Продолжение. Начало см. в журнале RELGA, № 10(190) 10.07.2009 и №11(191) 1.08.2009

КАЧЕСТВО ЖИЗНИ

Вот какой случай имел однажды место в мировой истории.
Мне об этом рассказала одна знакомая дама, обладающая большим
словарным запасом импортного содержания. Благодаря этому запасу
моя знакомая, в свою очередь, состояла в почтовой связи со своей знакомой дамой, проживающей в дальнем зарубежье.
Допустим — в Германии.
В Германии, если вы помните, был канцлером одно время Гельмут Коль.
И вот как-то раз Гельмут перед выборами забрался в государственную казну
с благородной целью — подбросить немножечко
денег своей любимой партии.
А у них — на диком Западе — такое почему-то не одобряется.
Свои средства — вноси сколько хочешь, а государственные — ни-ни!
Дикий народ!
Конечно, разразился скандал. И тогда знакомая моей знакомой пишет канцлеру
отчаянное письмо: мол, как же так, герр Гельмут?
Я вам отдаю последнее, что у меня есть, — мой голос, а вы
себя так нехорошо ведете?
Позвольте вам выйти вон!
И отправив свое письмо, наша фрау с сознанием выполненного гражданского долга продолжает жить дальше.
Ни на что особо не рассчитывая.
Тем более, что канцлер вскоре ушел в отставку.
Но, прежде чем уйти, их Гельмут пишет фрау письмо, в котором извиняется
за свое бесшабашное поведение. Мол, я так делать больше не буду, извините,
фрау Ингрид (ее так зовут — эту знакомую моей знакомой), за доставленное вам политическое беспокойство.
Когда мне рассказали об этом эпизоде, я подумал: вот пример,
достойный подражания!
Нет, я не жажду крови и не призываю наших министров толпами уходить в отставку
по первому требованию граждан.
Я — о другом.
Я о том, что канцлер счел необходимым ответить на письмо
отдельно взятой гражданки.
Сознайтесь — кто из вас писал президенту и что он вам ответил?
А председатель правительства?
А губернатор?
У нас это не принято.
У нас даже поговорка есть: «На каждый чих не наздравствуешься!».
И это разумно.
Потому что если каждый начнет чихать, добиваясь участия, то
никаких нефтяных скважин не хватит, чтобы дожить до конца
света.
Прогорим на благородстве.
Наше качество жизни такого не допускает.
Жизнь у нас, грубо говоря, другого качества.
Мы, марксистско-ленинские воспитанники, думаем, по традиции,
что наступит, скажем, благословенный день, когда количество мяса
в докторской колбасе перейдет в качество продукции.
Но качество жизни этим важным обстоятельством измеряется
лишь отчасти.
Меня, например, удивляет, почему я, завидев милиционера, инстинктивно
перехожу на другую сторону улицы?
Ведь он же меня даже не убил.
А я уже боюсь.
А еще я боюсь дороги, которую выбираю: вдруг балкон на голову
обрушится или тротуар разверзнется?
Боюсь остаться наедине с человеком, от которого зависит моя
судьба. Вдруг мы оба ошибемся друг в друге?
Вдруг он решил, что у меня за пазухой что-то есть, а я как раз
за душой ничего не имею.
В общем, качество нашей жизни измеряется количеством отпущенной народу управляемой демократии.
А хотелось бы — чтобы здравым смыслом.
Письмишко, что ли, кому написать?

11 августа 2007 г.


РЕСТАВРАЦИЯ

Пахнуло стародавним.
Полузабытым.
Но — ностальгически приятным.
Новый глава правительства (неуловимо напоминающий внешне
председателя Совета Министров СССР товарища Рыжкова
Николая Ивановича), сурово нахмурившись, сказал одному из
тогда еще исполняющих обязанности министра:
— Пошлите товарища на Сахалин, и пусть он сидит там до тех
пор, пока все не наладит.
Речь шла о ликвидации последствий землетрясения на Сахалине.
Конечно, сидеть нигде не возбраняется. Люди сидят в «Крестах»,
в «Матросской тишине», в «Лефортово», в Краснокаменске.
Счастливчики отсиживаются в Лондоне и в Государственной думе.
Но я — не об этом.
И даже не о том, что высокопоставленного чиновника посла
ли. Куда подальше.
Адресный посыл у нас давно введен в культурный обиход.
Страна к такому посылу относится с пониманием.
И, уж конечно, дело вовсе не в том, что глава правительства
употребил не только власть, но и исчезнувшее из лексикона слово
«товарищ».
В конце концов, как выразился в разгар тридцать седьмого года
поэт Лебедев-Кумач, «наше слово гордое «товарищ» нам дороже
всех хороших слов».
Дело в другом.
Глава правительства убежден, что начальственное присутствие
на месте события сразу разрешит все проблемы. Потому что это у
них, на Западе, все решают деньги. А у нас, как известно, кадры
решают все.
Так было, так есть и так будет.
Указующий перст начальника значит многое. В нем заключена
особая магическая сила.
Объяснить сие невозможно. Одно очевидно: указательный палец
начальника — это перст судьбы.
И мы, язычники, уповаем на силу этого движения руки.
Простофили-американцы, лишенные напрочь начальстволюбия,
когда у них случилось 11 сентября, не дожидаясь руководящих указаний Буша,
бросились проектировать, расчищать и строить.
Они, ненормальные, верят в хорошую организацию труда и в
силу денежных потоков.
А мы верим исключительно тому, что говорит начальство.
В его непогрешимую мудрость.
Мы так воспитаны.
И я твердо знаю: приедет руководящий товарищ на остров Сахалин —
и местная природа замрет в восторге.
И все вокруг — по мановению начальствующего пальца — преобразуется.
Потому что мы рождены, чтоб сказку сделать былью.
И ведь делали! До тех пор, пока к власти не пришли эти противные перестройщики.
Но теперь с этим будет покончено.
Сначала — революция, потом — стабилизация, затем — реставрация.
То есть — восстановление старого. Имеющего историческую
ценность. Привлекательного своей идеальностью.
Прошлое возвращается?
А почему бы и нет?
Старое вино в новых мехах по-прежнему приятно на вкус.
Мы что — разве плохо жили?
Шестая статья Конституции.
Единство партии и народа.
Исторические решения съездов партии.
Экономная экономика.
Газета «Правда» в почтовых ящиках. (Уже появилась.)
Союз нерушимый республик свободных. (Господи, какая у нас
была замечательная свобода в каждой республике!)
Молоко по 16 копеек за литр с 8 до 9 часов утра.
Венгерские куры из московских гастрономов.
Борьба за мир во всем мире — в Анголе, Мозамбике, Афганистане, Эфиопии.
Благодать!
Булат Окуджава ошибся, нечаянно спев: «Былое нельзя воротить,
и печалиться не о чем».
Мы опечалились — былое вернулось.
Ай, молодца!

29 сентября 2007 г.


ВО ВСЕМ ВИНОВАТ НАРОД

Когда цены взлетели в поднебесье, бросились искать виноватых.
По глобусу.
Сначала в виновные назначили китайцев. Во-первых, живут в
Поднебесной, во-вторых, их очень много. Едят и едят. За нас.
Потом выяснилось, что китайцам не до еды: они с утра до вечера
строят капитализм с человеческим лицом. А по ночам спят.
Потому что заниматься чем-нибудь другим в это время суток им
запрещено. Ввиду многолюдства.
Тогда решили, что во всем виноваты американцы. У которых
вечно что-то не ладится. То на полях сражений в Ираке, то на полях,
где растет их любимая кукуруза. Но американцы объявили, что
в закромах их родины все о’кей, и начальство стало искать дальше.
А кто ищет, тот всегда найдет.
Выяснилось, что во всем виноваты злыдни-перекупщики, которые
воспользовались дешевыми тарифами мобильной связи, созвонились
друг с дружкой — и пожалуйста, мы имеем то, что имеем.
Но я думаю, что во всем виноват народ.
Особенно его самая вредная часть — пенсионеры.
Которые в свои восемьдесят-девяносто лет только и знают, что
ничего не делать.
Живут себе припеваючи, да еще требуют добавки к пенсии.
За что, спрашивается?
Но государство у нас доброе — всем дает.
И вот с 1 октября пенсионеры начали получать прибавку.
Сто сорок три рубля двадцать восемь копеек.
Прописью.
Гигантская сумма получается, если умножить эти копейки на
тьму этих бездельников.
Получив заветное, народ, естественно, ринулся в рыночные от
ношения.
И вот тут — внимание! — сразу возникла прибавочная стоимость.
То есть состоялась прибавка к стоимости, например, яйца, ввиду ажиотажного
на него спроса.
Или — масла.
Или — мяса.
Или — молока.
То есть всего того, без чего можно обойтись. На старости лет.
Тем более что и Минздрав предупреждает: бляшки и всевозможный холестерин.
Казалось бы, сиди дома и думай о вечности.
Нет, ринулись создавать повышенный интерес к пище.
А у нас на каждом углу — рынок.
Естественно, начался базар...
Много тысячелетий назад плохо разбирающийся в математике
Пифагор сказал, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется.
А на самом деле все не так, ребята.
Раньше десяток яиц стоил 23 рубля, а теперь — 32.
Чувствуете разницу?
А всего-то забот — 2 и 3 поменялись местами. Сами понимаете:
от такой перемены мест началась совсем другая математика.
Опасная для жизни.
Но пенсионеров это не остановило. Они буквально все начали
сметать с прилавков.
За свои 143 рубля плюс 28 копеек.
И цены — от страха перед этим натиском — полезли вверх.
А тут еще президент подлил масла в огонь желаний. Он велел
повысить с 1 декабря пенсии снова.
Чтоб стране лучше жилось при новой Думе.
Дожить бы!

20 октября 2007 г.


ПРЕДМЕТ ОБОЖАНИЯ

В последнее время интеллигенция почти единодушно стала обругивать
Никиту Сергеевича Михалкова.
Главное — за что?
За то, что Никита Сергеевич публично признается: он влюблен
в гаранта Конституции.
В президента России то есть.
Ну и что?
Я, например, люблю свою жену. А у Никиты Сергеевича несколько
иная ориентация. В плане гражданского выбора.
В конце концов, каждый имеет право на свой предмет обожания.
Это — нормально.
Особенно в том абсурде, который именуется жизнью.
Согласитесь: всегда приятно знать, что есть кто-то, кто гарантирует тебе
место под солнцем.
Оставшиеся в живых после тридцать седьмого года хорошо помнят,
как они согревались под солнцем сталинской Конституции,
написанной, как выяснилось, товарищем Бухариным.
Экзотические маршруты в дальние края — Колыма, Таймыр,
Соловки, Караганда, Воркута.
Дружба в казахстанских степях немцев Поволжья, турок-месхетинцев,
чеченцев, крымских татар.
Неусыпная забота о здоровье в лагерях на любой срок.
Это было круто!
Теперь, конечно, ничего такого нет. Но люди волнуются: пока
гарант гарантирует, можно спать спокойно, а что потом?
Народ беспокойно высыпал на улицу. По зову сердца отмечается
в списках тревожащихся.
В едином порыве просит:
— Папа, не уходи!
А папа не уйти не может. Он честное слово дал: отсижу два
срока и дам посидеть сменщику.
А кто сменщик?
Социологи называют сменщика «темной лошадкой».
Но что народу может гарантировать лошадь?
Торбу с овсом? Бодрый цокот копыт?
Поэтому я понимаю и народ, и Никиту Сергеевича.
Народ боится. Он боится, что все достижения последних лет
будут похерены.
Забыты то есть. Грубо попраны.
И мы можем остаться без шельфа возле Северного полюса.
И мир не будет залит нашей нефтью.
И Украина откажется получать наш газ, перейдя на биотопливо.
И Белоруссия, назло надменному соседу, вступит в союз нерушимый
республик свободных.
И олигархи перестанут дарить награбленное и выкупать за свои
кровные исторические ценности.
И тогда наступит хаос?
Хаоса не будет, господа, граждане, товарищи, коллеги, братья
и сестры!
Просто на смену одному предмету обожания придет другой
предмет.
Так что опасения наши о крахе счастливой жизни беспредметны.
Как говаривал Антон Павлович, все пойдет по-прежнему.
Налаженно. Проверенно. Четко.
Как в добрые нынешние времена.
Коррупция.
Инфляция.
Девальвация.
Монетизация.
Реструктуризация.
Ну и, конечно (куда ж от этого деться?), — беспредел. Такой
замечательный беспредельный беспредел. Когда все дозволено —
и в политике, и в экономике, и в отделении милиции.
Но ведь мы же с вами это уже проходили. Чего же бояться-то?
Как жили, так и жить будем.
Своим умом. Своим трудом. На свою зарплату. На свою пенсию.
На пенсию, конечно, прожить невозможно. Но ведь народ как
то ухитряется и с этой напастью справиться.
Меньше едим. Меньше сапоги стаптываем. Перешли на тапочки.
Так что жить можно. До очередных выборов.

3 ноября 2007 г.


ПРОЩАЙТЕ, ПРАСКОВЬЯ ВАСИЛЬЕВНА…

Старики уходят.
В пятницу я попрощался со своей тещей,
Прасковьей Васильевной Теплинской.
Теща — героиня мирового фольклора. Говорят, однажды выкатили
на крупнейший в Бразилии стадион-двухсоттысячник
«Маракана» новенькую машину и объявили, что тот из болельщиков,
кто предъявит немедленно фотографию своей тещи, получит в подарок
этот автомобиль.
Автомобиль не достался никому.
Я со своей тещей жил душа в душу.
Помню, когда пришел свататься к своей будущей жене,
Прасковья Васильевна, не возражая, сказала только:
— Женись, но Рита из всех блюд умеет готовить только яичницу.
Это было простодушное желание добра будущему зятю.
После окончания авиационного техникума Прасковья Васильевна работала
в конструкторском бюро. Была из числа тех сотрудников, с которых
это знаменитое бюро начиналось.
Орденов-медалей не имела, но чертежницей была отменной.
Дети и внуки прибегали к ней, когда нужно было что-то начертить
или нарисовать для школы.
Уйдя на пенсию, жила размеренно и спокойно.
Исправно читала газету «Коммуна».
Упорно смотрела телесериалы, иногда — засыпая прямо перед телевизором.
Читала без очков.
Любила домашние посиделки и без двух традиционных стопочек
от стола не отходила.
В разговор и жизнь молодых не вмешивалась. Только время от
времени молча вглядывалась в лица дочерей, внуков, правнуков,
правнучки, зятьев. Наверное, что-то хотела понять в нас,
громкогласных и разных.
Старики любят брюзжать и сравнивать свое время с нашим.
У Прасковьи Васильевны хватало мудрости не оспаривать права
молодых на собственные взгляды.
После смерти мужа жила одна, страдая от одиночества.
А кому нравится одиночество?
Когда тебе девяносто два, ровесников рядом уже нет. Время
бесцеремонно обходится с уходящими поколениями. В лучшем
случае они — статисты в массовке, символизирующей счастливую
жизнь стариков.
В худшем — маргиналы, доживающие свой век.
— Зажились, — безжалостно говорят о стариках окружающие.
А старикам хочется тепла и жизни.
Внимания им хочется.
Последнее их прибежище — дом. Но у детей — свои интересы,
а у соседей — свои заботы.
Прасковья Васильевна как могла сопротивлялась времени.
Однажды, споткнувшись, упала на улице.
Слава Богу, обошлось без переломов.
— Ходи с палочкой, — сказала матери дочь.
— Я стесняюсь, — ответила Прасковья Васильевна.
Ей нравилось жить и не хотелось казаться немощной.
Грустно расставаться с домом, из которого ушла жизнь.
Вспоминаю тещу и думаю — о чем-то мы с ней недоговорили?
Но больше не будет ни звонков, ни встреч с глазу на глаз.
Осталась фотография, с которой глядит молодая, сильная,
уверенная в себе женщина.
Которая жила как умела. И — как хотела.
И теперь уже и не спросишь у нее — была она счастлива или нет?
Возможно — была...
Берегите себя, живущие!

17 ноября 2007 г.


УРНА У НАС ОДНА

Если честно — я люблю раз в четыре года посещать
избирательный участок.
Бодрая музыка.
Приятные лица.
Вежливые улыбки.
Свежая выпечка в буфете.
Клеточки для галочки.
Разноцветные кабинки, в которых народ справляет большую
гражданскую нужду.
И я вместе со всеми отдаю свой лирический тенор с небольшим
фальцетом тем, кому он нужнее, чем мне.
Пожалуйста, берите — мне не жалко!
Но в последние недели я стал реже выходить из дома.
Потому что — постоянно угрожают.
Подбрасывают подметные письма в почтовый ящик.
Стучат в дверь и требуют, чтобы я немедленно усваивал истины,
отпечатанные в газете, издаваемой в Урюпинске.
Вы догадываетесь, о чем пишут урюпинские политологи?
Ну да, о самом сокровенном — о гомосексуалистах, засевших в
Думе; о ставленниках этого несносного Саакашвили; об олигархах
с двойным гражданством.
Как после этого жить?
А тут еще дама со знаменем отлавливает меня на улице и
нервным тоном ставит меня в известность, что в первых числах
марта будущего года ожидается конец света.
Вообще-то к концу света мне не привыкать. В последние годы
в Воронеже конец света носит веерный характер. Поэтому у меня
на кухне постоянно стоит на боевом дежурстве огарочек свечи.
Но дама при стяге объяснила, что предстоящий конец всем концам конец,
поскольку носит политический характер.
Ибо если Он уйдет, жизнь прекратит течение свое.
— Вы этого хотите? — спросила дама, утирая слезы флагом.
— Нет, — честно признался я.
— Тогда спасайте свою душу в ближайшем избирательном
участке.
Признаться, я не думал, что дела так плохи.
Нефть бьет ключом.
Газ прет из каждой расщелины земной коры.
Вертикаль власти вертикальна как никогда.
Терроризм загнан в отдельные дома в Дагестане.
«Ромашки» сорваны.
Народ благоденствует.
Оказалось — все не так просто.
Усталый президент напомнил мне, что есть в нашей стране людишки,
которые за сладкие коврижки творят свои грешные делишки.
То есть наша вертикаль получилась с небольшим пизанским
наклоном.
В сторону олигархов, взяточников и политических мздоимцев.
У которых за душой нет ничего святого.
И только я так подумал, как услышал крик души, рвущийся из
Лужников:
А в чистом поле система «Град»,
За нами Путин и Сталинград!
Когда ракетная система рифмуется с населенным пунктом,
носившим некогда имя бывшего вождя, это впечатляет.
Что-то слышится родное в этом стоне молодых.
Фельдмаршал фон Паулюс не пройдет — победа будет за нами!
Наши завоевания мы никому не отдадим!
Так что в ближайшее воскресенье, преодолев все свои колебания,
я обязательно склонюсь с заветным списком одиннадцати над
урной наших надежд.
Урна у нас одна.

30 ноября 2007 г.


СИДЕТЬ СМИРНО!

Не так давно меня поразила забота о людях.
Один воронежский травматолог, озабоченный, видимо, судьбой
хрупких лодыжек, тазобедренных суставов и знаменитой шейки бедра,
публично высказался на этот счет в одной популярной
местной газете.
Доктор объяснил старикам-пенсионерам, что в условиях растущей инфляции,
равно как и наледи на тротуарах, им лучше никуда не соваться.
Не высовываться.
Сидеть смирно дома.
Беречь костный состав своих организмов.
Все-таки мы не древние римляне, которые постоянно рыскали
по городу в поисках хлеба и зрелищ.
Тем более что хлеб можно заменить сухарями, припасенными
еще во времена Смуты, а зрелищ достаточно и в телевизоре.
Где тебе покажут и «Гламур» из жизни олигархов, и борьбу
северо-американских индейцев за свои права.
А уж если так уж невтерпеж, то можно попросить сходить за
хлебом сердобольных соседей, чьих ног вам не жалко.
Или — дальних родственников, которые давно интересуются
вашими квадратными метрами.
В общем, травматолог искренне сказал то, что думал.
Костяк своей сущности следует охранять.
Тем более — пенсионерам.
Живущим на государственные доходы от нефти и газа.
Живой пенсионер все-таки обходится государству дешевле
того, кто канул в Лету.
Тому на прощание — и погребальные расходы, и поминки, и
венки, и плата за бензин для катафалка, и время, потраченное
безутешными сослуживцами на поминки.
А время, как известно, деньги.
Так что если пенсионеры начнут игнорировать правила личной
безопасности и становиться своими хрупкими ножками на обросшие
льдом тротуары, то на них никакого профицита не хватит.
Поэтому — пускай живут.
И это — логично!
Правда, этот предусмотрительный травматолог, выступивший
в одной малотиражной, но многолитражной газете, ничего не
сказал о тротуарах.
С которых следует скалывать лед.
Но это — тоже логично!
Ибо!
Тротуары у нас, как известно, тянутся на многие километры
вдоль офисов, магазинов, баров, ателье и других средств доходов
частного капитала.
А трудятся в этих злачных местах с утра до вечера люди, которые
ложатся под родное государство непрерывно, неся при этом
как материальные, так и моральные убытки.
Одному дай, второго ублажи, третьего накорми, четвертого обогрей —
тут никакого здоровья (чтоб скалывать лед) не хватит.
А дворников в городе, как выясняется, нет.
Не выгонять же девушку из офиса на мороз.
Это — неэстетично, неэтично, непоэтично и негигиенично.
У девушки чулочки тоненькие, ручки худенькие, пальтишко
укороченное.
И вообще, ей курить охота.
А ломик такой тяжелый!
К тому же наши тротуары так разухабисты, что передвигаться
по ним страшновато в любое время года.
А тут — зима, гололед. Общее падение нравов и тел граждан.
Травматолог прав — надо сидеть дома.
Беречь конечности.
Ибо — в конечном счете — наше здоровье в наших руках.
А кто не спрятался — я не виноват!

19 января 2008 г.


МАРШ ЭНТУЗИАСТОВ

Слава героям!
Когда стало известно, что город ожидают очередные мэрские
выборы, я усомнился в разумности мирового порядка.
Неужели, подумал я, найдется безумец, который захочет владеть
городом, уже разграбленным предшественниками?
Кому он нужен, этот город у лужи?
Где Геракл, способный очистить Воронеж, густо унавоженный
градоначальниками былых времен?
Так думал я, сомневаясь в силе духа энтузиастов.
Но нашлись люди, готовые на подвиг.
Город между тем жил обычной жизнью.
Ленивые от нечего делать пили водку.
Доверчивые, прильнув к телеэкранам, свято верили, что многосерийная
Настя Заворотнюк лучше одноразовой Инны Чуриковой.
Гуляки радовались жизни на корпоративных вечеринках.
А в это время самые отчаянные городские головы уже бежали в
избирательную комиссию, чтобы бросить на священный алтарь нашего
муниципального поселения свои романтические вожделения.
Пятнадцать энтузиастов решили принести себя в жертву
родному Воронежу.
Слава мученикам!
Они знали, на что идут.
Они идут брать пустующую городскую казну.
Они идут брать руины городского жилищного хозяйства.
Они идут брать улицы разбитых фонарей и кривых тротуаров.
Они идут брать вялотекущий городской водопровод.
Они идут брать город, в котором едва теплится жизнь.
Они все это хорошо понимают, но — идут.
Слава отважным!
В разгар зимы, когда общественное сознание спит, как сурок в
своей норе, нашлись романтики, готовые к отсидке.
Сначала — в кресле мэра. А там — как получится.
Слава бесстрашным!
Сколько мэров уже сидит! А скольким еще предстоит посидеть?
Финансовые потоки так прельстительны!
А служебное кресло так убаюкивает бдительность!
Поневоле начинаешь думать о домике в деревне.
Где-нибудь возле Ниццы.
Правда, за все приходится платить.
И не только возможной разлукой с семьей, но и хлопотами.
Любовь к родному городу обойдется каждому кандидату на
мэрскую должность в 16000 голосов избирателей.
Или — на худой конец — в один миллион 119 тысяч рублей.
Миллион раздобыть не трудно: всегда в Воронеже найдется
эрудит, способный обыграть Максима Галкина в передаче «Как
стать миллионером?». Недостающие 119 тысяч можно положить
в карман, если сдать в металлолом рельсы от оставшихся в живых
городских трамваев.
Хуже достаются голоса жителей.
Житель, становящийся электоратом, труднодоступен.
Как Эверест.
Бабушка, ведущая переговорный процесс через закрытую
дверь, сначала потребует передать в замочную скважину спичек,
мыла, соли и сахара на четыре года вперед, а потом — из вредности —
назовется чужой фамилией и назовет данные паспорта своей
внучки, живущей во Владивостоке.
Так что есть риск не добраться до заветного звена после встречи с электоратом.
Но зато как приятно добраться до капитанской рубки и, держась
за штурвал, отдавать команды:
— Лево руля! Право руля! Полный вперед!
Слава рулевым!..
Гм... гм... Интересно, куда нас заведет очередной рулевой?

26 января 2008 г.


СТАБИЛИЗАЦИЯ

У меня такая традиция есть — ежедневно в десять вечера
погружаться в собственную ванну.
Не нирвана, но все-таки некая независимость от внешней среды.
Жена думает, что я моюсь, а я лягу и думаю, согреваемый теплой
водой, о чем-нибудь хорошем.
О ценах на нефть.
О предстоящих выборах туда и сюда.
Об обвале американского рынка ипотеки (так им, империалистам, и надо!).
О сборной России по футболу.
Да мало ли о чем может думать немолодой мужчина, согретый
вниманием городского «Водоканала»!
И вот однажды, будучи разогретый таким образом, я вдруг понял,
что стабилизация, которой так неистово гордятся власть имущие,
действительно имеет место быть.
В нашей стране.
Ведь если верить словарю, то стабилизация — это «приведение
в постоянно устойчивое состояние».
А у нас как в прошлом веке привели страну в постоянно устойчивое
состояние, так мы в нем и живем.
Устойчиво во всех наших бедах клянем ненаших.
Устойчиво кричим на весь мир, что мы — самые-самые.
Устойчиво обещаем в случае чего показать кузькину мать.
Единственное, что у нас не очень устойчиво, — Конституция и
Гимн, которые мы несколько раз переписывали.
Но ведь тоже устойчиво переписывали.
Словом, как ни крути, правы медики, говорящие о своих пациентах:
— Положение стабильно тяжелое.
То есть — не хуже, чем вчера.
А что будет завтра — кто знает?
И вот, окинув взглядом наше прошлое и настоящее, я понял:
стабильно живем!
Как всегда!
Стабильно низкий уровень жизни.
Стабильно высокие цены.
Стабильно работаем по принципу: тяп-ляп.
Стабильно приворовываем.
Стабильно берем взятки.
И при этом, умышленно оглядывая окрестности собственной
жизни, стабильно повторяем одно и то же утешение:
— Могло быть и хуже!
То есть, как бы соглашаясь с тем, что на лучшее рассчитывать
не приходится.
Правительство печально объявляет:
— В стране 23 миллиона человек получают зарплату, несовместимую
с жизнью.
Богатые по этому поводу плачут и, чтобы смягчить горе, едут
отдыхать в Альпы на Лазурный берег.
И правильно делают — дома развлекаться опасно.
Прыг-скок, прыг-скок,
Обвалился потолок.
Подвесной потолок обвалился в модном Торговоразвлекательном
центре «Московский проспект».
Возможно, строители, развлекаясь, недовинтили в потолке какие-то болты?..
А может, эти дяди на ночь глядя ввинтили эти болты не в том месте?
А может, сталевары недоложили что-то углеводородное в свою
продукцию, и болты треснули?
А может, проектанты чего-то в свое время недоучили в курсе
«Сопротивление материалов»?
Я не знаю.
Я знаю только одно (и только о себе): я все время живу в подвешенном
состоянии и терпеливо жду, когда кончится стабилизация
и начнется нормальная жизнь.
Как у всех.
Мне хочется рассчитывать не на Стабфонд, а на свои руки, на
свою голову, на свою энергию.
Мой почтовый ящик в последние недели забит обещаниями стабильно
счастливой жизни.
А мне почему-то хочется не обещаний, а реального счастья.
Представление о котором у каждого свое.
И каждый, я думаю, знает, в какую сторону идти в поисках этого
счастья.
В самом деле — не стоять же на месте, уповая на стабилизацию?

9 февраля 2008 г.


ОНИ ЗАЩИЩАЛИ РОДИНУ

В эти дни говорили хорошие слова нашим старикам.
Они защищали Родину.
Но защищает ли Родина их?
Дмитрий Анатольевич Медведев привел поразившую меня
цифру: восемьдесят шесть тысяч ветеранов нуждаются в улучшении
жилищных условий.
Это — спустя шесть с лишним десятилетий после окончания
нашей единственной справедливой войны в двадцатом веке.
Первый вице-премьер сказал, что у нас есть возможность к 2010
году, когда будет праздноваться шестьдесят пятая годовщина Победы,
улучшить жилищные условия всех, кто в этом нуждается.
Цифры грустные. Обещания печальные.
Но — выполнимые.
Потому что старику каждый новый день жизни дается с большим трудом.
А тут надо ждать два с лишним года.
Семьсот с избытком дней.
Кто из великих наших стариков дождется этого счастливого дня?
Как могло случиться, что так доживают свой трудный век спасители Отечества?
Ладно — после Победы трудно жилось всем.
Ладно — вернувшиеся с войны были счастливы, что вернулись
живыми, и ничего для себя не просили.
Ладно — сегодня нет того государства, которое они защищали.
Так что — с кого спрос?
Спрос с тех, кто сегодня вершит нашими судьбами.
В наш углеводородный век старикам хуже всего. Дело даже не
в том, что с возрастом одолевают болезни, появляются усталость
и раздражение.
Дело в одиночестве.
Уходят (или уже ушли) ровесники, молодые предпочитают
жить своим умом, и ты остаешься наедине с тоской по той жизни,
которой уже не будет.
Старики живут прошлым, потому что настоящее непонятно, а
на будущее рассчитывать не приходится.
А уж если нет тепла родного очага, пожилому человеку совсем
плохо.
Но жить хочется.
Тут бы и подставить ветерану плечо, как это сделал он, уходя
на фронт.
Помните, у Александра Межирова:
Но с другими со всеми,
Не окрепший еще,
Под тяжелое Время
Он подставил плечо...
Увы!
Мы вспоминаем о стариках-ветеранах только 23 февраля и 9 мая.
На следующий день у нас уже другие заботы.
Защитнику Отечества сегодня — от восьмидесяти до девяноста.
У него другие ритмы жизни и другие интересы, нежели у тех,
кто помоложе.
А тех, кто помоложе, — три поколения. Сыны, внуки, правнуки.
Как же мы, эти самые три поколения, обустроили жизнь ветеранов?
Подарили бесплатную мобильную связь до конца дней их?
Одарили бесплатным медицинским патронажем на дому?
Откликаемся бестрепетно на каждый их зов?
Наконец, просто звоним и спрашиваем:
— В чем нуждаетесь? Чем мы вам можем помочь?
Много ли надо человеку, чтобы почувствовать себя счастливым?
Главное — знать, что ты не лишний человек на этом свете.
Что о тебе помнят, заботятся; что тебя любят и уважают.
И что три гвоздики тебе могут принести не только вместе с урной.
Для голосования, разумеется.

22 февраля 2008 г.


РАССЛАБЛЕНИЕ

Век живи — век учись!
Раньше я по своей наивности думал, что телевизор показывает
нам криминальные и эротические сюжеты исключительно в
воспитательных целях.
Чтобы я знал, чего мне опасаться и к чему стремиться на крутых
виражах жизни.
Допустим, встречает меня среди бела дня человек с темным прошлым
и, угрожая словом, похожим на мат, заставляет меня добровольно обнажить
свою мерзкую физиологию, после чего я, не
думая о секундах свысока, бегу к добрым людям.
Из силовых структур.
Радуясь оставшейся при мне жизни.
Тут, конечно, и эротика, и криминал, и здоровый образ жизни
— в виде бега по пересеченной местности.
Но недавно Евгений Киселев чуть было меня не поколебал.
— Я, — сказал Евгений Алексеевич, — не пурист, и то, что НТВ
показывает фильмы на криминальную и эротическую тему, это
нормально, если люди хотят расслабиться.
Я тоже не пурист, но засомневался было в справедливости
киселевских слов.
Откуда, например, взяться расслаблению, если на вас с телеэкрана
смотрит несвежая дамская грудь?
И как можно ловить кайф при виде горящего «мерседеса», до
отказа забитого долларами?
Это не расслабуха, а какая-то абсолютно неправильная ориентация
в мировоззрении.
А потом я вгляделся в отечественный телеэкран и понял: прав
наш бывший знаменитый телеведущий.
Эротика и криминал действительно расслабляют.
Вот главный наш спортивный оптимист Вячеслав Фетисов
спускает план по медалям.
14 золотых наград.
В 2014 году. В Сочи. На Зимней Олимпиаде.
Я закрываю глаза и вижу мускулистую грудь биатлонистки с
покойно лежащей на ней золотой медалью.
Само собой — расслабляюсь.
А вот другой сюжет.
Дмитрий Анатольевич Медведев пьет чай на газораспределительной
станции в Подмосковье.
Дымящиеся чашки с чаем. Вазочки с печеньем.
Суровые лица молодых людей в комбинезонах «Газпрома».
Задушевные слова о халявщиках, которые покусились на
российский газ.
Молодые комбинезоны понимают: халявщики не пройдут.
Можно расслабиться, и чья-то рука тянется к вазочке с печеньем...
Смена кадров.
Владимир Вольфович Жириновский обещает списать все долги.
С каждого.
А у меня — как назло — только один долг. Да и тот не настоящий —
гражданский.
Ходить на избирательный участок.
Это что же получается: если Жириновский с меня этот долг
спишет, то мне и на выборы впредь можно не ходить?
Естественно — расслабляюсь.
А тут как раз на экране — криминал.
Грустный Геннадий Андреевич Зюганов узнает, что губернатор
Кемеровской области Тулеев его обыграл.
В суде. На четыреста с чем-то тысяч.
По иску об оскорблении личности.
А Геннадий Андреевич, как истый коммунист, гол как сокол.
И платить отказывается.
Мне Зюганова жалко. Немедленно расслабляюсь и иду к жене
— брать взаймы для Геннадия Андреевича.
Жена отказала, сказав загадочно:
— Аннушка уже разлила масло.
Жена у меня начитанная: «Мастера и Маргариту» знает наизусть.
Предчувствует неизбежность грядущего.
На всякий случай расслабляюсь.
Кто знает, что будет после выборов.
И в самом деле: кто знает — что?

29 февраля 2008 г.


У РОССИИ ЖЕНСКОЕ ЛИЦО

И лицо это выглядит весьма симпатичным.
Очаровательные бабушки.
Привлекательные дамы бальзаковского возраста.
Грациозные барышни.
Бизнес-леди за стеклами лимузинов, несущихся в таинственную
экономическую даль.
Прелестные создания природы, городских парикмахерских и
собственных трудолюбивых рук.
Не перестаю удивляться: что бы ни происходило — они всегда
знают, что предъявить миру.
Эта походка, подкармливающая воображение!
Эта тряпочка, небрежно брошенная сверху и заставляющая нас
гордо расправлять собственные плечи!
Этот голос, зовущий в прекрасное далеко!
Этот взгляд, бьющий на поражение!
Спасения нет.
И — не надо!
Потому что дальше начинается самое волнующее — трепетное
ожидание встреч, поцелуи, загс... «Где ты был, любимый, с шести
до одиннадцати, я тебя в последний раз спрашиваю?»
Нет, что ни говорите — жить прекрасно!
Особенно, когда рядом она, дивная, неповторимая, потрясающая!..
Вы обратили внимание — с городских улиц исчезли дамы в
оранжевых жилетах, орудовавшие ломами на трамвайных путях
и тротуарах, покрытых льдом.
Дело не в том, что трамваи практически перестали быть.
Дело даже не в том, что в городе не так уж много осталось годных тротуаров.
Просто наши очаровательницы, грубо говоря, сменили ориентацию.
Нашли другое занятие по душе.
Сегодня воронежские мадонны занимаются другими делами.
Самые бесстрашные из них в темных коридорах власти пытаются
обучить нас выживанию.
Другие пытаются разобраться в нашей внутренней сущности
в больницах и зубопротезных кабинетах.
Кто-то подстерегает нас у знаменитого «одного окна», стремясь
облегчить наше существование.
Дмитрий Анатольевич Медведев пообещал нам счастливую
жизнь под знаком четырех «и», не подозревая, что мы давным-давно
живем под сенью этой интересной буквы.
В самом деле, каждая вторая женщина в мире — это Венера
Милосская.
Только с руками.
То есть — Изящная и Изумительная.
А каждая первая — Джоконда, загадочная и таинственная.
То есть — Интригующая и Интересная.
Эти четыре «и» делают нашу жизнь исключительною.
Взгляните на Воронеж — город женственнеет на глазах.
Через дом — крылечко, приглашающее в салон красоты.
Через два дома — парфюмерный магазин.
Через квартал — ювелирный.
На каждом шагу — цветочная лавка.
Или — как вариант — дама с камелиями, гвоздиками, розами,
герберами, тюльпанами.
Мужчины ночами следят не только за выражением своих мыслей,
но и за складками на брюках.
Самые отчаянные бросились чистить зубы.
А они, неутомимые наши, между сериалами, телефонными разговорами
и кухонной плитой организуют нам счастливую жизнь.
Из любви к нам.
И мы не ропщем. Потому что миром правит любовь.
В этом все дело.

7 марта 2008 г.


ИДОЛОПОКЛОННИКИ

Говорят, это случилось в средние века.
Жил-был осел.
Который вечно страдал от пищеварительного вожделения.
То есть постоянно хотел есть.
И вот хозяин предложил ему однажды на выбор две охапки
сена: одну справа, вторую слева.
А выбор, как известно, категория нравственная. Но какая у осла
нравственность?
Бедное животное задумалось:
— С чего начать? Что делать?
И, ничего не придумав, сдохло от голода.
То были, сами понимаете, средние века — время темное. Не до
альтернатив.
Лопай что дают!
Такова история, которую поведал, говорят, некто Буридан, ректор
Сорбонны.
Однако проблема выбора всегда существует.
Вот, например, сейчас у нас два президента: старый свой пост
еще не сдал, новый пока пост не принял.
Инаугурация в мае.
А как бедному чиновнику жить в марте — апреле?
Кого слушать? На чьи указания реагировать?
А самое главное: чей портрет держать у себя в рабочем кабинете?
Согласитесь, чувствуешь себя спокойнее, ощущая за спиной
очередное вышестоящее или вышевисящее лицо.
Работоспособность повышается.
Конечно, вместо портрета в это смутное время можно повесить
Какое-нибудь живописное полотно.
Но художественное произведение обладает убойной силой.
В нем избыток аллегорий и намеков.
Входящие начнут сомневаться. А всякое сомнение порождает
неустойчивость взглядов.
Повесишь шишкинскую «Рожь» — народ будет думать о сельхозтехнике,
на приобретение которой нет средств.
Украсишь стену коровинской «Селедкой» — на память придут
браконьеры, оставившие страну без черной икры.
Повесишь «Боярыню Морозову» — всплывут в памяти кандидатки
в депутаты, сражавшиеся за правду.
Исходящий из кабинета начинает колебаться.
Получается — от искусства одна морока.
Никогда не знаешь, что от него можно ожидать.
Конечно, можно оставить стену обнаженной.
Устроить такое эстетическое «ню».
Но тут другая опасность: пойдут разговоры, что хозяин кабинета
впал в ересь.
Записался в постмодернисты.
«Наши» прознают — скандала не оберешься.
В общем, обладателю персонального кабинета в переходный
период не позавидуешь.
Раньше перед его мысленным взором периодически возникало
одно лицо.
А теперь — два.
Двуличие какое-то получается.
Что — не хорошо!
Душа алчет любви — а кого любить, не знаешь.
Кого обожествлять?
Кому клясться в вечной преданности?
На долгие четыре года.
Кого цитировать? Перед кем преклоняться?
Согласитесь — возникает серьезная нравственная проблема.
Единственное спасение — записаться в идолопоклонники.
Язычнику хорошо: он поклоняется истукану.
У него — тотемы, символы, обереги.
А у простого смертного чиновника штатное благополучие зависит
от непосредственного начальника.
У чиновника главный оберег — тот, кто над тобой.
Но — в отличие от оберега язычников — сменяемый.
И человек начинает нервничать.
Правда, самые ретивые готовы стать язычниками, чтобы
почувствовать себя одухотворенными людьми.
Можно, конечно, попробовать жить своим умом.
Но об этом даже подумать страшно.

15 марта 2008 г.


ДОРОГИ, КОТОРЫЕ МЫ ВЫБИРАЕМ

Строго говоря, дорога у нас одна.
Без выбора.
Светлый путь, начертанный партией.
И хотя партии в последние годы менялись, направление дороги
принципиально не менялось — грядущее счастье.
Весь двадцатый век к нему топали.
Этап за этапом.
Магадан, Воркута, Норильск...
Были, конечно, и другие этапные вещи.
Пятилетки в четыре года.
Год великого перелома.
Юбилейные годы. Решающие. Определяющие.
Приятно вспомнить.
Потом — ускорение, перестройка.
Строительство вертикали.
Одним словом — этапы большого пути.
Поэтому я очень удивился, узнав, что наши средние предприниматели
пошли жаловаться новому мэру на плохие дороги.
Откуда такое вольнодумство?
Критицизм, замешенный на оппозиционности?
Лично я от этих настроений отмежевываюсь.
Вот, например, в июле прошлого года еду я по Плехановской и
вижу жизнерадостную растяжку над головой:
«Спасибо «Единой России» за наши дороги!».
А внизу — грейдеры, бульдозеры, катки, дымящийся асфальт.
Поэзия труда и несметных расходов.
Душа, измученная ухабами исторического процесса, естественно,
живо реагирует на такую готовность партии закатать большое
количество государственных средств в асфальт.
Вот, думаю, партия слов на ветер не бросает и что-то такое на
глазах всего честного народа заливает.
Возможно даже, провалы, доставшиеся нам от проклятого
прошлого.
Вскоре, правда, партия, утомившись от дорожного строительства,
сняла свой лозунг.
Да и деньги, видать, кончились.
Но приятное воспоминание осталось.
И сегодня, трясясь в маршрутке на молодых колдобинах бывшей
правильной дороги, я думаю по-ленински:
— Есть такая партия!
Партия есть, и нет таких ям, которые могли бы остановить наше
движение вперед.
Ибо даже самая разухабистая дорога неминуемо и неотвратимо
ведет нас к храму.
Так уж заведено.
Других дорог у нас нет.
И партия одна — правящая.
А значит, и самая любимая. Никем не победимая.
Ни на парламентских выборах, ни на президентских.
Ни даже — на мэрских.
Тридцать один процент голосов за нового мэра дорогого стоит.
Но не будем считать деньги в чужих карманах.
А просто пойдем вперед, презирая временные рытвины во вчерашнем
новом асфальтовом покрытии.
И будем идти до тех пор, пока хватит нефти, газа, угля, желания
и политической воли.
Под знаменами организатора всех наших побед.
Как сказал в свое время Владимир Владимирович, если в
партию сгрудились малые, сдайся, враг, замри и ляг.
Тем более что другой классик столь же энергично добавил:
— Если враг не сдается — его уничтожают.
Так что на месте средних предпринимателей я бы язычок-то
прижал.
Пусть не думают, что они — «ОПОРа».
Враги будут повержены, а малые выстроят капитализм с
социалистическим лицом.
Или — социализм с лицом, позаимствованным в «Капитале»
Маркса.
Это не главное — что мы строим!
Главное, что Запад — нам не указ, а Восток — не помеха!
Поскольку у нас лучшее все!
И — партия наш рулевой!

22 марта 2008 г.


Я САМ ОБМАНЫВАТЬСЯ РАД!

Моя жена — финансист покруче Кудрина.
Узнав о том, что мне как бюджетнику с февраля повысят зарплату,
жена сказала счастливо:
— Теперь мы будем жить на четырнадцать процентов лучше!
И стала планировать расходы.
Увы, громадью планов не дано было свершиться.
Ни в феврале, ни в марте.
Когда я робко спросил в бухгалтерии, где обещанная прибавка,
мне ответили сухо:
— Нет приказа!
А кто его должен отдать, я не знаю.
Действующий президент сдает вахту вновь избранному — им
не до меня.
Дума свое дело сделала: отдалась мне всеми фибрами своей изнуренной
законодательным процессом души.
Правительство пакует чемоданы.
Об этом я честно доложил жене, но в ее глазах прочел недоверие.
Моя жена вообще президенту верит больше, чем мне.
И правильно делает, между прочим.
(По секрету: у президента, видимо, нет заначки, а у меня есть.)
Встал, естественно, вопрос, над которым мучается отечественная
интеллигенция:
— Что делать?
И я принял единственно верное решение: стал доплачивать
жене недостающие четырнадцать процентов из своей заначки.
Тайно.
Дабы не разрушать веру жены в слово президента.
Так началось в моей семье соревнование двух систем: государственного
казначейства и собственного спецхрана.
Казне, конечно, легче: за ее спиной налоги, нефть, газ, металл,
автоматы Калашникова и вертолеты.
А за моей спиной — только стабилизация, плавно перетекающая в инфляцию.
Или, как мягко говорит Дмитрий Анатольевич, всплеск инфляции.
Мол, инфляция поплещется-поплещется, да и стихнет в гранитных
берегах отечественной экономики.
И я в это верю!
Я вообще человек доверчивый.
Мне говорят:
— Товарищ, верь!
Взойдет она,
Звезда пленительного счастья!
И я — верю!
Богу и своему пластиковому одному окну (на второй пластик
нет денег) и жду обещанного чуда.
Хотя понимаю: нет чудес, и мечтать о них нечего.
За окнами — никакого просвета.
Звезда пленительного счастья не всходит.
А может, и всходит, но не у нас.
В Японии, например, или в Китае.
Но я не ропщу.
Ощущение полноты жизни сохраняется.
Сказал же Александр Сергеевич:
— Ах, обмануть меня не трудно,
Я сам обманываться рад!
Вот и я верю в птицу счастья завтрашнего дня.
Завтра будет лучше, чем вчера.
Тем более, что послепослезавтра будет 1 апреля.
День вранья, загримированный под День смеха.
Хотя, разумеется, к вранью нам не привыкать.
Но я не о нем — я о счастье.
Которое заключается не в деньгах и даже не в ценах, настолько
замороженных, что, когда прогуливаешься с познавательной целью
мимо рыночных отношений, тебя охватывает легкий озноб.
Счастье в том, что у каждого из нас есть своя заначка.
И не обязательно в рублях.
А в чем-то другом, не измеряемом деньгами.
Правда, иногда в душу закрадывается сомнение: понятно, что
за все приходится платить, но почему наша счастливая жизнь обходится
нам порой так дорого?

29 марта 2008 г.


МЫ В КНИЖКАХ НАЗЫВАЕМСЯ «НАРОД»

Приятно знать, что тебя любят.
Когда к тебе относятся с нескрываемой симпатией, даже повышение
стоимости бутылки масла до семидесяти рублей кажется
маленькой интригующей подробностью.
То ли еще будет?
Когда тебя любят, забываешь обо всем.
В том числе — и об отсутствии горячей и холодной воды в кранах по одиннадцать-двенадцать часов в сутки.
Любовь согревает остатки души, замерзающей в пространстве
жизни.
И это — прекрасно!
Но, когда обо мне вспоминает власть, я начинаю нервничать.
Меня посещают нехорошие предчувствия.
Заговорили о моем растущем благосостоянии — значит, беда у
порога.
Если с утра в Думе говорят о благе народа — к вечеру жди
инфляции.
Такая у меня примета.
Газеты взволнованно пишут о необходимости размножения и
расселения народа.
Мол, будет дом — будут и люди в нем.
Каждому по коттеджу — от каждого по ребеночку.
А за два ребеночка — материнский капитал.
Отличная капитализация личной жизни!
Особенно если выстроить одноэтажную Россию со всеми удобствами,
но с девяти вечера до шести утра отключать электричество.
В таких условиях бэби-бум обеспечен.
Но дети имеют привычку вырастать из коротких штанишек,
превращаясь в народ.
А с народом сплошная морока.
Народ надо постоянно кормить баснями о его счастливой жизни.
Народ следует убеждать, что в стране все делается для его же
блага.
И что завтра будет лучше, чем вчера.
А народ-несмышленыш не понимает своего счастья. Ему хочется
хорошо жить уже сегодня.
Он капризничает.
И поэтому плохо соображает.
А если бы народ соображал хорошо, он быстро понял бы свою
ненужность.
Политикам необходим электорат.
Генералам — солдаты.
Чиновникам — просители.
Менеджерам — исполнители.
Олигархам — потребители.
Площади нужна толпа.
Власти лучше иметь дело с толпой, не ведающей о своих обязанностях,
чем с народом, вооруженным своими правами.
От народа сплошные хлопоты и головная боль. Поэтому властная
рука чисто автоматически тянется к дубинке и водомету.
Так спокойнее.
В одной абсолютно малоизвестной песенке середины семидесятых
были такие слова:
Мы в книжках
называемся «народ».
А в сущности, мы —
Степки, Ваньки, Гришки.
И это — чистая правда.
Народу подавай свободу.
А откуда ей взяться-то в нашей стране — свободе?

5 апреля 2008 г.


ДОРОГИЕ ГРАЖДАНЕ

Накануне Дня Победы хочется говорить о чем-то героическом.
О подвигах, о славе, о любви.
Тем более что Алексей Максимович очень правильно заметил:
— В жизни всегда есть место подвигу.
А в Воронеже — городе воинской славы — и подавно.
Здесь каждый прожитый день должен идти за три.
Как на передовой.
Попробуйте уцелеть в городе, где каждый шаг по тротуару приближает
вас к братской лежанке в отделении травматологии больницы
скорой помощи.
Где поездка на работу по городским улицам — уже подвиг.
Где из кранов течет жидкость, отдаленно напоминающая воду.
(И слава богу, что наши водопроводчики — видимо, из чувства
гуманизма — дают ее с большими перерывами на пол-литра, сон
и полдник.)
Так что мужества нам не занимать.
Поэтому я не очень удивился, прочитав в нашей газете о подвиге
бывшего военного переводчика Фирсова, отбивающего яростные атаки
супостатов на пороге отчего дома.
И жгут его, и стекла бьют — а он стоит.
Ни шагу назад!
А другая газета поведала о сражении, развернувшемся вокруг
дома № 53 на улице Разина. Здесь жильцы девяти квартир стоят
насмерть в схватках с превосходящими силами противника, пытающегося
захватить лакомый строительный плацдарм в центре города.
По невероятному историческому совпадению фамилия одного
из героических защитников собственного жилья — Павлов.
Так что в Воронеже ныне появился свой Дом Павлова.
Трудно приходится защитникам дома.
Их поливают фекалиями.
Их глушат отбойными молотками.
В амбразуры их окон летят булыжники.
Но дом держится.
И главное — держат люди оборону своими силами. Кому она
нужна, эта горстка отчаянных бойцов?
Никому!
Представляю, как в эти дни хлещут стаканами валидол в штабах
захватчиков.
Им же так не терпится обеспечить счастливую жизнь
«дорогим гражданам».
«Дорогие граждане» — не для красного словца сказано.
Гражданам Воронежа и впрямь цены нет.
И когда по большим праздникам власть ласково кличет нас
«дорогие граждане», я в эти чистосердечные признания
искренне верю.
А как же!
Мы дорогого стоим!
Нас задешево не купишь.
Нам ведь какую-никакую зарплату выдавать надо.
Пенсиями в громадных размерах обеспечивать требуется.
Нам тепло подавай!
Нам света мало!
А сколько лапши требуется, чтобы люди поверили!
Как сказал однажды классик:
— Сколько хлопот, однако!
И я в этой связи властям сочувствую.
Но — деваться некуда.
На войне, как на войне.
Власть клянется дорогим гражданам в вечной любви.
А любить иных, как известно, — тяжелый крест.
Ты их любишь, а они, глупые, обижаются.
Да и артиллерия почему-то все время бьет по своим...

8 мая 2008 г.


СТАРИКИ ПОЛУЧИЛИ СВОЕ...

Отгуляли.
Отпраздновали. Отдемонстрировали свою мощь.
Прошли чеканным шагом.
Отсалютовали.
Отцеловали фронтовиков. Которых осталось так мало, что
поцелуйная повинность не отняла много времени и сил.
Пили.
Крепко. Основательно. Дружно.
На следующий день телевизор заботливо объяснял людям, оставшимся
на ногах, как лучше всего справиться с похмельным синдромом.
Можно народными методами — соленый огурец и рассол.
Можно методами антинародными — капельница и клистир.
Нацепив Георгиевские ленточки, чувствовали себя героями.
Лично видел героический поступок: девушка с ленточкой уступила
место в троллейбусе дедушке с орденом. И гордо вышла
на ближайшей остановке под восхищенные взгляды сидельцев:
подлинный героизм всегда скромен.
Три дня страна жила подвигами шестидесятитрехлетней
давности.
Потом все затихло.
Политики, изможденные рокировкой вождей, ушли на покой.
В свои покои, то есть.
Кто — на Рублевке, кто — на Лазурном Берегу.
Кто — в местах временного проживания.
Мэры, например, в последнее время предпочитают отсиживаться
в КПЗ. Почему-то.
Ветераны спрятали свои орденоносные мундиры и гимнастерки
до лучших времен.
Наши старики — изумительное поколение.
Негромкий народ, доверчивый и послушный.
И все, как один, — оптимисты.
Их, оставшихся, однажды построили, пересчитали и скомандовали:
— Ждите своего счастья!
И они ждут.
Ждут терпеливо и покорно.
Какой-никакой прогресс имеется.
Салют дежурного отделения курсантов на кладбище.
Бесплатное надгробие.
Теперь вот инвалидам раздают машины.
Восьмидесятипятилетний старик за рулем — чем не снимок для
глянцевого журнала?
Теперь вот до 2010 года обещают им улучшить персональные
условия проживания.
Индивидуальные квадратные метры к собственному девяностолетию —
это очень актуально.
Это — заманчиво.
Хотя и тревожно как-то. Бог его знает, на что намекают.
Но в целом у нас все хорошо. Тихо.
Ничего не происходит.
А если происходит, то не у нас.
В Мьянме. В Ливане. В Ираке.
А у нас полный покой.
Стабилизация.
Не слыхать нигде даже шороха.
Шорох слышится только на рынке — то цены растут.
Ну, растут и растут!
Нам к росту не привыкать.
Вот, говорят, ВВП у нас так вырос, что мы скоро станем седьмыми
в мире по количеству личного благополучия.
Так что старики свое получат.
Надо только набраться сил и дождаться.
Лучших времен.
Но ведь сказано же было поэтом еще в годы минувшей войны:
— Мы умеем ждать, как никто другой.

17 мая 2008 г.


БЕЗУМИЕ

Россия исключительно замечательно отпьянствовала победу
питерского «Зенита» над супостатами из Шотландии.
Так праздновать может только страна с очень надежным
Кишечно-желудочным трактом и с устойчивой патриотической
психикой.
Пили и били.
Несколько дней телевизор раскалялся от восторга.
А как же!
Страна истомилась в ожидании очередной победы.
Давненько ничего такого не было.
Раньше с победами было полегче.
Разгром псов-рыцарей на Чудском озере.
Куликовская битва.
Полтава.
Сталинград.
Потом — провал.
И вот — Манчестер.
Правда, несколько лет назад обыграли в том же Кубке УЕФА
Португалию, но тогда пили мало, а били вяло.
И вот одиннадцать разгневанных мужчин бьют ворога почти
что, можно сказать, в его логове.
Будет что вспомнить потомкам.
Да и современникам есть повод отликовать.
На фоне хронических неприятностей, имеющих место в экономике,
власти нужно было небольшое победоносное сражение.
И она его получила.
И даже — два.
Потому что через несколько дней вслед за футболистами торжествовали
хоккеисты, ставшие чемпионами мира.
Подвиги триумфаторов воспевала вся страна. Миллионы меч
тали увидеть людей, сеявших страх на полях сражений.
Гремели фанфары, звенели витрины.
Как изящно выражаются деятели культуры, это выглядело волнительно.
Произошло то, что так необходимо сегодня, — каждого обуяла
гордость за великую державу.
А почему бы, черт побери, не обуять нас всех этому светлому
чувству?
Имеем полное право потерять голову от счастья, неожиданно
свалившегося на нас посреди коррупции и инфляции.
Должен же быть на нашей улице праздник!
Безумно хочется радоваться жизни.
Тем более, что безумие нас никогда не покидало.
Я нарочно пишу это слово не слитно, а через дефис.
Безумие — это болезнь. Помрачение ума.
Клиника.
Безумие — это состояние души человека, отказавшегося следовать
здравому смыслу.
Безумие спасает от гнусных реалий сегодняшнего дня. Сошел
с ума — и растворился во времени и пространстве.
Безумие — страстное желание жить по собственному хотению.
Плевать на всех! Слюны хватит!
Безумцы, как правило, сидят в психушках.
Безумные ходят среди нас, с умным видом отдают руководящие
указания, бдят, хапают, грабят, гадят.
Говорят — во имя нашего с вами счастья, уважаемые граждане.
Безумцы себя не помнят.
Безумные помнят только о себе.
Потому что иначе, считают они, на белом свете не проживешь...
Когда победа на футбольном поле заглушает все остальные чувства,
пространство жизни зарастает сорняком.

24 мая 2008 г.


ВСЕ ПОРОВНУ, ВСЕ СПРАВЕДЛИВО?

Лично меня количество денег в чужом кармане не очень интересует.
Меня больше волнует, какими денежными средствами отягощен
мой карман.
Меня банковский счет Владимира Владимировича не беспокоит.
И количество рублей на сберкнижке Дмитрия Анатольевича
— тоже.
Сколько у них чего есть — все их.
Но я точно знаю, что на моем счету денег нет.
Как-то не получается.
То есть, конечно, получка бывает.
Все, как у людей.
Аванс под микроскопом разглядываю.
Зарплату грузовиками вывожу.
Но чтоб копить на книжку — никак.
Что-то в моем бюджете не складывается.
Хотя, конечно, заначка имеется.
Заначка — это святое.
Даже жена знает, между какими книжками она лежит.
Полное собрание сочинений Антона Павловича Чехова в
тридцати томах.
На тридцать томов, конечно, моей заначки не хватает.
Но в 11м томе есть мой скромный вклад в легкое благополучие.
На странице 205.
Между двумя драматическими этюдами — «На большой дороге»
и «Лебединая песня».
В конце концов, имею я право на свой драматический этюд или
не имею?
Имею!
Заначка — это нормально! Это — справедливо!
Каждый мужик имеет право на заначку от жены.
Я, конечно, не Абрамович, но свои двадцать рублей у меня в
одиннадцатом томе лежат.
Как «Большая дорога» кончилась — сразу две десятки.
Перед «Лебединой песней».
Мало ли что!
Ну, там газету купить. На маршрутке туда и назад проехаться.
Мужику без запаса никак нельзя.
Это — справедливо!
Ах да! Я о справедливости уже говорил.
Я почему вспомнил о справедливости?
На днях читаю перед сном газету. И в этой газете какой-то
правдолюб рубит правду-матку.
Буквально в глаза рубит.
Оказывается, пятьдесят самых богатых людей мира имеют
столько денег, сколько 416 миллионов бедных.
То есть представляете, сколько бедных приходится на одного
богатого и как ему от этого тяжело приходится?
Хотя, если верить статистике, вопрос о бедности в нашей стране
так не стоит. У нас цифры обнадеживают: у нас в 2006 году
бедных было 21,5 миллиона, а через год — всего 18,9 миллиона.
То есть налицо снижение.
Может, они разбогатели, а может, им просто надоело ходить в
бедняках и они исчезли с лица земли.
Статистика об этом умалчивает, а мне в эту сторону думать не
хочется в разгар всеобщего благополучия.
В тридцать седьмом после переписи населения товарищ Сталин
всех неправильных статистов расстрелял, и уже в тридцать
девятом цифры населения сразу стали радовать глаз.
Я, конечно, не призываю к таким печальным мероприятиям,
но мне, признаться, не очень понятно, как может купаться в счастливой
жизни человек, если стоимость потребительской корзины
в четвертом квартале 2007 года составляла 3741 рубль, а прожиточный
минимум был равен 4005 рублям.
Интересно, за счет каких внутренних резервов мы дожили до
III квартала 2008 года? Кто ответит?

31 мая 2008 г.

_______________________
© Кройчик Лев Ефремович

Продолжение следует.