Если  историю человечества  рисовать предельно широкими мазками, то она выглядит как движение  от варварства к культуре и от культуры к цивилизации. В символической сфере этому примерно соответствует переход от мифа к логосу и от логоса к матезису. Так шел процесс рационализации мира или, с легкой руки постмодернизма, пропуская логос,  таково было движение «от поэмы к матеме».  

Особенность «нашей» ХХ-ХХ1 века цивилизации в том, что, идя по этому пути и непрерывно глобализуясь, она накопила огромные, немыслимые в прежние времена богатства, а ее рациональность стала  технико-информационной. Она превратилась  в потребительское   общество, регулируемое  разного  рода  технологиями с   вкраплением традиций и культурных форм. Идеал, к которому стремится современная цивилизация   –  все более производительная  саморазвивающаяся  социотехническая система.  На повестке дня  - Технос. 

Это чрезвычайно успешное по условиям быта и комфорту общество. Почти рай! Но  все, способные видеть  дальше своего носа люди,  говорят о его кризисе, конце истории и смерти человека. Чего не хватает человечеству для полноценной  жизни или хотя бы выживания (демографически его авангард  вымирает буквально),  не говоря  о гармонии  и счастье? Неужели энергии? Денег? Информации? Да сколько можно! И сколько нужно? «Передовые» страны от них просто задыхаются,  не зная как утилизировать, на что/кого истратить,  куда выбросить. Тем не менее, разного рода средств и богатств кажется все  мало,  за ними она гонится, ставя задачу бесконечного  «увеличения ВВП». В этом трагедия нашей цивилизации. Она лишается встроенного в себя, регулирующего ее  разума! Если чего ей/нам не хватает, то конечно, Мудрости. Мудрости использования или не использования энергии, богатств, информации. Где мы ее потеряли и продолжаем терять?

Человечество никогда не было особенно мудрым, на что издавна сетовали  его великие представители. Наше время отличается тем, что дефицит мудрости приобретает  сущностный, структурный характер. Она изгоняется из современной жизни и отношений «как класс», как форма духа. Перестает быть целью и считаться «высшим уровнем знания».  Оказывается не нужной в принципе. Даже вредной, тормозящей, «мешающей». Это происходит по достижению цивилизацией технико-информационной, «новационной» стадии. Отсюда  соответствующее отношение к философии, когда вместо  любви к мудрости культивируется равнодушие или ненависть к ней  – «фобософия». Однако начнем с «Начала», когда мудрость и любовь ценились и  были живы.

«В Начале было Слово. И Слово было у Бога. И Слово было Бог» - гласит Библия. По-гречески «Слово» -  это Логос. Логос в определенном смысле  есть преодоление мудрости, которая в нашем сознании (что не случайно), если подлинная, настоящая, то обычно  «древняя» и  «восточная». Это значит, существовавшая  до  Логоса. В самом христианстве, особенно его восточной  византийской ветви, неудовлетворенность несовпадением логоса с мудростью выразилась в апологии Софии как Премудрости Божией.  «Несогласие с логосом» в контексте русской православной традиции дошло до ХХ века. София противополагалась логосу как душа духу, или как бытие духа, но все-таки  ориентированного на чувственную интуицию, на более близкое, в сравнении с Логосом, божественному, нечто ценностное, прежде всего нравственное. С точки зрения В. Соловьева, П. Флоренского и других «софиологов» логос уже не мудрость. Он оторвался от добра и красоты, он слишком  «знание». С другой стороны, позитивисты стремились к преодолению философии  из-за  ее смысловой многозначности, адепт «строгой науки» Э. Гуссерль считал мудрость низшим уровнем знания, а русский последователь Э. Гуссерля  Г. Шпет даже написал работу «Знание или мудрость», противопоставляя  их как нечто объективное и субъективизм.

Другие представители русской философии, понимая, что  под напором происходящей рационализации мира Мудрость как таковую не отстоять, боролись за «софийную» трактовку Логоса в виде целостно одушевленного  знания в противовес его позитивистскому  сведению к чистому разуму.  По этому вопросу вокруг образованного в 1910 году   философского журнала  «Логос» развернулась знаменательная полемика. Владимир Эрн в книге: «Борьба за Логос» (М., 1911 г.)  упрекал редакцию, что направление журнала не отвечает Логосу, как он понимался в античности, христианстве и философии вообще. Что логос у них из «Живого Слова» превратился в сухую и мертвую мысль, в абстрактное Рацио, а потому  название  журнала  есть «маска».  С  историко-философской точки зрения В. Эрн был прав, но тенденция рационализации логоса побеждала не просто в журнале, а в духовной жизни, в предметной реальности.  

В ХХ веке логос практически полностью отождествляется с «позитивным»  мышлением, рациональностью и дискурсом. Если уж отслеживать названия, то возобновившееся  в 1991 году в России издание нового «Логоса» это подтверждает: журнал занял нишу наиболее абстрактного, аналитического, ориентированного на научность феноменологического мышления. А после случившегося в философии структурно-лигнгвистического поворота, в ней настал трансцендентально-идеальный рай: все предметное исчезло, все живое и телесное  умерло, кругом одни слова,  язык,  анализ и дискурс. Ни объекта, ни субъекта, ни означаемого, ни означающего. There is nothing outside of the text. Реальность стала знанием, знание – реальностью. Кто в него не попал, мучаются в аду веры и любви, чувственного и иррационального. О мудрости в таких условиях вспоминать неприлично, философия, если допускается, то «научная», или вырождается в теорию социального управления. Однако отношения и смыслы все-таки остаются.  Живи  теоретик и радуйся, воспевай свое отсутствие, рациональный логос или логическую рациональность, кои, отныне, заняли  место бытия.

Увы, счастье редко бывает долгим. Идеологическим выражением вступления цивилизации в технико-информационную стадию стал постмодернизм. Если его сузить  до «философии», то постструктурализм. А это – постлого(с)центризм! Конечной целью провозглашенной в нем  деконструкции онто-тео-фоно-фалло–логоцентризма (Ж. Деррида) был логос. «Классическое» рациональное познание мира  по законам логики языка  – главная мишень в критике теоретического центризма. Пожертвовать логосом, отказаться от сознания – вот что требует постструктуралистская  «философия».  Пожертвовать языком, отказаться от слова – вот о чем говорит она человеку. Логофобия, логотомия – специфические категории постмодернизма, предназначенные для борьбы с логосом.  Его «руинизации».    Рас/за/чистки места для Иного. Борьбы не с какой-то там древней мудростью, а с рациональностью и  смыслом,  которые  тоже больше не нужны. Борьбы с пониманием.

Значит ли это, что постмодернизм отказывается от мышления вообще? Нет. Оно сохраняется, однако при условии,  если это будет «письмо», при том не буквенное, а из «грамм», если оно не качественное, а количественное, не словесное, а цифровое. Если вместо логоса – матезис, топос. Исчисление. И лучше,  когда  оно  не «ручное» (головой), а информационно-компьютерное, основывающееся на принципе «следа и различия». Математически «говоря» – в битах: 1001010001110… Это тоже рациональность, но постчеловеческая, когнитивная и машинная – авторациональность Техноса. Это тоже мышление, только трансцендентальное, «абсолютно внешнее» (Ж. Делез), т.е. «без сознания». Мышление как программирование, как чистый интеллект, в пределе – Искусственный Интеллект. 

«В классике» привычно думать, что всякое мышление есть сознание, логос, язык,  что это словесное обозначение предметного содержания, его  обработка и  движение  в понятиях, суждениях и умозаключениях,  которые,  в конце концов,  дают нам модель мира, позволяют ставить цели и решать задачи по выживанию в окружающей  среде. Мы все время представляем, помним, подкрепляем образами реальных предметов то, о чем с-мыслим и ведем  речь. В целом оно должно служить  нашему Благу. В прежние времена  мышление без блага, не «ведущее к Храму» не ценилось или считалось опасным. Потом, как известно, стало ценится полезное знание (Ф. Бэкон), но полезное для человеческой жизни. Во всех  случаях это было знание, приведенное к мере человека, что собственно и есть главное свойство  мудрости. 

В отличие от него, в «когнитивистике», с возникновением информационно-компьютерных технологий, возникают внутренне не связанные с целями и ценностями, чисто формальные, математические способы об/пере/работки реальности. Полу-и-полностью автоматизированное  мышление-исчисление, знание-коммуникация. В нем нет предметного содержания, образов и смыслов – в этом «смысле» оно безбытийное,  от которых/ого/ оно только отталкивается в начале или они «вышелушиваются» в его  конце, при интерпретации,  культивировать способность к которой, становится все труднее, ибо под влиянием формального мышления  человек постепенно совсем  перестает понимать о чем, о какой реальности  мыслит. И ему этого даже не надо. Вредно. В том числе  в «конце и начале». Даже когда он это делает «вручную», собственной головой. Самый абсурдный вопрос, который можно поставить при подобном познании, это «Откуда мы, кто мы, куда  идем?»  Технологическое  мышление «нашей цивилизации» отвечает  только на  вопрос «как».

Первая глава знаменитой, достойной считаться одной из главных в ХХ столетии,   книги Ж. Деррида «О грамматологии» называется: «Конец книги и начало письма». На первый взгляд название парадоксальное. Ему удивляются. Но это те, кто не видит амбивалентности когнитивной революции и превратного характера ее отражения в постмодернизме. Парадокс исчезает, если мы поймем, что письмо в данном случае не буквенное, не текстовое, а на основе постлогоцентристского алфавита, дигитальное письмо-матезис. Оно действительно «после книги». Конец книги и начало компьютера, конец дискурса и начало программирования, конец  о-смысл-ения и начало ис-числ-ения и, наконец,  если говорить применительно к человеку непосредственно, то, что лежит в фундаменте этого процесса: конец сознания (человеческого) и начало мышления (постчеловеческого) -  так разрешается мнимый парадокс Ж. Деррида. Так раскрывается тайна всего постмодернизма как  идеологии и философии Техноса. Если ее выразить в лозунге, то это:  There is nothing outside of the bit.

В «конечном счете» бессознательно-безбытийное мышление, формальное  мышление-исчисление,  превращаясь в   безъязыково-бессловесное, будет осуществляться «от мозга к мозгу» (а лучше, от чипа к чипу) о чем день и особенно ночь/ю/, особенно в технопарках мечтают идеологи так называемого открытого церебрального общества. Процесс забвения мудрости, дошедший до «потери сознания» все более ускоряется. Техническое, в пределе – бессловесное  мышление как бы незаметно, но довольно быстро   становится господствующим, своего рода парадигмальным способом отношения к миру. Все больше людей охотнее пишущих, занятых компьютерной  текстурбацией, нежели говорящих и предметно действующих. А когда они говорят, их язык схематичен, суждения рубрикаторские, действия механичные. Зато никаких противоречий, никакой пресловутой диалектики. Потерей собственно человеческого смыслового и победой принципиально антифилософского мышления объясняется кризис антропологии и гуманизма, переход к  трансгуманизму  и posthuman study, борьба со всем  реальным, еще не информационным, не виртуальным, со всем естественным и культурным в человеке – телесностью, этносом, полом, религией, моралью, образностью, духовностью и, конечно, с пережитками любомудрия. Оно теперь – «эзотерика». 

На безбытийное, постсознательное, бессмысленно-инструментальное коммуникационное мышление ориентируется глобальная система образования и это главный показатель его парадигмальности. Тестирование вместо рассуждения, спора и предварительного построения модели ответа – первичный специфицирующий признак перехода  мышления от его образно-смыслового этапа к знаковому, от «поэмы к матеме»,  от свободы, пусть ученического, но творческого построения новой познавательной ситуации к ограниченному выбору из кем-то и где-то заранее построенной. Упорное внедрение тестов, с очевидностью ведущих, если стоять на личностно-человеческой точке зрения, к примитивизму  мышления, не произвол чиновников от образования, а заказ прогресса на  формирование  «общества незнания». Не о-со-знающего, но эффективного, адаптированного к машине и потому безумно производительного. И когда на всех перекрестках говорят об «обществе знания», то это злостный (само)обман. На самом деле формируется общество информации и автоматического интеллекта, с вкраплением в него (пока) «человеческого фактора», необходимого на стыках потоков компьютерных исчислений. Чаемый идеал такого бессознательно (не)мыслящего общества хорошо выражается популярным лозунгом:  «За нас думает математика». Или (и) опредмеченная, «реализованная» математика – ИКТ,  Интернет.  Мыслить своей головой в таких условиях тоже,  что вести устный счет в уме или столбиком на бумаге или, стоя рядом с многокубовым экскаватором, копать землю детской  лопаткой. Никто устно и не считает. Аналогичным образом  начинают переставать думать и самостоятельно говорить. Как перестали копать. Больше не культивируют. Ни землю, ни головы, которые, в качестве естественной и сознающих, существуют теперь «по традиции».  Очевидно, что в ближайшее время без/д/умно новационные теоретики трансгресса человека к искусственному интеллекту будут считать интерпретирующее мышление таким же  архаическим, как мудрость, духовность и (даже) логос-языковая  рациональность, а его/их носителей опасными консерваторами и фундаменталистами. Произ/ходит/ойдет это незаметно, в режиме эвтаназии. Мы не будем знать, когда нас не будет. Если, конечно, все не рухнет раньше под тяжестью результатов нашей безудержно бессмысленной деятельности. Или – слабо мерцающая надежда: если мы, в тоске и тревоге, не сумеем остановиться,  оглянуться и, как Антей к Земле, припав к Истокам,  понять: «Почему  эту цивилизацию не любит мудрость?»

И – отказаться от нее. Хотя бы бороться с ней.

                                                          *            *           *

Да только как, если и ее наука, и ее «научная философия» заняты борьбой с условиями человеческого  бытия  как таковыми. Жаждут «конца света». Античеловеческие, несовместимые с жизнью идеи вырабатываются не в фантазиях, не в обывательских спекуляциях желтой прессы,  а на передовых рубежах современного познания. Ее «самые  умные», ученые (!) представители в процессе своей деятельности начали отказываться от  мира, в котором живут. В основном, правда, делая это бессознательно. Но как  они «дошли   до жизни такой»?

В отличие от философии, которая только стремилась стать точной и  «строгой» (да и то не вся),  наука, прежде всего физика, гордилась, что достигает подобного состояния на самом деле. Тенденция, ярко выразившаяся в позитивизме до середины ХХ века, основной заботой которого был поиск критериев такой точности.  Однако с открытием микромира  и появлением неклассической науки, идеям понятийной чистоты и опоре на наблюдаемые факты был нанесен  смертельный удар. Изнутри самой науки. Хотя физики не любят это признавать, с тех пор их теоретические тексты не выдерживают критики с точки зрения строгости категориального аппарата. Чего только не появилось в постпозитивистских подходах:  никогда не наблюдаемые кварки, из которых состоит «все», гипотетический  вакуум,  из которого выводится «все», струны, составляющие «все», хотя это еще было в пределах логической культуры. В обстановке же разыгравшейся «инфляции», они стали  готовить «супы», «бульоны», варили «клей», рыли «туннели» и «кротовые норы». Физические понятия стали цветными, четными/нечетными, появились таинственные  черные дыры, недавно сменившиеся темной (=черной?) материей, которая, хотя по определению неопределяемая, но составляет,  как определенно  подсчитано,  ¾ (?)  от материи как таковой. Если это не образы и метафоры, не мировоззренческие, иногда прямо сближающиеся с  мифологией, а порой и мистикой, конструкции, то, что же такое метафизика? За что ее третировали, начиная с позитивизма?  Метафизиками с некоторых пор  стали физики, только  старая метафизика была осмотрительнее и  аналогии насчет устройства Вселенной брала  в  природе, а не на кухне. 

Вполне правдоподобно предположить, что этот кризис понятийного аппарата науки был выражением нарастающего несоответствия «размерностей» нашего  жизненного мира и тех миров, «измерений»,с которыми и когда она начала иметь дело в ХХ веке. 

Но именно был, ибо теперь – новый поворот: в последнее время, то есть в постнеклассической науке среди ученых физиков возникла тенденция к единству и совместному отказу от метафор и расплывчатых понятий. Поворот к «строгости»!  Однако за счет чего?

Это происходит по мере того, как физика уходит из макромира в микро и мега-миры еще дальше. И «глубже», к наноразмерностям, когда она окончательно перестает рассуждать о вещах и телах. (В вузах последние «кафедры твердого тела» переименовываются в «кафедры конденсированных состояний»). Когда явления макромира теряют свою субстанциальность, «самость» и начинают рассматриваться как про-явления микропроцессов. Откуда следует, что любое «настоящее» познание сразу переводит все проблемы на микроуровень. Подлинное знание теперь «там». Соответственно,  естественные языки, возникшие в макромире, перестают использоваться при обсуждении проблем современной постнеклассической физики.  Тем самым удается избавиться от сомнительных метафор, символов, расплывчатых, дву- и много-значных понятий. Образное, даже смысловое сознание постепенно заменяется формульным, формализованным. В пределе, происходит отказ от семантики, от смысла, от о-сознания, что действительно дает некую  гарантию от соскальзывания в обычное, естественное, лого(с)центричное человеческое мышление.  И … физика постепенно перестает быть физикой. Становится «алгебраической структурой», «универсальной теорией симметрии», «теорией метрических отношений элементов произвольной природы», в крайнем случае, геометродинамикой. Никакого «клея», «черных дыр», «туннелей», чистота и строгий порядок. И… естествознание окончательно перестает быть «познанием естества», наукой в традиционном смысле слова. Отсюда толки о «конце науки». Чувственная, вещно-предметная реальность макромира исчезает как таковая. То есть в теоретизировании исчезает сам макромир, наше бытие, сама «реальная реальность». Потому что все  превращается в математику. Даже не в геометрию, несущую на себе печать отражения его/ее пространственных характеристик, а лучше в алгебру,  дигиталистику, исчисление. В науке произошел  когнитивно-дигитально-информационный по(пере)ворот.

С распространением так называемой эвереттовской, многомировой интерпретации (ММИ) квантовой механики, он становится парадигмальным. «Никаких «многих классических миров» на самом деле нет, – пишет ее сторонник и «расширитель» М.Б. Менский. Есть только один мир, этот мир квантовый, и он находится в состоянии суперпозиции. Лишь каждая из компонент суперпозиции по отдельности соответствует тому,  что наше сознание воспринимает как картину классического мира и разным членам суперпозиции соответствуют разные картины. Каждый классический мир представляет собой лишь одну «классическую проекцию» квантового мира. Эти различные проекции создаются сознанием наблюдателя, тогда как сам квантовый мир  существует независимо  от какого то ни было наблюдателя» [1]. Из этого емкого  высказывания о новой сущности  квантовой механики вытекает много чего необычного, революционного для сложившихся представлений в физике и науке вообще. Но обсуждать, принимать или не принимать предлагаемые новшества – не нашего ума дело. И только как любой живой человек, живущий в «этом» мире, среде тел и вещей, даже если бы и (не)физик, я имею право заметить, что многомирие  в данной концепции весьма странное, какое-то одностороннее. Статус подлинного бытия отдается несоизмеримому с человеком миру микро(нано)размерностей, одному единственному, изучаемому квантовой механикой и математикой и используемого нанотехнологиями, который, оказывается, существует независимо от наблюдателя (какое сальто по отношению к традиционному = (!) неклассическому, «копенгагенскому» подходу!). Все остальные «классические и неклассические миры» – его проекции, феномены, при условии,  если  квантовый математик по своей остаточной человеческой  доброте и теоретической снисходительности допускает, что кто-то, их = нас, трехмерных  и макроразмерных осознает. Что кто-то нас, наблюдая и вычисляя,  «выбирает». (Хотя бы). Конструирует. (Будем надеяться). Еще надежнее, что (бы) мы там (были) запрограммированы… 

Кажется, начинает проясняться, куда идет дело, кто и где обладает  реальным бытием. Но не для всех, особенно если они пленники своих теоретических занятий. Тогда нет предела уверенности и восторгам в утверждении самоотрицания. «Истинно существует некий, воспринимаемый только математическим разумом квантовый мир математических форм – алгебр наблюдаемых, недистрибутивных решеток и т.д. Его можно также назвать, следуя
В. Гейзенбергу и В. Фоку, миром «объективно существующих потенциальных возможностей». При измерении происходит, аналогично, например, превращению света в звук, превращение этих математических объектов в физически воспринимаемые результаты наблюдений» [2]. В общем, причиной всего сущего, или, говоря метафизически, субстанцией бытия (об)является математика. Число. Цифры. И, разумеется, не ХIХ века, не школьная, «человеческая»,  а  «прикладная», то есть техническая, машинная, компьютерная, ставшая теперь фактически основной. В виде вычисления и программирования информации. Результатом чего является наш мир – «физически воспринимаемые результаты наблюдений». Не материя обладает свойством информации, а информация кодируется той или иной формой материи. И не человек теперь наблюдатель, а также вычислитель, наоборот, он результат, продукт наблюдений, а также вычислений. Поистине, переворот миров! Да что тут удивительного, если:  «Согласно ММИ человек – это волновая функция, которая является частью квантового состояния, представляющего собой мир, который, в свою очередь, является одной из компонент суперпозиции многих квантовых состояний, образующих то Состояние, которое является Вселенной» [3]. 

Таким образом, из квантово-информационного состояния никому никуда не вырваться. Кроме него ничего не мыслится. Автор, вернее, «последняя волновая функция»,  не дает ни человеку, ни предметной реальности хотя бы статуса феномена. Потому что их пока никто не измерил и не оцифровал. Это отказ не только от классического, но и неклассического мировоззрения, представленного как релятивистской, так и «копенгагенской интерпретацией» микромира. В результате наша Земля,  ее природа,  жизнь,  люди, все события на ней, как и другие планеты,  короче,  весь «этот свет»,  в лучшем случае,    «вторичные качества» и видимость, а лучше, если посмотреть на него «подлиннее»  – отсутствует. Ситуация, которую удачно выразил своей знаменитой формулой  Ж. Деррида: «И вот – зола». (Наше) бытие – это ничто. Вместо него – Иное (тот свет). 

Но все-таки оно/он что-то: информация. Вернее, оно/она теперь – Все. Информация, коммуникация и есть бытие. Разумеется, для тех, кто отождествляет себя и мир с ней и чье сознание, когда оно ясное, означает «состоявшийся вычислительный процесс», а неясное – «процесс, который не сошелся». В конце концов, дело дошло до представлений об эволюции  земной жизни, а потом всей Вселенной как «эволюции Информации». Которая изначально не что иное как «глобальное галактическое информационное поле, продолжительность которого многократно превышает время жизни носителей этого поля – отдельных разумных цивилизаций и развивающееся по собственным законам» [4]. В «инонизме» происходит своего рода информационная смерть Вселенной, как в ХIХ веке, когда боялись тепловой. Но боялись. Информационной почему-то не боятся. Не только человек, как живое, целостное существо, но даже отделившийся от него чистый Разум, больше «не венец творения».  Потому что «эволюция бесконечна», «прогресс не останавливается». И все-таки его готовы остановить, если в качестве бытия вместо материи, энергии или напоминающего о чем-то человеческом Разума, признать «Галактические информационные поля». Вот они – венец творения! И эволюционная эпистемология сливается с информационной. Дальше уйти человеку от себя, кажется, больше некуда. Это сциентистское одичание, это техницистское умопомешательство, эта буквальная реализация «Матрицы» братьев Вачовски, называемая когнитизацией познания, захватывает в нем одну сферу за другой. Если в постмодернизме  процесс трансформации мира в виртуальное состояние как-то (само)маскировался, ибо его представители в той или  иной степени понимали, что он значит для человека, то растущее число представителей когнитивной науки и философии утрачивает способность к мировоззренческой рефлексии. Они полны научного энтузиазма и искренне не ведают, что т(го)ворят, применяя свой редукционизм ко всему, что возможно и невозможно [5].

Полагают, что если что-то «оцифровать», то это и будет означать: познали. Если,  предварительно переведя в информацию, что-то уничтожить, хоть все живое, это будет означать: сохранили. Когда Эйнштейна спросили, все ли можно описать средствами науки, он ответил, что можно, но не имеет смысла. Это все равно как симфонию Бетховена выразить графиком изменения давления воздуха. Но так теперь слушают музыку жизни. Все больше. «Они не видят и не слышат, живут в сем мире как впотьмах» –  так сокрушался поэт о современных ему обывателях. Теперь тьма наступает – научная. Без(с)мыслие – информационное. Безжизненность – техногенная. «Темное Трансвековье».  Время Mortido.

Собственно говоря, это ситуация экспансии на мир мировоззрения человека, проводящего время жизни в основном за компьютером и занятого либо программированием, либо пользованием. Например, «компьютерного физика», ставящего будто бы лабораторные эксперименты. Или подростка, который, раз/с(по)лагаясь на диване, будто бы мужает в опасных приключениях. Домохозяйки,  выбирающей покупки будто бы на торгах. В любом случае с кругозором, не выходящим за рамки экрана. Его интересы ограничены  виртуальностью, жизненные силы и волевое начало атрофированы, все вопросы, даже быта, решаются посредством отчужденной технической коммуникации. Homo informaticus, с активностью «человека без органов», оператора с мировоззрением «что вижу, то имею».  Свое «ускользающее бытие»,  «недобытие», он выдает за полноценное бытие, объявляя возможное действительным, а виртуальное реальным. И наоборот, реальное считает виртуальным. Внутреннее, духовное заменяется внешним, технологическим. Физические, пространственно-временные вещи действительно труп бытия, «зола», они действительно  вытесняются «вещами сознания», в лучшем случае симулякрами, когда «копия важнее оригинала». Для «него» и все больше «нас», так оно и есть. Предметный мир, жизнь, тело и  чувственность,  понимающее  (с)мыс(ш)ление –  то, что считалось подлинным,  предстает мнимым, а абстрактное, формальное, мнимое – подлинным. Что бы ни говорили поверхностные головы, бытие определяет сознание. Небытие тоже определяет сознание. Возникает «сознание небытия». Эпоха начавшейся эвтаназийно-апокалипсической «перезагрузки». Ради иноми(е)рного бытия на том = новом  свете. И борьба миров. Борьба за и вокруг человека. Пока. 

Пока ставятся эксперименты. Уже ставятся эксперименты. Вот, как подтверждающий пример,  самый известный из них.

В последний час

Появились творцы прямого  светопреставления. Запустили Адронный Коллайдер, признают, что из-за этого эксперимента возможна цепная реакция и неконтролируемое развитие процессов. «Ученые утверждают, что запуск коллайдера безопасен, однако в мире немало и тех, кто готовится к концу света» (сообщение Интерфакс от 13. 09. 2008 г.). Другие физики (сами физики) признают, что такая вероятность есть, но она очень, очень мала. Хотя все-таки есть. По этому случаю два известных физика подали в суд. Кажется, в швейцарский.  Пусть мала, однако, есть, так зачем же играть в эту безумную игру? Запускать русскую рулетку для всей Вселенной? «Науке интересно». Но чтобы до конца понять явление, его надо воспроизвести. Хотят воспроизвести рождение нашей Вселенной. В принципе, это значит, что моделируется = создается «новая Вселенная». А две Вселенных сразу быть не может. Значит, какая-то из них должна исчезнуть. Может быть это будет «старая». Если ее сразу не взорвут, разыскивая одну «частицу Бога», то к этому будут двигаться, решая следующие, более сложные задачи. О том, что игра  продолжится, говорят как об очевидном. Аппетит приходит во время еды. И вероятность «неконтролируемого процесса» будет возрастать. Философское осмысление данной ситуации обязывает сказать, что  человечество приступило к экспериментам по самоуничтожению. Адрес Универсальной Машины (УМ-а) смерти:  Европа, граница Швейцарии-Франции; время начала ее работы: сентябрь 2008 года. Отсчет пошел, рано или поздно этот УМ сработает. И ничего его/её не остановит. Крики 3-5% экологически озабоченных, философски понимающих, что происходит людей,  жруще-шопингующая толпа потребителей и «немыслящие» ограниченные технократы не услышат. «Однако в среду вряд ли удастся стать свидетелями конца света, поскольку образование новых частиц возможно лишь тогда, когда протонные  пучки будут сталкивать. Пока же их запустят в одном направлении» (сообщение Интерфакс от 13. 09. 2008 г. – продолжение). «Вряд ли удастся стать свидетелями конца света» – в этом чудовищном выражении официального сообщения – бессознательное «всё» нашей безнадежно обез(д)умевшей цивилизации. Хотят быть свидетелями(!) конца света и жалеют, что «в среду» он еще  не случится, а если случится,  «в четверг?», то это недостаточно  скоро!!  При этом, хотят остаться наблюдателями, как в телевизоре или перед компьютером. Начинаешь верить, что когда фантасты объясняют причины отсутствия в космосе сигналов разума неизбежностью гибели цивилизаций в результате самоубийства, они не такие  уж фантазёры. Так что предсказанный в Библии конец света – может быть, вот он, рукой подать. (Даже потрогать). Конец света (будет) по-научному. 

__________________________________

1. Менский М.Б. Концепция сознания в контексте квантовой механики // Успехи физических наук, 2005, т. 175, № 4. С. 424.

2. Гриб А.А. Квантовый детерминизм и свобода воли. // Философия науки. Вып. 14. Онтология науки. М., 2009. С. 23.

3. Вайдман Л. «Раздвоение сознания» у нейтрона, или Почему мы должны верить в многомировую интерпретацию квантовой теории» // Виртуалистика: экзистенциальные и эпистемологические аспекты. М., 2004. С. 183. 

4. Панов А.Д. Разум как промежуточное звено эволюции материи и программа seti. // Философские науки. 2003. № 9. С. 137.

5. Вместо дальнейшего  текстуального подтверждения без(д)умной экспансии когнитивизма, достаточно, пожалуй,  привести  несколько заголовков: Анисов А.М. Вычислительная метамодель реальности и проблема истины. // Логические исследования,  вып.13. М., 2006; Мальчукова Н.В. Субъектность и исчислительность в объяснении и функционировании языка. // Филос. науки.  2009. № 8;  Медушевский А.Н. Когнитивно-информационная теория как новая парадигма гуманитарного познания. // Вопр. филос. 2009. № 10 и  т.д. 

______________________________

© Кутырёв Владимир Александрович