Обойми ж, поцелуй,

Приголубь, приласкай...

 

Ах, Алексей Васильевич, Алексей Васильевич!

Великий вы наш!

Каждое ваше слово — чудо!

Это я об Алексее Васильевиче Кольцове.

Чей юбилей в эти дни отмечается.

Доклады. Песнопения. Хороводы.

А я в эти дни думаю о другом Алексее Васильевиче.

О нашем губернаторе.

Алексей Васильевич Кольцов — прасол.

Алексей Васильевич Гордеев — рентгенолог.

У нашего губернатора глаз-алмаз.

Человека видит насквозь.

Сразу распознает, что у него внутри.

Или — в оффшоре.

Или — в дальнем зарубежье.

А еще наш губернатор умеет читать в сердцах.

И в сердцах же кручинится в связи с прочитанным.

Грустное это занятие — разглядывать подсознание подчиненных.

С помощью криминала.

Что, в общем-то, неудивительно: каждый живет, как может.

То есть: как может, так и ворует.

А как же иначе?

Разве можно жить честно среди необъятных богатств нашей Родины?

Поневоле руки тянутся к закромам и кладовым. 

К самому заветному.

Поэтому я с трепетом читаю официальную хронику.

Есть от чего трепетать.

Человек приходит к губернатору с докладом, а уходит с заявлением об отставке.

По собственному желанию.

Губернатора...

Грустно все это.

Как на свете жить одинокому?

Ах, Алексей Васильевич, Алексей Васильевич!

Одинокий вы наш!

Это я об Алексее Васильевиче Кольцове.

У вас, насколько я помню, были и совсем другие мотивы:

Обойми ж, поцелуй,

Приголубь, приласкай.

Еще раз — поскорей

Поцелуй горячей!

Очень своевременные слова — с административной точки зрения.

Лаской надо человека брать, Алексей Васильевич, лаской!

Это я к губернатору обращаюсь.

Классики всегда правы. Они слов на ветер не бросают.

Понятно, что главу очередной администрации вовсе не обязательно дважды прикладывать к изможденному сердцу.

Да и поцелуи ритуальные не обязательны — так, веселый кивок головы, и человек уходит от вас осчастливленный.

Что — не посажен.

А просто отправлен на пенсию.

Правда, правда, чем снарядить человека в дорогу дальнюю, вы, Алексей Васильевич, об областном бюджете задумайтесь: премьер обещал в будущем году всем пенсионерам России небывалую прибавку.

А если благодаря вашему попечению число пенсионеров в области вырастет, откуда деньги брать?

Может, наручники гуманнее?

Нары. Пайка. Баланда.

Крыша над головой.

Но это я так, к слову.

Вам виднее.

Тем более что земля наша расторопными людьми буквально кишмя кишит.

 

 

Тротуар

 

Дважды в день я очень сильно не люблю Сергея Михайловича Колиуха, мэра нашего города.

Я очень сильно не люблю Сергея Михайловича утром, когда иду на работу, и вечером, когда с работы возвращаюсь.

В эти часы жизнь ничего хорошего не сулит, поскольку мне приходится передвигаться по той поверхности земного шара, которая гордо именуется тротуаром.

Говорят, тротуар — слово французское и означает «настил».

Возможно, это и так. Во Франции никогда не был и их настилы к своей ноге не примерял. Но и воронежские тротуары — штука мифическая; разглядеть их на улицах города практически невозможно.

О, воронежские тротуары!

Редкий пешеход доберется до конечной цели своей, коли рискнет ступить на то, что считается городским настилом.

Кто знает, из чего состоит их загадочная поверхность?

Из победных реляций дорожников, отрапортовавших о квадратных километрах земного пространства, брошенных на произвол судьбы под ноги пешеходов?

Из финансовых отчетов городских чиновников, укатавших миллионы в мать — сыру родную землю?

Чуден городской тротуар при любой погоде, наматывающий на свои километры тысячи конечностей, ребер, шеек бедра и других пикантных подробностей нашей анатомии.

Чу!

Слышите, как шелохнулся необдуманно и загремел своим тазобедренным суставом зазевавшийся пешеход?

Помянул он недобрым словом подвернувшиеся стопы свои и пополз потихоньку к ближайшему травмопункту.

А куда же ему еще ползти?

Где тот городской настил, что стелется под нашими ногами ровно, надежно и удобно?

Научно доказано, что ничто не вечно под луной.

И что даже самый неразворованный асфальт раз в четыре года полностью исчезает с лица земли. 

Но вот великая загадка вечности — куда исчезает то, чего никогда в природе не существовало?

Я готов лечь костьми на ту часть городского пейзажа, на которую уверенно и спокойно могла бы ступить моя нога.

Нога человека, гражданина и пешехода.

Нигде я не падал так низко, как в Воронеже.

Я терял очки, самообладание и веру в географию, утверждающую, что земля круглая.

В Воронеже она повсеместно остроконечная.

И сейчас, когда мне обещают райскую жизнь на проезжей части Московского проспекта и еще четырех городских улицах, я очень жалею, что я — не автомобиль. О, как мне хочется промчаться лихим «Запорожцем» по облагороженным улицам Воронежа!

И пусть, косясь, постараниваются и дают мне дорогу пешеходы, лишенные этого счастья.

Правда, даже в качестве автомобиля я предпочел бы левый берег объезжать стороной.

На левом берегу жизни нет.

Ни для автомобилистов, ни для пешеходов.

Я понимаю, что пряников сладких всегда не хватает для всех.

А тем более — миллионов рублей.

Но так хочется большого человеческого счастья при прогулках по тротуарам Воронежа.

Восемьдесят лет назад Илья Ильф и Евгений Петров посоветовали:

— Пешехода надо любить!

Полюбите меня, Сергей Михайлович, и я отвечу беззаветной взаимностью в любое время суток.

Л. Кройчик, 

человек, гражданин
и пешеход.

 

 

Все время мешает какая-нибудь мелочь

 

Я почти смирился с тем, что живу очень хорошо.

Все кнопки родимого телевизора кричат о неисчерпаемости моего благополучия.

Такое приятно слушать.

А как же!

Нефть течет рекой по нужным нам ценам.

Страна раздает деньги всем, кто ни попросит.

Инфляция, напуганная суровыми речами Владимира Владимировича, скрывается в тайниках нашего бюджетного дефицита.

Министр внутренних дел Бурятии отправлен в следственный изолятор за контрабанду.

Казанский «Рубин» в матче Лиги чемпионов обыграл испанскую «Барселону» на ее стадионе.

Что еще требуется для гражданского счастья правоверного патриота?

Только счастье личное.

И оно мне привалило.

Еду по городу в автобусе неизвестного мне немецкого производства.

Тихо. Мягко. Покойно.

Прямо как в Германии.

И вдруг замечаю душевный текст на русском языке:

«В случае аварии разбейте стекло молотком».

Сразу запахло Родиной.

Во-первых, аварии не исключаются.

Во-вторых, мне дают понять, что выход всегда найдется.

Надо только не паниковать — сначала взять себя в руки, а затем в эти же руки взять молоток.

Вспоминается Антон Павлович.

Который в рассказе «Крыжовник» хотел, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные.

А я-то как раз почти счастливый.

Отчего бы для полного счастья не стукнуть молотком по стеклу автобуса?

Ищу молоток.

Поэт Василий Иванович Лебедев-Кумач писал проникновенно:

«Наши нивы глазом не обшаришь».

А тут всего-то салон автобуса.

Обшарил его глазом — молотка нигде нет.

Да и откуда ему взяться в салоне автобуса немецкого происхождения, едущего по улицам Воронежа?

То, что у немцев кратко именуется «Орднунг» («Порядок»), у нас называется ласково «Всё в дом!».

Я так думаю: молоток к объявлению не прилагался. Просто человеколюбивые автобусовладельцы заранее напоминают: «Собираясь в дальний путь, молоток взять не забудь».

Это гуманно!

И полезно для отечественной металлургии, и деревообрабатывающей промышленности и лесоповала.

А с нравственной точки зрения эффект вообще будет потрясающий — представляете сколько людей с молоточками появится на необъятных просторах нашей Родины!

Было бы кого будить.

Потому что окончательному торжеству счастья все время мешает какая-нибудь мелочь.

Асфальтируем магистрали, а во дворах — мерзость запустения.

Устраиваем в скверах фонтаны, а водопровод работает тринадцать часов в сутки.

Высаживаем цветы на клумбах, а лесопарки на окраинах вырубаем.

Соблазняем молодые семьи материнским капиталом, а детских садов не обещаем.

А может, человека с молоточком для решения этих вопросов недостаточно?

Может, и впрямь интеллектуальная движущая сила прогресса в нашей трудолюбивой стране — человек с кувалдой?

 

 

Есть что вспомнить

 

Сегодня седьмое ноября.

Обычная суббота.

Выходной день.

А ведь лет двадцать назад седьмого ноября вся страна гуляла.

Под красными знаменами.

И под приглядом партийных, советских и других заинтересованных органов.

А как же!

Очередная годовщина Великого Октября.

Красный день календаря.

Транспаранты, лозунги, призывы ЦК КПСС — «Повысить!», «Улучшить!», «Укрепить!», «Совершенствовать!», «Объединить усилия!».

Идеологи были неистощимы на выдумку. Призывы звали народ продержаться до Первого мая. К Первомайскому празднику появлялись очередные призывы.

Говоря словами деятелей культуры, это было «волнительно».

Партия нас не забывала.

Морально она была с нами.

И физиологически — тоже.

Перед праздниками диктатура пролетариата, переодевшись в сентиментальные одежды общенародного государства, выбрасывала на прилавки магазинов что-нибудь лакомое.

Отстояв три-четыре часа в очереди, осчастливленный народ получал в свои руки синюю птичку счастья — цыпленка, не дожившего до своего совершеннолетия; «отдельную» колбасу» — радость общепита; «зеленый горошек» — волшебную грезу домохозяек.

По всей стране пахло жареным.

Общество готовилось гулять.

Но так как за все приходится, как известно, платить, прежде чем добраться до пиршественного стола, следовало пройти сплоченными колоннами по главной площади города.

Высоко вздымая в преданных ладонях, вспотевших от усердия, портреты наших любимых руководителей.

Любимые руководители время от времени менялись, так что, не дай Бог, вынести на всеобщее обозрение не то лицо.

Такое перенести ни один непосредственный начальник не мог: поэтому портреты и правильные лозунги сортировались заранее.

Апофеоз всего — шествие.

Потоптавшись на месте сбора три-четыре часа, колонны идолопоклонников в рваном ритме выдвигались к конечной точке маршрута — трибуне с вождями местного разлива. 

По площади мимо трибуны, как правило, бегом — вероятно, для того чтобы народ не мог запомнить сытые лица тех, кто им управлял.

А может, причина была более прозаичной — очень хотелось к домашним очагам.

Где тепло, сухо и несуетно.

Сидели. Пили. Ели.

Смотрели праздничный «Голубой огонек».

Шепотом говорили о политике.

Громко — о работе: кого — куда? кто — с кем?

Провожали гостей (как вариант — возвращались из гостей) и, усталые и довольные, ложились почивать...

Жизнь текла размеренно, спокойно, незатейливо.

Но самое главное — предсказуемо.

Надежно.

Партия и правительство думали за всех.

За вас, за них, за каждого.

Понимаете, ничего не надо было придумывать.

Ни о чем беспокоиться.

Не - ет! Может, и впрямь в воскресенье отоспаться, а в понедельник пройтись по магазинам — может, где-нибудь сыщется портрет товарища Сталина?

 

 

Переполох

 

Отчаянной смелости народ не покладает рук в нашей областной Думе.

Взял этот народ и грубо попрал демократические устремления Алексея Васильевича.

Покусившись на волю губернатора, пожелавшего увидеть на сидячих местах дорогой для каждого воронежца власти людей, преодолевших пятипроцентную норму.

Но гордый думец единодушно отверг эту норму как унизительную.

— Дешево вы нашу совесть цените! — закричали сидельцы. — Мы стоим на два процента дороже!

И повысили норму, позволяющую пребывать в среде обитания, до семи процентов электоральной любви.

Понять народолюбивца можно: чем выше процент народной любви, тем больше уважения к самому себе.

И все же, все же...

Не мог понять сиделец думский, на что он руку поднимал.

На процентную норму поднимал он руку — вот на что.

Процентная норма в России всегда была великой силой.

До Великой Октябрьской социалистической революции она диктовала свои условия инородцам и сословиям, претендовавшим на место под государственным солнцем.

После Великой Октябрьской социалистической революции по норме стали распределяться жиры, белки и углеводы, должностные оклады и билеты на коллективные посещения храмов искусств.

И вот теперь вольнолюбивые сыны отечества бросили вызов норме.

Даже при проклятом царском режиме в Думе вызов царю-батюшке не бросали.

А в Воронеже — бросили!

Судя по всему, нашим думцам захотелось чего-то более однопартийного.

Менее плюралистичного.

К чему, спрашивается, такая строптивость?

Такая демонстрация думского единства назло губернаторской воле?

Стиснулись бы парни тесным партийным кружком, да и рассудили бы ладком, кому где сидеть, кому чем управлять и где легче всего подбирать то, что плохо лежит.

Как будто в нашей демократической стране нельзя миром перераспределить свои потребности.

Слава Богу, страна у нас большая — есть чем распорядиться на законных основаниях. 

Так что затевать этот переполох, как мне кажется, было просто опрометчиво.

Хотя ребят понять можно — хочется героического поступка.

Сказано же Алексеем Максимовичем: «В жизни всегда есть место подвигу».

Вот он и случился, этот маленький подвиг в областной Думе.

Из-за каких-то никому не нужных двух процентов.

Которые абсолютно ничего не решают.

С чем наши думцы, поразмыслив, согласились.

Ибо в нашей стране все решают кадры.

Как учил Иосиф Виссарионович.

Во время выборов все решают кадры, обученные четырем правилам арифметики.

Кадры эти умножают возможности электората, делящего с руководящей партией итоговую радость победы.

А чтобы получить искомую сумму, надо просто прибавить к тем, кто пришел на избирательные участки, тех, кто мысленно с ними.

Ну и, разумеется, вычесть тех, кто против.

А все остальное не имеет никакого значения.

 

 

Мор души

 

Призрак бродит по Европе.

Призрак свиного гриппа.

Добрался он и до нас.

Телевизор разрывается от счастья: есть чем постращать — вакцинация, спекуляция, карантинизация всей страны.

Плюс, конечно, гриппозная сумятица в братской Украине. Это как-то особо согревает государственные сердца.

Народ, уверовавший в гриппозную истерию, бросился спасаться.

В аптеки, разумеется.

Первая волна уверовавших снесла с аптечных прилавков оксолиновую мазь, арбидол и все, что могло уберечь от напасти.

Вторая волна, невзирая на взметнувшиеся вверх цены, домела все то, что на всякий случай могло пригодиться.

А как же!

Переживая за собственный кашель, мы за ценой не постоим.

Даже в длиннющих очередях.

Словом — выстояли.

Третьей волне достались только ценники, напоминавшие о былом величии лекарств, спасавших наши души.

В общем, народ, придавленный было размышлениями о трудной своей судьбе в эпоху экономического кризиса, развязанного оголтелым американским империализмом, встрепенулся.

И начал действовать...

Ребенок моих знакомых радостный пришел из школы:

— Мама, учительница нам велела прийти завтра с двумя масками.

— А вторая маска зачем? — удивилась мама.

— Вторая маска сменная. Вроде сменной обуви. Чтобы легче дышалось, — объяснил ребенок.

И засмеялся довольный.

Совсем как Ленин из очерка Максима Горького.

Он знал, что марлевых масок в продаже нет.

Ни по три рубля.

Ни по пять.

Ни по двадцать пять.

А значит, диктант, назначенный в урочный час, ему не писать: в школу он не пойдет.

Минует его чаша сия...

А другой мой знакомый — интеллектуал с большим жизненным опытом — по случаю возникшего у него чихания прорвался к телефону «скорой».

«Скорая» отреагировала оперативно:

— На каждый чих не наздравствуешься. Вас у нас слишком много.

И повесила трубку.

«Скорая» была права.

Это только Дмитрий Анатольевич считает, что нас надо больше.

Остальные, от кого наша жизнь зависит, полагают, что чем нас меньше, тем лучше.

Если бы нас не было вовсе, то жизнь была бы совсем хорошая.

Тогда бы то, что природой на всех приготовлено, досталось бы только им.

Которые на это имеют право.

А паразиты (вроде нас) — никогда.

И это вполне объяснимо: Россия — родина дефицита. Мы на нем выросли.

Так что если в наших ноздрях не достает оксолиновой мази, то нечего по этому поводу вешать носы.

Правильно, между прочим: на экранах телевизоров тоже без марлевых масок заседают.

И по виду не скажешь, что маются.

У нас в стране не только пряников сладких не хватает на всех, но и много чего еще.

В особом дефиците — уважение к личности.

Тепло души.

Со-чувствие.

Со-страдание.

Забота о людях сегодня не в цене.

В цене — копеечные лекарства.

Дефицит?

А может, просто мор души?

 

 

Подсобное хозяйство

 

— Ну что? — строго спросило государство, зорко оглядывая ряды подсознательно сознательных граждан.

— Так точно! — откликнулся хор сознательных граждан, выравнивая свои груди.

— То-то и оно! — удовлетворилось государство. — Нам Пикалево не требуется. Так и быть — живите дальше!

И воодушевленный гослюбовью народ устремился к дальнейшей жизни.

У нас государство щедрое и доброе!

Славное оно у нас!

Оно никому не препятствует существовать в пределах резерваций, отведенных под личное благополучие.

Оно всем дает жить.

Кому — по потребности.

Кому — по возможности.

Кому — по способности.

Кому — по необходимости.

Поэтому народ всегда при деле.

У каждого свое подсобное хозяйство. Которое не дает пропасть.

Ни в минуты кризиса. Ни в годы всеобщего благоденствия.

Лучше всего, конечно, живется пенсионерам.

Эти — богачи.

У них, во-первых, богатый жизненный опыт. Во-вторых, у них громадная тяга к жизни. В-третьих, у них невероятная пенсия.

Плюс здоровый образ жизни.

Сидят старики и старушки в потаенных застенках (то есть за стенками собственных домов на городских улицах) и наживаются на продаже животворной растительности собственных садов и огородов.

Посадил — вырастил — продал...

Чем не жизнь?

На лекарства, конечно, не заработаешь, но пережить очередную заботу о людях можно.

Другим труднее.

На большой дороге в любую погоду не покладая рук орудуют расторопные мужики с волшебными палочками: взмах руки, молодецкий посвист — и мелочишка на молочишко детишкам накапала.

Соловей-разбойник отдыхает.

Плохо ли?

А о трудолюбии чиновной рати можно слагать легенды, баллады, поэмы, оды.

Отечественный чиновник — мощный регулятор вневедомственных отношений на всей территории страны. Он пашет почище трактора: трактор иногда ломается, чиновник — никогда.

Раз дают — надо брать. Нельзя обижать недоверием руку ближнего своего.

Это неприлично!

Чиновник берет хваткой, валютой, обхождением, стройматериалами, автомобилями, измором и другими маленькими, но полезными хитростями.

Государство таким потугам к счастливой жизни не препятствует.

Государство входит в положение: иначе не проживешь.

Бери, но так, чтобы потребность не превышала необходимость.

Чтобы личные способности соответствовали государственным возможностям.

У нас не Италия. У нас у каждого беспредела есть своя цена.

А в пределах естественного отбора — это пожалуйста!

У нас каждый окучивает свою грядку.

А как же!

 

 

Эх, как бы дожить бы!..

 

В последнее время государство меня стало любить такой судорожной любовью, что стало мучительно больно за бесцельно прожитые годы, когда меня любили с меньшей интенсивностью чувств.

Новости идут одна приятнее другой.

Миллиард из банка украли, но быстро нашли.

Клуб игровых автоматов супротив моего дома превратился в винный супермаркет.

Сборная России по футболу не попала в финальную часть, сэкономив уйму золотовалютных резервов страны.

Жить стало лучше, жить стало веселее, как сказал семьдесят четыре года назад товарищ Сталин.

Но самая главная новость: мое пенсионное обеспечение улучшится на 46 (сорок шесть!) процентов.

В будущем году.

А до следующего года — всего ничего!

И я ринулся предвкушать.

Радость предвкушения охватила все мои старческие члены.

А рука стала деловито перемножать проценты на рубли и делить полученное произведение на будущие жировки, аптечные рецепты и на цены в ближайшем универсаме.

Хилые мои арифметические потуги подогревала фраза из газеты «Известия»: «В ближайшие годы средняя пенсия превысит 2,5 прожиточных минимума и заметно перекроет показатели СССР».

Было от чего заликовать!

Мне страстно захотелось заметно перекрыть вожделенные показатели СССР.

Вспомнилось счастливое прошлое.

Эстонская колбаса.

Поллитровка молока с девяти до десяти утра.

Хек мороженый — вершина советского общепита.

Неужели теперь в моей продовольственной корзине эстонской колбасы будет в два раза больше?

Или как?

Ликование прекратилось, когда в том же номере «Известий» я обнаружил крохотную заметку, в которой меня ставили в известность: для достойной жизни, вообще-то, мне надо иметь 40 тысяч рублей в месяц.

А среднестатистическая пенсия в Воронеже — 4990 рублей.

То есть до ощущения собственного достоинства воронежскому пенсионеру надо иметь еще примерно 35 (тридцать пять!) тысяч рублей.

Конечно, можно переехать в Астрахань, в Кострому или в Пензу, где достойная жизнь обходится в 25 тысяч, но где взять деньги на билеты до этих благословенных городов?..

А так хочется увидеть небо в алмазах!

Когда наши газовые потоки обтекут стороной строптивую Украину.

Когда воронежский «Факел» заиграет во всю мощь своих бутс в чемпионате дворовых команд Воробьевского района.

Когда...

Да мало ли что еще чудится воспаленному сознанию пенсионера, ожидающего заветной надбавки!

Но как до этого дня дотерпеть?

Или плюнуть на все и продолжать жить недостойной жизнью?

В конце концов, чем хек мороженый хуже свежей клубники-мутанта, вывезенной из растленной Западной Европы?

Ну, ладно, ладно...

Я человек любознательный, поэтому потерплю.

Очень, знаете ли, хочется узнать, какие циферки появятся в моих жировках в следующем году.

Неужели государство и в самом деле любит меня бескорыстно?

 

Баллада о взятке

                                       Дню Конституции РФ посвящается

Знает вся страна отлично:

Взятка — это неприлично,

Но доверчивый народ

Все несет, несет, несет.

А если кто-то хочет дать,

То почему бы и не взять?

Чиновников лихая рать

По статусу не может брать.

Но в руки дань сама плывет —

Негоже обижать народ.

Ведь если кто-то хочет дать,

То почему бы и не взять?

Стоит у кромки трассы тать,

Свистит — конечно, надо встать:

Тоскливо в поле одному —

Ты руку протяни ему.

Поскольку кто-то хочет взять,

То почему бы и не дать?

Чтоб был во всех делах прогресс,

Берут пожарники и СЭС.

Последний клерк и главный босс —

Все тянут взяток полный воз.

Раз кто-то очень хочет дать,

То почему бы и не взять?

Лежит на двух устоях мост...

Делиться надо! — лозунг прост.

Волшебный ключик — два словца

Вышестоящего лица.

Уж коли кто-то хочет дать,

То почему бы и не взять?

Рука протянута к руке

Со мздой, зажатой в кулаке.

Идет распределенье благ —

Возьми и разожми кулак.

Ведь если кто-то хочет дать,

То почему бы и не взять?

Обидных слов не говори,

Хоть с отвращеньем, но — бери!

В противном случае народ

Тебя неправильно поймет.

Раз кто-то очень хочет дать,

То почему бы и не взять?

Все справедливо говорят,

Что мзда — не взятка, а откат:

За каждый вздох, за каждый шаг,

За каждый чих, за просто так.

Поскольку кто-то хочет дать,

То почему бы и не взять?

У жизни свой круговорот:

Один дает — другой берет.

Живет огромная страна

Движеньем быстрых рук полна.

Но если кто-то хочет дать,

То почему бы и не взять?

Вот президенту мой ответ:

— Коррупции в России нет!

Есть помощь братская людей;

Наш человек, он не злодей.

Ведь если кто-то хочет взять,

То почему бы и не дать?

Да, мы берем! Да, мы даем!

Но все несем в наш общий дом.

Наш изумительный общак

Не сокрушит коварный враг!

Уж коли кто-то хочет дать,

То почему бы и не взять?

Страна живет, не зная бед,

Уже почти две тыщи лет.

И всем известно с давних пор:

Не пойман — значит, ты не вор!

Дают, берут — все тишь да гладь.

Ну чистый рай, ни дать ни взять!

 

 

Душа населения

 

Статистика меня любит.

Сколько себя помню, меня все время обсчитывают.

И не только в магазине.

Со всех сторон.

Особенно старается государственная арифметика.

У нее любимая мера счета — душа населения.

Со времен крепостного права нас считают подушно. Даже во времена исторического материализма госарифметика заботилась о моей душе.

Столько-то выплавлено чугуна и стали на душу населения.

Столько-то выпущено тракторов.

Столько-то вывезено удобрения на поля.

Столько-то вспахано зяби.

Столько-то снято погонных метров кинофильмов с оптимистическим уклоном.

Душа населения в те времена выглядела богатой.

И — не имела права не быть счастливой.

Еще бы!

Было очевидно, что государство в человеке души не чаяло.

Но когда законы материализма иссякли, о душе стали вспоминать только в храмах.

По долгу службы.

Сегодня в обиходе другие цифровые технологии.

В гражданском обществе мера вещей — каждый из нас.

Каждый пятый — алкоголик...

Каждый сотый — наркоман...

Каждый семидесятый — уголовник...

Каждый десятый живет ниже черты бедности...

Ну и так далее.

Согласитесь — обидно.

Хочется что-нибудь из себя представлять, а не получается.

Меня все время подводят под общий знаменатель.

Что-то из меня вычитают; на что-то меня делят. Но никогда не возводят в степень.

Наверное, чтобы не зазнавался.

О душе населения речи больше не идет — только о долях человеческого существования.

А так хочется быть целым.

И в прямом, и в переносном смыслах.

Целым проехать на поезде из пункта А в пункт Б.

Целым вернуться домой после случайной встречи с милиционером на вечерней улице.

Целым выбраться из вечной ямы перед подъездом.

Целым перейти с одной стороны улицы на другую.

Вообще — хочется быть уверенным в том, что доживу до понедельника.

От одной мысли об этом моя душа, переставшая что-либо значить для нынешней статистики, начинает трепетать.

Слишком уж невыполнимым кажется это простое желание.

Душа населения сегодня еле теплится в обстоятельствах окружающей жизни.

Монетизация льгот.

Инфляция.

Спекуляция...

Интересно — как котируется душа моя в современных рыночных отношениях.

Ладно, пусть я — не каждый первый. Но каждый — какой?

Андрей Платонов, романтик и правдолюб, заметил однажды устами своего героя:

— Без меня народ неполный.

Вот я и опасаюсь — не за себя, а за народ.

За население, у которого, если верить статистике, есть душа.

 

______________________

© Кройчик Лев Ефремович

 

Продолжение. Начало см. в журнале RELGA: № 10(190) 10.07.2009, №11(191) 1.08.2009 и №12(192) 20.08.2009; №8 (226) 01.05.2011; №9 (227) 24.05.2011