по себе его трудовые рекорды, а то, что вслед за ними непременно появится девушка из отдела труда и зарплаты, проведет хронометраж, а потом нормы повысят, расценки срежут, и за те же деньги всем придется больше крутиться. «Даешь небывалый рост производительности труда!»
«Правофланговые социалистического соревнования», а тем более «трудовые рекордисты» часто пользовались ненавистью товарищей по работе именно потому, что заставляли остальных напрягаться. Они, рекордисты, «высовывались», выделялись, выламывались из коллектива, некоторым образом предавали общие интересы.
Подобная ситуация описана в нескольких рассказах Николая Успенского о сельской общине.

«В соответствии с историческими решениями исторического XXVI съезда КПСС», если кто помнит, « получила широкое развитие практика работы бригад по единому наряду. Коллективы получили право самостоятельно устанавливать коэффициенты трудового участия (КТУ) каждого рабочего и распределять весь общий заработок или его часть с учетом этих КТУ».
Вспомните (или догадайтесь), как бригады выводили КТУ и распределяли общий заработок? Выберите правильный вариант ответа:
1.     Каждый раз возникали жаркие, чуть не до мордобоя, споры.
2.      Быстренько решали, что КТУ никому не надо ни понижать, ни повышать, т.е. распределить деньги поровну.
3.      Распределяли всё поровну, понижая КТУ только прогульщикам и прочим нарушителям.
Полагаю, вы догадались правильно.
- Оно, конечно, люди все разные, работают по-разному, и если всё поровну, выходит не совсем справедливо, - философствовал один бригадир (Герой Соцтруда, между прочим!) - Но это с одной стороны. А с другой стороны, всем поровну – значит, без долгих разбирательств, без обид, скандалов, жалоб, без конфликтов… Все довольны. А если кто и недоволен, постесняется сказать. Может, в этом высшая справедливость, чтобы дружная обстановка сохранялась?

Дружная спокойная обстановка без конфликтов, внутренних трений и напряжений – это дорогого стоит! С одной стороны. Однако, если в коллективе тишь и благодать, нет большой разности потенциалов, не понизится ли коллективный потенциал, коллективная энергетика? Не наступит ли царство энтропии, упадка, разложения?
Коллектив воспитывает, личная моральная ответственность каждого его члена выше, чем у людей разобщенных. Я имею в виду ответственность перед коллективом, перед общиной, потому что в коллективе все всё друг о друге знают и чья-то провинность вряд ли сможет остаться анонимной. (Кстати, анонимки советской эпохи можно рассматривать не только как проявление протеста против социальной несправедливости , но и как своеобразную форму социального контроля за поведением отдельной личности.)
Образцовый член общины далеко не всегда ведет себя ответственно по отношению к тому, что лежит за пределами родного коллектива (коллектив более высокого порядка, общество в целом, человечество, планета Земля). Если никто не увидит, никто не узнает…

«Что касается балета, мы впереди планеты всей».
Балет, спорт, музыкальное исполнительское искусство, конструирование космической и военной техники – те сферы, в которых проводятся конкурсы, состязания, т.е. налицо конкурентная среда. И здесь Советский Союз – общинное, коллективистское государство, отвергающее звериную мораль конкуренции! - добивался впечатляющих результатов.
Творческие коллективы, увы – они же и самые склочные. И не только потому, что «у нас, творческих людей, сложные характеры», но и потому, что характеры быстро портятся в дискомфортной атмосфере конкуренции, она сильно напрягает и раскрывает не лучшие свойства человеческой натуры.
То ли дело в трудовом коллективе, где вместо конкуренции - соцсоревнование!
Мир, лад, консенсус, гармония интересов, всё устоялось, иерархия определилась, никто не лезет поперед батьки в пекло. Любые перемены, всякие новшества инстинктивно отвергаются: к чему они, если и без них неплохо? Новации навязываются сверху, при скрытом или явном сопротивлении трудовых коллективов. Отсюда одно из самых распространенных понятий развитого социализма: «внедрение» - с призвуком некоторой насильственности.
Отсюда и застой, он же гниение, которого коммунистические теоретики так долго и упорно ждали от развитого, зрелого капитализма!

В романе Николая Островского есть такой эпизод. Комсомолец по небрежности сломал дорогое государственное сверло. Старший мастер негодует. А бюро комсомольской ячейки берет раздолбая под защиту: если и наказывать, то помягче, ведь он свой парень, а старший мастер - бывший меньшевик, зажимает активных комсомольцев.
Нельзя отрицать: Советская власть (исключая, правда, годы сталинских пятилеток и военные) создала удивительную либеральную демократию – на производстве. Рабочий, особенно беспартийный, мог гнать брак, ломать инструмент и оборудование, опаздывать, прогуливать, далеко-далеко посылать мастера и прораба, прихватывать с завода банку краски или что еще полезное в хозяйстве – и ничего ему за это не было.
А какая дружеская, почти семейная атмосфера царила в трудовых коллективах…

Знакомая немка из Мюнхена рассказала, как тяжело ей на работе. Нет, работа как таковая ей нравится. Но сослуживцы! Сухие, черствые, замкнутые люди, разговоры только по делу, ничего личного, полная разобщенность. Начальник придирается к каждой мелочи, вечно недоволен.
Совсем не так было на старой работе – в Дрездене, в бывшей ГДР. Душевная, уютная (gemuetlich) обстановка, открытость, искренность, взаимопомощь. Все, включая начальницу, советовались друг с другом о семейных проблемах, делились секретами с любовного фронта…
Я спросил, справедливо ли западные немцы («весси») считают восточных («осси») лентяями и халтурщиками. Улыбнувшись, моя знакомая признала, что доля истины тут есть: в ГДР трудились не так напряженно и старательно, меньше нервничали из-за ошибок. Хотя объективности ради надо сказать, что в нынешней Германии специалист равной квалификации и с таким же опытом жил и живет существенно лучше, чем в бывшей ГДР.
- Если сумел найти работу по специальности,- добавила она.
Мне вспомнился рассказ знакомой ростовчанки. Их отдел в каком-то конструкторском бюро был «как одна дружная семья». Совместные чаепития, душевные разговоры, дни рождения всегда отмечали, заветным делились... Работа, по правде сказать, не слишком напрягала. По правде сказать, при желании можно было за неделю сделать то, что делалось за месяц.
Теперь она моет посуду и убирает в ресторане: на пенсию не проживешь.
- Почему пенсия нищенская? «Новые русские» всё разворовали!
Моей знакомой не приходит в голову, что размер пенсии как-то связан с тем, что она провела на работе тридцать лет за чаепитиями и душевными разговорами.

- Русскому человеку в высшей степени свойственно стремление к социальной справедливости.
Нельзя не согласиться с этим патриотическим тезисом. Но нельзя и промолчать о том, что в своем стремлении к социальной справедливости русский человек не уникален. Почти такое же стремление проявляют люди из стран так наз. Третьего мира - стран мало буржуазных, то есть преимущественно сельских или очень быстро (во всемирно исторических масштабах) из сельских ставших городскими.
- Справедливость – это когда всем примерно поровну, никто (по возможности) не обижен и никто не возвышен чрезмерно, т.е. выше того, что община считает допустимым.
Деревенская община противостоит внешнему миру и поэтому ей нужны внутреннее единство, лад, покой, она дорожит гармонией отношений и прекрасно умеет мирить ссорящихся, сглаживать крайности и острые углы, подтягивать и низводить до среднего уровня, наказывать тех, кто «высовывается и выпендривается». Скромнее надо быть!
Завистники и лентяи (часто в одном лице) – про таких народная мудрость говорит: «На чужой каравай рта не развевай, а пораньше вставай и свой добывай». Община не любит завистливых и лентяев.
Община не любит и тех, кто дает повод завидовать и раздражает повышенным уровнем благосостояния. Про таких народная мудрость говорит: «От трудов праведных не наживешь палат каменных». А если палаты нажиты заведомо неправедным путем, их не грех разрушить или отнять. Это будет по справедливости.

Община не приемлет резких форм имущественного неравенства – но только среди членов самой общины, среди своих. На барина, чиновника, генерала это, естественно, не распространяется. Обостренное стремление к социальной справедливости премило уживается с сыновней любовью к доброму барину и обожанием царя-батюшки.
Эрнест Ренан умиленно описывал патриархальные нравы, когда крестьяне не завидовали богатству и могуществу своего графа или барона, а чувствовали свою сопричастность к его жизни, гордились успехами повелителя и радовались его радостям.
Предполагается, что дворянин (или его предок) получил поместье и право распоряжаться крестьянами в вознаграждение за боевые заслуги, поэтому уважение к феодальной собственности - как бы проявление любви к Родине . Крестьянские бунты, поджоги и грабежи помещичьих усадеб можно трактовать как признак того, что русские хлеборобы утратили историческую память и уважение к славному героическому прошлому своей державы.
Разбогатевший крестьянин, купец из крестьян - это «свои», ставшие чужими, т.е. предатели, враги.

Знаменитая острота Черчилля: капитализм, мол, плох неравным распределением благ, а социализм – равным распределением нищеты.
Но нищему, видящему кругом одних нищих, психологически легче смириться со своим состоянием, чем человеку скромного достатка, видящему процветание соседей,
Как растет народное благосостояние в бедной стране? Уровень жизни может расти у большинства населения - медленно. Зато никому не обидно. Другой вариант: в бедной стране появляются богатые и очень богатые люди, затем к ним подтягивается «средний класс», а потом и многие бедные начинают жить заметно лучше. Второй путь – социально конфликтен, провоцирует рост насилия и коррупции. Но он, как ни странно, быстрее приводит к цели. Если цель, повторюсь, поднять уровень жизни народа, а не его духовность, внутреннюю культуру и нравственность.
Углубление имущественного неравенства, социальное расслоение – такую цену пришлось заплатить Китаю за то, чтобы сократить число голодающих. Северная же Корея не идет на политические, идеологические и экономические сделки – и сохраняет чистоту нравов и почти полное отсутствие преступности (правда, население при этом голодает и вымирает, но это не слишком высокая цена за неукоснительную верность принципам).

«Кошмар девяностых годов в России»… Смею утверждать, что значительная часть населения в эти годы стала жить лучше, а очень значительная – не хуже или ненамного хуже, чем в восьмидесятые годы, оценивая при этом свое состояние как бедность или нищету. Ведь обнищание - понятие относительное.
Тот, кто в девяностые ел мало мясных продуктов из-за дороговизны и безденежья, в восьмидесятые ел мало мясных продуктов из-за того, что их не было в свободной продаже. Тот, кто при Брежневе не мог предпринять заграничную турпоездку из-за того, что профкому не выделили путевок, при Ельцине не мог поехать из-за безденежья. Но воспринималась эта невозможность по-разному: соблазны – вот они, рукой подать, и тем обиднее, что желание, как и раньше, неосуществимо из-за такой ерунды, как отсутствие казначейских билетов.…
Для сохранения привычного жизненного уровня пришлось больше «крутиться», а это далеко не всем нравится. К тому же этот прежний уровень стал оцениваться не как «средний, обычный, приличный, достойный», а как позорно низкий – «совковый».
Инженер, занявшийся челночным бизнесом, музыкант, бросившийся в книготорговлю, ученый, вынужденный зарабатывать частным извозом,- все они остро ощущали не столько материальную нужду, сколько потерю социального статуса.
Ну и, конечно, постоянным угнетающим и раздражающим фактором стали «новые русские», нувориши, скоробогачи (словечко Алексея Толстого). Их наглость, демонстративное презрение к простым смертным, неизбывная страсть к гламуру – всё их поведение словно бы нарочно направлено на поддержание в бывшем советском народе чувства униженности и озлобления. С поразительной быстротой высшее общество стало страшно далеко от народа и всячески подчеркивает, как огромна эта дистанция.
Давно ли «молодые реформаторы» мечтали о рождении нового класса предпринимателей? Едва появившись на свет, новорожденный стал оскорблять окружающих. Вчерашние комсомольские работники, спортсмены, криминальные авторитеты, теневики, младшие научные сотрудники, сумевшие ДОРВАТЬСЯ и ХАПАНУТЬ, демонстрируют, что их деньги – БЕШЕНЫЕ и что они временщики, не верящие в прочность своего богатства и в будущее страны, в которой они сделались богатыми.

Вряд ли корнет Оболенский и поручик Голицын, Алексей Вронский и любой из графов Ростовых мазали горчицей губы официантам. Проиграть в карты деревню-другую, засечь до смерти дворового – это пожалуйста. Но куражиться, глумиться над нижестоящими? Дворянам нет необходимости выставлять свое превосходство напоказ.
Унижали зависимых от них людей и куражились над ними не князья, а те, кто – «из грязи в князи». Для кого унижение других – способ возместить свои собственные прошлые унижения и лишний раз прочувствовать величие своего нынешнего положения. Вчерашние крестьяне, мещане, разночинцы, вдруг ставшие богатыми купцами и промышленниками.
Как веселились русские купцы, о том есть много прехарактернейших свидетельств. (Как известно любому истинному патриоту, подавляющее большинство русского купечества составляли Третьяковы, Мамонтовы, Морозовы, Алексеевы-Станиславские, люди высочайшей духовной культуры, меценаты и благотворители, но кое-где иногда встречались в этом сословии отдельные нетипичные исключения).
С трудом могу себе представить, чтобы английский (французский, немецкий) коммерсант мазал лица ихних же иностранных официантов – горчицей. В ихней Европе давным-давно установились иные нормы обращения с низшими классами. Что, разумеется, нисколько не меняет отвратительной сути эксплуататорского режима, но несколько снижает накал сословной розни и ненависти.
Разбогатевший представитель третьего сословия где-нибудь во Франции поначалу пускал пыль в глаза, женился на дворянке, потом и сам, как подтверждение высших возможных достижений, получал дворянство. А дворянину хвастать богатством не пристало, дворянство – это самоограничение. Джентльмен ведет себя корректно, он не стремится обратить на себя внимание окружающих. И он останется джентльменом, даже разорившись.
Такая вот диалектика.

При развитом, зрелом капитализме богатые соревнуются в размахе благотворительности и меценатства. И это не из щегольства миллионеров перед другом и перед средним и низшим классами, не из стремления откупиться от ограбленного люда жалкими подачками. А по зову, видите ли, их миллионерских сердец. Они, миллионеры, уверяют, будто деньги для них не цель, а средство сделать весь мир лучше, счастливее.
Раньше Эллочка Щукина тянулась за Вандербильдихой. Сегодня Вандербильдиха (особенно если ее муж решил податься в политику) старается принизиться до уровня «женщины из народной гущи». В интервью для глянцевого журнала миллиардерша подчеркивает, что она носит те же джинсы и кроссовки, так же любит мужа, фильмы о большой и верной любви и свою собачку, смотрит те же телевизионные шоу, что и Эллочка. И кормит семью теми же полуфабрикатами…
Из русского издания журнала «Ньюсвик», январь 2008:
«Показное изобилие считается дурным тоном… Кичиться богатством больше не модно… Если высший свет сегодня и демонстрирует свои возможности, то только за закрытыми дверями. На публике российские богачи, как и их западные «коллеги», стараются свои кошельки не выпячивать… Уходит в прошлое самобытное поведение новых русских, когда душа нараспашку, а содержимое кошелька – напоказ».
И самое удивительное: по данным опроса, проведенного Левада-центром в ноябре 2007 г., ненавидят олигархов 3% россиян, тогда как в 2005 г. таких было 8%.
Но олигархи – это лишь малая часть ненавидимых новых русских! И потом, если столичным богачам потребовалось лет пятнадцать, чтобы перенять западную моду на консервативную солидность, сколько же лет понадобится, чтобы эта мода дошла до самых до окраин, до менее продвинутых представителей юного класса российских предпринимателей?
Боюсь, что переход от классовой ненависти к классовой терпимости и даже любви произойдет в нашей стране еще не очень скоро!

Лет тридцать назад один молодой актер провинциального ТЮЗа пожаловался своему родственнику, шоферу грузовика, на маленькую зарплату (восемьдесят рублей в месяц).
- Тю,- сказал шофер.- Я б за такие деньги расписываться в ведомости не приходил.
Было это сказано не презрительно, а сочувственно.
Актер, переехал в Москву, сделал карьеру, стал сниматься в кино и получать не меньше шофера-дальнобойщика. Правда, в начале девяностых годов получал гроши и вынужден был заняться частным извозом. Но потом он снова стал сниматься в кинофильмах, телесериалах, ездить на гастроли по заграницам, и сейчас его доходы во много раз выше, чем у бывшего богатого родственника-шофера. Тот радуется за него и гордится его успехами.
Какой общественный строй справедливее – при котором хороший актер получает меньше хорошего шофера, столько же или больше? И справедливо ли, что популярный артист или великий футболист получают больше премьер-министра?
Думаю, организовать на ровном месте процветающее предприятие, на котором работают тысячи человек,- дело не менее почтенное, чем снять отличный фильм или установить мировой рекорд. Но звезде эстрады, экрана, спорта богатство прощается легче, чем предпринимателю, не говоря уже о чиновнике. Во-первых, видно, чтО человек делает, как зарабатывает свои миллионы. Во-вторых, в работе певца, теннисиста, актера слабо выражен момент угнетательства и наживы за чужой счет. Чарли Чаплин был богатым человеком. А кого он эксплуатировал, кроме собственных дарований?
У Достоевского в «Бесах» показано, что идея социального равенства в логическом развитии должна привести к выводу: надо, мол, и слишком талантливых – укоротить. Это типично интеллигентская выдумка. Народ, в большинстве своем, признавал право талантливого писателя, скрипача, певца, ученого жить лучше, чем горняк, грузчик, металлург, хоть те и «уродуются, пашут и вкалывают, а интеллигенция прохлаждается».
В свое время одна советская колхозница написала открытое письмо, в котором требовала от Аллы Пугачевой не забывать, чей хлеб она ест. В ответ на что другие советские колхозники напомнили, что одна Алла Пугачева дает любимой Родине больший экономический эффект, чем десяток-другой колхозов.
Когда Ростропович и Вишневская были лишены гражданства СССР, в центральных газетах со смаком перечислялись дорогие вещи из квартиры «отщепенцев, клеветников и предателей». У простого читателя это вызывало не праведный гнев, а стыд за начальников, которые рассчитывали таким «безотказным» способом вызвать праведный гнев.

Если верить прессе, больше половины американцев с высшим образованием к 50 годам становятся миллионерами.
На Западе «образованный» - почти синоним «обеспеченный».
Я хотел было написать, что это только социализм додумался платить врачу и учителю вдвое меньше, чем рабочему. Но вспомнил, что в романе Мартти Ларни «Четвертый позвонок» есть эпизодик: бедный университетский профессор в США выдает себя за высокооплачиваемого каменщика. Если это не сатирическое преувеличение, то американцы с пятидесятых годов прошлого века заметно поумнели к семидесятым-восьмидесятым. Чего нельзя сказать о…

В России 120 тысяч долларовых миллионеров – менее тысячной доли населения, исчезающе малое количество. В Германии – 800 тысяч, один процент населения, малая, но ощутимая часть населения. Это и понятно: у них состояния имели возможность расти как минимум шестьдесят лет, а у нас - всего лишь 15-18.
Зато миллиардеров больше – у нас. Имущественное расслоение в России в два-три раза больше, чем в странах Европейского Союза.
Считается, что такое возмутительное безобразие есть результат деятельности отечественных либералов-западников. Но тут, мне кажется, недоразумение, а точнее, терминологическая путаница.
Миллиардные состояния счастливчикам удалось сколотить, благодаря активной помощи видных политиков и чиновников, т.е. не согласно, а вопреки правилам свободного рынка. Правда, свободный рынок предполагает наличие и такой услуги, как ограничение свободы рынка (эту мысль я почерпнул у Виктора Пелевина). Но нормальное рыночное государство считает себя монополистом в деле ограничения свободного рынка и не терпит конкуренции. В обессиленном же государстве Российском эту монополию приватизировали всесильные чиновники – по азиатскому образцу.
При чем же здесь западный либерализм?

Раньше всюду звучало: «Наша цель – коммунизм!» Сегодня даже КПРФ, самая массовая из нескольких российских компартий, не ставит целью построение коммунизма. Строили-строили светлое здание, объявляли, что почти построили, а потом оно как-то неожиданно рухнуло, а бывшие активные строители отказались от замысла и строят неизвестно что…
А как грустно прощаться с мечтой, прекрасной мечтой об обществе социальной справедливости, без угнетения. Обществе, в котором каждому честно воздается по труду. На худой конец, по потребностям…
__________________________________
© Хавчин Александр Викторович