Чтобы управлять своей жизнью, говорил булгаковский Воланд, человек должен иметь достаточно точный план на какой-нибудь смехотворно короткий срок — лет, этак, хотя бы в тысячу, иначе любая неприятность, которая может произойти в его судьбе, будет носить характер шокирующей внезапности, и, вследствие полной его неподготовленности к ней, — иметь максимально тяжёлые последствия. Как, скажем, обрушившийся на нас финансовый кризис, в приход которого на просторы российской экономики мы почему-то не верили даже тогда, когда под его ударами, точно строения острова Пхукет под напором океанской волны-цунами, уже валились крупнейшие американские банки и корпорации.

А между тем, ничего в этом мире не возникает на пустом месте, не посылая нам заблаговременных сигналов о своём грядущем приближении. Эти сигналы прекрасно слышали Нострадамус, Ванга, русский монах-провидец Авель, американский предсказатель Эдгар Кейси и другие всемирно знаменитые предсказатели, но и для большинства остальных людей тайна завтрашних дней не является наглухо запечатанным свитком. Если внимательно читать Евангелие, можно увидеть всё, что нас ожидает впереди, причём не только в виде буквально высказанных апостолами конкретных пророчеств.

Внимательное чтение евангельских текстов даёт нам непосредственно сам ключ к пониманию того, где искать предпосылки к ещё только назревающим мировым катаклизмам, и этот ключ заключён в открывающей текст Евангелия от Иоанна строчке «В начале было слово» , настолько часто цитируемой, что читатель уже перестал воспринимать суть того, что в ней сказано. А она ясно говорит нам о том, что любому событию предшествует информация о нём, причём информация именно в виде текста, так как в начале всего, говорит Иоанн, находится — слово.

Если мы посмотрим под этим углом на историю русской литературы, которая аккумулирует в себе всё, что сотворено за нашу историю при помощи слова, то мы увидим, что очень многие этапы её развития как бы предсказывают собой (если не предопределяют) те социально-экономические и политические схемы, по которым будет идти в дальнейшем становление нашего государства. Речь в данном случае идёт не о конкретных писательских предвидениях какого-то ненаступившего при них будущего, хотя Н.В. Гоголь своими «Мёртвыми душами» практически предвосхитил появление той политической системы, которая воцарилась у нас после 1917 года, когда живые люди с их реальными судьбами оказались напрочь заслонены от глаз власти некими списочными составами — и точно так же, как Чичиков покупал и даже «переселял» в Херсонскую губернию существовавших лишь в виде фамилий на бумажных списках крепостных крестьян, так потом списками загоняли людей в колхозы, списками принимали в комсомол и в партию, списками расстреливали и отправляли на Колыму, списками представляли передовиков к правительственным наградам, премиям и почётным грамотам.

Столь же беспощадно точной оказалась и предугаданная Ф.М. Достоевским в романе «Бесы» кровожадная природа социалистической революции, за осуществление которой, по его прогнозам, России потребуется заплатить не менее ста миллионов жертв.
Некоторые весьма точные предвидения будущего можно отыскать также в произведениях ряда других авторов — как фантастов, так и реалистов, — но, тем не менее, это, скорее, только интересные частности их личного творчества, свидетельствующие об их индивидуальных провидческих способностях и умении логически просчитывать будущее. Гораздо важнее для нас сами тенденции развития литературы, которые предуведомляют собой о вызревающих в грядущем тенденциях общественно-экономического развития государства.

Зависимость между ними прослеживается со времён ещё Киевской Руси, то есть — с тех самых дней, которые сохранили о себе зафиксированное письменным образом слово.

Ещё В.В. Розанов озвучил мысль о том, что именно в литературе, вокруг литературы и посредством литературы готовились все исторические преобразования и перемены в России, все социальные сдвиги и перевороты, все культурные проекты, все философские, религиозные, этические, эстетические, да и конкретно-научные теории... Литература, как пишет в работе о нём И. Кондаков, «обо всём спорила, все обсуждала и осуждала; все идеалы будущего мироустройства были сплошь литературными; все важнейшие идеи и концепции получали литературную апробацию, а нередко и реализацию. По тому, как развивался литературный процесс, можно было судить о тенденциях развития всей русской истории, — чем и занимались наши отечественные литературные критики и публицисты...»

Так, например, если мы посмотрим в свете всего вышесказанного на древнерусские летописи, то мы увидим, что описываемые в них дела древнерусских князей постоянно проецируются на близкие им по нравственному содержанию сюжеты Священного Писания — так, чтобы на фоне примеров из жизни Каина, Авеля, Иуды или святых мучеников христианства читателям была ясно видна и понятна сущность поступков того или иного князя. При этом главным для авторов летописных статей является единство Русской Земли и работа по её собиранию и укреплению вокруг общего административного и духовного центра.
Распрограммируясь в реальной жизни тех лет, данный литературный метод диктовал собой аналогичную схему и для создания единого Российского государства, которое, точно летописная книга из отдельных глав, складывалось из разрозненных удельных княжеств вокруг объединяющей славянские племена Православной Церкви.

Практикующиеся параллельно с летописями жанры жития, слова, послания и многочисленные духовные стихи, разносимые по городам и весям странствующими от монастыря к монастырю каликами перехожими, имели характер неофициальных идеологических директив, почти законодательных указов, и закрепляли в сознании читателей основополагающие гражданские и религиозные принципы жизни. Это способствовало идейной цементации общества и слиянию удельных княжеств в государственный монолит.

Появляющиеся в дальнейшем жанры хождения, повести, сказания, а также первые художественные произведения, светские стихи и поэмы в значительной мере раздвинули творческие рамки русской литературы, оказав тем самым метафизическое воздействие и на стремление растущего российского государства к расширению своих реальных границ. В практическом плане это материализовалось в освоении сибирских земель, присоединении Крыма, петровских войнах за выход к Балтийскому морю и других этапах приращения российских земель и увеличения государственных территорий.

Сильнее всего влияние литературных тенденций на исторические процессы дало себя знать в XIX — начале XX веков, когда литературу начали взрывать изнутри темы нетерпимости и бунта против устоявшихся литературных форм и традиционных эстетических канонов, что вывело на страницы литературных произведений таких героев как Пугачёв, Дубровский, Раскольников, Челкаш, Павел Власов и им подобные, а вскоре аукнулось стране реально прогремевшей социальной революцией, в кровавые клочья разметавшей не только традиционные литературные формы, но и само государство.

Последовавший вслед за этим период — это существование литературы в рамках жёсткого соцзаказа (а точнее сказать — госзаказа), давшее множество высокоидейных, правильных в воспитательно-патриотическом значении и нередко весьма талантливых, но отчасти скучноватых вследствие своей тематической предсказуемости произведений, что привело к двум внешне малозначительным, а по сути имеющим фатальное значение как для литературы соцреализма, так и самого СССР результатам. Предсказуемость искусства соцреализма, скука окружающей жизни и укрепляющееся в обществе неприятие социалистических идеалов, не подтверждаемых образом жизни партийных лидеров и не соизмеримых с жестокостью защищающей их карательной машины, породили эпидемию иронизирования над всем и вся, вылившуюся в лавину опошляющих и осмеивающих почти все социалистические святыни анекдотов, спрятанную в «кармане» почти каждого писателя «идеологическую фигу», а то и жесткий непримиримый протест, как это можно видеть в случае с творчеством Александра Солженицына.

Бунтуя против сковывающих творческую свободу рамок социалистического реализма, российская литература 1980-х годов снова ринулась ломать старые формы, навязывая читателям (и издателям) всевозможные авангардизмы, метаметафоризмы, концептуализмы и прочие экспериментальные творческие методы, вслед за которыми последовала и пресловутая перестройка, бесповоротно развалившая существовавший в форме классического венка сонетов СССР: входившие в него 15 республик напоминали собой 15 самостоятельных сонетов, написанных с единым для всех них правилом рифмовки и соединённых в общий поэтический цикл, сумма первых строчек которого образовывала скрепляющий весь венок сонет-«замок».

Здесь, в митинговые 1980-е, как раз и начинается тот самый этап развития русской литературы, внимательное знакомство с которым могло бы сделать нас намного более подготовленными к свалившемуся чуть позже на всех, точно снег на голову, кризису (хотя, казалось бы, уж где и быть готовыми к снегу-то, как не в России?).

«Хватит всех поучать! Литература должна развлекать читателя, и не более того!» — кричали воцарившиеся на всех литературных высотках постмодернисты, превращая литературу в занимательную интеллектуальную забаву сродни разгадыванию филологических кроссвордов. Берите себе столько свободы, сколько вы сможете удержать! — было сказано прорабами начинавшейся перестройки, и, используя эту свободу как право экспроприации (заменённое термином «приватизация») создававшихся столетиями культурно-духовных ценностей, постмодернисты бросились «крутить» накопленный поколениями предыдущих писателей литературный капитал, зарабатывая себе на этом сиюминутные дивиденды и совершенно не думая о возвращении бездумно набираемых ими кредитов, а тем более — о выплате хотя бы каких-нибудь процентов по ним!
Заняв место ненавидимого им соцреализма, постмодернизм быстро укрепился на ключевых позициях и стал директивным творческим методом в России. По крайней мере, для издателей и организаторов зарубежных книжных ярмарок. При этом он совершенно перестал создавать тексты, имеющие хотя бы какую-то самостоятельную идейную, социальную, философскую или художественную ценность. Используемая им технология заключалась почти исключительно в использовании уже готовых произведений, созданных писателями предшествующих поколений. Оттуда беззастенчиво брались чужие литературные герои и сюжеты, которые облекались в язык сегодняшних жаргонизмов и, таким образом, как бы обретали свою самостоятельную ценность. Оттуда выдёргивались десятки сотворённых предшественниками художественных образов и цитат, которые маскировались в гуще нового произведения и, как котлеты в тесте (котлеты в тексте), преподносились затем читателю.

Не производя никаких реальных эстетических ценностей, литература постмодернизма и примыкающих к ней коммерческих направлений только бесконечно закладывала и перезакладывала в банк взятые ею под заведомо невозвратимые проценты акции литературы прежних лет, выжимая себе на её бесконечном опошлении и обхихикивании максимально возможные на то время дивиденды.

Однако, не подкреплённые никакими живыми чувствами, глубокими философскими идеями, важной социальной тематикой и подлинным психологизмом сюжеты постмодернистов и других представителей российской литературы коммерческого направления конца XX — первых лет XXI века только обесценивали литературное творчество, превращая создаваемые с его помощью произведения в испачканную никому ненужными буквами бумагу, переводя его из категории вечного капитала в не обеспеченные никакими реальными средствами векселя и акции, и ведя тем самым этот род искусства к неизбежному банкротству.

По сути дела, это именно писатели, а вовсе не финансисты начали производить на свет такой виртуальный продукт как деривативы, когда вместо написания собственных высокодуховных книг стали выпускать сплошь сочинения-пустышки, иронически обыгрывающие произведения других авторов, а вместо реальных художественных, идейных или эстетических ценностей стали преподносить читателю их бледные копии в виде растыканных среди интертекста цитат из классики либо разбросанных по гипертексту ссылок, намекающих на наличие некоего мощного источника, где этих ценностей — ешь, не хочу!

В мире финансов использование подобного приёма известно под именем «левераджа» или, говоря понятным рядовому читателю языком, виртуального банковского «плеча», опора на которое позволяет участнику сделки оперировать суммами, значительно превосходящими его собственные средства. Деривативы, могут быть весьма полезными при их разумном применении, однако, как предупреждают специалисты, из-за этого самого «плеча» (по своей сути, стопроцентно фиктивного, поскольку обозначенные в нём суммы существуют только лишь на бумаге) могут привести к значительным убыткам при спекуляциях.

По оценкам международных финансовых экспертов, объёмы денег, которые вращаются сегодня во всём мире в сделках с деривативами вокруг земных товаров, в десятки раз превышают стоимость всех тех товаров, которые в принципе могут быть произведены всей Земной экономикой. Проще говоря, когда предмета на самом деле нет, а сделка вокруг этого не существующего в природе предмета есть — это и есть дериватив, а попросту говоря — фикция!

Именно в такую фикцию превратилась к 1990-м годам российская литература, символом которой стал жонглирующий костями великой советской поэзии Дмитрий Пригов. И если бы в конце XX века литература не была оттеснена либерал-реформаторами на обочину общественной жизни и изгнана в угоду светским сплетням со страниц почти всех современных газет России, если бы кто-нибудь из сильных мира сего, включая политиков и банкиров, хотя бы изредка прислушивался к словам критиков, следящих за развитием текущей литературы и делающих прогнозы на будущее, то, глядя на стремительно заполняющийся поэтическими и прозаическими деривативами литературный процесс 1990-х годов и видя, как тотальная фикция вытесняет собой со страниц журналов и книг реальные художественные и, что особенно важно, духовные ценности, можно было без особого труда спроецировать это на простилающиеся впереди годы и увидеть там ту картину, которую мы наблюдаем сегодня в виде закрывающихся один за другим банков, выбрасываемых на улицу сотрудников и превращающихся прямо на наших глазах в кучи резанной бумаги многомиллионных счетов, фондов и состояний.

«Если искусство рассказа переживает трудные времена, то это приводит к упадку», — писал в глубокой древности ещё Аристотель, имея в виду под словом «рассказ» создание художественного произведения как такового, то есть — сам литературный процесс. И очень жаль, что мы не прислушиваемся к словам учёных мужей прошлого, глядишь — и удалось бы избежать хоть части нынешних проблем.

Сегодня всех в первую очередь интересует, как долго нам придётся находиться в состоянии кризиса — и ответ на этот вопрос тоже «вычитывается» из анализа состояния современной литературы. На данный момент можно с уверенностью сказать, что постмодернизм, а также другие творческие методы, принявшие условия его игры, «выели» почти всё, что было накоплено за предшествующие годы классической и советской литературой, и теперь вынуждены дублировать уже даже не копии пустышек, а — копии с копий пустышек, производя, таким образом, деривативы в квадрате. Это напоминает собой анекдот про отбывающих огромные сроки заключения зэков, которые, чтобы не тратить время на пересказ многократно уже рассказанных друг другу анекдотов, пронумеровали их и теперь, желая повеселить компанию, только называют вслух номер того или иного анекдота — и вся камера заливается хохотом. Но беда этого «творческого метода» заключается в том, что с течением времени читатель, подобно стареющему (или, наоборот — новому) зэку, начинает забывать (или даже не подозревает об их существовании) упрятанные под постмодернистскими кодами первоисточники, и потому обозначающие зашифрованные анекдоты цифры снова значат для него только сами себя, и не более.

Таким образом, развитие не несущей в себе ни явного, ни зашифровано-скрытого смысла литературы останавливается, и сегодня мы имеем перед собой картину именно такого вот — фактически полностью остановившегося — литературного процесса, который не спасает даже наличие ярко выраженного «патриотического крыла», потому что вместо поэм и романов писатели этого направления производят, в основном, лишь политические лозунги и манифесты.
Современная российская литература откровенно стоит сегодня на месте, ничего не анализируя, не прогнозируя, не создавая нового героя, не изображая широких характеров и не исследуя глубинные общественные процессы, — короче говоря, не развиваясь и не наращивая своего капитала. Она только бесконечно копирует показавшиеся ей однажды выгодными образцы коммерческих романов-однодневок, перенасыщая книжный рынок однообразными литературными дубликатами (как товарный рынок — китайским ширпотребом), и всеми силами противодействует появлению мощных, интересных, социально заряженных произведений.

Проецируя эту тупиковую для литературы тенденцию на плоскость завтрашнего развития отечественной экономики, мы не можем увидеть там ничего другого, кроме полной безысходности и застоя, нарушаемых лишь недовольным ропотом политической оппозиции. Тупиковая ситуация в литературе — это чёткий сигнал о том, что лет через 10-15 (а, скорее всего, и раньше) аналогичная ситуация неизбежно повторит себя в политической и экономической жизни страны. Об этом говорит пример революции 1917 года, которой предшествовала произошедшая в начале двадцатого века вспышка целого «букета» формалистских течений в виде модернизма, символизма, футуризма и ряда на них похожих, требовавших «сбросить с корабля современности» Пушкина и все устоявшиеся формы и каноны искусства. Так было и в случае с перестройкой, о приближении которой красноречиво говорил произошедший на рубеже 1980-х годов всплеск творчества авангардистов, метаметафористов, концептуалистов, примитивистов и представителей других экспериментальных направлений в литературе, опирающихся в своей основе на разрушение утверждённых ранее форм и традиций литературы.

Именно так же, как мы показали выше, произошло и в случае с нагрянувшим к нам финансовым кризисом, о котором тоже предупреждала нас российская литература, начавшая в 1990-е годы наводняться духовными деривативами, не подкреплёнными абсолютно никакими реальными ценностями.

Исходя из всего этого, становится отчётливо видно, что финансовой (как, впрочем, и политической) системе нынешней России необходим не столько дорогостоящий маркетинг, как о том думает большинство бизнесменов, и не столько высокозатратный пиар, как в том убеждены многие политические деятели, сколько высокоэффективная способность прогнозирования завтрашней ситуации, умение чётко видеть (а точнее сказать — пред-видеть) то, как будут развиваться в далёком и недалёком будущем события в стране и мире. О которых, как мы только что видели, весьма заблаговременно и красноречиво сигнализирует нам на различных этапах истории столь опрометчиво отодвинутый властью и бизнесом на задворки общественного сознания литературный процесс. И если мы действительно хотим, чтобы разоряющий нашу экономику кризис не просто поскорее закончился, но и никогда больше не повторился, то мы должны сами предопределять своё будущее, помогая литературному процессу расцвести таким пышным цветом, чтобы, повторяя потом себя по его калькам и матрицам, наша завтрашняя экономическая и политическая реальность напоминала Эдем, а не обглоданную жгучими суховеями пустыню. Речь идёт не о том, чтобы финансировать отдельные проекты отдельных писателей, пишущих книги по заказу правящей партии — это будет не более как повторение ситуации с практикуемыми сегодня денежными вливаниями государства в ведущие банки, что признано международными экспертами как самая неэффективная из всех антикризисных мер. Речь идёт о всемерной поддержке именно самого литпроцесса как такового, о создании таких условий, при которых начнётся возрождение всех его направлений и творческих методов, создание не вторичных текстов-пустышек, а обеспеченных самостоятельной ценностью, подкреплённых духоносным содержанием и глубоким нравственным смыслом произведений, что распрограммируется в будущем в расцвет всех форм малого и крупного бизнеса и замещение наполняющих финансовую систему деривативов полноценными акциями предприятий реального производства.

Напрашивается закономерный вопрос: почему же литература не встречает ниоткуда всемерной поддержки, почему никто не бросается ей на помощь, закладывая тем самым основу для завтрашнего процветания экономики России? Ведь не так далёк ещё пример литературы советского периода, когда, поддержанный и морально, и материально властью молодого социалистического государства, литературный процесс вошёл в русло своего стабильного поступательного развития, и это дало в дальнейшем проекцию на развитие всей экономики СССР, его промышленности, науки, культуры.

Не ведала метаний литература — несокрушимым был и общественный строй в стране. Но стоило в 1960-е годы наступить так называемой «оттепели», во время которой литературе было позволено пуститься во всякие формотворческие эксперименты, как через отмеченные нами выше два десятилетия грянула невольно спрограммированная этой разрушительной вольницей горбачёвская перестройка. Мешанина творческих методов и направлений, свобода выбора поэтических форм и художественных жанров 1960-х годов предуготовили собой политическую кашу 1980-х и тот общественно-экономический гибрид, который сменил собой в России пускай и жёсткую, но зато планируемо-предсказуемую и всем понятную модель социалистического хозяйствования.

Казалось бы, видя эти таинственные закономерности, эту странную метафизическую связь между литературным процессом и ходом развития общественно-экономических формаций, государство должно было в качестве главной антикризисной меры бросить свои резервные средства не на подпитку лопающихся банков (которые всё равно никакой спасительной роли в жизни нашей экономики в эти дни не сыграли), а — на развитие и стабилизацию литературного процесса, чтобы сегодняшнее упрочение позиций художественного слова обернулось для нас завтрашним укреплением рубля, а расцвет поэзии, прозы и критики дал свою проекцию на состояние дел в экономической, производственной и научной сфере.

Однако ничего подобного сделано не было, и литературный процесс продолжает тихо агонизировать, пророча свёртыванием своих «мощностей» дальнейшее продолжение спада отечественной экономики, углубление кризиса и его последствий. Знаменитые некогда «толстые» литературные журналы, выступавшие в годы советской власти в качестве флагманов отечественной идеологии и культуры, имеют сегодня тиражи, фактически не совместимые с жизнью. А те пустота и серость, которые царят внутри этих журналов, тот мертвенный штиль, который сковал дуновение всякого мало-мальски свежего в идейно-эстетическом отношении ветерка, с пугающей прямотой говорят о том, что ни о каком подъёме экономики в ближайшие десятилетия не может идти и речи. Чтобы стали возможными новые Днепрогэс, Магнитка, Кузнецк и освоенные целинные земли, нужно, чтобы сначала появились «Разгром», «Анна Снегина», «Тихий Дон» и, на которые, как мы видим, в сегодняшней литературе нет ни малейшего намёка. А значит, кризис обретает долгую и, можно даже сказать, постоянную перспективу.

Но кризис — это, по сути дела, та же война, которая, как известно, для кого-то «мать родна», и эти кто-то — наша отечественная бюрократия, неистребимый и неисчислимый класс чиновников, для которых абсолютно всё равно, как называется прореха в бюджете — война в Чечне или финансовый кризис, — главное, чтобы это давало возможность сливать туда миллиарды государственных денег. Ну, а где бурлят такие гигантские финансовые потоки, отвести небольшой ручеёк в сторону своего личного «огорода» — это для специалиста по присасыванию к госбюджету не проблема…

Подобное развитие вещей должно в принципе не устраивать класс сегодняшних российских предпринимателей, тех бизнесменов, кто зарабатывает свои деньги в реальной экономике, производя необходимые людям и государству товары и услуги, создавая новые рабочие места, разрабатывая новые технологии и выпуская высококачественную продукцию. Для них подобная перспектива грозит откровенной гибелью, и просто странно, что они до сих пор не пытаются воздействовать на метафизическую составляющую исторического процесса и не направляют литературу в спасительное для них стабилизирующее русло. Следовало бы уже сегодня, самым срочным образом, не дожидаясь, когда прозреет бюрократический аппарат государства (это происходит, как правило, за пять минут до полного абзаца), создать Комитет по поддержке развития отечественной литературы и с его помощью направлять литературный процесс в сторону максимальной активизации и актуализации писательского творчества. Не для того, чтобы тешить себя лаврами мецената, и не для того, чтобы продлить конвульсии какого-либо обанкротившегося издательства или журнала, а исключительно для того, чтобы придать литературному процессу характер уверенности и стабильности, дать ему возможность набора высоты, обеспечить условия расцвета. Иными словами, для того, чтобы создать метафизическую матрицу, на базе которой в течение ближайшего двадцатилетия материализуется программа восстановления российской экономики, благодаря чему Россия окончательно справится с последствиями нынешнего кризиса и войдёт в полосу стабильности и расцвета.

Если этот процесс начнётся прямо сегодня и будет осуществляться систематически и во всей полноте, то уже к 2025 году мы ощутим на себе его весомые положительные результаты. Если же мы будем искать какие-то другие пути управления своим будущим, игнорируя этот, то мы, возможно, отыщем ряд каких-либо мер, обеспечивающих нашей финансовой системе некие краткосрочные передышки и тем самым отдаляющих от нас «дно кризиса», но вместе с этим мы отдалим от себя также и кардинальное решение самой этой проблемы, переведя состояние экономики в состояние национального суперкризиса.

Чиновники от бюрократии о подобной бюджетной «суперпрорехе» могут только мечтать, а потому будут стараться всячески препятствовать возрождению литературного процесса в России, работая на снижение авторитета российских писателей и их дела. С их стороны это будет, если можно так выразиться, борьба за анти-влияние на литературный процесс, попытка законсервировать ситуацию в её нынешнем, выгодном для них виде. Поэтому результат этой борьбы будет зависеть почти единственно от усилий предпринимательских союзов и понимания ими важности обозначенной здесь проблемы. Если, конечно, в дело не вступит само Государство и не встанет на ту или иную сторону…

* * *

Всё в этой жизни переплетено и взаимосвязано между собой, словно нити в ковре, и если мы хотим, чтобы его лицевая сторона поражала всех красотой своего узора, то мы должны как можно чаще заглядывать за его изнанку и следить, чтобы узелки были крепкими и надёжными. Это только на первый взгляд кажется, что литературный процесс и финансовая система существуют в своих собственных измерениях, а в метафизическом ковре жизни они связаны друг с другом крепкими и неразрывными узелками, так что не сразу и разберёшь, какой из этих процессов первичней. Но мы-то ведь уже знаем, благодаря апостолу Иоанну, что в начале всего было именно — Слово…
_____________________________
© Переяслов Николай Владимирович