(размышления по поводу рассказа Михаила Блехмана «Потом»)

     Более трехсот лет маленькая хрустальная туфелька волнует воображение своей беззащитностью, хрупкостью и непобедимостью образа женской красоты. Впрочем, определить действительную дату происхождения сказки не представляется возможным. Шарль Перро слышал её в детстве от няни, она – от своей матушки, которой тоже рассказывали перед сном сказку о бедной девочке-замарашке, о её судьбе, сначала жалкой и беспросветной, а после вмешательства доброй феи – счастливой и безоблачной.

     Мало кто помнит имя и биографию человека, который, обработав бродячий сюжет, дал бессмертие Золушке. И хоть Шарль Перро был довольно заметной фигурой для своего времени, остался он в литературе создателем волшебной сказки, где невозможное осуществилось, где справедливость восторжествовала, где добро победило зло.

      С тех пор смутные, неопределённые девичьи томления приобрели реальные очертания и прочно утвердились вековым стереотипом. Какая девочка не мечтает о прекрасном принце, - сильном, добром, наделённом богатством и властью, который явится вдруг и разглядит в бедняжке красоту, спрятанную до поры до времени в лохмотьях нищеты! И чудесной силой любви вырвет её из неприглядной действительности, и возвысит её над всеми другими, и сложит к её ногам всё, чем владеет. И состоится женское счастье…

     По-разному созданы эти половинки – мужская и женская. И мечты у них разные. Никогда не приходилось слышать или читать о юноше, рисующем в воображении заброшенную, замызганную девчушку, в которой он угадает прекрасную принцессу. В юном возрасте подростки мечтают о приключениях, путешествиях, битвах и сражениях, мечтают о подвигах и славе. Мечты их честолюбивы и связаны более с действием, нежели с глубоким чувством. История значимых событий организованного общества – это нескончаемая хроника мужских завоеваний, открытий, свершений. Мужчины созидательны и воинственны, женщины пассивнее и терпеливей.

С момента написания сказки сменилось не менее тридцати поколений. Государства не раз перекраивали границы, исчезали одни и в войнах возникали другие, отражая властолюбивые мужские устремления. Наука и техника творили чудеса, сокращая расстояния, наращивая убойную мощь человечества. Развивались и уточнялись представления о Вселенной, об этике и эстетике, о предназначении человека на Земле. Многое изменилось в повседневной жизни с той поры, когда Шарль Перро записал сказку о Золушке и прекрасном Принце, но, по сути, не изменилось ничего. И все деяния человеческие продиктованы одним: поиском счастья.

Счастье всегда личное, в чём бы оно ни заключалось. Неопределимое словами, для каждого выглядящее по-разному, быстротечное, изменчивое, столь желанное состояние, которое является целью жизни и ради которого можно пожертвовать самой жизнью! Переменчивое, неуловимое и капризное счастье «навсегда» невозможно. Оно тут же, безо всякого волшебства, превращается в свою противоположность, ему обязательно должен предшествовать сравнительный антоним, оно не существует в чистом виде и поддерживается доказательством от противного. Неразумное, шальное, глубоко эмоциональное состояние не подчиняется доводам рассудка. Оно приходит нежданно-негаданно, яркой вспышкой взрывая серость повседневности, наполняет существование высшим смыслом, а потом исчезает, и жизнь остаётся унылой и бессмысленной обязанностью.

Ненасытная неудовлетворённость провоцирует извечный поиск недостижимого идеала, который по мере приближения удаляется линией горизонта и снова манит издалека мнимой возможностью соприкосновения…

Как бы там ни было, люди мечтают о счастье. Все текущие открытия вкупе с философскими изысканиями не могут заменить естественного стремления непостоянного, целеустремлённого, энергичного мужского начала к женскому, - прекрасному, животворящему и чудесно загадочному источнику продолжающейся жизни.

И вот оно свершается, это чудо слияния половинок, - двух сердец, двух душ, двух тел в неделимое целое. Счастье достигает апогея, чтобы обернуться потом…
… продолжением старой сказки – Михаил Блехман «Потом» - мудрое, печальное, философское продолжение о неизбежной старости, о бесцельности существования одинокой половинки, о неугасающем чувстве, о неточности разума и погрешностях арифметического счёта, о долге и ответственности, о мелочах быта, о духовных и материальных ценностях, о сохранении традиций, об обязательствах перед другими, о боли и страданиях, которые только человек может преодолеть. О том, что всё это и составляет жизнь человеческую во всей её полноте.

Поразительно, какой насыщенной и ёмкой, конкретной и обобщающей, какой поэтичной может быть проза современного рассказа!

…Целое давно разделилось и будет делиться дальше, превращаясь во что-то иное, но память хранит и воскрешает мучительные подробности совместной жизни, а разум безуспешно пытается определить причины, по которым полное единение невозможно, как невозможно реке вернуться к истоку.
« Останусь?
Да нет, уже нужно идти…
Идти и думать: кто же этот глупец, бессмертный, как сама глупость?..»
Так думает Золушка, сидя на «давно задеревеневшей» скамье у «давно охладевшего» озера, на дне которого остались лишь кусочки золы от некогда полыхавших ярким огнём угольев. Жизнь прошла, короткая или длинная, она всегда быстротечна. Арифметике неизвестны такие величины и такие единицы измерения: «Разделились два на двое, в остатке получается один и одна… Есть он, есть я, - но всё равно это – ровно вдвое меньше, чем было тогда, вначале».

Когда-то Принц нашёл свою Золушку, нашёл ту единственную, кому пришлась впору звонкая, сверкающая, крохотная туфелька из чистого хрусталя. Ещё бы! Это ведь была её утерянная туфелька. Парная той, что дарована феей. Принц с Золушкой составили пару. Красивую, молодую, счастливую. Осталось только жить-поживать, да добра наживать. На этом оканчивается любая сказка. Как будто впереди всё ясно, как будто можно остановить мгновение, как будто жизнь человеческая – это не длинная дорога, полная взлётов и падений, находок и потерь, свершений и неудач, без которых нет самой жизни.

Какой же смелостью должен обладать писатель, чтобы продолжить то, что выверено веками! Как нужно вжиться в известный сюжет, чтобы повествование от лица Золушки звучало органично! И более того, сам образ, преображённый течением времени, вызывал интерес и сопереживание не счастливым совпадением случайностей, но силой и красотой человеческого духа!

Сказки уходят из жизни человечества. Мечты о счастье перекочевали в фантастические романы, представлены кричащей фальшивкой обнажённости телеэкрана, по пунктам расписаны, запланированы и растиражированы Интернетом. Золушка доживает свой затянувшийся век.

Двумя лаконичными фразами Михаил Блехман, автор рассказа «Потом», представляет героиню: «Ноет простуженная поясница. Ноги почти не несут, гудят в проклятых туфлях…», - и магия слова, его многозначность и выразительность, не отпускает читателя до самого конца небольшого произведения.

Повествование ведётся от первого лица. Пожилая женщина проговаривает свои мысли вполголоса, они естественны и понятны. Так часто бывает, что в старости люди разговаривают сами с собой. Мысли немного мешаются, воспоминания не текут плавным потоком, взыскательная память выхватывает из прошлого отдельные картины, а рассудок подсказывает, что времени на осмысление остаётся всё меньше и меньше: «Да нет, уже нужно идти…»

Молодость не задумывается над тем, что будет дальше, после, потом. Ей хочется верить в возможность невозможного и жить одним днём застывшего навсегда мгновения. Но у жизни свои законы, не арифметически стройные и внятные, и не сказочно чудесные. Понятие о справедливости – категория моральная и неоднозначная. Человеческая жизнь конечна.

«Почерневшие, отвислые щёки полуночного неба усеяны розово-прыщеватыми крапинками. И в этом небе отражается наше высыхающее озеро – бездонный водоём раздражённо швыряемых друг в друга пресных слов», - вспоминает старая женщина с ноющей поясницей и гудящими от боли ногами. Тяжело и больно, но надо идти. Куда? – « к нашим четырём стенам, побитым горохом упрёков, обид и обвинений. К разбитым горшкам незаживающих обвинений, к ядовитым черепкам колющей иронии», ко всем опостылевшим мелочам быта, которые постепенно разъедают отношения, превращаясь из несущественных мелочей в непреодолимую громаду годами накопленного раздражения и разъединения.
Совместно нажитое «добро» не принесло счастья: «Добра наживать оказалось даже проще, чем предполагалось, - вот только хорошо, что у нас нет кур: было бы грустно видеть, как они отказываются клевать эти легко нажитые полушки, разбросанные повсюду – по двору, у озера, в замке».

     Как удалось Михаилу Блехману передать устами героини рассказа мудрость и иронию, сомнительность общеизвестных истин здравомыслия, не прибегая к длительным авторским отступлениям, используя обычный язык разговорной речи? Как он сумел сделать так, чтобы речь, полная образности и намёков, изобилующая чуть ли не афоризмами, приобрела непреложную достоверность реальной жизни? Как случилось, что автор вообще невидим, и читатель самостоятельно обдумывает каждое слово этого необычного монолога, обращённого к себе?

     Героиня рассказа перебирает в памяти свою жизнь, и мелькнувший в воспоминаниях «замок» возвращает к упоминанию о «проклятых туфлях», и вспыхивает догадка, и утверждается с каждым последующим словом, и превращается в уверенность. Это сама сказочная Золушка рассказывает о своей жизни «потом», после счастливого окончания сказки. Рассказывает так, что веришь каждому слову.

     Что же было потом? – Потом была супружеская жизнь с любимым, она обрастала совсем не сказочными подробностями совместного быта, потом обозначились различия в мечтах и характерах женского и мужского начала: «Когда-то он, ожидая моей восхищённой благодарности, взлетел выше птичьего полёта, но оттуда меня невозможно не то что разглядеть, а хотя бы заметить, - так чему же восхищаться и за что благодарить?» Вместе парить над землёй не получается: «Увы, небо занято, двоим в нём можно лишь разминуться».

      Права, права Золушка! У каждого своё небо и свой потолок и предел. И наступает постепенное разобщение, когда совместное движение уже невозможно, и люди лихорадочно ищут только что бывшую рядом половинку, а она отдаляется всё больше и больше.

     «- …ну, где же ты?
Ключевой вопрос. Точно ключ, не подошедший к замку между нами, между ним и мной. Будто замок, не подошедший разделённым надвое двоим».
     
     Надо жить. Жить самостоятельно. Раствориться в любимом человеке невозможно. Это самоубийство для личности. Ведь у каждого существует своё, неповторимое «я», так похожее на других при обобщённом взгляде с высоты птичьего полёта, и такое сугубо индивидуальное при ближайшем рассмотрении. Его непросто найти и осознать, ему непросто следовать, но пренебречь им никак нельзя. И бьётся человеческая мысль в определениях, и ищет единство в противоположностях, и не может найти ответы на вечные вопросы: кто я? зачем я?
     «Только и нужно для счастья – понять, где же в моей жизни я? И осталась ли я – после того, как моё детство прекратилось и все, кто в нём у меня был, разбрелись кто куда и уснули», - спрашивает Золушка, - постаревшая, больная, измученная туфлями, да, теми самыми хрустальными туфельками, которые из желанных превратились в источник страданий.

     Чудеса оказываются бессильными: «Под окном – развалившаяся телега, кажется, бывшая когда-то парадным экипажем. Усатый кучер спит рядом с вечной миской недоеденной тыквенной каши. Шестеро остромордых, узкохвостых лошадей разбрелись кто куда. Слуги в ливреях цвета отхлеставшего кусты дождя, затёртых, как мои непонятно к кому обращённые просьбы, храпят в лакейской».

Ни нажитое добро, ни власть над другими людьми, ни высокое положение в обществе, в конечном итоге, счастья не приносят. Личного счастья. Того, к чему стремится любой человек:
     «Я открываю навечно запертую дверь и вхожу в зал. На троне – его бывшее величество, а к нему подходит – чтобы занять место рядом – бывшее моё. Он смотрит на меня и, наверное, да нет, наверняка, думает то же самое: откуда взяться величеству, если величие ушло? Незаметно для других, оно исчезло для нас, друг для друга, а не это ли главное?»

Нет, главное, всё-таки, туфли. Очень красивые хрустальные башмачки, без которых нет и Золушки. В них она шествует по свету более трехсот лет, пленяя сердца людей мечтой о справедливом, заслуженном счастье. А если подумать, то как же в них можно ходить, в скользких, холодных и жёстких, крохотных туфельках, однажды подаренных феей? Многие пытались примерить их, но никому не пришлись они впору. Ведь туфельки были предназначены Золушке, как раз по её ножке. И в этом было их высшее предназначение.

     Предназначению следовать нелегко. Противишься, уклоняешься, злишься; дорога тяжела, она изобилует трудностями, которые нельзя предвидеть и предугадать. Теряются силы и годы, а путь прихотлив и извилист. Светлячок надежды едва различим. Идти одиноко и страшно. Смысл непонятен, но это не значит, что его нет. Дорогой отходит в сторону, отсекается, исчезает всё случайное, несущественное, лишнее. И остаётся единственно важное – исполнить своё предназначение. Надо идти.

     «Главное – это туфли, самая невыносимая из всех мелочей. Из-за туфель я ненавижу свои ноги даже сильнее, чем постоянно ноющую поясницу. Эти туфли следует обувать сразу после сна и не снимать до следующего, чтобы исходящему от меня очарованию и всеобщему умилённому восхищению не было предела. Мне положено порхать и излучать наивность, серебристо звенеть в ответ на приветствия и заливаться пунцовой краской воплощённой невинности. Собравшиеся призваны прислуживать мне, а я – служить всем им. Её величество служит своим подданным. Служит недостижимым и потому влекущим примером, воплощением недосягаемой, но всё же однажды достигнутой, а потому соблазнительной мечты».
     
     Трудно определиться с жанром. Всё большую популярность в век Интернета приобретают малые формы. Отчасти, это происходит потому, что читать с монитора повести и романы очень неудобно, а бумажные издания не выдерживают конкуренции с победно шагающей по всему миру оргтехникой. Компьютер становится неотъемлемой принадлежностью современности. Но, наверное, и потому, что малая форма – рассказ, новелла, миниатюра – содержит в себе концентрированную сжатость содержания, таит разнообразные возможности, апеллирует одновременно к разуму и чувству и требует от писателя незаурядного мастерства. Кто-то удачно назвал малую форму деликатесом литературы.

     Таким и получился короткий, но содержательный рассказ Михаила Блехмана «Потом». Автор увлекает оригинальностью избранной темы, раскрывает её с совершенно неожиданной стороны, даёт возможность читателю задуматься и сделать собственные выводы, основанные на личном опыте.

Всем известный образ сказочной Золушки обретает под внимательным, умным и добрым взглядом писателя черты и характеристики обычной пожилой женщины, наделённой житейской мудростью. В определённом смысле, каждая женщина – Золушка. Сколько раз терялась заветная туфелька! Сколько времени потрачено на поиски! Но звучит тихонько хрустальная нота. Невыразимо прекрасная и чистая! И волшебная палочка искусства творит чудеса.

Сказка – всегда обобщение. Время и место действия - жизнь, опыт прошлого. Сказке не нужны географические и временные подробности, ведь люди всегда и везде одинаковы: «Когда-то, давным-давно…», «В некотором царстве, в некотором государстве…» или «Это было тогда, когда деревья умели разговаривать…», - таков обычный зачин рассказа о трудностях и испытаниях, которые приходится преодолеть герою, проявив самые лучшие человеческие качества. Конец у сказки всегда счастливый, мораль – неизменна: Добро побеждает Зло. Именно поэтому жизнь продолжается.

Сказка народна, фольклор не имеет авторства. Сказка гуманна, в ней сосредоточен веками накопленный опыт человечества. Она мудра житейской мудростью поколений. Сказочные образы символичны.
История литературы помнит имена великих сказочников, и это неудивительно. При кажущейся простоте жанра, требуется незаурядное мастерство, чтобы создать не подражание, а оригинальную авторскую сказку. Михаилу Блехману удалось написать самостоятельное произведение, продолжив на современный лад волшебную «Золушку» Шарля Перро. Сказочное содержание приобрело правдивость, образ героини психологически точен, детали убеждают в реальности происходящего, но сказка сохранила свой высокий смысл и символичность. Философский подход к теме, свежесть взгляда писателя лишь усилили и подтвердили общечеловеческую ценность бессмертной сказки о Золушке. Мастерство автора «Потом» оживило старинный сюжет, и хрусталь заиграл новыми гранями.

В конце рассказа Золушка - в который раз - триумфально является перед восхищенными подданными. Им необязательно знать, из чего соткано её платье, как неудобны «эти по-жабьи холодные и скользкие туфли», о чём она думает, сидя в одиночестве на задубевшей скамейке. Каждый выход должен быть триумфальным. Так положено.
Велика сила привычки, традиции, ритуала: «Ритуал заведен, подобно дворцовым часам, бьющим вечно, и вечно – невпопад. А с некоторых пор наотмашь». Но у каждого – своё предназначение и ему надо следовать.
А самое большое счастье – приносить счастье другим.

« Да, это она – та же, необходимая и вечная. Это её ножки – в тех же неизменных, незаменимых туфельках», - умиленно и умиротворённо переглядываются подданные.

Ах, эта одинокая женская туфелька из чистого хрусталя! Сколько поэзии и страдания в этом волшебном образе красоты!
__________________
© Лось Светлана Александровна
Торонто, 2009 г.