В ПАМЯТИ ОСТАЛОСЬ

Писатель Аверченко, как известно, ухитрился вонзить дюжину ножей в спину революции, которую другой писатель – Джон Рид – расчленил на десять, потрясших мир, дней. Но это всё были, как говорится, разовые акции: один раз вонзил, один раз расчленил – и живи потом всю жизнь с чувством выполненного долга.
То ли дело профессор Кройчик. Его привычка – откладывать на страницах «Воронежского курьера» в конце каждой недели по сто строк – сохранялась (с небольшими перерывами) почти пятнадцать лет. И вот теперь, в тяжелые дни экономического кризиса, этот запас позволил профессору издать книгу, которую вы держите в руках.
Откуда появилась в названии «курьеровской» рубрики Кройчика цифра «сто» – я, честно говоря, уже не помню. Может быть, что именно ею профессор факультета журналистики однажды на глазок определил количество строк в колонке газеты формата А2
(на самом деле, их там сто восемьдесят). А, может быть, эту цифруон вытянул из монолога сотрудника издания с весьма примечательным названием «Иуда предатель», который в рассказе Антона Павловича Чехова «Два газетчика» брякнул: «Едем! В Выбор
гской покушение на убийство, строк на тридцать... Какая-то шельма резала и не дорезала. Резал бы уж на целых сто строк, подлец!».

Вообще, именно обожаемому профессором Кройчиком Антону Павловичу и принадлежит универсальный рецепт изложения темы в ста строках. И, подозреваю, что все эти долгие годы почтенный автор «Воронежского курьера» готовил свои субботние блюда исключительно по этому чеховскому рецепту. Он прост.
«Вы не признаете статей выше 100 строк, что имеет свой резон, писал молодой Чехов своему редактору Николаю Александровичу Лейкину. У меня есть тема. Я сажусь писать. Мысль о «100» и «не больше» толкает меня под руку с первой же строки. Я сжимаю, елико возможно, процеживаю, херю — и иногда (как подсказывает мне авторское чутье) в ущерб и теме и (главное) форме. Сжав и процедив, я начинаю считать... Насчитав 100—120—140 строк я пугаюсь и... не посылаю».

Как редактор «Курьера» подтверждаю: в отличие от классика, Кройчик посылал, не пугаясь. Причем за пятнадцать лет количество посланных им в «ста строках» персонажей современной истории вполне может потянуть на население компактного уездного городка Воронежской губернии. О, это вполне веселенький городок, в котором место дорог обозначают огромные лужи, в котором ломается все, что призвано служить людям и вечно и безотказно работает лишь то, с чем человечеству лучше бы вообще не
сталкиваться на нынешнем уровне развития цивилизации …
Увы, нынешняя воронежская часть человечества мало наслышана о цивилизации. Поэтому-то здесь и возможны самые невероятные происшествия, которые с пунктуальностью летописца почти пятнадцать лет еженедельно фиксировал Лев Ефремович Кройчик.
Очень хочется верить, что местную публику это не только потешало, но и просвещало.

Дмитрий ДЬЯКОВ,
редактор «Воронежского курьера».



ВОПРОШЕНИЕ

Человек вступает в мир с великим вопросом:
– Азъ есмь?
– Есмь! Есмь! – кричит ему народ, озабоченный борьбой за
существование. – Валяй, присоединяйся!
Вопрошание придает нашей жизни очарование таинственности.
Стою ли я хоть что-нибудь? А если стою, то – сколько?
Возникает чувство непредсказуемости происходящего.
Путь от материнской груди до марша Шопена измеряется не
столько прожитыми годами, сколько их рентабельностью.
Сегодня ценз вопроса определяет чиновник.
Вы приходите к нему в кабинет по большой своей нужде, и он
выводит на листочке сумму, со знакомства с которой ваша нужда
обретает осмысленный характер.
Когда знаешь – кому, сколько и когда – жить проще.
Рубль – сей парус девятнадцатого столетия, как говаривал
Антон Павлович Чехов, – несет тебя по бурным волнам моря
житейского к гавани, в которой твое вожделение удовлетворяется
сполна.
И это – нормально.
Но недавно я затосковал.
Я затосковал недавно душой, прочел в газете «Известия»
суровый приговор Сергея Нарышкина, руководителя аппарата
правительства. Этот господин объявил, что «к 2008 году никак не
меньше половины россиян будут довольны работой госорганов.
Чиновники станут более открытыми, так как каждый из них
будет выполнять четко определенные функции».
Во-первых, меня заинтересовало – в какую из половинок
россиян войду я? И что буде со мной в 2008 году, если я не одобрю к
тому времени работу госорганов?
Повысят мою квартирную плату?
Вырубят у меня теплую воду?
Присоединят к моей жилой площади не только лифт, но и
лестничную клетку?
Во-вторых, взволновал таинственный намек на то, что человек
в служебном кресле «станет более открытым» при выполнении
«четко определенных функций».
Это что же получается?
Теперь, значит, я могу зайти в любую дверь и сказать:
– Я к вам пришел, чего же боле?
А мне, открыто выполняя свои функции, человек, обладающий
просторными ящиками письменного стола, ответит:
– Более ста тысяч не берем, но и менее значительной суммой
не интересуемся!
Или – как?
Неясность нравственных ориентиров меня, признаться, смущает.
Меня уже давно убедили, что бесплатный сыр бывает только в
мышеловке. Но теперь мне хочется знать определенно: а сколько
же на самом деле стоит этот бесплатный сыр?
Вдобавок ко всему телевизор показал грустную картинку –
чиновника взяли с поличным прямо на рабочем месте. А голос за
кадром уточнил: «Ежегодно население дает чиновникам сорок
миллиардов рублей в виде взяток».
Значит – не все потеряно.
Их отлавливают, но они – берут. Берут, невзирая на...
Откуда только силы у этих мужественных людей берутся?
Когдато у нас в стране пели:
И коль страна быть прикажет героем,
У нас героем становится любой.
Нынешнее время – время массового героизма.
Не брать становится неприлично. Не берешь, значит, ты трус с
большой дороги, на которой внебюджетные доходы валяются
прямо под ногами.
Да, риск есть.
Да, лучше сидеть под портретом Президента, чем на нарах.
Но!
Вечная слава героям, сидящим за общее дело!
Или:
– Да не оскудеет рука берущего!..
Правда, возникают вопросы:
– Если берут не все, то – почему?
– А если берут все, то почему сажают избранных?
Но когда знаешь ответы на все вопросы, скучно жить.

18 февраля 2005 г.


ПЛЮСКВАМПЕРФЕКТ

Я пишу эти строки на кухне.
Я их пишу на кухне потому, что у меня нет ничего дороже кухни.
Я этим летом сделал на кухне ремонт.
Чего мне это стоило, знают все, кто когда-нибудь делал
на кухне ремонт.
И теперь кухня – самая любимая моя среда обитания.
Впрочем, так было всегда.
Кухня – земля обетованная для каждого мыслящего человека.
Здесь мы спорим о смысле жизни и о судье Маркусе Мерке,
удалившем с поля Смертина за две желтые карточки в игре
с Португалией.
Здесь мы поругиваем власть и нахваливаем борщи,
приготовленные женой.
Здесь мы пережевываем старые истины и перемываем
косточки друзьям и знакомым.
Здесь все просто, понятно, очевидно – от песен Окуджавы и
Высоцкого, иронии Жванецкого и мудрости Георгия Данелия до
грустного взгляда Ходорковского, апломба Никиты Михалкова,
шутовства Владимира Вольфовича.
Кухня – конечный предел наших нравственных исканий.
Здесь всегда остро стоит проблема выбора – либо пища из
духовки, либо пища духовная.
Есть из чего выбирать.
Хорошо закусив, я, как правило, выбираю телевизор. Который,
естественно, размещается слева от газовой плиты.
Я включаю телевизор и вижу что-то очень знакомое. Я вижу
хозяина страны. Если хотите – Президента.
В небесах, на земле и на море.
В матросском тельнике, в спортивной рубашке, в куртке
дзюдоиста, в каске, пилотке, летном шлеме, в хорошем здравии и
отличном настроении.
В кабинете, кабине, купе, отсеке, в непрерывных заботах о судьбах.
Смешались в кучу Кони, люди, студенты-отличники, Берлускони,
губернаторы, военачальники.
Такое ощущение, что в стране реально работает только один
Президент. А все остальные стоят навытяжку или сидят с умными
лицами и ждут, что скажет Вождь, Учитель и Друг.
Чему научит, что посоветует, о чем напомнит.
Правда, иногда по телевизору показывают и главу правительства.
Вот Фрадков, сурово насупив брови, глаголом жжет сердца своих
подчиненных. Вот он стреляет из гаубицы довоенного времени.
Я смотрю на это и думаю, что когда-то я все это уже видел.
В лингвистике есть такое глагольное время – плюсквамперфект.
То есть давно прошедшее время.
Время далекого прошлого.
Я вглядываюсь в настоящее, а вижу давно прошедшее.
Товарищ Сталин на очередном историческом партийном съезде
целится из подаренной ему винтовки.
Товарищ Хрущев учит страну, как правильно сеять, пахать,
рисовать картины, ставить спектакли и сочинять стихи.
Товарищ Брежнев, перегруженный орденами на маршальском
мундире, борется за мир во всем мире – в Афганистане, Анголе,
Мозамбике, Чехословакии.
Такое ощущение, что вновь продолжается бой.
И Ленин опять впереди.
Только под другим псевдонимом...
Но обманывать не хочу: плитка, обои, линолеум, окно –
всё самое современное.
Так что движение вперед ощущается.

17 сентября 2005 г.


ШПАНА

В жизни всегда есть место подвигу.
Даже в Северном море.
Норвежцы застукали наш траулер в ненаших водах.
Но – с нашей сетью, у которой ячейки были не такой ужины,
как того требует международный стандарт.
И, естественно, вежливые скандинавы предложили нашим рыбакам
поближе познакомиться с родиной Грига и Ибсена.
А чтобы при этом наши мореплаватели ненароком не заблудились
среди шхер и фьордов, отправили на траулер своих инспекторов.
Что, конечно, выглядело чистым безобразием с точки зрения
экономики, которая у нас, как назло, никак не хочет удваиваться.
Ведь непрошеных гостей на траулере надо было кормить, поить
и, может быть, даже стелить в кубриках для них чистые простыни.
А тут хозяин по азбуке Морзе им кричит:
– Мужики, вы чё?
И мужики рванули на родину.
Вместе с норвежцами.
Даже почему-то не выбросив их за борт в набежавшую волну.
Что выглядело, в конце концов, благородно.
Ну, не Стеньки же мы все-таки, не Разины.
Да и два норвежца в совокупности никак не походили
на персидскую княжну.
В общем, поплыл наш траулер к родному дому, только к родному
дому, увозя с собой на память рыбу в трюмах и инспекторов в кубриках.
Согласитесь, не выбрасывать же улов в море?
Это выглядело бы не экономично, не патриотично и не экологично.
Словом, моряки предпочли посещению могилки Грига бурные
волны двух морей.
Что говорит о мужестве наших парней, умеющих отстаивать
интересы Родины не только на футбольных полях Словакии, но и
в любой точке мирового океана.
Что в итоге?
Рыба спасена.
Инспекторы живы.
Траулер – в родном порту.
И кому какое дело, какой диаметр дырки в наших сетях.
Дырка – она дырка и есть.
А на чужие двухсоткилометровые зоны нам вообще плевать
с капитанского мостика.
Тем более что Владимир Владимирович сядет с грустной улыбкой
за очередной стол переговоров и всех отмажет.
У него это получается.
Мы же не звери какие-нибудь.
У нас такие интеллигентные лица – не азиаты мы с раскосыми
и жадными глазами.
Мы – нормальная по европейским меркам шпана.
Нам всегда есть что показать предполагаемому обидчику.
Нож.
Бейсбольную биту.
Пограничный сторожевой корабль.
Большой противолодочный корабль «Адмирал Левченко»,
На худой конец.
Но это – на самый крайний случай.
Поскольку большому кораблю – большое плавание.
А большое плавание стоит больших денег.
Словом, норвежцы остались с носом, а мы – с рыбой.
Так что господин Рогозин может торжествовать по поводу
очередной победы национального духа.
А что по этому поводу думает мировая цивилизация, нам
неинтересно.
Мы рыбу на честь никогда не променяем.
Нам рыба дороже.
Все-таки рыбий жир. Витамины. Белки. Углеводы.
Да и вообще, зачем нам что-то на что-то менять?
Придем и отнимем.
Со шпаны какой спрос?

29 октября 2005 г.


ЗА ЧТО ПЬЕМ?

Скоро – 7 ноября, а я не знаю, за что пить?
Это – катастрофа!
Раньше в этот день я пил за залп «Авроры».
После девяносто первого года я стал пить за несогласие с этим
залпом.
Почему-то мое несогласие обозвали Днем согласия и примирения.
Теперь с подачи церковных нетерпеливцев мне предложили
пить на три дня раньше.
За окончание Смутного времени.
Вы представляете – не пьется!
Четвертого ноября у меня рука на это дело не поднимается.
С какой стати я буду пить за окончание смуты, если она
Продолжается.
И в стране, и в регионе, и в отдельно взятой душе.
Поводов для душевной смуты – сколько угодно.
Министр экономического развития утверждает, что инфляция
топчется на месте, но я никак не дойду до того места на рынке, где
она топчется. И мясо на ближайшей лавке, гремя костями, ни в
грош не ставит исторический оптимизм министра.
Министр финансов просит меня понапрасну не волноваться
за Стабилизационный фонд.
Мол, он в надежных руках.
А я почему-то все эти годы вспоминаю дрожащие руки экс
Вице-президента СССР.
Ну что с меня взять? Мнительный я человек.
Но – выпить хочется!
Конечно, четвертого ноября можно было бы выпить за, допустим,
Марину Мнишек. Все-таки дама.
Тем более, что без нее не было бы этого кошмарного лгуна Гришки
Отрепьева. А без Гришки поляки не заблудились бы в костромских дебрях.
А без поляков не было бы ни Ивана Сусанина, ни
Кузьмы Минина с Дмитрием Пожарским.
То есть они, конечно, были, но кто о них знал бы?
И мировое искусство никогда бы не обогатилось оперой Глинки
«Жизнь за царя» и памятником Мартоса на Красной площади
в Москве.
Но даже если пить не за Марину, а только за передовое русское
искусство, то можно испортить наши отношения с поляками,
которые и без того испорчены.
Стоит ли сыпать соль на раны наших братьев-славян?
Вообще с поводом для выпивки у нас в календаре просто беда.
Отмечать, например, годовщину разгрома псов-рыцарей на
Чудском озере неудобно.
Они хоть и псы, но все-таки немцы. А с Германией у нас
личная дружба.
Выпить за победу русского оружия на поле Куликовом? А что
подумает Казань?
Праздновать отъем у турок Азова – с какими глазами после
этого в Анталью ездить?
Я, между прочим, именно потому на берег турецкий – ни ногой.
Хотя, если признаться, ноги чешутся, и никакая мазь «Левомиколь»
не помогает.
Но – выпить хочется!
Раньше хорошо было. Помню, соседи однажды всю ночь гуляли.
Спрашиваю утром:
– По какому поводу?
– Мы, – отвечают, – отмечали сто третью годовщину со дня
рождения Надежды Константиновны Крупской.
Это, я понимаю, праздник!
Красный день календаря.
И мою душу, знаете ли, на что-то красненькое потянуло.
Не хватает только идеологической точки опоры для стакана.
А чтобы не пить – так, конечно, вопрос не стоит.

3 ноября 2005 г.


ВО ВСЕМ ВИНОВАТ ДЕКАРТ

В семнадцатом веке жил да был Рене Декарт.
Он сначала жил во Франции, а потом в Нидерландах.
И то ли от скуки, то ли от нечего делать придумал систему
Координат.
Которую подхалимы от математики тут же назвали декартовой.
Наверное, в эпоху Возрождения тоже существовал культ личности.
Словом, он придумал систему, в соответствии с которой, если
из двух осей – вертикальной и горизонтальной – на плоскость
опустить по перпендикуляру (слово-то какое этот Рене выдумал!),
то нетрудно определить местонахождение любой точки.
То есть, если у тебя под рукой есть две оси, ты можешь все.
И вот наши вожди, вооружившись непобедимым учением
Декарта, взялись за дело.
Естественно, прежде всего они стали отстраивать вертикаль.
Снизу доверху.
Лежит сельское хозяйство.
Сидит Ходорковский.
Стоят заводы.
Витает в облаках правительство. Убеждает страну, что та
живет все лучше и лучше.
А рядом ходит Главный прораб вертикального строительства
и подчищает огрехи проектантов.
Каждый сверчок знает свой шесток.
Один подгоняет историю-клячу: хочется все по-быстрому
обустроить.
Чтоб вертикаль стояла вертикально.
Второй контролирует ход событий: хочется, чтобы вертикаль
простояла подольше.
Третий непрерывно дерзает: хочет, чтобы современники
запомнили его имя.
Четвертый подкрашивает фасад: хочется, чтобы вертикаль
выглядела попривлекательнее.
Воруют при этом, естественно, все.
Потому что какая же стройплощадка обходится без того, что
бы не взять на память какой-нибудь строительный материал.
Какую-нибудь, например, льготу.
Или – привилегию.
На худой конец – какой-нибудь остродефицитный социальный
пакет – домик в деревне, железную дорогу или пусковую кнопку
газопровода Азия – Америка.
Но у вертикали есть горизонталь. Которая ввысь не стремится,
но тоже хочет принимать участие в жизни.
Хочет быть нужной и полезной.
И требует к себе внимания.
А заодно – работы.
А еще – достойной зарплаты.
И – приличной пенсии.
А также – хорошего образования.
И – надежного здравоохранения.
А кроме того – съедобной еды.
Сколько хлопот с этой горизонталью, однако. Вертикальной оси
надо бы понять, что без горизонтали ее существование бессмысленно.
С одной координатой в этой жизни делать нечего. Нужны точки пересечения
с горизонталью. Но пересекаться не хочется.
Хочется стремиться все выше и выше.
К бесконечности.
К вечному счастью.
Там – наверху – забыли, что человечество уже строило дорогу
в небо.
Дорога эта называлась Вавилонской башней. Чем это кончилось –
всем известно...
Так что лично я против Декарта ничего против не имею.
Мне просто хочется иметь такую систему координат, в которой
я бы чувствовал себя уютно и спокойно.
Чтоб была точка опоры.
И – по вертикали. И – по горизонтали.
Точка в системе координат дает надежду на то, что у тебя есть
твердое будущее.
Дает веру.
А без веры что за жизнь?

12 ноября 2005 г.


ЗА ВСЕ ПРИХОДИТСЯ ПЛАТИТЬ

За все приходится платить.
Даже – за любовь!
Господи! Как я ее люблю!
Как я люблю ее – удивительную, неожиданную, загадочную,
недоступную, пикантную, ветреную, необязательную, лукавую,
обманчивую, интригующую, многообещающую, пряную (вроде се
ледки пряного посола)!
Как люблю я ее – нашу родную капиталистическую власть, раз
в месяц рвущую мою душу своими жировками!
И жена тоже любит эти тревожные знаки любви государства
ко мне.
И трепетно прижимает к груди маленькие листочки, пахнущие
разлукой с деньгами, и плачет, плачет, плачет.
Переводя любовь на квадратные метры, гекалитры, кубометры
и киловатты.
А потом: квадратные метры, гекаметры, кубометры и киловатты –
в рубли.
С каждым месяцем государственной любви ко мне в рублевом
эквиваленте набегает все больше и больше.
Но как я могу отказать власти в любви?
И я плачу.
Доказывая, что еще не все потеряно и я еще что-то могу.
Судя по последней жировке, в начале января любовь власти
ко мне была на двадцать процентов выше, чем в последние месяцы
осени.
Но не могу же я расписываться в своей несостоятельности!
И я, чтобы не подвести власть, рыщу по городу и миру, стремясь
оправдать доверие всех этих добрых людей – сантехников,
электриков, механиков, дворников и всего цвета городского
коммунального хозяйства.
Который никто не любит.
Кроме меня.
Единственное, чего я боюсь – придут и поставят счетчики.
И вся любовь!
И вместо интереса к моей беспечной персоне начнется экономия.
Что может быть противнее любви по расчету?
Только расставленные по всей квартире счетчики.
Я же начну платить не столько, сколько власти нужно, а
столько, сколько положено.
А если вдруг счетчики установят на канализационных трубах?
Тогда что?
Люди начнут экономить на самом святом.
А тут еще пошли разговоры, что власть, уставшая от своей
беззаветной любви ко мне, решила перестать посылать меня на три
буквы в систему ЖКХ, а передает мою судьбу в руки таинственной
управляющей компании.
То есть адрес, по которому меня отныне будут посылать,
На одну букву уменьшится.
А плата на сколько бумажек увеличится?
А ведь я так любил городскую власть!
Я хотел, чтобы она была со мной.
Всегда и везде.
И в восемь утра – у мусорного бака, который забыли опорожнить.
И в полдень – возле смесителя, когда решаю задачу, известную
каждому пятикласснику: если за минуту из трубы выливается
два кубометра, то сколько выльется за две минуты? Не решается
эта задача в нашем городе с 12 до 17 часов. Не решается!
И в пять часов – когда лежу на обледенелом тротуаре рядом
С тазобедренным суставом таинственной незнакомки.
И в десять вечера – в квартире, погруженный в темные мысли
о главном: почему в НьюЙорке сейчас светло, а у нас хоть глаз
выколи?
Я понимаю, как нелегко власти со мной, рядовым
налогоплательщиком.
Мое сердце обливается кровью (первая группа, резус положительный,
значок «Почетный донор Российского Красного Креста»)
от сознания, что мой скромный взнос в городской бюджет
любви ко мне не прибавляет.
А так хочется любви.
Чистой. Теплой. Светлой. Повседневной.
Напоминающей коммунальные услуги.
За которые я, между прочим, плачу. Или это не считается?

14 января 2006 г.


БЕЗОТЦОВЩИНА

23 февраля страна будет пить за защитников Отечества.
За человека с ружьем.
Добрый дедушка Ленин на заре Советской власти, увещевая
озабоченное общество, говорил историческую неправду:
— Не надо бояться человека с ружьем!
Да как же его не бояться-то, человека в военной форме, если он
даже без ружья опасен?
Потому что двух лет армейской срочной службы хватает на то,
чтобы превратить человека в зверя.
В Челябинском танковом училище звери искалечили человека.
На таежной тропе охотник знает, как напомнить зверю, кто на
земле главный.
А в казарме кого бояться?
Где тот полковник, что рожден был хватом? Слуга — царю, отец
— солдатам?
Царя в семнадцатом году отменили, отцы-комиссары из казарм
тоже исчезли.
Им недосуг — приторговывают казенным табачком, ракетными
установками и боезапасом.
Безотцовщина.
Остались одни «деды».
А у «дедов» свои взгляды на жизнь.
Свои ремешки с пряжками.
Свои технологии воспитания личности.
Как там раньше пелось?
Наши деды — славные победы,
Вот кто наши деды.
За последние полвека побед у нашей армии предостаточно.
Новочеркасск. Тбилиси. Вильнюс. Баку. Чечня.
Казарма сегодня — едва ли не самая «горячая точка» России.
Есть разгуляться где на воле собственной безнаказанности.
Так что низкий поклон тем бесстрашным военкомам, рискующим
своими погонами, но спасающим мальчишек от невыносимой повинности.
Мучаются, но берут.
Потому что знают: жизнь человеческая бесценна.
На войне как на войне: есть свои, и есть чужие.
В нормальном обществе министр обороны страны, где случилось
то, что произошло в Челябинске, подыскивает себе другое
место работы.
Потому что знает: охрана безопасности Отечества неотделима
от охраны безопасности каждого из нас.
Но наш министр обороны никуда не денется. Потому что, по
армейской статистике, ежегодно гибнет шестнадцать солдат
срочной службы.
То есть каждые три недели по стране летят самолеты и бегут
поезда со страшным «грузом 200».
Это не считая тех, кто не выдержал издевательств и ушел из
жизни сам.
Так что же? Прикажете Верховному Главнокомандующему
каждые три недели принимать от очередного министра обороны
рапорт о собственной отставке?
Так никаких министров не напасешься! Папаху ему, оклад,
служебный «мерседес», казенную дачу.
Безвыходных положений, как известно, не бывает.
Отправят на пенсию генерала, который делал вид, что командовал
челябинским училищем. А пенсия у генерала, я думаю, раза
в три больше, чем у обычного российского бюджетника. Так что
будет бывший начальник есть и пить за двоих.
А то — и за троих.
В зависимости от аппетита. И собственной жизнестойкости.
А мальчика спишут с довольствия.
Что же касается остальной армии, то она сомкнет свои ряды.
Отряд, как некогда писал поэт, не заметит потери бойца.
Но если начистоту: армия, воюющая со своими сыновьями, —
это уже не армия.
Это — бандформирование.

4 февраля 2006 г.


НИКТО НЕ ХОТЕЛ ВОРОВАТЬ

«По нонешнему времю воровать положительно невозможно.
Все окончательно по нонешнему времю главное судопроизводство,
все нынче благородно, а не то, что воровать».
Так понятно, ясно и вразумительно объяснял купец Рябинин
помещику Константину Левину суть отношений к частной и
государственной собственности, покупая по дешевке лес у Стивы
Облонского, нуждающегося в деньгах.
То есть нагло его обманывая.
Давно это было.
В эпоху Анны Карениной и бурного становления капитализма
в царской России.
Действительно — гласность на дворе, суды присяжных, рубль
под хозяйским приглядом — какое уж тут воровство!
Лично я слово «вор» недолюбливаю. От этого слова пахнет
Уголовным кодексом, жесткой скамейкой в зале суда, гонорарами
адвокатам и...
Все, все, все!
Да и зачем воровать, когда есть замечательная проверенная временем
экономическая формулировка — «перераспределение финансовых потоков
и материальных средств».
Чувствуете разницу?
Состав, допустим, с нефтью (углем, пиломатериалами, прокатом,
хлопком — нужное в первую очередь — подчеркнуть) отправляем
на запасной путь, где стоит бронепоезд с дерзкой надписью:
«Смерть олигархам!». И состав сказочно быстро оборачивается
симпатичной суммой в банке, расположенном прямо за околицей
родного Отечества.
А кто виноват?
Естественно, стрелочник, который «забил стрелку» не на том
пути.
Стрелочника — в темницу.
Бронепоезд грозно выпускает пар.
Почти все счастливы.
Грустят только те, кто не досчитался...
Но не беда.
Страна у нас быстрая — недр надолго хватит. И не только недр.
Добрый доктор Рошаль недавно на заседании правительства
очень сокрушался.
Оказывается, Всемирный банк дал России заем на 236 миллионов
долларов на разработку проектов по реформе здравоохранения.
И что же?
Где проекты?
Где реформы? Где здравоохранение?
Где, грубо говоря, деньги?
Доктор Рошаль считает, что деньги ушли в песок.
Интеллигенции свойственно заблуждаться.
Разве мы в Сахаре живем?
Откуда у нас такое количество песка?
У нас же куда ни кинь: тундра, лесотундра, тайга, лесостепь, степь.
Михаил Ефимович Фрадков, выслушав доктора, обещал над
этой географической загадкой подумать.
Думать, конечно, никому не запрещено.
Даже министрам.
Но о чем тут думать?
У денег есть такая особенность — они легко прилипают к рукам.
И как их потом ни отмывай — все равно ничего не получается.
Человек, например, разрешает, ничего не подозревая, какой-нибудь
фирме вырывать котлован посреди города, а у него в кармане
тут же начинает шевелиться чувство собственного достоинства,
тянущее на несколько тысяч долларов.
Согласитесь, между воровством и чувством собственного достоинства
связи нет никакой.
Просто деньги любят счет.
В банке.
Доктор Рошаль может не беспокоиться.
За нами — не пропадет.

18 марта 2006 г.


СВЯЩЕННЫЙ ТРЕПЕТ

Как ждет любовник молодой минуту первого свиданья?
Известно, как — с трепетом.
Луна, соловьи поют, сирень цветет. Пиджак наброшенный.
Вечный вопрос: хватит или не хватит ей сил казаться гордою?
Конечно, лично-то я уже не в том возрасте, чтобы расходовать
свой трепет на такого рода свидания.
Я свой трепет расходую исключительно на свидание с жировками.
Ежемесячно плачу, но — плачу.
Что-то в них есть — в этих регулярных посланиях коммунальных служб.
Что-то такое, вызывающее трепет души.
Держу в руках этот волнующий листочек и думаю: почем, как
говорится, нынче теплота труб и чувств? Каков напор сердец и
водопровода?
И что же?
В марте 2004 года любовь коммунальщиков ко мне тянула на
340 рублей 56 копеек ежемесячно.
В марте 2005 года коммунальная служба любила меня уже за
639 рублей 12 копеек.
В марте 2006 года свои чувства ко мне ЖКХ оценило в 902
рубля 65 копеек.
Ладно, я человек не мелочный. Отбросим копейки. Но рубли-то
за что с меня берут?
Может, меня стали лучше согревать?
Может, вода в трубах льется круглосуточно и круглогодично?
Может, сантехник Коля каждую неделю меняет мне, извини-
те, прокладки в текущих кранах?
Может, наконец, идя навстречу моим пожеланиям, меня поставили
на счетчик (даже на четыре счетчика), и мою судьбу определяют
стрелки этих независимых от моего благосостояния приборов?
Да ничего подобного!
И тут я задаю вечный вопрос:
— Кто виноват?
Думать о том, что у меня, бюджетника, есть лишние дензнаки,
значит, не уважать власть.
Которая денно и нощно думает, как бы от меня избавиться.
А я все живу.
Как потребитель нефти, газа, электричества, воды, тепла и других
энергоемких ресурсов.
По мировым ценам.
То есть по своим финансовым возможностям я стою, видимо,
где-то между Микронезией и Полинезией.
Владимир Владимирович регулярно убеждает меня, что сегодня
я живу лучше, чем вчера.
Задушевным голосом.
По телевизору.
И я ему, властителю всех наших дум, верю. Действительно, куда
ни кинь — всюду наблюдается заметный рост. Во всех сферах жизни.
Цены растут наперегонки с зарплатой и пенсией.
Растут ряды чиновников, ведущих нас от победы к победе на
всех фронтах капиталистического строительства.
Растет денежная масса.
Точнее — количество людей с деньгами в руках. Судить об этом
можно по числу игровых автоматов, растущих как грибы.
Растет число людей, размахивающих флагами, бейсбольными
битами и ножами.
Но это уже издержки роста.
Недавно назло развалившимся колхозам мне показали фермера.
Галстук. Внедорожник. Переносной компьютер. Необозримые
просторы кубанских полей. На которых, видимо, трудятся счастливые
сезонные рабочие этого фермера.
А потом показали — мельком, правда, — трех мрачных мужиков
в телогрейках (без ноутбуков и внедорожников), которые, разумеется,
не имели никакого отношения к этому цивилизованному фермеру.
И, вспомнив президента, я понял, что на нас надвигается громада
еще более счастливой жизни.
Где человек человеку друг, товарищ и брат.
И меня охватил священный трепет при одной мысли об этом.

15 апреля 2006 г.


БУДЬТЕ ЗДОРОВЫ!

В общем-то, я и раньше догадывался, что жизнь не бесконечна.
Что рано или поздно любое счастье заканчивается.
Что чаша бытия, к которой мы припадаем своими мозолистыми
губами, не бездонна.
И тогда приходит горькое похмелье, и ты начинаешь глотать
таблетки, предъявлять свою грудную клетку докторам.
Вообще — нервничать.
Но пока есть силы, желание и финансовые возможности, конечно,
пьешь. А как же!
И вдруг недавно господин Онищенко, главный, как выяснилось,
страдалец за мой кишечно-желудочный тракт, крикнул мне
на всю страну:
— Не пей!
И я сразу вспомнил, как шестьдесят лет назад я вот так же кричал
в кинотеатре моей юности — ярославском «Арсе» — актрисе
Людмиле Целиковской, которая подносила ко рту чашу с отравленным
вином в фильме Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный».
Но Целиковская меня тогда не послушалась, и чем это кончилось
для отечественной истории, хорошо известно: Иван Васильевич
пошел рубить головы направо и налево.
Но спустя шестьдесят лет, когда господин Онищенко стал умолять
меня не пить, я не мог ему отказать.
Тем более что главный санитарный врач России совершил на
моих глазах должностное харакири, признавшись, что его,
Геннадия Онищенко, давно следовало бы наказать за винно-водочное
(а также — коньячное) легкомыслие.
По отношению к недавно еще братским спиртсодержащим продуктам Грузии и Молдавии.
Мол, бывшие наши родственники по нерушимому союзу республик свободных давно отравляют нашу жизнь своими пестицидами.
Но терпение господина Онищенко неожиданно лопнуло.
А почему бы и нет?
Мыльные пузыри тоже лопаются совершенно неожиданно.
В общем, я понял, что отныне «Белый аист» не будет парить
над бескрайними просторами Родины, раздражая нас зрелищем
своего пестицидного голеностопа. Мера, конечно, правильная: пора, наконец,
хоть кому-то начать печься о моем здоровье.
Но в то же время мера эта политически неверная.
Не с точки зрения внешней политики, а исключительно с позиции
моих внутренних дел.
Это что же получается?
Главный защитник моего здоровья не доверяет моим же
внутренним органам.
Воспитанным на политуре, одеколоне «Шипр» и тройном одеколоне.
А также — на «Аисте» и «Солнцедаре».
Да что там какой-то убогий «Шипр» по сравнению с тем напитком,
который называется питьевой водой!
В Воронеже.
Мне бы очень хотелось увидеть выражение физиономии лица
господина Онищенко, дегустирующего то, что льется из наших
водопроводных труб.
Но я — не зверь.
Пусть господин Онищенко недельку посидит на продуктах, изготовленных отечественными умельцами.
На колбасе, лишенной мяса.
На чае, лишенном вкуса.
На кофе, лишенном запаха.
Вообще, на пище, лишенной здравого смысла.
А заодно — витаминов, жиров, белков и углеводов.
И тогда — я в этом убежден — господин Онищенко бросится
запивать свое санитарно-гигиеническое разочарование грузинским
вином и молдавским коньяком.
А может — и не бросится.
Нет-нет, я не о том, о чем могли подумать некоторые неумолимые мстители.
Просто вспомнит господин Онищенко о замечательном национальном
продукте — «перваче».
И возьмет в руку ломоть ржаного хлеба. С солью.
И поставит перед собой сковороду с яичницей как напоминание
о невинно убиенных курах.
И медленно-медленно, небольшими глотками, опустошит стакан.
Ваше здоровье, господин Онищенко.

29 апреля 2006 г.


О ЛЮБВИ, О ЖЕНЩИНАХ, О ДЕТЯХ

Стоя на краю демографической ямы, президент заговорил о любви.
Оно и понятно — где любовь, там и дети.
Это знает каждый ребенок.
И тот, кого аист принес.
И тот, кого в капусте нашли.
И тот, кто появился самотеком.
Но откуда взяться самотеку при всеобщем безденежье?
Какая может быть любовь на наших квадратных метрах?
У кого поднимется интерес к творчеству, когда заводы лежат?
Бьемся насмерть с окружающим миром, забыв слова Маршака:
Я славлю мира торжество,
Довольство и достаток.
Создать приятней одного,
Чем истребить десяток.
С истреблением генофонда у нас все в порядке:
Южный федеральный округ, дороги, авиалинии, подводные лодки,
темные улицы, батальон обслуживания Челябинского танкового училища.
Хуже — с созиданием.
Вместо довольства — глухое недовольство населения.
Вместо достатка — статистические сводки о нашей счастливой жизни.
О росте золотого запаса.
Об укреплении рубля.
Но скоро с этим будет покончено.
Я имею в виду не золотой запас, а демографическую яму.
Через три года каждая мама, родившая второго ребенка, получит
двести пятьдесят тысяч.
Будь я женщиной, я сразу бы стал рожать двух.
Но мои паспортные данные не позволяют мне внести лепту.
Так что на двести пятьдесят тысяч мне рассчитывать не приходится.
Но, думая о демографической яме, я тоже не сплю ночами.
И вот о чем я подумал: президент предложил положить любовь
на алтарь рыночных отношений.
С учетом индексации.
Это — разумно. Но — недостаточно.
Потому что любовь — это взаимоотношения двоих.
В послании президента о мужиках ничего не говорится.
Между тем отец нужен прямо сейчас, а не через три года.
Путь в банк лежит через сердце мужа.
Сбереженье генофонда начинается с мужика.
Которого надо загнать в дом. Предварительно вытащив из гаража.
Где он лежит под машиной. Что никак не способствует решению
демографических проблем.
У него, мужика, надо отобрать удочку, домино, охотничье ружье.
И — бутылку.
Мера суровая, но что же делать?
Надо обложить мужика со всех сторон предметами первой необходимости —
полатями, кроватями, лежанками, диванами, сеновалами, раскладушками.
Если это не подействует — вечернее отключение электричества.
С восьми вечера — до шести утра.
С января — до конца света.
Ночные дежурства отменить.
Чтоб ему, бездельнику, деваться было некуда.
Одновременно — мера морального поощрения — учреждение
звания «Отец-герой».
За три генетические экспертизы, давших положительный результат.
Детям героев — по достижении совершеннолетия — бесплат-
ная экскурсия «Дорогами отцов» (в любую точку страны).
Отцам — любовь в каждом доме!
И тогда нам никакая яма не страшна.

20 мая 2006 г.


ЧТО Ж ТЫ, МИЛОЕ, СМОТРИШЬ ИСКОСА?

Государство меня не любит.
Главное — чего я только не предпринимаю, чтобы доказать свою
гражданскую любовь к нему.
Хожу на дело, которое называется работой.
Исправно плачу налоги.
Безропотно получаю то, что кличут зарплатой.
Не ропщу!
Кручусь!
Между заначкой и получкой.
Между долгами другу и долгом перед Отечеством.
Между желанием отдыхать на Лазурном Берегу и необходимостью полоть грядки.
Между телевидением и тем, что есть на самом деле.
Но — удовольствия не получаю.
Ни от собственной зарплаты.
Ни от картин моей счастливой жизни по всем каналам.
А все — от отсутствия любви.
Государству я не нравлюсь.
Оно на меня, милое, смотрит искоса. Низко голову наклоня.
Исподлобья смотрит. Как на подкидыша. Которого приходится
содержать. За его, государства, счет.
Его раздражает сам факт моего существования.
Но ведь другого меня у государства нет.
И — не будет!
Да, я — не герой, не мореплаватель, не плотник. Но ведь и
представителей этих сословий государство не больно-то жалует.
Вот недавно один Герой Советского Союза пожаловался на государство
президенту: мол, оно, государство, не хочет выплачивать ему, Герою,
то, что положено президентским Указом.
Но что государству до президентских Указов.
Тем более до отдельно взятых Героев.
Героев много, а государство одно.
Так что нет тебе, Герой, места под государственным солнцем.
Тут поражает даже не бесстыдная наглость, а уверенность
В воей правоте.
Личность должна соответствовать букве.
А если соответствия нет — зачем нам такая личность?
В общем, насильно мил не будешь.
А любит государство только себя.
Вы наивно, граждане, полагаете, что государство — это «мы».
Государство — «оно».
Местоимение среднего рода.
А со среднего рода какой спрос?
Я могу напрячь свои извилины.
Он может напрячь свои извилины.
Она может напрячь свои извилины.
Оно на это не способно.
Единственное, на что способно государство, это делать вид.
В последнее время наше государство делает вид, будто печется о благе народа.
Оно продумало национальные проекты. То есть кучу денег, которые
можно легально разворовать, заботясь о нашем с вами благе.
Давным-давно национальные проекты назывались иначе —
«историческими решениями».
Как только государство принималось воплощать очередное историческое
решение в жизнь, жить становилось невмоготу.
А жить, граждане, хочется!
Но разве это жизнь — без любви?

10 июня 2006 г.


ЛИЦО СВОБОДНОЙ НАЦИОНАЛЬНОСТИ

С детских лет я жалею того птенца гнезда сорочьего, которого
мать безжалостно отлучила от миски с кашей.
Помните, конечно, жестокую историю о сороке-белобоке,
сварившей кашу, которой потчуют не одно поколение?
С одной стороны, тут явное насилие над личностью, а с другой —
простой и понятный каждому лозунг: «Кто не работает — тот не ест».
А если этот не пиливший дров и не носивший воду отступник
от общего дела, например, поэт?
Может, какой-нибудь новый Бродский.
Будущий лауреат какой-нибудь престижной премии в своем
темном лесу.
За что же его каши лишать?
Откуда эта манера — пускать в ход насилие?
Мама, называется.
Да и вообще, почему нас всех надо стричь под одну гребенку?
Только потому, что на всю страну имеется одна гребенка?
Или — так проще нами управлять?
Меня все время выстраивают.
По ранжиру.
По национальным признакам.
По первичным половым.
По вторичным.
(Теперь это научно называется гендерный анализ.) Кстати, меня
все время призывают равняться на грудь четвертого человека.
А если мне четвертая грудь не нравится?
Если меня манит шестая? Обладательница которой, как мне
представляется в мечтах, в постель не ляжет, не прочитав на сон
грядущий пять-шесть страничек из «Эстетики» Гегеля.
Тогда как?..
Тридцать деятелей отечественной культуры возмущенно обращаются
к власти, призывая ту оградить от вмешательства прессы личную жизнь.
Нашли к кому обращаться!
Наша власть только и делает, что вмешивается в личную жизнь
каждого деятеля культуры.
Не так пишешь.
Не так дышишь.
Аппетит приходит во время еды: раньше бульдозером сминали
нехорошие картины, теперь — нехорошие квартиры.
Пришел ОМОН — всем выйти вон!
В Южном Бутове, например.
Это в насквозь прогнившей Англии «мой дом — моя крепость».
А у нас, как совершенно справедливо заметил товарищ Сталин,
«нет таких крепостей, которые большевики не могли бы взять».
Вот и идет штурм домов якобы граждан якобы страны сплошной демократии.
Потому что, конечно, в каше — сила, но еще больше силы
в дубинке омоновца.
С помощью которой легко разрешается самый животрепещущий вопрос.
Сами понимаете, переговоры и уговоры — это долго и утомительно,
а дубинка — просто и убедительно.
И главное — продуктивно.
Для фабрик, производящих дубинки, бронежилеты и каски.
Перед таким аргументом никакой животрепещущий вопрос не
устоит.
Потрепещет, потрепещет — и рассосется. Сам собой.
Другого не дано.
Не позволено то есть.
Хотя, если честно, мне почему-то хочется дышать вольно.
В такт своему сердцу.
Которое бьется в груди лица свободной национальности.
Я так думаю.

1 июля 2006 г.

ЯМОЧНЫЙ РЕМОНТ

Тот, кто придумал ямочный ремонт, — гений.
Эйнштейн.
С большой дороги.
Ибо ничто так в природе не относительно, как ямочный ремонт.
Он вечен, как Вселенная.
Он непрерывен, как время и пространство.
Человек в оранжевом жилете, склонившийся с лопатой в руках
над изнуренным полотном дороги, бессмертен.
Ибо он заглядывает в бездну.
В бездну наших неисчерпаемых возможностей использования
средств на неотложные нужды.
Как государства в целом, так и отдельной личности в частности.
Главное удобство ямочного ремонта — ничего не надо красть.
Все само плывет в твои руки.
Деньги текут рекой в миллионы дорожных ямок.
Сегодня ты прошелся с лопатой (или катком) по впалой груди
земной поверхности, а завтра дождь смывает все следы твоего рукоприкладства.
И можно все начинать сызнова.
Удобно. Выгодно. Надежно.
Такой замечательный вечный двигатель переброса денег из
одного кармана в другой.
Такое удивительное подтверждение закона Ломоносова — Лавуазье:
если в какую-то дырочку земной коры денежки канули, то
они обязательно возобновятся в каком-нибудь бугорке земной поверхности.
Либо в виде домика в деревне, либо в форме свечного заводика
в Саратове.
Потому что у наших людей кора головного мозга работает исключительно
в режиме ямочного ремонта.
Ямочный ремонт кормит всю страну.
Кто сказал, что у России две беды — дураки и дороги?
Дурак у дороги — уже не дурак, а деловой человек, знающий,
что латанье дыр — самое прибыльное занятие в стране.
На строительство завода денег нет, а на латание всегда найдутся.
Засучив рукава, не покладая рук, власть с юношеским задором
залатывает дыры.
Нашего образования.
Нашего здравоохранения.
Нашего сельского хозяйства.
Нашего житья.
Идет всероссийский ямочный ремонт.
Покрикивают начальники.
Нервничают прорабы.
Волнуются рабочие.
То с чертежами неувязка, то запчастей недостает. То запил главный
инженер. То еще что...
А я, наблюдая всеобщий энтузиазм, думаю: а что, если мы не в
ту сторону дорогу мостим? Что если не ямки закатывать надо, а
все полотно менять?
Ведь любая дорога прокладывается не для будущего ямочного
ремонта, а на века.
Чтобы она могла выдержать любое давление транспорта и
любую скорость движения.
Но строить такую трассу долго и утомительно.
Проще — ямка, закатанная наспех.

29 июля 2006 г.

ОБ ОДНОЙ АНТИПАТРИОТИЧЕСКОЙ
ВЫЛАЗКЕ

Есть в Москве футбольная команда «Динамо». В которой
играет полузащитник Алексей Смертин.
Выступавший одно время в «Челси».
То есть — в Лондоне.
Одновременно Смертин — капитан сборной России по футболу.
И вот этот полузащитник выступает ярым защитником
прелестей буржуазного образа жизни.
В интервью газете «Известия» Смертин заявил:
— Из-за отключения воды и электричества в Лондоне голова
не болит.
Большего антипатриотизма по отношению, например,
к Воронежу представить себе невозможно.
Даже слесарю любого домоуправления ясно, что Смертин имеет в виду не индифферентное отношение англичан к утреннему
туалету и к вечернему просмотру российской программы «Вре-
мя», а тот, видимо, лжефакт, что в столице Британского содружества
вода из кранов течет круглосуточно.
И — что совсем уж невероятно — не только холодная, но и горячая.
И Тони Блэр, например, может совершенно спокойно и свободно
умыть руки после своих грязных поползновений в угоду
американскому империализму.
Господи, подумал я, как может капитан сборной России выходить
на зеленый газон отечественных стадионов с такими взглядами?
И это — в такое героическое время, когда воронежские начальники,
приковав себя цепями Ома к электрическим креслам, поклялись
не отключаться от энергичного бурения скважин до тех
пор, пока в наших кранах не запахнет воронежским «морем»?
Технической документации нет. Экспертизы нет.
Но — люди бурят.
Бурят на голом энтузиазме.
Который, как известно, хорош только у обнаженных натурщиц.
Но — люди трудятся.
Они понимают: людям нужна вода любого цвета и запаха.
И в этот исторический момент Алексей Смертин дает понять, что
королева Елизавета Вторая может принять ванну, когда ей захочется.
Найдутся ли в нашем обществе здоровые силы, способные пригвоздить
Смертина к позорному столбу истории?
Антипатриотизм наказуем, и стоит ли удивляться, что московское
«Динамо» плетется в конце турнирной таблицы премьер-лиги, а
сборная наша по футболу стоит по рейтингу в четвертом десятке
команд мира?
Нет, не стоит.
Но отъявленному полузащитнику буржуазных бытовых ценностей
мало нападок на наш водопроводный и электроэнергетический режимы.
Он замахнулся на самое светлое, что у нас есть, — на команду
«Факел».
Вся мыслящая Россия знает — футболистам «Динамо» задерживают зарплату.
И вот Смертин, не моргнув глазом, говорит:
— В нашей команде не все так плохо, как может показаться со тороны.
Позвольте спросить, г-н Смертин:
— С какой стороны вы предлагаете взглянуть на положение
вашей команды?
Со стороны того места, которое занимает «Факел» в турнир-
ной таблице?
Со стороны тех средств, которые выделяются на поддержание
команды на плаву?
И вообще — на что вы намекаете, господин полузащитник?
На то, что «Факелу» уготована судьба московского «Динамо»?
Нам не по пути с вами, Алексей Смертин.
Мы пойдем другим путем.
Так нам завещано.

12 августа 2006 г.

КАК В АМЕРИКЕ

Тут недавно в Воронеже произошел катаклизм частного
значения.
К моему приятелю зять приезжал.
Ну приехал и приехал. Если есть дочь, почему бы не быть и ятю?
Но зять был из Соединенных Штатов.
А всем известно, что там, на диком Западе, бушуют извращенные
представления о смысле жизни.
Им там круглосуточно подавай теплую воду.
И другие буржуазные излишества.
Цветы, например, в подъезде. Коврики. Электрические лампочки.
Картинки на стенах.
А у нас, сами понимаете, нравы попроще.
Суровые слова на обшарпанной штукатурке. Отходы собачьих
кишечников в лифтах.
Не Ренессанс, в общем.
А тут — американский зять.
Высокий. Белозубый. Поджарый. Лысый. С бородой.
Типичный русский интеллигент.
Только из Америки.
И вот его надо вести в дом. Согласно законам гостеприимства.
Но как провести американца в квартиру, минуя черную дыру
подъезда?
И тогда принимающая сторона разработала гениальный стратегический план.
В соответствии с которым американского зятя
решили загнать в подъезд в кромешной тьме, дождавшись ночи.
С этой целью тихого американца прямо с вокзала отправили
на экскурсию по городу.
Тем более что у нас всегда есть,что показать дорогим гостям.
Американцу показали руины Чернавского моста.
— Это — памятное место, — объяснили гостю, — охраняется
государством. На этом рубеже дружина, возглавляемая князем
Борисом, отбивалась от супостатов.
Потом гость обратил взор на зеленую лужу, плескавшуюся у
моста.
— Это наш природный заповедник, — сказали американцу. —
Лучшие малярийные комары цивилизации размножаются имен-
но здесь.
— А как же экология? — учтиво поинтересовался гражданин
Соединенных Штатов.
— Экология? — удивились воронежцы. — Какое чудное слово!
Мы такого не знаем.
Восхитила американца лепнина старых зданий.
— На чем она у вас держится? — спросил он.
— На честном слове, — ответили ему. — Мы используем ее в качестве
испытательных стендов черепных коробок наших горожан...
Потом гостю показали непроходимые уличные тротуары; мусорные баки
городских дворов; крыс, шныряющих среди бела дня
на мини-рынках.
Город американцу понравился.
— Воронеж, — сказал он, — напоминает Нью-Йорк пятидесятых годов
прошлого века.
После таких слов обрадованные хозяева повели гостя прямиком
к русской водке и русской икре и даже не постеснялись не предложить
ему вымыть руки с дороги. Поскольку память о горячей воде
едва теплилась в их сознании со времен давно минувшей весны.
В конце концов, вовсе не обязательно мыть руки перед черной
икрой.

26 августа 2006 г.

Продолжение следует…
_________________________
© Кройчик Лев Ефремович