Главная
Главная
О журнале
О журнале
Архив
Архив
Авторы
Авторы
Контакты
Контакты
Поиск
Поиск
Обращение к читателям
Обращение главного редактора к читателям журнала Relga.
№05
(407)
21.07.2023
Творчество
Вставай, Человечек, земная рассада… Стихи
(№7 [225] 15.04.2011)
Автор: Валерий Рыльцов
Валерий  Рыльцов

 *     *     *

Над болотами воздух дымен,

под ногами черна вода…

Птица с перьями голубыми,

как тебя занесло сюда?

 

Взглядом редкую провожая,

обречённо вздохну вослед –

эта стая тебе чужая,

а другой на болоте нет.

 

У залётной свои заскоки –

фора избранным из толпы.

Птицеловы твои жестоки 

и безжалостны, и глупы.

 

И твоё родовое  имя,

обесценено суетой,

птица с перьями голубыми,

в клетке даже не золотой.

 

Та, что грезилась и манила,

обнадёживала с утра,

на какие цвета сменила

обольстительный блеск пера?

 

Тянет, вкрадчиво облипая, 

топь болотная. Скоро ночь.

Я люблю тебя, голубая.

Я не в силах тебе помочь.

 


*     *     *

Путая закаты и рассветы,

я по белу свету кочевал,

на постели из сосновых веток

под открытым небом ночевал.

Не дрожал под тонким одеялом –

жаркий, молодой и заводной…

На заре над Борусом* стояло

розовое облачко одно.

За ночным, за чёрным перевалом

накалялся  тлеющий восток,

делая из розового алым

распылённой влаги завиток,

ставший романтическим началом

чёрных поэтических чернил…

 

Я потом ходил к пустым причалам,

я друзей, рыдая, хоронил

и когда увидел, что бессилен 

оправдаться в кривизне пути –

оставалось, алое на синем,

облачко, нетленное почти.

Вот тогда и догадаться мне бы,

            глядя на закат из-под руки:

дураки, взыскующие неба,

как ни кинь, всего лишь дураки.

_________________

*Борус, горная вершина в Западных Свянах.

 

 

*     *     *

Слушай лучше былую мелодию,

и не думай о том, что могли

сдвинуть горы. Да видно не сладилось

и растратилось в стадной возне.

Та запевка подвздошною сладостью

иногда возникает во сне:

ты горланишь – наглец обаятельный,

не знакомый со словом «беда».

Натыкалась иголка на вмятинку

и отскакивала. Куда?

 

Кто там в чёрном? 

Да ладно, без паники.

Нам любые одежды к лицу.

Шелестя в уцелевшем динамике,

проползает тонарм по кольцу,

нет, уже по спирали. Сужаются,

убыстряют движенье круги.

Раздвигаешь тяжёлые жалюзи

поутру,  а за ними – ни зги,

и душе, что задраила клапаны

и давно закруглила углы,

вдруг привидится диск поцарапанный 

и сразит перескоком иглы.

 

И аукнется нервными срывами,

отвращеньем к чужим голосам,

и проснёшься от крика тоскливого.

Кто кричал? Да, наверное, сам.

Видно с вечера выкушал лишнего,

вот и мнится сошествие мглы…

В новых плеерах, слава Всевышнему,

фирмачи без стервозной иглы

обошлись. 

 

Что ж ты плачешь, юродивый,

мол, краплёные карты легли?..

Слушай лучше былую мелодию,

и не думай о том, что могли

сдвинуть горы… 

 

 

*     *     *

                  Памяти Юрия Каплуна                  

 

Вторгаясь наобум и наугад,

В развалы титанического щебня,

Беспечно вызывая камнепад,

К исходу дня мы добрели до гребня.

 

Там облачные строились мосты

Грядущим откровениям астрала,

И дерево у края пустоты

Сухие руки к небу простирало.

 

Ветрами исковерканный скелет

Еще держала внутренняя сила,

О чём оно молило напослед

Туманный газ, где таяло светило?

 

Какой удел хотело обрести,

Когда просвет средь сумерек искало,

В грядущий мрак пытаясь наскрести

Последних капель тусклого накала?

 

А небо, опершись о перевал,

Растерзанно струилось, багровело…

Так четверть века кануло в провал.

То дерево давно уже истлело.

 

Ветшает плоть.

Тягучий кровоток

Не оживить стихом, вином, любовью.

А друг уснул.

И каменный цветок

Крестообразно вырос в изголовье.

 

И только я,

С оскомой от плодов

Дикорастущей горной мандрагоры,

Стою один

На каменном плато,

Как дерево, лишённое опоры.

 

И к давнему, туманному пятну,

Отягощённый сердцем виноватым,

Я руки обречённые тяну,

И пустота безмолвствует,

Как фатум.

 

 

*     *     *

                                                            Эдуарду Холодному

     Убийственно быть провидцем, где большая часть страны – отпившие из копытца картавого сатаны, где,  посылая проклятья державному палачу, за убиенных братьев скорбно зажжём свечу. Души сжигая страхом, теша Молоха пасть, лучших мешала с прахом суши шестая часть, где признают вождями выродков волчьих стай… Воск порождает пламя, ржавчина гложет сталь ту, что входила с хрустом в хрупкий Господень дар… Быть сему месту  пусту  ныне и навсегда.

За геноцид глагола, за рецидивы зла  быть сему месту голу!  Плевелы хлебный злак выжгут на нищей пашне, пахарь волчцы взрастит. Горестен день вчерашний тем, кто имеет стыд. Здесь ни Христос, ни Сорос не попадают в масть. Тот, кто имеет совесть, брезгует словом "власть". Здесь ни псалом, ни лозунг не восполняют тот  тающий отголосок слова иных высот, но вопреки несчастьям,  вкруг осенён погост неба шестою частью и половиной звёзд. Братьями нас взрастили превратности ремесла… Свечи по всей  России, сколько их – несть числа. Их бытие – загвоздка для дьявольских ахиней…

 Воском мы будем, воском призрачных сих огней.

 

 

*     *     *

               И есть ещё время молиться

                  О встрече на том берегу.

                                                                   Любовь Захарченко

 

Покуда в нас удаль гудела,

любая беда не брала

и Люба Захарченко пела

о вольном размахе крыла.

 

Поэты – всего лишь стажёры

на курсах лишений и бед,

где нет уже Вити и Жоры,

и Эдика с Лёнею нет.

 

Жесток отмеряющий сроки

транзита из праха во прах…

И Костя ушёл в Таганроге,

а Юрка – в Саянских горах.

 

И рушится старая крепость,

идёт Атлантида ко дну,

и Люба – такая нелепость –

уже не настроит струну.

 

Мы племя несущих расходы,

с порядком мирским не мирясь,

нас гробят болячки и годы,

и злобная мелкая мразь.

 

Лишь мне одному обломилось,

пред памятью павших в долгу, 

молиться, как Люба молилась:

о встрече на том берегу…

 

 

*      *     *

                                          Ларисе

Вода подтекала под плиты подвала

И фрески на серой стене создавала,

А годы лицо бороздили, когда

Извилистым блеском стекала вода.

Сливались в узор водяные полоски,

Что блазнилось глазу в размывах извёстки?

 

Там дева возникла, пружиня фигуру,

На круглые плечи струя куафюру,

Томительным символом веры и муки

Тянула под облако плавные руки,

Туда, где потворствуя  солнечным бликам,

Сивилла летит с запрокинутым ликом,

Небесные знаки читая с листа.

И черная  слева пылает звезда.

Опальный подвал, филиал преисподней,

Где дождь не осадки, а милость Господня,

Где  длится печали исполненный вид, –

Звезда полыхает и дева летит.

 

В мозгу воспалённом другое ютится,–

Безумец, взгляни, то не дева, а птица.

Былинная  птица вдали от гнезда.

Пусть черная рядом пылает звезда,

Но зрит Эмпирей, опереньем шурша,

Химера, камена, Психея, душа.

 

Вставай, человечек, земная рассада,

Ты сам – лепесток  из небесного сада,

Так душу лепи по великим лекалам

И пестуй  печаль, что тебя вовлекала

В астрал, где благие лепечут уста

И черною плазмой слезится звезда.

 

Вставай, человечек, рассада земная,

Тебе уготована доля  иная,

Настала  пора, когда без репетиций

Нас бездна зовёт, где ни девы, ни птицы,

И может нам вовсе не надо туда.

Но черная светит над нами звезда.

 

Но рок прорицают другие авгуры, –

Назавтра бухие придут штукатуры

И свежей извёсткой замажут следы

Иллюзий в разводах подземной воды.

 

 

*     *     *

Натужный скрежет старого мотора,

неспешный мах ресничных опахал –

попутный ангел, упорхнув из хора,

зелёными очами полыхал,

и нежное пронзительное жало

оттаявшую душу стерегло

в те полчаса, покуда дребезжало

автобусное мутное стекло,

и в окруженье ржавого металла,

под знаком оперённого плеча

окалина с аорты облетала,

забыто капилляры щекоча.

 

Но в мире бренном ангелам и птицам

не сладить с притяжением высот,

и небожитель в стаю воротится

и душу ненароком унесёт –

беспечную держательницу акций

грабительского треста красоты…

На сейф пустой участливо ложатся

поэзии холодные персты. 

 

*     *     *

      Эмилю Сокольскому

 

Не геройским примером внукам,

не рефреном бравурных труб –

мы останемся слабым звуком

обезвоженных горьких губ.

 

Так делись инфернальным ядом,

гладь вселенскую будоражь.

Пусть злорадно горланит рядом

нежить, вышедшая в тираж.

 

Пусть ремейком дурным чревата

лицемерная правота

измеряющих мир приматов 

мерой зверя или скота.

 

Раж прощая ущербным людям,

не участвуя в сваре той,

мы злопамятными не будем.

Мы утешимся ерундой.

 

Мы утешимся каплей малой –

нам по-крупному пофартит:

мы построчно вернём астралу

душу, выданную в кредит.

 

Черви книжные ищут пищи?

Пусть их – маются животом.

Всё, что мы о себе напишем,

станет летописью потом.

 

 

*     *     *

Призрачны зовы муз и невест

В струях астральных струн,

Кто обуян переменой мест,

Смотрит в лицо костру.

 

Космосу родствен – банкрот и мот,

Зыбкостью костной – ты,

Истово жертвуя от щедрот

Собственной пустоты.

 

Время проводит дробленье скал

Дале предела числ,

В перебирании зёрн песка

Прах обретает смысл.

 

Смог откреститься от воя стай? –

Дурням сперва везёт.

Чтоб на мгновение светом стать,

Стоит упасть с высот.

 

Бездною бед обездолен зев,

Ржавью вражды – грудь.

Даже и с грёзами о ферзе

Короток пешек путь.

 

Стынут постели, усталый гость,

Парке постыло прясть.

Сласти земной не удержит горсть

Всей, что награбит страсть.

 

Плоть отгуляла и нить – в обрез.

Дуги заблудших душ

Стружкой калёной с небесных фрез

Чертят ночную тушь. 

 

*     *     *

Как исступлённо кровенели зори,

Когда нас провидение вело,

Где облака, летящие в просторе,

Да паруса надменное крыло.

 

Мы лихо перекладывали галсы,

Был прост закон земного бытия:

Куда б ни шёл, за чем бы ты ни гнался –

Тропа придёт в родимые края.

 

А нынче – причитает "неотложка",

Нас время на закланье обрекло.

И ласточка, влетевшая в окошко,

Кармином мажет жёсткое стекло.

 

И счет потерь уже вошел в обычай,

А что ещё ты разглядишь вокруг –

Ни дома, ни дороги, ни добычи –

Одна тщета неоперённых рук.

 

Так обольстись призывом графоманства,

А не презренной мудростью пройдох,

Разбей окно и вылети в пространство,

Как ласточка. Как облако. Как вздох… 

 

Чичибабин (Полушин) Борис Алексеевич
Статья о знаменитом советском писателе, трудной его судьбе и особенностяхтворчества.
Почти невидимый мир природы – 10
Продолжение серии зарисовок автора с наблюдениями из мира природы, предыдущие опубликованы в №№395-403 Relga.r...
Интернет-издание года
© 2004 relga.ru. Все права защищены. Разработка и поддержка сайта: медиа-агентство design maximum