Главная
Главная
О журнале
О журнале
Архив
Архив
Авторы
Авторы
Контакты
Контакты
Поиск
Поиск
Обращение к читателям
Обращение главного редактора к читателям журнала Relga.
№05
(407)
21.07.2023
История
О ценности архивных фондов личного происхождения
(№18 [198] 20.12.2009)
Автор: Ольга Морозова
Ольга Морозова
Фонды, сформированные документами личного происхождения, долгое время были пасынками архивных учреждений. Именно за их счет освобождались площади в переполненных хранилищах в 1970-е годы. Например, в Государственном архиве новейшей истории Саратовской области в ряде фондов с документами 1930-х годов были списаны дела с заявлениями, жалобами и перепиской местных учреждений с гражданами. Акты о «выбытии» датированы 1971 годом. Та же ситуация встречается и в Государственном архиве Ростовской области и многих других архивах.

Ветераны архивной службы вспоминают, что эта «чистка» была осуществлена по предписанию сверху – возможности архивов для принятия новых поступлений были практически исчерпаны. Архивам был даже спущен план по сдаче макулатуры. Обреченными на уничтожение должны были стать наименее ценные, наименее информативные документы. Ими были признаны те из документов, которые исходили не из недр аппарата, а были написаны представителями масс. Они считались неполноценным историческим источником из-за субъективности, бессистемности и неточности их содержания. Так опять большинство живших людей стало для истории безгласным. А между тем документы личного происхождения имеют огромный потенциал.

Официальные документы чаще всего могут проинформировать о содержании директив, исходящих от власти, и о понимании властью ситуации в стране. Проверить эффективность управленческих действий можно только по тем данным, которые исходят не из аппарата, а из неофициальных источников. Теперь они являются основным источником новой информации о прошлом. Как неподцензурные свидетельства они сохранили атмосферу тех лет, особенности мышления и лексики людей ушедших эпох.

Отход от преимущественного изучения документов политического и военного характера с переориентацией на изучение различных видов документов личного происхождения (дневников, писем частных и адресованных в различные учреждения, воспоминаний и пр.) и в особенности «эго-документов» (т.е. рассказов автобиографического характера) позволяет выявить истинные побудительные мотивы человеческого поведения. Благодаря антропологическому подходу недостатки такого рода источников превратились в их достоинства. Ярко выраженная нарративность таких текстов, большое число оценочных суждений, желание авторов максимально полно донести до адресата свое эмоциональное состояние и окружающие обстоятельства.

На примере некоторых фондов личного происхождения можно показать информационный потенциал данного типа источников.

В Государственном архиве Ростовской области хранятся документы из четырех семейных фондов дворян-казаков Яновых, Астаховых, Ульяновых и Денисовых, всего это около двух тысяч писем. Документы самого раннего из фондов – архива семьи Яновых – относятся к царствованию Александра I. Самый поздний – архив В.И. Денисова – к 1900-м годам.
Наибольшую ценность имеет уникальная переписка четырех поколений семьи Ульяновых за 1800-1880-е годы. Она дает редкую возможность проследить изменения в сознании и моделях поведения не только социума – от поколения к поколению, но и отдельного человека – по мере взросления и под влиянием обстоятельств жизни.

Переписка В.И. Денисова – крупного донского землевладельца и шталмейстера Двора – с управляющим его имения Ильевка позволяет воссоздать облик обуржуазившегося дворянина, его стиль мышления, систему ценностей и этический комплекс; она может объяснить некоторые моменты российской внутренней и внешней политики начала ХХ века: Денисов был причастен к обсуждению принципов будущей аграрной реформы еще в 1904 г., а также к германо-российской таможенной «войне».

В семейных архивов донских дворян-казаков XIX – нач. ХХ вв. – Астаховых, Яновых, Ульяновых, Денисовых, наиболее интересна частная переписка. Авторами писем были казачьи офицеры, их жены, дети, начальство – местное и высокое столичное, иногда попадаются письма известных исторических фигур. Темы писем касаются трех основных проблем: служба, хозяйство, семья; многие из них имеют нарративный характер. Анализ данных текстов позволяет реконструировать картину мира широких слоев населения Дона, ведь кроме дворянского слоя в переписку были втянуты и казачьи низы, и иногородние. В письмах раскрывается комплекс представлений казаков о своем месте в российском государстве, раскрывается содержание понятий справедливости, чести, долга, приличий.

Обилие деталей городской, станичной и полковой жизни дают богатый материал для осуществления исследования в жанре истории повседневности. Материалы данных фамильных фондов содержат информацию о жизненном мире рядовых людей – реальных условиях жизни, а также о поведении, реакциях на непосредственные частные события, устремлениях, ценностях и правилах.

Среди сюжетов писем много описаний социальных взаимодействий: различных встреч, бесед, конфликтов, отзывов о людях, рекомендаций как себя вести, все это составляет основное содержание обыденной жизни и базис для исследования социального конструирования идентичностей. То, что среди авторов данных эпистолярных текстов есть представители разных слоев донского населения, дает возможность установить особенности их социальной апперцепции – восприятия и оценки событий и явлений российской действительности.

Документы разной хронологии отличает специфический тип речи, особый лексикон. Со временем происходит изменение смысловой нагрузки (кодировки) одних и тех же понятий; меняется соотношение эмоциональной и информативной составляющей текстов; вслед за некой «эпистолярной» модой появляются и исчезают темы, характерные для писем отдельного периода, т.е. в источниках четко просматривается развитие речевого поведения, нуждающееся в интерпретации.

При обработке данных исторических источников выявилась информация, которая помогает выяснить ряд проблем:
-     представления о смысле государевой службы, о служебной субординации, взаимоотношение между сослуживцами и чиновниками разного ранга;
-     выражение почитания начальства и пределы патерналистской зависимости от него;
-     используемые критерии оценки достоинств чиновничества и офицерства;
-     конкретные обстоятельства прохождения военной и гражданской службы в николаевское и пореформенное время с изложением мотивов поступков и оценкой ситуаций;
-     повседневная жизнь казачьих полков на «кордонах»;
-     характеристика донскими казаками других этносов и географических областей – Польши, Бесарабии, Кавказа, малороссов и великороссов, Турции, Англии;
-     самоидентификация донских казаков, суждения казаков о своем месте в российском государстве, о значении понятия Родина;
-     иерархия ценностей донского дворянства;
-     отношение к духовенству и черты религиозного чувства казачества;
-     состояние общественного сознания донского общества в эпоху после наполеоновских войн, в николаевское время, в ходе Великих реформ;
-     отношение к образованию и образованным людям, наукам и научным знаниям;
-     экономическое мышление донского дворянства, а также рядовых казаков и казачек;
-     традиции хозяйственной жизни населения южнорусских губерний и территорий казачьих войск, поместного хозяйствования на войсковых наделах, особенности аграрных технологий предреформенного и пореформенного времени;
-     положение крепостных крестьян и дворовых на Дону в XVIII-XIX веках;
-     традиции внутрисемейных отношений, место женщины в казачьих семьях, взгляды на воспитание детей, поведение казака в период службы полку;
-     изменения характера супружеских отношений в донских семьях в течение XIX в.;
-     взгляд на собственность, имущественные конфликты, в т.ч. внутрисемейные, стандарты поведения в рамках семейных ссор;
-     состояние медицины, значение фактора нездоровья в служебной карьере; практики лечения недугов;
-     мир детства и атмосфера закрытых учебных заведений, в которых обучались младшие Ульяновы и Денисовы;
-     эпистолярные традиции: правила написания писем различного жанра; изменение характера писем в течение нескольких десятилетий XIX в.; процесс приобретения навыков пристойного писания писем молодыми людьми и девицами дворянского сословия.

Эти документы позволяют осуществить реконструкцию достоверного содержания менталитета донских казаков на основе аутентичных и синхронных исторических источников, что особенно актуально в связи с тем, что последние сто лет образ казачества формировался под влиянием идеологических пристрастий и обстоятельств политической жизни России.

В письмах, которыми обменивались два донских офицера в период правления Николая I, ощутимы настроения, явно автономистского характера. Один из них, И.С. Ульянов писал, что он потратил много сил для «борьбы с бесправием и беззаконием всякого рода насланного с севера сатрапства»[1]. Слово «Донцы» он неизменно писал с заглавной буквы, а права жителей Дона называл правами народностей![2].

Другой – И.И. Краснов, родной дед атамана П.Н. Краснова! Царский генерал Иван Иванович Краснов 1-й выделял «наше казачество» из всей армии, из чиновничества, из дворянства[3]. Когда старший сын Ульянова Павел в 1855 г. просился на войну в Крым, то И.И. Краснов дал ему иную рекомендацию: «Я не советовал бы ему гоняться за славой севастопольских подвигов. Как они не громки, как они ни велики, но у нас есть дела еще святее и ближе к нашему сердцу, это оборона нашей родины»[4]. И молодой офицер отправился защищать Таганрог! Что бы сказал император Николай Павлович, загляни он в частную переписку своих верных слуг?

Очевидно, что формула «Всевеликое Войско Донское» прошла длительную огранку в поколениях семьи Красновых. Даже когда они стали коренными петербуржцами, она не исчезла, а приобрела завершенность и незыблемость, обычно свойственную отвлеченным идеям.

Примечательно, что результаты, полученные в результате работы с этими фондами, подтверждаются содержанием другого фонда – генерал-лейтенанта В.А. Ажинова, посла Донского правительства на Кубани. Документы этого фонда относятся к более позднему периоду – времени первой мировой и гражданской войн. Общий смысл сформулированных выводов состоит в следующих положениях.
В среде донского казачества латентно существовало представление о возможности известного обособления от России; оно выплывало на поверхность сознания при обострении отношений с центральной властью, при ухудшении положения казаков, при ослаблении самой власти.

В менталитете донцов, как и других казаков, соседствовали, казалось бы, несовместимые представления – древний дух отрицания любого государственного устройства и желание войти на правах привилегированного сословия в сложившуюся государственную иерархию государства, у границ которого довелось казачеству жить. Вторая из задач появилась гораздо позже первой. В стабильные и благоприятные для центральной власти времена, когда соучастие в ней соблазнительно, в казачестве явно ощущалось чаяние кастовых привилегий.

Малопочтительное отношение к государственности существовало в такие периоды скрыто, и лишь у немногих оно вырывалось наружу в пору личных жизненных кризисов и разочарований. Когда эпоха благоденствия для власти заканчивалась, и начиналась полоса политического хаоса, то в умах людей массово происходила активизация более древнего пласта представлений – всяких идей незалежности. На смену жажде кастовой исключительности приходило не менее страстное желание обособленности.

Самодержавие и войсковая верхушка всячески затушевывали существование подобных настроений, применив прием замещения их верноподданническими лозунгами. Это имело самые роковые последствия для судеб Белого движения.

Не сомневаясь в истинности правых убеждений донского казачества, его монархизме и государственности, будущие добровольцы, откликнулись на приглашение атамана А.М. Каледина, в свою очередь заблуждавшегося в отношении настроений казаков. Контрреволюционные силы оказались обмануты собственным идеологическим воздействием предыдущего периода, направленным на казаков, ибо сами поверили в образ «верный слуга трона» более чем казаки. Выбор плацдарма для начала контрреволюционного похода был выбран изначально неудачно. Белое движение Юга страны – основное по силе и значимости – вынуждено было формироваться в условиях то глухого, то явного противодействия местных сил. Большая доля усилий его командования ушла на урегулирование отношений с лидерами различных политических сил южных окраин России, а не на достижение конечных целей движения.

В Центре документации новейшей истории Ростовской области фонд 912, сформированный из писем, адресованных бывшему командиру Стальной дивизии Д.П. Жлобе как члену Северокавказской краевой партизанской комиссии. Они относятся к периоду 1926-1932 годов. Цель написания этих писем – получение документов, удостоверяющих участие в гражданской войне на стороне красных, что в свою очередь предоставляло права на различные льготы.
Эти источники, как неподцензурные свидетельства, сохранили атмосферу тех лет, особенности мышления и лексики слоя людей, воевавших на стороне советов.

Ярко выраженная нарративность этих текстов, описание автором себя и своего жизненного опыта в виде связного повествования, обилие деталей боевой и тыловой жизни этого периода дают широкие возможности для решения ряда проблем, которым ранее не уделялось существенного внимания:

-     содержание менталитета рядовых «красных» комбатантов;
-     мотивация добровольного участия в Гражданской войне на стороне советской власти;
-     различия в военной судьбе солдат, мобилизованных призывными комиссиями, и добровольцев;
-     внутриармейские отношения в войсковых соединениях РККА (основа и условия сплочения военных формирований Красной армии, отношения между рядовыми красноармейцами и, особенно, между ними и разными категориями красных командиров, образ командира в восприятии рядовых бойцов);
-     комплекс идей о воздаянии – одного из сильнейших побудительных мотивов участия в войне и содержания послевоенных ожиданий демобилизованных красноармейцев;
-     реконструкция жизненных стратегий рядовых участников и командного состава в годы войны и в послевоенный период;
-     солдатская (в периоды без боев) и тыловая жизнь в годы Гражданской войны;
-     опыт плена, отношение к пленному противнику и восприятие врага;
-     восприятие массами иерархии вождей революции в 1920-е годы;
-     судьбы и образы женщин-красноармеек;
-     причины, по которым духовенство стало одной из жертв красного террора;
-     механизм паники в боях Гражданской войны;
-     заполнение некоторых «белых пятен» истории Гражданской войны. Применительно к Югу страны это – «история» И.Л. Сорокина, гибель Л.Г. Корнилова, арест Б.М. Думенко, отзыв Д.П. Жлобы из Стальной дивизии после боев под Царицыным и ее расформирование и другие.

Поскольку данные источники не были подвергнуты никакой редакции, они являют собой записанный вариант устной речи, а также ее переложение на бюрократический стиль изложения. Устойчивые речевые штампы и их смысловая нагрузка позволят составить представление о ментальных свойствах сознания рядовых бойцов Красной армии и их командиров – выходцев из народа, и в итоге составить культурно-психологический портрет «красного солдата».

Из наиболее значимых результатов анализа этого массива документов следует указать определение некоторых из побудительных мотивов вступления в красные отряды, особенности внутриармейских отношений в частях Рабоче-крестьянской красной армии, последствия массового разочарования в итогах борьбы за советскую власть.

Среди мотивов присоединения к отрядам пробольшевистской ориентации ключевым была уверенность, что именно в этой среде шансы выживания представлялись более высокими.

Взрывоопасность общественных настроений к концу первого десятилетия социалистической революции не вызывает никаких сомнений. Но почему импульс недовольства оказался направлен не на власть, почему ей так легко удалось перенаправить его в иное русло. Этому способствовало выдвижение ею новых заманчивых лозунгов и подавление колеблющихся.

Социально активные слои, среди которых наиболее сплоченными были бывшие красноармейцы, приняли правительственную версию причин обманутых надежд. Связано это, как кажется, не только с социальными предпочтениями, но и с психологическими механизмами сознания: сознаться перед самим собой, что такие мощные усилия были положены за ущербную идею, очень тяжело. Как доказывают документы, те, кто приходил к этой мысли, находились на грани самоубийства. Инстинкт самосохранения не давал ветеранам войны перечеркнуть главное событие их жизни, поставить под сомнение сделанный выбор. Это справедливо по отношению к людям с высокой степенью саморефлексии; кстати, таких было немало среди командного состава РККА и рядовых. Остальные жили и чувствовали патриархальными категориями: обособление, недоверие, эгоизм; винили «чужих» и искали каналы контакта с «родной властью».

Как видно из приведенных примеров, вовлечение в научный оборот документов личного происхождения, ранее крайне мало привлекаемых в качестве исторических источников и никогда еще прежде не изучаемых с позиции антропологического похода, теперь являются главным источником новой информации об историческом прошлом. Бывшие прежде недооцененными из-за чрезмерной субъективности и неточности автобиографии, письма, воспоминания и дневники рядовых участников событий, воссоздавая дух эпохи, позволяют войти в резонанс с прошлым и получать информацию, в меньшей степени искаженную влиянием настоящего.

Вовлечению в научный оборот этих документов препятствует то, что они исключительно рукописные, а также их неудовлетворительное состояние. Написанные чернилами тексты XIX века находятся в лучшем положении, чем свидетельства из 1910-1920-х годов, оставшиеся на бумаге очень плохого качества и написанные карандашом.

Часто документы из архивов, переживших эвакуацию в годы Великой Отечественной войны, оказываются пораженными грибком в связи с тем, что хранились в сырых неприспособленных помещениях, а иногда даже под открытым небом.

Остановить разрушение этих документов – важнейшая задача для архивистов. По мере своих возможностей они осуществляют их консервацию, но в формах, препятствующих доступу к ним исследователей. Хранителю приходится решать сложную проблему выбора: ответственность перед будущими поколениями заставляет их ограничивать доступ к документам, а ответственность перед ныне живущими – делать достоянием общественности содержащуюся в них информацию.

Документы личного происхождения в современных условиях, пожалуй, наиболее ценный путь для нашего понимания прошлого. Причина этого в их субъективности: человек совершает судьбоносные поступки исходя из собственного видения ситуации, которое может быть ошибочным и не имеющим отношения к действительности. Но именно оно является основанием для событий, определяющих ход истории. Не объективные условия, а свойственная человеческому сознанию индивидуальная интерпретация происходящего.


Литература:

1.     Государственный архив Ростовской области. Ф. 243. Оп. 1. Д. 35. Л. 372.
2.     Там же. Д. 31. Л. 71 об.
3.     Там же. Д. 34. Л. 370 об.
4.     Там же. Д. 34. Л. 452 об.


__________________________________
© Морозова Ольга Михайловна


Первая публикация:
Морозова О.М. О ценности архивных фондов личного происхождения // Историко-культурное и природное наследие народов Юга России: состояние, перспективы сохранения и развития: материалы Всерос. науч.-практ. конф., 25-26 июня / АНЧР. – Грозный, 2009. – С. 300-307.



Почти невидимый мир природы – 10
Продолжение серии зарисовок автора с наблюдениями из мира природы, предыдущие опубликованы в №№395-403 Relga.r...
Чичибабин (Полушин) Борис Алексеевич
Статья о знаменитом советском писателе, трудной его судьбе и особенностяхтворчества.
Интернет-издание года
© 2004 relga.ru. Все права защищены. Разработка и поддержка сайта: медиа-агентство design maximum