Главная
Главная
О журнале
О журнале
Архив
Архив
Авторы
Авторы
Контакты
Контакты
Поиск
Поиск
Обращение к читателям
Обращение главного редактора к читателям журнала Relga.
№05
(407)
21.07.2023
Культура
Собиратели теней
(№12 [102] 23.12.2004)
Автор: Мария Кравченко
Он смотрит во все глаза,
бродя по краю ойкумены.
Заходит в город, цепляющийся за ночь,
будто у него выторговывают память.
Если вернуться на берег моря,
оборвутся связи с миром.
Если остаться, сможет ли он
оплакать умерших?


Жан-Мари Ле Сиданер.
Баллада о нерешительном возвращении


Тихая уютная спальня на первом этаже освещена в клетку – утренний свет втекает из решетчатого окна. Поют птицы. На широкой постели, сооруженной из сдвинутых кроватей, спят две девочки лет двенадцати. У одной, что ближе к окну, простынь откинуло прохладным потоком с улицы, и видна лодыжка в ссадинах, свежо расцвеченных зеленкой. Ветром колышет тюлевую занавеску, прижатую к подоконнику цветочным кувшином с лютиками. Глухой шлепок. Цветы желтыми пятнами на мокром полу. Одна из девочек вздрагивает спросонья, толкает рукой рядом лежащую сестру. Обе, подскочив, заглядывают за кровать. Смеются, откидываясь по очереди на крупные, еще теплые подушки, снова закрывают глаза. Та, что постарше, высвобождая ноги из кокона простыни, говорит полушепотом:

– Маш, ты спишь?

– Нет. Меня птицы разбудили, – потягиваясь по-детски коряво, Маша сладко переворачивается на живот, будто собирается плыть брасом. – Мне сон снился, будто все небо лесом заросло. Соснами в снегу. И так красиво было, слишком красиво, что я испугалась.

– А я спала как убитая! Так люблю первое утро, когда к бабушке приезжаем! – полушепчет та, что у окна. – Понюхай, как простыни лавандой пахнут. И хрустят!

– У бабушки они всегда такие. Хрустят.

– Интересно, когда здесь маленькой спала, они так же пахли?

– Наверно…

В окно с веранды доносится стук тарелок, шипенье масла на сковороде, голоса. Легкие шорохи утра.

Одна из девочек заглядывает в окно:

– Какое солнышко сегодня! Слышишь – бабушка с дедушкой в огороде разговаривают? – бабушка оладьи печет! Я чую!.. Сейчас завтракать будем!

– Как хорошо здесь, Свет, как хорошо!

Горы. По тропе «поднимаются» голоса. Голос девочки, что помладше:

– Мам! Я не могу больше. Уже так долго вверх поднимаемся! Скоро эта Долина цветов?

Голос дедушки:

– Почти пришли, потерпи, – смотрите, внученьки, – справа Долина смерти! Здесь людей кушают… Видишь, как темно. Вон – кости лежат человечьи. А вон ботинок чей-то… Пойдемте скорей отсюда, а то и нас съедят!

Справа от тропы виднеется темное ущелье. В тени разбросаны сапог, подошва от ботинка, клочки одежды, кости животных.

– Ой, дедушка, я боюсь! Побежали отсюда!

Открывается большая поляна в высоких цветах, в таких, что не видно горизонта. Медовый, голубой, багряный – все сливается, кружится и гудит шмелями. Голос матери:

– Бегом сюда! Какая красота! Цветы по плечи. Доченьки, вы где? Вас и не видно! А запах какой! Есть же рай на земле этой.

Голос девочки, что постарше:

– Пап, смотри! На дереве хижина какая-то! Как она туда попала?

На тугих ветвях старого орешника напоминающая большую клеть хижина.

Голос отца:

– Это сторожка. Горец орешники охранял, а чтобы ночью его дикие звери не слопали, он наверх забирался. Полезайте наверх, посмотрите!

Голоса с дерева смеются:

– Мам, пап, мы здесь! Ой, пол-то из веток!

Причмокивающий голос бабушки:

– Маняша, Светочка! Поглядите, какая ежевика, горная – в пять копеек! Сла-а-а-дкая!

Голоса сливаются, тают эхом в солнечном полуденном мареве.

Светлая, наполненная утренними бликами, спальня. Голоса девочек.

– Ну, как думаешь, Сашка с Вероникой прибегут сегодня?

– Да. Как узнают, что мы приехали, так прибегут. Весь двор прибежит. И Мадинка, и Хава, и Санька с Наташкой и со Светкой. Все прибегут!

Взгляды девочек блуждают по комнате. Вот черно-белое фото в деревянной рамке – это Света в три года, смеется. У нее нет переднего зуба. Бабушкин шкаф полированный. В нем куча цветных платьев, в которые они будут переодеваться для дворового театра… На стене игольница – мягкий кленовый листок из оранжевой байки.

– Его сшила мама на уроке труда в школе, – вспоминает Света.

– А еще в шкафу, на верхней полке, лежит ее коса отрезанная. Длинная, мягкая и пахнет шкафом, – отзывается младшая сестра, шутливо потянув носом.

Сестра, что постарше, не отрывая взгляда от шкафа:

– Мама рассказывала, когда поступила в институт, у нее волосы полезли. Она пошла и состригла косу.

– Воробьи чирикают. Ой, надо посмотреть, на месте то ласточкино гнездо над нашей дверью.

Шум реки. Мутной охрой быстрый горный поток несется по валунам. Глухой стук камней друг о друга. Всплески от ладоней и ступней по воде. Детские радостные голоса:

– Хейда, давай, ты отвернешься, а я сильно всплесну ногой по воде, а ты угадаешь какой? А может, чем другим всплесну!

Одобрительное мычание немой Хейды. Шлепок об воду, хихиканье. Удивленный голос девочки:

– Как, ну как ты опять угадала? Как же ты все чувствуешь? Почему я так не могу?

Сдавленный смех чеченской девочки. Капли разлетаются в стороны, разгораются на солнце. Смех, брызги, всплески, шум воды.

Возбужденный голос одной из сестер:

– Пойдемте скорей! Хейда, нас твоя бабушка на лепешки с молоком зовет!

Смеющиеся голоса, удаляясь, глохнут за шумом мутной воды, за гулким, притупленным звуком ворочающихся в потоке камней.

Свет пробрался в щель под дверью, захлестнув лютики в растекшейся лужице воды. Девочки, растянувшись на простынях, говорят полушепотом, будто боятся потревожить кого-то:

– Завтра, наверное, к бабушке Тосе поедем. Приедет за нами второй дедушка, будет кормить клубникой из ведра.

– Побежим сразу в теплицы с розами! Будем мух хоронить под ними. Крестики им ставить, как в то лето ставили!

Смеются. Боясь нарушить утро, неподвижно лежат на спинах и смотрят на потолок в решетке света:

– Помнишь, бежишь к дому, асфальт теплый-претеплый, и черешня, белая, над кухней, прямо под ноги падает и между пальцев застревает. Щекотно!

– У бабушки Тоси самые вкусные батоны. И борщ. Батоны вроде как у всех, из магазина, а какие-то особенные…

– Ага. А помнишь, когда она что-нибудь делает, у нее мизинец левой руки как-то странно подгибается?

– Потому-то у нее нет мизинца, дура. Ей же его на войне, когда она снайпером была, немец отстрелил! Я бы никогда такой молодой, как она была, воевать не пошла.

– Зато она теперь может жить в этом месте, как ей хочется. Они с дедушкой его отвоевали. Вот и живут, и мы живем.

Небольшая плетеная корзинка заполняется цветами: георгины с розами. Бабушка учит внучку, ту, что помладше, составлять букет. Грязно-белая, с желтыми подпалинами дворняжка Хейка сыто и умиротворенно смотрит на них… Света, та, что постарше, залезает в ярко зеленую «дедушки Колину» машину и протяжно сигналит. Из-за угла дома приближается недовольное бурчание.

Маша, протискивая стебель хризантемы сквозь плетеную корзиночную стенку:

– Ой, а пойдемте на стога! Подсолнухи порвем! Хочу на стога прыгать!

Суетливо выкарабкиваясь из машины, Света:

– Ага, когда провалишься в стог, орать опять будешь, что там крысы тебя съедят! Вот и дядя Костя пришел!

В калитку заходит дядя девочек. В обнимку с пустыми ведрами из-под гладиолусов.

– Все продал!

– Пошли, Маш, есть, а потом пойдем на стога. Обязательно пойдем!

Голоса удаляются. Хейка настороженно смотрит в скрипящую, приоткрытую ветром калитку. Поджимает хвост и, тявкая, забирается в будку.

По кровати перемещаются, вздрагивают, переползают солнечные блики – тени от слетевшего листка с черепичной крыши, от промелькнувшей птицы, от малейших шевелений утра. Вот блик сел в угол фотографии и бабушкиного лица на ней стало не видно. На подоконнике в крохотной клетке ворочается черный жук. Его вчера вечером, когда приехали, на пороге обнаружила Маша, та, что помладше.

– Надо вставать.

– Н-е-е-т, давай подождем, когда бабушка разбудит!

– Как хорошо здесь, Маш, как хорошо!

Солнечный блик заползает на подоконник, уходит в окно. Занавеска качнулась. Соседний дом вдруг будто отодвинулся. Солнечный свет перешел в серый, в ушах возник странный гул и половина спальни, где проснулись девочки, оказалась обрушенной. Остался лишь остов окна с подоконником, на нем – распахнутая, покореженная клетка и кусок тряпичного медведя. Сбоку – воронка с обугленной землей. На месте, откуда девочки слышали голоса бабушки и дедушки, – руины, остатки утвари, грязные, расплывшиеся страницы из книг. Тихо. Пусто. Утро.

То утро больше не повторилось. На следующее лето родители отправили девочек в пионерский лагерь в Новороссийск.

Фотографии, на которых можно увидеть тех, чьи голоса слышали.

Две загорелые девочки с грустными глазами на фоне морского пейзажа. Одна постарше, другая помладше.

Бабушка и дедушка, в чьей спальне девочки проснулись, в момент нашего с ними знакомства уехали из города ночью. Успели. Сейчас живут в другом месте, на девятом этаже девятиэтажного дома. У них нет ни огорода, ни хозяйства. В их квартире много цветов, фотографий и старых детских игрушек.

Пожилые люди на черно-белом фото обнимают двух девочек в больших гипюровых бантах. Сзади – замерший поток мутной реки в городском парке.

Что стало с подружками Санькой и ее сестрой Вероникой – неизвестно. Из писем узнали только о том, что Веронику выкрали и увезли. Больше ее никто не видел.

Обнимающаяся гурьба на черно-белом фото: белесая Санька, что все время заикалась и гундосила. Рядом ее сестра Вероника, с тяжелой русой косой на худеньком плечике, улыбается по-взрослому. Лицо Светки смешно перекосило, поскольку стояла она в кадре с краю. Правее, на фоне гор, девочки со смоляными волосами, похожие одна на другую.

Родителей Светки зверски расстреляли в их же дворе. Турбазу в горах, где жила немая Хейда и ее семья, заняли боевики.

Двое стариков в застывших позах, на покосившейся лавке. Смотрят растерянно. У обоих – ордена в два ряда. Руки бабушки тяжело лежат на коленях, мизинец на левой руке будто поджат.

Бабушку и дедушку, что выращивали розы, девочки больше не видели. Они бежали в Краснодарский край. Там и скончались. Дядя Костя, их старший сын, умер следом, совсем недавно.

Дети в вязаных шапочках с песочными лопатками – на фоне окна с короткими белыми шторками.

Дома по улице Закревского больше нет. В районе Консервного завода шли первые бои. Многих жителей этого города уже нет в живых. И города тоже в живых нет. Есть другие люди и другой город, хоть он по-прежнему называется Грозный.

Чеченские парни приезжают в полуразрушенный Грозный, чтобы запечатлеть свой город на видео. Они бродят по руинам домов и улиц, вспоминают места, где прошло их детство и юность, своих друзей. И это не похоже ни на хронику в новостях, ни на обычное «home» видео… Это – их летопись. Но путешествие «собирателей теней» заканчивается неожиданно, вместе с пленкой любительской камеры. Ребята набредают на дом, где когда-то спали девочки. Один из них оборачивается и кричит остальным: «Эй, вы только посмотрите – это, кажется, мой дом! Но… почему он на другой улице?».
___________________
© Кравченко Мария
Белая ворона. Сонеты и октавы
Подборка из девяти сонетов. сочиненных автором с декабря 2022 по январь 2023 г.
Чичибабин (Полушин) Борис Алексеевич
Статья о знаменитом советском писателе, трудной его судьбе и особенностяхтворчества.
Интернет-издание года
© 2004 relga.ru. Все права защищены. Разработка и поддержка сайта: медиа-агентство design maximum