Овсей, или Иешуа, Штейнберг оставил глубокий след в русскоязычной семитологии. В 1878-1881 гг. в Виленской типографии Л.Л.Маца он издал «Еврейский и халдейский этимологический словарь к книгам Ветхого завета», а затем 2 тома русско-еврейского словаря и «Пятикнижие Моисеево» с русским переводом и кратким комментарием. Много позже, в застойные советские годы, выполненный им перевод Пятикнижия был практически единственной религиозной книгой, продававшейся (в репринтном издании) Московской хоральной синагогой [1].

Его толковый и этимологический словарь, будучи первым из числа научных публикаций, исследующих древнееврейский язык, оказал решающее влияние на становление всей российской ориенталистики, утвердил метод изучения происхождения языков и их родственных связей, заложил основу для каждого из последующих словарей иврита, когда-либо издававшихся в русскоязычной среде. Овсей Штейнберг был первым, но и по прошествии почти полутора веков его работа продолжает оставаться лучшей – самой масштабной, самой глубокой, самой фундированной и самой авторитетной среди исследований этого профиля. Его влияние прослеживается до сегодняшних пор, поскольку вклад О.Штейнберга в изучение древнееврейского языка не перекрыт никем в русскоязычном мире. Он вошел в историю отечественной иудаистики в качестве ее основателя и идеолога.

Феномен словаря возник благодаря специфической исторической ситуации 60-80-х гг. XIX в., когда исповедующий светские принципы науки, но получивший традиционное образование человек занял пост инспектора единственного в Российской империи учительского еврейского института. А ведь еще немногим ранее и государство, и сами иудейские общины старательно поддерживали существовавший между ними барьер, лелеяли и холили собственную изоляцию как залог самобытности и культурной целостности.

То, что родиной этого уникального словаря стал город Вильно, тоже не случайность. С XVI в. он был городом, в котором на протяжении веков развивалась талмудическая культура. В XIX в. его называли не иначе как "Ерушалаим де Лита" - "литовский Иерусалим": город высокой учености и духовной жизни. Здесь жили и творили еврейские мудрецы, которые удостаивались особого титула гаонов - глав общин. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона сообщает, что, согласно переписи 1875 года, в Вильно из 82 668 горожан 37909 составляли евреи. Католиков было 27781, а православных - 13098. Молодые люди со всей Восточной Европы стремились учиться в виленских ешивах и семинариях. Но, в отличие от всех других центров иудаизма - самого Иерусалима, Цфата в Галилее, или Салоник, которые назывались Балканским Иерусалимом, «Литовский Иерусалим» был не только религиозным центром. Именно в Вильне практически возникла и сформировалась светская культура ашкеназских евреев.

Когда в XVIII в. появилось новое мистическое направление в иудаизме – хасидизм, виленский раввинат, стоящий крепко на ортодоксальных позициях, отстоял свою паству от соблазнов нового течения, надвигавшегося с Украины. Литовские евреи чувствовали себя хранителями тысячелетних традиций. Но вскоре традиционалистам пришлось встретиться с новой угрозой устоям, которая пришла на этот раз с Запада. Это – движение Хаскала, еврейское Просвещение. Один из образованных немецких евреев Моисей Мендельсон выдвинул идею об отказе от наиболее устаревших элементов иудейских традиций и о заимствовании достижений европейской христианской цивилизации. Лично для него это не означало отказ от веры предков, он призывал лишь к внешней модернизации иудаизма [2]. Центром философии Мендельсона стало убеждение, что религию его народа и христианство гораздо больше связывает, чем разъединяет. Чтобы понять это, достаточно освободиться от шор вековых предрассудков и осмыслить культурные принципы обеих религий. Слово хаскала как раз и означает «мышление, обдумывание, интеллектуализация». Последователей Мендельсона называли маскилим. Движение Хаскалы добилось определенных успехов, потому что оно совпало с либеральными реформами в Европе и Америке.

Не избежала прогрессивных веяний и Российская империя. В рамках реформы образования в царствование Александра II был расширен прием в учительские семинарии, т.к. в этот период ощутимо сказывался недостаток в учительских кадрах. Это коснулось не только православных русских учебных заведений, но и распространялось на иноверческие и иноязычные училища.

Вильна была одним из очагов еврейского просвещения. В ее учительских семинариях готовили учителей иврита и идиш для религиозных и светских школ. Многочисленные еврейские типографии ежегодно печатали сотни наименований книг.

Тогда-то и началась звездная пора единственного в России Виленского еврейского учительского института, образованного, правда, еще до эпохи реформ – в 1847 г., и просуществовавшего до 20-х гг. XIX в.
Он вырос из еврейского училища второго разряда, созданного по указу 13 ноября 1844 г. для приготовления учителей еврейского закона и раввинов. Иначе говоря, это было раввинское училище, имеющее предметную базу, сравнимую с гимназиями. «При всех своих недостатках школы принесли известную пользу, – свидетельствует либерал Ю. И. Гессен, – подрастающее поколение стало знакомиться с русской речью и с русской грамотой». [3]

Первое время этими заведениями руководили православные чиновники от Министерства народного просвещения, а с 1862 г. должности старших смотрителей стали доверяться евреям. Это были люди из числа маскилим. В 1850 г. была создана ещё такая надстройка: институт «ученых евреев», инспекторов-консультантов при попечителях учебных округов.

В 1873 г. два раввинских училища, в Вильне и Житомире, были преобразованы в учительские институты[4]. В дальнейшем Виленский институт остался единственным. К началу ХХ в. он уже имел такой авторитет, что его опекали Альберт Эйнштейн, Зигмунд Фрейд, теоретик II Интернационала Эдуард Бернштейн.

Учителя всех городских еврейских школ России были выпускниками этого института. И в самом Виленском институте, и в еврейских училищах, и в еврейских школах работавших в рамках Министерства народного просвещения, давалось светское образование, широко изучался русский язык, естественные науки, но действительной гордостью заведения стал их комплексный курс иудаики, включающий изучение древнееврейского языка, Танаха, трудов еврейских мудрецов, но с позиций естественнонаучных, отнюдь не ортодоксальных.

Среди служащих казенных еврейских учебных заведений были и иудеи, и православные. Однако к кандидатам на учительское место среди евреев предъявлялись более высокие требования. К преподаванию в начальной школе, не говоря уже об институте, допускались «только окончившие полный курс… в еврейских учительских институтах» [5] Преподаватели-нехристиане имели больше затруднений в чинопроизводстве, получали меньшее жалование, им полагались пенсии и пособия иного размера, чем у учителей-христиан[6]. Практически все евреи-преподаватели института имели звание «потомственного почетного гражданина», сохранили вероисповедание, награждались после многих лет беспорочной службы золотыми и серебряными медалями "За усердие" для ношения на шее.

Руководство институтом осуществлялось директором, отвечавшим за все стороны жизни заведения, инспектором, обязанным заботиться о нравственном воспитании студентов, содержании учебных программ, и экономом. Если директор (ректор) института был скорее чиновником, чем педагогом, то инспектор, как правило, реже сменяемый на своем посту, обеспечивал преемственность в воспитании и преподавании.

Фигурой первой величины в еврейской светской педагогике в 70-80-е гг. стал инспектор Виленского еврейского учительского института О.Н. Штейнберг. Он сменил на этом посту Хаима Каценеленбогена [8].
Штейнбергу предстояла непростая задача – дать современную неортодоксальную интерпретацию древнего языка, который сам по себе с древних пор являлся предметом культа, объектом обожествления и сакрализации. Уже в 1871 г. он излагает свое видение проблемы в статье «Органическая жизнь языка», опубликованной в журнале «Вестник Европы»[9]. Используя модное в то время заимствование позитивного метода из естественных наук, он анализирует развитие языка как природный процесс, подчиняющийся объективным закономерностям и подвластный изучению. Совокупность языков развивается как некий организм – по пути усложнения. В древности, на начальных стадиях, это был единый язык человечества; со временем, постепенно отдаляясь, диалекты и наречия, тем не менее, продолжали активный обмен между собой. Следы обеих процессов – и общего происхождения, и заимствований – Штейнберг всегда особо акцентировал в своих исследованиях.

Наряду с некоторыми именитыми лингвистами он подразумевал под общечеловеческим языком язык Ветхого завета, на том основании, что «многие собственные имена первобытного мира, сохранившиеся в языках всех народов, построены из корней языка еврейского».

Согласно еврейской традиции единый язык, на котором говорили люди до разделения на народы, был священный язык, т.е. тот язык, на котором позднее говорили пророки и на котором написано Священное Писание. Рабби Иегуда а-Леви, великий еврейский философ, поэт и лингвист XII века, суммировал эту традицию в своей книге «Кузари». Однако, если ортодоксальные еврейские мудрецы брали за основу сказание о Вавилонской башне и к ней искали комментарии, то маскиль Штейнберг видел обоснование этого тезиса в лексическом содержании самого языка.

Впервые русские стали знакомиться с ивритом и написанными на нем текстами еще в глубокой древности, вероятно, одновременно с принятием христианства. История прямых переводов Священного писания с иврита на древнерусский и русский языки имеет также многовековую традицию. В «Повесть временных лет» включен исторический текст «Иосиппон», имеющие признаки прямого перевода с древнееврейского. Новгородский епископ Климент (XIII в.) располагал еврейско-русским словарем. Переводчик Федор Еврей переводил Библию в первой половине XVI в. – в период ереси «жидовствующих».

Первоначальной была традиция изучения ветхозаветного языка в целях точного толкования библейских текстов. Заложил ее св. Иероним в IV в. Изучение же иврита не продиктованное исключительно потребностями религиозного культа, началось позже. Так, немецкий философ XVII века Готфрид Вильгельм Лейбниц, владевший многочисленными языками различных семейств, довольно много занимался вопросами родственных отношений языков и общей теорией языка. Он сформулировал так называемую «адамическую» (по имени первого человека) теорию происхождения языков от некогда единого несохранившегося праязыка, следы которого имеются во всех наречиях мира. Практическая разработка этой идеи, создание настоящей научной школы связано с именем Генриха Фридриха Вильгельма Гезениуса (Gesenius) (1786-1842). Этот протестантский ученый стал основателем гебраистики нового времени. Он состоял профессором богословия в г. Галле. В последние годы его жизни число студентов, занимавшихся под его руководством, доходило до 500. Семитическая филология обязана ему освобождением от предрассудков и проведением строго научного метода. Он первым обратил внимание на существование лексических и корневых параллелей в языках европейских и семитских. Гезениус писал: «... много корней и основ в семитских языках сходятся по звуку и значению, с таковыми же в языках индо-европейских, обе отрасли имеют, по-видимому, более между собою общего»[10].

Сам О.Штейнберг неоднократно подчеркивал, что стремится использовать лучшие результаты лексикологических трудов своих предшественников и, прежде всего, Гезениуса. Он безоговорочно воспринимал идею о едином происхождении человеческих языков и обосновывал это на большем материале, чем Гезениус. Последний сравнивал только древнееврейский, древние и современные европейские языки. Штейнберг приобщает к ним еще и славянские языки Восточной Европы. Еще отличает его от протестантского исследователя иное эмоциональное восприятие древнего языка, который для виленского инспектора был практически родным. Он пишет об иврите как о феномене, представляющем «собою самое блистательное воплощение творческого духа, языка, который дивною своею техникою и прозрачностью своих форм как бы открывает нам сокровенные тайны возникновения слова».
Гезениус же писал: «Легко понять, как несовершенен и неясен такой способ письма». Он имел ввиду то, что книги Ветхого Завета были написаны одними согласными.

Определим основные, наиболее значительные черты этой большой лингвистической работы.
Заслугой Овсея Штейнберга стало определение степени близости принципов развития иврита и славянских языков.

1. Гебраизмы в русском языке. Гебраизмы – это особенности, свойственные древнееврейскому языку, которые встречаются в текстах (и устной речи) на других языках. Штейнберг был убежден, что становление древнерусского языка в письменном литературном варианте происходило под влиянием ивритских оборотов речи. «Первый лепет этого новорожденного письменного языка состоял в переложении на свои звуки слов и оборотов библейской речи. Неудивительно же после этого, если в очень многих случаях особый склад русской речи, древней и новой, находит себе самое полное отражение, самое верное объяснение в складе речи библейского контекста; и всякое истолкование их путем греческого перевода, помимо оригинала еврейского, неестественно и ненаучно. Многие особенности современной русской речи, как напр. … прямое дополнение глагола существительным, от него произведенным, вроде: судить суд, служить службу, горе горевать; употребление неопределенного наклонения бес вспомогательного глагола: не слыхать ему…, не видать ему…; образование наречий из имен во множественном числе: в потьмах, в торопях … все это чистые гебраизмы, которые путем перевода Ветхого Завета перешли в плоть и кровь древней русской письменности, а оттуда и в современную русскую речь»[10].

Примеры гебраизмов многочисленны. В «Библиологическом словаре» А. Меня в трех томах (СПб., 2002) ими являются выражения типа: «помышляли в себе и говорили» (Мф 16:7), «начал кричать и говорить» (Мк 10:47) или «обратится и скажет» (Лк 17:4), свойственные не греческой, а семитической речи. Типичными гебраизмами являются и такие выражения, как «сыны Царства», «сыны чертога брачного», «сыны века сего» (Мф 8:12; Мк 2:19; Лк 16:8). Пояснение в Мф 1:21: «наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих...» понятно лишь в ивритском варианте, т.к. дословно: «наречешь Ему имя Спаситель, ибо Он спасет людей Своих…»

2. Общность лексической этимологии. О.Штейнберг приводит примеры поразительного сходства логики развития понятий. Он обнаруживает «единство мысленного процесса в словообразовании русского языка с родником литературной его письменности – с языком Библейским»[12]. Филолог пишет, «глаголы אָמַר, דָבַר, נָגַד сказать, говорить, вещать имеют общее основное значение водить, струить, из чего можно по аналогии вывести, что есть такая же родственная связь между русскими реять, река, речь; равно как и между корнями вед (в вода, водить) и вет (в навет, совет, вече, вещать), означающие собственно…: струить слова, водить речь. Далее: от евр. דָבַר водить и вещать образовалось דָבָר слово, речь, а также вещь [13]. По этой аналогии следует русское вещь производить от корня вед (вести, вещать)». Или другой пример: «תָּבֶן солома, образовавшееся от תַּב (арабское ломать), ясно показывает, что славянские слама, солома происходит от ломать, а не… от стлать, как это выводит Рейф»[14]. Это демонстрация возможностей метода расшифровки древних смысловых значений через анализ корневых связей в иврите. К сожалению, эта идея не получила дальнейшего развития.

3. Пределы достоверности при реставрации корней слов и значений имен. О.Штейнберг чрезвычайно строг к своим выводам, он предпочитает останавливаться у черты, за которой, по его мнению, начинаются необоснованные домыслы. Он особо указывает, что он считает себя в праве привести в словаре корни слов, которые уже вышли из употребления, когда их роль в качестве источника библейских слов вытекает из законов «словопроизводства». Но он не рискует заниматься этим в случаях, когда это «крайне сомнительно и разноречиво», когда все основано «исключительно на личных предположениях и догадках»[15]. Чрезвычайно полезное самоограничение, к сожалению, утерянное этимологами более позднего времени. Примером может быть «Краткий этимологический словарь русского языка» Н.М.Шанского, В.В.Иванова и Т.В.Шанской (М., 1961), к сожалению, содержащий элементы авторской фантазии и предположений.

4. Данному труду свойствен панорамный взгляд на проблемы развития языка. Для О.Штейнберга, как исследователя середины XIX в., еще не существовало шор теории индоевропейского единства; он свободно оперировал словарным запасом многих древних и современных народов, несмотря на разделяющее их пространство и время. И, по-видимому, не ошибся.

В словаре дана широкая панорама фонетических и лексических аналогий, которыми, как оказалось, усеяны языки Европы, Передней и Центральной Азии и Северной Африки. К примеру, семитический корень בָנַת (читается: banat), означающий обвязывать, опоясывать, имеет близкое звучание и смысл в индоевропейских языках: санск. bandha, перс. bend, нем. Band c общим переводом пояс, бант [16].

Богатейший материал, сосредоточенный в словаре, позволяет продолжить этимологию ряда современных слов в глубь веков, к истокам исконного смысла. Например, слово «брошь» пришло к нам из французского языка в первой половине XIX в. (broche – булавка, шпилька), куда она попала из итальянского (brocca – иголка, шпилька) [17]. О.Штейнберг приводит первоначальные и производные значения созвучного слова בְרוֹש (чит.: broch). Собственно это означает кипарис, и т.к. его употребляли на древки к копьям, то стали использовать в значении копье; в частности, в Кн. Иисуса Навина 2:4 [18].
Кстати, о слове «шоры», употребленном несколькими строчками выше. Понятие, звучащее точно также –שׁוֹר , встречается в Кн. Левит 9:4. Дословно: ходящий прямо, в значении бык, пашущий поле. [19]. Достаточно прозрачная аналогия с современным пониманием этого слова – нечто, не позволяющее свернуть в сторону или увидеть что-то, находящееся в стороне.

5. Достаточно осторожно, но все же ученый высказывался за наличие и прямых заимствований из иврита в русский язык. В статье «Органическая жизнь языка» он приводит около ста слов, проникших «из симетических языков». [20].

6. На основе изысканий Гезениуса, Фюрста, др. немецких гебраистов и своих собственных автор словаря дает этимологию начертания букв ивритского алфавита, но так, что становится очевидным их общее – финикийское – происхождение с греческими и славянскими буквами.

Ярким примером является буква ש. Древние алфавиты имели названия для каждой буквы, как, например, кириллица: аз, буки, веди, глаголь. Так, и в древнееврейском языке данная буква имела имя shin, что в переводе означает зуб. И она действительно имеет зубчатую форму. Любая буква в иврите похожа на тот предмет, обозначением которого она называется и на который похожа! Это свидетельство пиктографического происхождения букв финикийского и всех производных алфавитов. Shin соответствует русской букве и звуку «Ш». Есть правдоподобная версия, что Кирилл и Мефодий, создавая славянскую азбуку, использовали в качестве источника не только греческие буквы, но и древнееврейские – для звуков «Ш» и «Ц».

7. То, что словарь О.Штейнберга вышел в 1878 г., придает ему особое значение и ценность. Еще не наступила эпоха Элиезера Перельмана, позднее принявшего имеющее древнее звучание имя – Бен-Иегуда. В этот год он покинул Россию по двум важным причинам: в связи с участием в народовольческом кружке им заинтересовалась царская полиция, кроме того, он захотел изучать медицину в Париже. Ему еще не пришла абсурдная идея возрождения практически ушедшего из бытовой жизни иврита, который замер в оковах религиозного культа на века и за две тысячи лет отстал от реальной жизни.
Поэтому глоссарий данного исследования строго ограничивается словарным запасом Ветхого Завета, потому что иного практически еще ничего не было. Образно говоря, этим обеспечивалась «стерильность» опыта: никаких включений, никакого постороннего, новейшего влияния.

Производят сильное впечатление как отсутствие многих уже общепринятых слов, так и новое, непривычное толкование знакомых. Например, מַחְבֶּרֶת (mahberet) в современном иврите тетрадь, а в древнем – место соединения двух краев. Словоדמִיוֹן (dimion) теперь используется в значении фантазия, а раньше – сходство, подобие. Кровать – מִטָה (mitta) – содержит корень, означающий колыхание; и лишь библейские тексты, в которых так называются носилки, «одр носильный» , объясняет эту давно утерянную связь. Надсмотрщик над рабами – פַקִיד (pakid) - стал простым служащим. Кризис – משבר (mashber), в том числе и экономический, был в прошлом проломом в земле. А מַעֲרֶחֶת (maarehet) когда-то означало ряд хлебов для подношения в святилище или Храм, теперь же это – система, в том числе и компьютерная. Слово סַם (sam) в древности было безобидными душистыми растениями, теперь же за ним закрепился новый смысл – наркотики.

Итак, О.Штейнберг был одним из первых проводников идеи об общих корнях языков мира. В дальнейшем она получала все новых и новых сторонников.
Советские языковеды Аарон Долгопольский и Владислав Свитыч-Ильич в 1960-е гг. составили независимо друг от друга небольшой словарь «ностратического» языка. «Ностратическим» эти ученые называют некий первобытный протоязык, от которого произошли семито-хамитские, индоевропейские, урало-алтайские и некоторые другие языки. Кое-кто высказывал сомнения по поводу этих методов исследования языков. Между тем, лингвисты СССР продолжали свои исследования, и им даже удалось восстановить другой протоязык – «дене-кавказский», который являлся прародителем китайского и ряда других азиатских языков. Используя эту идею и подобные методы анализа, американский лингвист Джозеф Гринберг показал, что языки коренного населения Америки происходят из трех протоязыков, один из которых – «На-Дене» – родственен «дене-кавказскому», а другой – ностратическому.

Упоминания об Овсее Штейнберге всегда делаются по поводу его словаря, который продолжает оставаться ценным научным исследованием. Однако биографические данные этого замечательного человека мало известны. Он родился в Николаевскую эпоху, в 1825 г., но избежал судьбы кантониста. Вероятно, он происходил из раввинской семья – ими была весьма богата Литва. Это мы можем судить по степени его владения талмудической культурой, по знанию книг иудаизма и работ средневековых еврейских авторов. Он владел современными европейскими языками, т.к. Штейнберг окончил еврейское училище второго разряда, имевшее в своей программе светские предметы. Он не изменил вере отцов, более того, служил в молодые годы казенным раввином в Белостоке, хотя, очевидно, не был религиозным ортодоксом. Его метод работы вполне естественнонаучный. Имел докторскую степень. Прежде чем стать инспектором в Виленском еврейском учительском институте работал в нем рядовым педагогом. К тому времени он был уже зрелым исследователем, признанным авторитетом. В 1870-1880-е гг. с интервалом в один-два года выпустил несколько поистине монументальных трудов. Это говорит о длительной, растянувшейся на несколько десятилетий подготовительной работе. Видимо, поколения талмудистов передали в генах своему потомку типичную для них усидчивость, тщательность и работоспособность. Служил он до 1904 г. инспектором Виленского еврейского учительского института. Умер в Вильне в 1908 г.

Скорее всего, архивные материалы, проливающие свет на многие неизвестные события его жизни, можно найти в хранилищах Вильнюса. Подобный поиск позволил бы восполнить этот парадокс – ученый, сделавший такой вклад в науку, оказался почти забытой фигурой.

То, что он подвергся такому своеобразному забвению, связано, как кажется, с тем, что он не стал сионистом и не был религиозным деятелем, поэтому он не заинтересовал в ХХ в. ни современное национальное государство, ни религиозные круги. Он был типичным представителем еврейского Просвещения. Им казалось, что они дают новую надежду своему народу. Но история пошла по неожиданному пути, и случилось то, что случилось. На арену вышли совсем другие люди. Хорошо о таких как Штейнберг написал М.Кроль: «А “прозревшим” (“маскилим”) и презирающим теперь “суеверие масс” – “уходить [было] некуда”, и они оставались среди своих чужаками» [21].


Литература:

1.     Конторер Д. История переводов Танаха // Вести (Израиль). 10.01.2002.
2.     Джонсон П. Популярная история евреев. – М.: Вече, 2000. – С. 343.
3.     Гессен Ю.И. История еврейского народа в России: В 2-х тт. Т. 2, - Л., 1927. – С. 121.
4.     Краткая еврейская энциклопедия. Репринт. М., 1996. Т. 1. - С. 823.
5.     Министерство Внутренних Дел. 1802 - 1902. – СПб., 1902. - С. 108.
6.     Российский государственный исторический архив. Ф. 1263. Оп. 4 (1871 г.). Д. 46. Л. 103.
7.     Аграновский Г. Почему у евреев бывают двойные имена? // Берега (Минск). Март-апрель 2002 г.
8.     Штейнберг О. Органическая жизнь языка // Вестник Европы. 1871. Т. II. - Кн. 4. - С. 588–616; Т. III. - Кн. 5. - С. 204–232.
9.     Гезениус Г.Ф.В. Еврейская грамматика: Пер. проф. К. Коссовича. – Спб, 1874.
10.     Штейнберг О.Н. Еврейский и халдейский этимологический словарь к книгам Ветхого завета. – Вильна, 1878. – С.VI.
11.     Там же. - С. IX.
12.     Там же. - С. VII.
13.     Там же. - С. IX.
14.     Там же. - С.V.
15.     Там же. - С. 68.
16.     См.: Шанский Н.М. и др. Указ. соч. – С. 43.
17.     Штейнберг О.Н. Еврейский и халдейский этимологический словарь… - С. 73.
18.     Там же. – С. XII.
19.     Штейнберг О. Органическая жизнь языка. – С. 230.
20.     М. Кроль. Национализм и ассимиляция в еврейской истории // Еврейский мир: Ежегодник на 1939 г. Париж: Объединение русско-еврейской интеллигенции. – С. 188.
___________________________________
© Морозова Ольга Михайловна