Из Дневника Дрие ла Рошеля: «Писатель должен понимать, что отвечает за свои слова жизнью».
Сам ла Рошель это хорошо понимал и за свои некрасивые слова (он сотрудничал с гитлеровцами, оккупировавшими Францию) ответил жизнью, уйдя из нее по своей воле.
По-моему, всех писателей можно разделить на две категории. Для одних вышеприведенное высказывание очевидно до банальности: ну, конечно же, за всё, что ты написал, надо отвечать и, если надо, отвечать жизнью. Другим (среди них, например, Оскар Уайльд и Владимир Набоков) эта мысль показалась бы нелепой, если не отвратительной:
- Почему это писатель должен за свои слова - всего лишь СЛОВА! - отвечать ЖИЗНЬЮ?! По-вашему, и композитор должен отвечать жизнью за свои ноты, живописец – за свои мазки, архитектор - за свои линии? Очень много разного можно сказать о литературе, но только одно утверждение бесспорно: ЛИТЕРАТУРА - НЕ ЖИЗНЬ! И если писатель смешивает эти понятия, значит, он слишком серьезно относится к своим фантазиям. Как правило, этим страдают не слишком хорошие авторы.
Возможно, дело в том, что одни пишут «кровью своего сердца и соком своих нервов». Другие же сочинительством занимаются с удовольствием, оно им легко дается.

Маяковский обещал поднять свои партийные книжки «над бандой поэтических рвачей и выжиг».
Что это еще за «поэтические рвачи»? Кажется, это советское изобретение. В царской России были, естественно, бездарные поэты. И были поэты, пользовавшиеся, как стали позже считать, незаслуженной популярностью и даже славой (Бенедиктов, Мей, Фофанов, Надсон, Случевский, Северянин). Но рвачи и выжиги от поэзии? То есть люди, превратившие свой дар в средство наживы или карьеры? Что-то не приходят мне на ум имена.
Да, Жуковский и Тютчев писали верноподданнические стихи, но – так сказать, по зову сердца, не ради гонораров или повышения по службе.
Может быть, Нестор Кукольник со своей ходульной (непременно «ходульной»! я и слово-то это узнал в связи с Кукольником!) пьесой в стихах «Рука Всевышнего Отечество спасла»? Но это шедевр скорее все же драматического, а не поэтического искусства…
Да, рифмованная халтура как отдельное направление расцвела только после окончательного торжества Советской власти, и всего лишь за несколько лет рвачей и выжиг развелось на целую банду, т.е. это не были случайные нетипичные проявления.
А сам Владимир Владимирович? Можно подумать, он никакого отношения к рвачам и выжигам не имел! Однако Варлам Шаламов считал именно его прототипом Никифора Ляписа, разносящего по ведомственным журналам поэмы про Гаврилу. Это косвенно подтверждается созвучием имен Хины Члек, пассии Никифора, и Лили Брик.
Если кому-то это предположение покажется кощунственным и нелепым, рекомендую просмотреть тот том собрания сочинений Маяковского, где напечатаны его малоизвестные, не затрепанные цитированием стихи - газетные стихи «по случаю», не входившие в авторские сборники. Уверяю вас, ЭТО производит неприятное впечатление: типа глотать жеваный картон. ЭТО лучший, талантливейший сочинял исключительно ради денег.
Так чем же он принципиально отличался от «рвачей и выжиг»? Тем, что стыдился своей халтуры? Так и рвачи, бывало, стыдились (см. дневник В.Лебедева-Кумача). Тем, что «орлам случается и ниже кур спускаться, но курам никогда до облак не подняться»? Но орлу, который порой опускается до куриного уровня, не подобает уж так презрительно о курах отзываться.
Кстати, Маяковский, несмотря на упорное и многолетнее внедрение в массы, так и не стал народным поэтом, ибо его стихи невозможно петь. А когда он, раз в жизни, захотел сочинить именно песенку, то позабыл о «поэтическом новаторстве» и не побрезговал напрашивающейся рифмой «жуй – буржуй».

«Гумилев и Маяковский во многом стояли на прямо враждебных позициях. Поэтому, когда Гумилев был расстрелян как участник белогвардейского заговора, Маяковский очень обрадовался и сказал: Туда ему и дорога!»
Чушь? Полная, идиотская, оскорбительная чушь!
Да, поэты встречают другого надменными улыбками, а сойдясь в круг, оплевывают друг друга, есть у них такой обычай. Но… Одно дело - публично браниться, иное дело - желать смерти, писать доносы, одобрять расстрельные приговоры.
У пишущих людей, даже принадлежащих к враждебным лагерям, существует, так сказать, цеховая солидарность, братство во Аполлоне. Яков Полонский и граф Алексей К. Толстой огорчались, а не ликовали, когда власть брала за шкирку и бросала в тюрьму «писателей-демократов». И вступались за них, ненавидимых и презираемых, рискуя карьерой и благосклонностью высокого начальства. «Какой ни есть Чернышевский бездарный и пошлый, а все же – коллега».
Можно понять писателей, которые клеймили позором своих товарищей и горячо приветствовали их казнь (боялись, что в случае отказа их постигнет та же участь - слаб человек). Можно понять писателей, которые гневно осуждали Пастернака и Солженицына (им выкручивали руки, угрожали, шантажировали - слаб человек). Но был человек, которому ничто не грозило и которого никто не принуждал говорить то омерзительное, что он сказал о собратьях по перу:
«Попадись эти молодчики с черной совестью в памятные двадцатые годы, когда судили, не опираясь на строго разграниченные статьи Уголовного кодекса, а «руководствовались революционным правосознанием», ох, не ту меру наказания получили бы эти оборотни! А тут, видите ли, еще рассуждают о «суровости» приговора...»
Бог литературы, который значительно раньше отвернулся от Шолохова, после этих слов плюнул на него.
Шолохов в этой истории повел себя как человек, далекий от писательства. Ведь человек, имеющий касательство к литературе, обязан понимать, что «клеветой на нашу любимую Родину» можно обозвать любое сатирическое произведение, начиная с Фонвизина и Гоголя, это почти лишенное смысла словосочетание. Когда вновь всплыли догадки относительно плагиата, советская печать так отважно и беззаветно бросилась защищать автора (одного из соавторов? Компилятора?) «Тихого Дона» от гнусной, чудовищной клеветы, что многие начали сомневаться: «Дело ясное, что дело темное, дыма без огня не бывает».
Последние годы Шолохов жил со званием литературного вора. Говорят, у него, как у всякого большого художника, было очень чуткое и ранимое сердце. Что-то не верится: люди с чутким и ранимым сердцем не огорчаются по поводу слишком мягкого приговора и не стыдятся за тех, кто хлопотал о смягчении участи Даниэля и Синявского. И почему, любопытно, великий художник так близко к сердцу принял обвинения в плагиате, если они были заведомо нелепыми? Не потому ли, что, как сказал другой нобелевский лауреат Томас Манн, «больше всего нас уязвляют обвинения, которые хоть и вздорны, но не совсем».
Я думаю, если бы Шолохов умер тогда же, в 1966 году, сразу после своего позорного выступления на XXIII съезде КПСС, великая русская литература ровно ничего не потеряла бы.
Ах да, гениальный, удивительный по глубине и проницательности отзыв о Льве Толстом и его герое: «Дед Ерошка – какой ядреный!»
Еще к вопросу о клевете на любимую Родину. «Клеветник» Даниэль за нашу любимую Родину сражался с врагом, был тяжело ранен. В числе «антипатриотической группы критиков-космополитов были боевые офицеры. Анатолий Софронов и Константин Симонов, служившие, как и Шолохов, военными корреспондентами, не видели ничего странного или постыдного в том, чтобы смело обличать в антипатриотизме – фронтовиков.

Чарльз Дарвин не говорил, что человек произошел от обезьяны. Он утверждал, что человек и обезьяна имеют общих предков.
Это я вычитал в романе Вячеслава Шишкова «Угрюм-река». Проверил – всё правильно. С тех, когда слышу: «По Дарвину, человек произошел от обезьяны»,- с некоторой горечью констатирую, что человек не читал романа «Угрюм-река». А роман хороший, стоит того, чтобы его прочесть. Я не хочу сказать, что не читавший этого романа чем-то хуже того, кто читал. Я хочу сказать только, что тот, кто не читал, чего-то недополучил в этой жизни. Может быть, совсем чуть-чуть недополучил, но, если бы все-таки прочитал, было бы лучше.
В детстве у меня была любимая книга - «Слово о словах» Льва Успенского. В числе других интересных вещей там рассказывалось, откуда взялось слово «автобус». Оказывается, когда в Лондоне появился новый вид городского транспорта на конной тяге, его назвали «omnibus», что по латыни означает «всеобщий, для всех». С течением времени это усеклось до «бус», а в начале прошлого века к этому обрубку спереди добавили «авто», т.е. «само», т.е. самодвижущийся».
Книга «Слово о словах» несколько раз переиздавалась, была рекомендована для внеклассного чтения, многие ребята – мои сверстники ее знали.
Когда Михаил Задорнов, человек одного со мной поколения, с торжеством объявляет, что английское «Bus» произошло от славянского «воз», это вызывает не только раздражение, как всякое проявление самодовольного невежества, но и жалость. Бедняга, он не читал в детстве «Слово о словах»! Как же его папа-писатель лишил мальчика такой радости!

- А что я вам расскажу, вы все животики надорвете! - честно предупреждает Михаил Задорнов.- …Хорошо посмеялись? Но это еще что, а вот сейчас будет такое…
Комик, стремясь рассмешить почтеннейшую публику, сам начинает хохотать над своими шутками. Это прием пошлый и презренный, о чем говорил еще Гамлет, наставляя актеров.
Прошло триста лет. Актерское мастерство, надо полагать, усовершенствовалось, да и вкус аудитории, надо полагать, не испортился. В комедийных спектаклях исполнители редко провоцируют смех зрителей собственным смехом, это считается дурным тоном. Иное дело – эстрада. Тут артисты стесняются гораздо меньше, но особенно отличаются, как ни странно, авторы, сами читающие свои произведения. (Я говорю, «как ни странно», потому что писатель, более интеллектуальное и рационально мыслящее существо, должен бы меньше обращать внимания на реакцию публики).
Понаблюдайте за некоторыми «писателями-сатириками». К каким забавным ужимкам они прибегают, чтобы рассмешить! Какие гримасы строят! Как нажимают интонационно, подсказывая зрителям: «Здесь надо хохотать». Актеры прибегать к таким дешевым приемам стесняются.

«Дни минувших наслаждений –
Мне ль душою вас забыть?
Сердце жаждет упоений,
Сердце просится любить».
Это из «Русалки».
По-моему, слабенькие стихи сочинил Александр Сергеевич, нескладные, не говоря уже о банальности. Гораздо ниже уровня Пушкина. Что, впрочем, совсем не удивительно. Ведь это не из пушкинской «Русалки», а из оперного либретто, написанного самим же композитором. - Александром Сергеевичем Даргомыжским.
Композиторы XX века совершенно спокойно и без всяких комплексов вставляли вирши собственного сочинения в строфы Пушкина. И в этом, по-моему, больше истинной любви к поэту, чем в позднейшем стародевическом якобы трепетном отношении: «Ах, у Пушкина КАЖДАЯ СТРОЧКА гениальна, КАЖДОЕ СЛОВО полно глубочайше-высочайшего значения!»

Всем известно: во времена кризисов власть использует всяческие ухищрения, чтобы отвлечь народные массы от борьбы за свои социальные и экономические права. Особенно эффективны всевозможные развлекательные телевизионные передачи и выступления кашпировских и аланов чумаков, «мыльные оперы». Для возбуждения страстей в общество вновь и вновь вбрасываются надуманные проблемы, вроде «переносить или не переносить из Мавзолея останки Ленина» и т.д.
Отлично сказал об этом Рэй Брэдбери: «Если не хочешь, чтобы человек расстраивался из-за политики, не давай ему возможности видеть обе стороны вопроса. Пусть видит только одну, а еще лучше - ни одной. Устраивайте конкурсы, например, кто лучше помнит слова популярных песен... Набивайте людям головы цифрами, начиняйте их безобидными фактами, пока их не затошнит - ничего, зато им будет казаться, что они очень образованные. У них даже будет впечатление, что они мыслят, что они движутся вперед».
Впрочем, задолго до эпохи массмедиа, программ «Угадай мелодию» и «Кто станет миллионером» те же идеи излагались в «Протоколах сионских мудрецов:
«Чтобы гоевские (нееврейские - А.Х.) народы сами до чего-нибудь не додумались, мы их еще отвлекаем увеселениями, играми, забавами, страстями, народными домами (клубами, художественной самодеятельностью – А.Х.)...
Скоро мы станем через прессу предлагать конкурсные состязания в искусстве, спорте всех видов: эти интересы отвлекут окончательно умы от вопросов, на которых нам пришлось бы с ними бороться»).
Звучит прямо-таки пророчески!
Если забыть, что и эти идеи, в свою очередь, не оригинальны, а всего лишь развивают один из тезисов Великого Инквизитора из легенды Ивана Карамазова.
Ну, ладно, во времена Великого Инквизитора до гражданского общества было еще очень далеко. Но к концу XIX века, тем более в XX и XXI веках, что же это за острейшие социально-экономические проблемы, от которых так легко отвлечь телевизионными шоу? И каков же должен быть интеллектуальный уровень трудящихся, если они охотно отвлекаются от важнейших животрепещущих проблем?
И еще: что является нормальным состоянием человечества – радоваться жизни или бороться за свои социально-экономические права, то есть, в конечном счете, возможность радоваться жизни?

«На самом деле все обстоит предельно просто».
«Ситуация выглядит вполне ясной».
«Не будем усложнять, суть дела совершенно понятна».
Начав с таких фраз, дальше можно нести любую чушь, нагло морочить аудиторию, противоречить самому себе. Слушателю стыдно самому себе признаться, что он по-прежнему не может разобраться в «предельно простой ситуации».

Великий русский композитор говорил, что, покинув Родину, он утратил способность сочинять музыку.
Эти слова мне всегда казались немного странными. Ну, какой творческий человек признается в таких вещах? Может быть, только рисуясь перед собеседником. Или – чтоб не сглазить. Или – чтобы пожалели. Или – в порыве жалости к самому себе. Или – пытаясь оправдаться: во всем, мол, виноваты внешние причины.
Прямую причинно-следственную связь между эмиграцией и творческим бесплодием опровергает, на первый случай, самое краткое перечисление произведений, созданных Рахманиновым именно на чужбине: Рапсодия на темы Паганини, Четвертый фортепьянный концерт, Третья симфония, «Симфонические танцы». Всё - шедевры!
Обратимся к другим примерам. Стравинский, покинув Родину, написал практически все известные произведения. Сергей Прокофьев, расставшись с Россией (как позже выяснится, на время) работал очень плодотворно.
А Горький на Капри! А Бунин!
(Можно было бы вспомнить Гоголя, Тургенева и многих-многих других, но это некорректно, так как Рахманинов имел в виду не более или менее длительное пребывание за границей, а именно эмиграцию – сознательный разрыв, невозможность вернуться.)
Правда, сильно увял во Франции Александр Куприн, но это можно объяснить целым рядом причин, из которых острая ностальгия – лишь одна.
В общем, покинув Родину, кто переставал сочинять, а кто и продолжал с большим успехом.
Признание Рахманинова часто цитировалось в советские времена. Нам внушали, что, покинув Родину, даже великие художники непременно должны утратить творческие способности. Какая ни есть наша советская родина, а если вы, молодые люди, решитесь ее оставить, вас непременно ждет жалкая участь!

Как-то я побывал на симфоническом концерте из произведений молодых композиторов. Встретив после концерта знакомого музыковеда, с долей досады на самого себя признался ему, что почти всё из услышанного не произвело впечатления, показалось скучным, претенциозным, малосодержательным. Наверное, я еще не дорос.
Но музыковед сказал, что большинство авторов – люди в самом деле не слишком талантливые:
- Вы же принимаете как должное, что среди композиторов-эстрадников много бездарностей? Ну, так среди тех, кто работает в жанрах «академической» музыки, бездарностей не меньше. Просто их бездарность не так бросается в глаза.
Согласно социологическим опросам, только 2 процента населения интересуются «серьезной» музыкой. Она стоит где-то на периферии общественного внимания – зато и вне общественной критики. Людей тщеславных, самолюбивых и со средними и нижесреднего способностями (а таких в любой профессии больше, чем ярко одаренных) такое положение вполне устраивает. Пиши октет «По прочтении «Апокалипсиса» или симфоническую поэму «Человеческое, слишком человеческое» - гарантирован не публичный успех, но уважение профанов. Мало кто способен по достоинству оценить, зато мало кто отважится сказать, что так пышно названные произведения никуда не годятся.
Философией интересуется совсем мало народу. Трудно поверить, что и в этой сфере человеческого духа подвизаются не только великие, но и вполне заурядные умы.

Молодые зрители уже не плачут на фильмах о войне! (Пожалуй, надо уточнить, что я имею в виду Великую Отечественную войну). Что, нынешняя молодежь не так чувствительна, как наше поколение? Но на фильмах об Афганистане, о Чечне – плачут, я сам видел.
А наше поколение не плакало над трагической судьбой трех мушкетеров, Жюльена Сореля, Пети Ростова.
Может быть, дело в том, что зритель подсознательно примеряет, могли бы герои, если бы не были убиты, дожить до наших дней. Или они все равно умерли бы?
Я, мальчишка, рыдал на сеансах «Летят журавли» и «Баллады о солдате», молодым человеком не мог сдержать слезы на спектакле Театра на Таганке «А зори здесь тихие». Тогда (конец пятидесятых – шестидесятые годы) участники войны были далеко не стары (да почти все мужчины среднего возраста были участниками войны). Сейчас мало кто из них остался в живых, а мучительный отзвук в сердцах получает киношная или литературная смерть на войне людей 1960-70-х годов рождения. Тех, которые могли бы быть среди нас, сложись судьба по-другому.
Лет через тридцать-сорок никто не будет рыдать над судьбой погибших в Афганистане.

Французский ученый Роже Шартье пишет, что компьютеры стирают разницу между читателями и авторами: на экране все тексты выглядят одинаково.
Я бы отметил еще, что совершенно одинаково выглядят на экране тексты гениальные и бездарные. На книжных страницах они тоже выглядят одинаково, но далеко не каждому графоману удается издать книгу.
В этом отношении настоящую революцию произвело появление Интернета. В виртуальном пространстве могут разместиться все, никто друг другу не мешает, нет конфликтов по поводу размера гонораров, включения в годовой план и прочего.
Короче, идеальная среда для тех графоманов, которые дорожат прежде всего возможностью выразить свою неповторимость, запечатлеть ее для вечности и оставить след в памяти человечества (дать любому желающему возможность ознакомиться).
Есть другая разновидность графоманов, тем подавай славу! Поэтому они по-прежнему хотят видеть свои творения опубликованными. Пусть всего 200-300 экземпляров – а как приятно их подписывать и раздавать знакомым, начальникам, подчиненным!

К проблеме эвтаназии.
Отец запрещает девушке выйти замуж за любимого. Девушка впадает в глубокую депрессию, чахнет на глазах. Лечащий врач, который в курсе дела, созывает консилиум, заявляет, что болезнь безнадежна, и предлагает коллегам прекратить страдания несчастной с помощью большой дозы морфия. Коллеги соглашаются. Отец, узнав о страшном решении, ужасается и дает согласие на брак, если это спасет ненаглядную дочку.
Это эпизод из романа «Что делать?», действие которого происходит полтора века назад.
Конечно, Чернышевский мог что-то напутать, что-то присочинить. Но должна же была существовать какая-то реальная основа? Наверное, врачебный консилиум имел юридическое право принимать решение об эвтаназии (предлагать такой выход самому больному либо его родным).
А что же православная церковь?
Какая жалость, что автор, рассказывая эту историю, не упоминает о таких подробностях. А нам сегодня частности и детали, наверное, куда интереснее того, что считал самым важным автор.
В «Анне Карениной» много спорят о землевладении, эмансипации женщин, славянском вопросе, народной грамотности. Достоевский очень хвалил Льва Толстого за эти живые отклики на актуальные запросы общества. Но многим ли сегодня интересно читать, как Левин и Облонский обсуждают аграрную проблему?
Боюсь, что сторонники «искусства для искусства» в ходе развития исторического процесса одержат, если уже не одержали, победу над поборниками классовости и партийности искусства. Роман живет в веках не «благодаря» и даже не «вопреки», а «мимо, безотносительно» заложенному автором политическому заряду. Как сказал Гумилев вслед за Теофилем Готье, «Одно, ликуя, Искусство не умрет, Статуя Переживет народ».
Плеханов объяснял этот парадокс тем, что народы появляются на исторической арене и исчезают с нее быстрее, чем меняются представления человечества о красоте.
Народам это, должно быть, обидно.

Эпизод из «Золотого теленка»: Остап и Корейко обмениваются улыбками нарастающей интенсивности. Авторы сравнивают это соревнование с обозначениями темпа в одной пьесе Листа: «быстро», «еще быстрее», «очень быстро», «быстро, как только возможно» и – «еще быстрее».
С точки зрения здравого смысла это и в самом деле забавно в своей нелепости. Но человек, который немного разбирается в музыке, скажет, что пометки композитора, вполне возможно, разумны и непротиворечивы.
Допустим, идут пассажи шестнадцатыми нотами - быстрые, потом еще быстрее, максимально быстро. Затем шестнадцатые сменяются более крупными длительностями – восьмыми, четвертями. При этом темп может быть ускорен.
И в этом нет абсолютно ничего странного, ничего противоречивого.
Я привел этот пример, чтобы пояснить, как здравый смысл иногда подводит нас, профанов. Основываясь на буквальном или бытовом значении слов, мы часто попадаем впросак.
«Карьерный дипломат» понимается как «дипломат-карьерист», т.е. человек, заслуживающий осуждения. Тогда как на самом деле это просто профессиональный дипломат, то есть начинавший карьеру после МГИМО каким-нибудь переводчиком-референтом, потом третьим секретарем посольства и выросший за тридцать лет до чрезвычайного и полномочного. А не деятель из посторонней сферы, брошенный на внешнеполитический фронт в наказание за грешки либо за то, что вышестоящий начальник почуял в нем опасного конкурента.
«Сделка с правосудием» означает, собственно, всего лишь «соглашение с правосудием», а вовсе не подкуп судьи. Это юридическое оформление практики, когда в обмен на признание своей вины, сотрудничество со следствием, готовность свидетельствовать против сообщников преступнику гарантируется облегчение участи. Допустим, пятнадцать лет тюрьмы вместо смертной казни или пожизненного заключения.
Но самое большое, как мне кажется, недоразумение произошло с понятием «общество потребления». И в советские, и в нынешние рыночные времена оно используется в уничижительном смысле. Что-то вроде «общество, где все думают только о вкусной жратве и гоняются за удовольствиями», «общество без духовности, без всяких идеалов, погрязшее в вещизме» и т.д. Тогда как на Западе понимается нечто иное: общество, в котором правила диктует потребитель, а не производитель. Общество, которое стремится обеспечить доступность, качество, эстетичность, безвредность товаров и услуг.
«Общество потребления», в изначальном смысле, не означает бездуховности и погони за вещами. Хочешь вести высокодуховную жизнь, питаться черным хлебом с водой и носить власяницу? Дело твое. Дело государства и общества – чтобы хлеб, вода, власяница отвечали стандартам качества и не вредили здоровью.

Гете: «Люди часто ставят нам в укор то, к чему сами же побудили».
Лермонтов: «(Люди) знают заранее все дурные стороны поступка, помогают, советуют, даже одобряют его, видя невозможность другого средства,- а потом отворачиваются с негодованием от того, кто имел смелость взять на себя всю тягость ответственности. Все они таковы, даже самые добрые, самые умные!..»
Мысль, по сути, та же самая. Но в первом случае она изложена в жанре афоризма.
Удобно сравнить, что она, мысль, приобрела и что утратила, выйдя за рамки жанра.

Еще из Гете. «Противники полагают, что опровергают нас, когда снова и снова твердят свое мнение, не обращая внимания на наше».
В дискуссии, имеющей целью поиск и нахождение истины, такая методика, конечно, бесполезна и только выдает тупость оппонента. Иное дело пропаганда! Твердить снова и снова своё, не обращая внимания на то, что там вякает противник,- этому принципу следует большинство героев российских ток-шоу, лучшие наши политические полемисты.

Переписка Федора Достоевского с братом Михаилом. Автору 18-20 лет, но у него уже хорошо выработанный слог, местами даже «слишком литературный», наряду с полудетскими фразами – очень точные замечания и оценки литературных произведений, глубокие суждения о нравах и обычаях.
Но удивляют не только сами письма, необычайно умные и тонкие для юноши (гений, он гений и есть). Удивляет то, что письма сохранились! Брат Михаил и его семья с 1839-40-го годов бережно хранили отроческие послания Федора, не зная, что он станет великим писателем (а до этого арестантом, политическим преступником) до его смерти и передали их в собрание сочинений, изданное в 1883 г. Откуда знали тогда, в 1839 году, что письма представляют собой ценность и их нельзя выбрасывать?
Мне кажется, дело в том, что в те времена было принято долго хранить и вполне заурядные письма вполне заурядных людей. Принято было также вести дневник.
Боже, сколько мне пришлось выбросить писем! И мне адресованных, и моим родным… Сердце кровью обливалось, когда перечитывал, но – всё уничтожил, сжег, поняв, что надо либо всё оставить, либо всем пожертвовать. А всё взять с собой при переезде было невозможно…
До 1917 года люди среднего достатка в России жили просторнее, чем в советское время. Всюду были какие-то чуланчики, кладовые, чердаки, где лежали старые бумаги. А где их хранить в современной малогабаритной квартире?
«Не надо заводить архива, над рукописями трястись!» - призывал поэт. Сегодня его пожелание выполняется большинством пишущего люда: ни архивов, ни рукописей – все на магнитных носителях.

«Бороться и искать найти и не сдаваться». Девиз главного героя каверинских «Двух капитанов».
Помню, еще в детстве, впервые прочитав роман, я был слегка удивлен некоторой нелогичностью: как смысл «не сдаваться», если уже нашел. Естественнее было бы «не сдаваться, даже если не можешь найти».
Значительно позже этот девиз встретился мне в английском оригинале (у Ромена Роллана). Он был переведен так: «Бороться и искать, не находить, но и не сдаваться».
Каверин пошел на искажение смысла – ради ритма.
Еще о важности этого фактора.
Самые неприятные сообщения - о наглых преступлениях, несчастных случаях с многочисленными жертвами – как правило, заканчиваются так: «Ведется следствие», «Возбуждено уголовное дело», «Образована правительственная комиссия», «Ход расследования взят под особый контроль».
Зачем эти фразы? Некое подобие утешения? Не волнуйтесь, мол, граждане, начальство все как-нибудь уладит. Для обозначения того, что чиновники не сидят сложа руки, а своевременно и адекватно реагируют?
А мне кажется, сообщения о возбуждении уголовного дела и создании комиссии, информационно пустые, нужны главным образом - для ритма. Структура текста с трагическим содержанием требует короткого и нейтрального завершающего предложения.

Знаменитая певица Лариса Д. с умилением вспоминает о том, как знаменитый, ныне покойный, актер Александр А. упросил авиационное начальство задержать на полтора часа вылет самолета, чтобы успеть к ней, Ларисе, на день рождения. Вот такой он был целеустремленный, никаких препятствий для него не существовало, всех мог покорить своим обаянием и напором!
Интересно, испытывали ли такое же умиление пассажиры задержанного рейса? Посчитали ли они задержку вполне оправданной – или прокляли бы виновника опоздания, из-за которого у них, возможно, сорвались важные свидания, пострадали личные интересы и т.д.?
В свое время нарком (!) Луначарский попросил задержать поезд, чтобы его жена-актриса успела с одного спектакля на другой (не на день рождения!). По этому поводу поднялся большой шум: «Проявление личной нескромности, которая не к лицу большевику».
Другой пример. Известный, хотя и не титанически популярный российский актер Николай Ч. был очень далеко от России, когда получил известие о скоропостижной смерти жены. На похороны он никак не успевал – если бы самолет улетел по расписанию. Пассажирам рассказали, какая беда случилась с человеком, и спросили, не возражают ли они против задержки рейса. Пассажиры не возражали: опоздать на похороны жены – совсем не то, что опоздать на день рождения подружки.
В случае с Ларисой и Александром, я уверен, никто с пассажирами не советовался. Задерживается рейс по техническим причинам, сидите и ждите.
Крутой бизнесмен, если бы ему втемяшилось, отвалил бы кучу денег авиационному начальству. Крупный чиновник просто приказал бы. Уголовный авторитет, чтобы добиться своего, прибегнул бы к угрозам. Знаменитый актер сыграл на обаянии. Какая, в сущности, между ними разница, если все они игнорируют существование простых смертных, маленьких людей с их маленькими заботами и интересами!?
До чего же быстро популярные артисты научаются вести себя подобно чиновникам, олигархам и криминальным авторитетам. Популярные артисты стали такими же «новыми русскими».

Наше поколение знало режиссера Марка Донского по трилогии «Сердце матери», «Верность матери» и… Нет, вру: это была дилогия. Отношение к этим фильмам у нас было ироническое.
Каково же было мое удивление, когда я узнал, что великие итальянские мастера с восторгом отзывались о фильме Донского «Детство Горького», который показывали в Италии в конце тридцатых годов: из него, мол, вышел чуть ли не весь неореализм.
Знаменитую некогда трилогию (да, на этот раз все правильно: «Детство Горького», «В людях» и «Мои университеты» я смог посмотреть только в годы перестройки. Это действительно здорово, и актерская игра удивительна, и некоторые находки в самом деле предвосхищают неореализм.
Марк Донской один из очень немногих советских режиссеров, получивших «Оскара» (за фильм «Радуга», в 1944 году). По отзывам кинокритиков, его ленты «Дорогой ценой» и «Непокоренные» относятся к шедеврам советского кино.
Впрочем, меня сейчас интересует не Марк Донской. Меня интересует, как мог советский фильм «Детство Горького» попасть на экраны фашистской Италии. Трудно себе представить, чтобы фашистские фильмы демонстрировались в СССР. Даже нейтральные фильмы (сказки, исторические, музыкальные). И даже во время предвоенного флирта Сталина с Гитлером и Муссолини демонстрировались в СССР...
Получается, Муссолини был либеральнее, терпимее Сталина?
А вот и нет. Иногда товарищ Сталин проявлял удивительную непоследовательность и крайне избирательно применял ленинское учение о непримиримости идеологий и тлетворном влиянии буржуазного искусства на юный неокрепший пролетариат. Беспощадно карая за малейшие отклонения своих же советских деятелей культуры, он лично разрешил показывать «Девушку моей мечты». Стало быть, это произведение, созданное по прямому указанию Геббельса, не несло фашистской идеологии? Не развращало советский народ? Было менее вредным, чем вторая серия «Ивана Грозного» и опера Мурадели «Великая дружба»?
Может быть, предполагалось, что к буржуазному искусству наш советский социалистический зритель относился с заведомой настороженностью и готовностью противостоять и не быть отравленным. А родной советский фильм он принимал с открытой душой, с полным доверием и поэтому оказывался беззащитным к воздействию тонких ядов.
Забавно вспоминать, как трепетно и бережно, словно нежнейший оранжерейный цветок, охраняли социалистическую идеологию. Выходит, было в ней что-то ненатуральное, нежизненное. Ненадежная, как поставленный на вершину конус, она нуждалась в постоянной поддержке.
Сегодня в капиталистической России, как и в капиталистической Европе двадцатых-тридцатых годов, совершенно спокойно демонстрируют по телевидению агитки советских времен. И никто не боится, что показ «Броненосца «Потемкин» и «Чапаева» подтолкнет измученные и ограбленные трудовые массы к решительным выступлениям против антинародного режима.
Буржуазная культура, как продукт естественного происхождения, гораздо устойчивее социалистической. Буржуазное общество уверенно в себе и не боится ковыряться в собственных язвах, выставлять их напоказ. И мало кого смущает, что этим могут воспользоваться коммунистические и исламистские враги. Тогда как в странах социализма вопрос о воде на вражескую мельницу вставал постоянно.
Ограничение критики есть не только признак слабости, но и самый верный путь к дальнейшему ослаблению.

На фасаде Парижской Гранд-Опера рядом с изображениями Бетховена, Моцарта и других великих красуются бюсты не очень известного сегодня Обера и совсем забытого Спонтини.
Пауль Хейзе - говорит ли вам что-нибудь имя этого писателя? А ведь в свое время его, как Гете, называли князем немецкой литературы, создателем психологической новеллы, и в 1910 году он получил Нобелевскую премию.
Переоценка посредственного таланта - столь же распространенное явление, как недооценка гения. Явление, может, и не такое печальное по своим последствиям, но более позорное для современников.
____________________
© Хавчин Александр Викторович