Науку можно рассматривать как универсальную модель деятельности человека, содержащей информационную составляющую. При таком взгляде экономическая деятельность является частным (обычно вырожденным) случаем научной деятельности. Главное отличие между собственно научной и собственно экономической деятельностью состоит в различии критериев успеха, определяющих направленность процессов и их своеобразие. Экономика ориентируется, прежде всего, на материальные блага, а наука – на познание истины, являющейся основой всех благ. 

Логика же функционирования науки и рыночной  экономики (в отличие от планово-административной) является, как мы увидим, общей. Это обстоятельство принципиально важно, в частности, при рассмотрении вопроса об «адаптации» науки к экономике. Данный вопрос оказывается подобным вопросу об адаптации целого к части, что означало бы вырождение. Правильнее говорить о задаче приближения экономики к  соответствующему уровню науки.

Европейская наука сформировалась в тех же условиях, что и рыночная экономика; дальнейшее их развитие проходило взаимосвязано. Такое происхождение европейской науки указывает, что ее природа должна отражать рыночные экономические закономерности. В основе формирования обоих феноменов было утверждение права на свободу деятельности – как интеллектуальной, так и направленной на материальные блага.

С победой в ряде стран социализма произошло интересное явление: наука, сформировавшаяся в одних условиях и соответствующая именно им, оказалась перенесенной в качественно другие, даже антагонистические прежним, условия планово-административной системы. 

Подобные переносы в истории вообще и истории науки в частности являются обязательной составляющей развития [1]. Часто их результаты оказываются  плодотворными и даже более соответствуют новым условиям. Например, в среде неклассической физики физика Ньютона оказалась более истинной, чем во время ее создания, поскольку выяснилась действительная область ее применимости и были устранены ошибочные следствия применительно к микромиру и Космосу. 

Намного сложнее обстояло дело с переносом науки в планово-административную систему. Отличие от других перемещений в истории науки состояло не только в беспрецедентных масштабах (перенос науки как целого из одной общественно-экономической системы в другую), но и в том, что при этом происходил процесс насильственного изменения самой природы науки.

В организации деятельности можно следовать принципу права или принципу принуждения, трансформировавшемуся в принцип управления. В первом случае государство создает законы и следит за их исполнением, а в рамках этих законов субъекты деятельности поступают по своему усмотрению. Во втором случае по своему усмотрению поступают государство и органы управления, вмешивающиеся во все процессы, охватываемые их контролем.

 Первый тип организации нашел воплощение в рыночной экономике, в условиях которой развивалась европейская наука. Второй тип организации был более распространен в истории человечества [2]. С наступлением тоталитаризма принципу принуждения была подчинена и наука. Тем самым в науку был привнесен чуждый ей принцип, находившийся в антагонизме с принципами, породившими европейскую науку и цивилизацию. 

Отрицательную роль внешнего вмешательства в науку доказала как история науки, так и наука об управлении, развитие которой привело к выводу о существовании ограничений эффективного управления. 

Важное доказательство неэффективности внешнего управления научной деятельностью и подтверждение эффективности свободного поиска дают ограничительные теоремы математической логики, из которых следует, что легче получить научный результат, чем точно предсказать его, а тем более предсказать, как его получить [3 – 5]. В общем случае проще самому решить нетривиальную задачу, чем эффективно управлять ее решением [6]. 

Основное ограничение логики прогнозирования связано с проблемами разрешимости. Согласно теоремам К. Гёделя и А. Тарского, в сложных логических системах неизбежно существуют недоказуемые в рамках этих систем утверждения. А. Чёрч [7] доказал, что в общем случае невозможно априори установить, является ли некоторая нерешенная задача разрешимой или нет, является ли недоказанное утверждение доказуемым или недоказуемым. Вопрос проясняется в общем случае только после того, как решение будет (если будет) найдено, т.е. если утверждение будет доказано или опровергнуто.

Теорему Чёрча можно сформулировать в форме, непосредственно вскрывающей ее связь с проблемами прогнозирования: в общем случае невозможно доказательно предсказать, является ли некоторое утверждение разрешимым или нет, доказуемым или недоказуемым. Это означает невозможность доказательно предсказать, истинный ли прогноз или ложный. Его истинность или ложность вскрывается только апостериори  (если речь идет о задачах, несводимых к уже решенным).

Этот вывод подкрепляется теорией универсальных автоматов А. Тьюринга [см. 8], который доказал, что можно построить автомат, способный решать все задачи, которые может решить любой другой автомат, но невозможно построить автомат, способный предсказывать количество шагов, необходимых другому автомату для решения задачи. Из этого следует, что в общем случае невозможно определить, сколько времени потребуется науке, чтобы решить некую нерешенную задачу или  выяснить, разрешима ли задача или нет. А это означает невозможность доказательно предсказать, разрешима ли задача вообще.

Анализ прогнозирования показывает, что для получения надежного прогностического результата требуется задействовать информацию, количество и качество которой превосходит информацию,  содержащуюся в результате, т.е. имеет место предсказательная энтропия [9]. С этой точки зрения было бы правомернее говорить о прогнозировании не будущего, а прошлого, но даже «предсказание» прошлого наталкивается на огромные трудности [5].

В принципе прогноз может быть верным, но в общем случае это недоказуемо. Невозможность надежного прогнозирования развития науки может быть логически доказана и без привлечения проблем разрешимости и ограничительных теорем логики [10].  

Поскольку теоретическими способами нельзя доказать правильность прогноза, если он не сводится к решенным задачам, то в общем случае план, основанный на прогнозах, только случайно может оказаться оптимальным. Существует, однако, общий метод повышения надежности систем, состоящих из ненадежных элементов. Он состоит в увеличении количества таких элементов [11]. 

Применительно к науке и экономике это означает, что необходимо следовать не одному общему для всех плану, а множеству планов, т.е. индивидуальным планам,  допускающим оперативную корректировку. Это одна из основ рыночной экономики. Результат достигается за счет того, что, по крайней мере, один план из большого их числа в итоге оказывается эффективным. Рынок слеп, но таким способом он способен ощупью искать  пути развития.

Возможности системы тем большие, чем большими степенями свободы она обладает. Благодаря индивидуальной свободе множества участников, потенциал рыночной системы несравним с возможностями жестко организованных систем. 

Идеальная планово-административная система выступает как единственный участник с жестко регламентированной и поэтому высоко инерционной деятельностью. Она по определению не способна оперативно реагировать на постоянные изменения внешней среды и поэтому ведет себя как закрытая система в противоположность рыночной открытой системе. 

Свобода участников экономической деятельности является главной отличительной  чертой и условием рыночной экономики. Она обеспечивает возможность индивидуального принятия решений и быстрого реагирования на постоянно меняющиеся экономические условия, в частности, возможность оперативного пересмотра рабочих планов. 

В науке состояние дел меняется еще быстрее, чем на рынке, даже финансовом,  причем эти изменения многомерны, ибо их нельзя свести к общему знаменателю – деньгам. (На исключительное множество событий, происходящих в науке за единицу времени, обращал внимание, в частности, В.И. Вернадский [12]). Требование быстрого реагирования, являющееся необходимостью в экономике для конкурентоспособности ее участников, в науке выступает, таким образом, еще более остро, а это требование несовместимо с жесткой плановой организацией науки. 

Утверждение свободы научного творчества, которая включает  не только свободу поиска в отведенных ученому рамках, но и свободу самостоятельно определять поле исследований и свободу оперативно корректировать и менять исследовательские планы, является первостепенной задачей в трансформации постсоветской науки [6, 17]. Ученый должен ориентироваться на постоянно меняющуюся информационную среду науки, а не на план, который в связи с развитием информационной среды науки даже в идеале может быть адекватным лишь в момент его принятия, а затем  сразу устаревает. Игрок на финансовом рынке обречен на разорение, если будет следовать плану, а не реальным обстоятельствам. Ученый, следующий жесткому плану, рискует тем же, обрекая себя на интеллектуальное банкротство.

План имеет большое положительное значение, если выступает в качестве рабочей модели  и допускает быструю замену на другую модель, причем именно ученый (или совместно действующая группа ученых)  имеет право принимать решение по этому вопросу. Поэтому возможность быстрого реагирования предполагает не только отказ от планового подхода, но и такую систему организации науки, при которой полномочия принятия решений принадлежат самим исследователям.

Стихийный характер развития рыночной экономики, для которой будущее скрыто почти в той же мере, как и для естественного отбора, в свое время породил  надежду, что реорганизация общества на основе науки, перед которой якобы открыто будущее, способна сделать разумным общественный прогресс и развитие самой науки. В этом сущность социалистических и предшествовавших им утопических теорий.

Человеческое общество отличается от мира организмов наличием сознания, но очень опасно чрезмерно надеяться на это отличие [14], поскольку возможности человеческого разума не беспредельны (по крайней мере, в каждый определенный момент времени), в частности, ограничены возможности прогнозирования науки и предвидения результатов преобразований и сопутствующих неожиданностей. 

Будучи неопределенным и априори недоказуемым, прогноз не может служить надежным основанием эффективного управления. Поэтому следование плану, построенному на основе ненадежного прогноза (а любой прогноз, несводимый к решенным задачам, является ненадежным), приводит не к повышению, а к падению эффективности. В итоге конкретные планы и прогнозы оказываются  менее прозорливыми, чем статистический рынок.

Хотя внешнее управление наукой вело в основном к падению ее эффективности, в тоталитарных странах оно имело подавляющее распространение. Суть этого обстоятельства лежит не в науке, а в тоталитаризме, а главное в тоталитаризме – это власть. Именно власть навязывала науке управление. Когда говорилось о социалистической науке, имелась в виду социалистическая система власти в науке. Под эффективным управлением неявно понималась эффективность подчинения. Эффективность самой науки принималась во внимание в той мере, в какой она удовлетворяла требованиям власти и способствовала ее поддержанию. 

Целью управления было добиться от науки результатов, нужных власти, независимо от ущерба, причиняемого науке и обществу в целом. А результат достигался (если достигался) не за счет эффективности системы и управления, а за счет непомерного расхода ресурсов и отсечения других возможностей, вследствие чего реальная эффективность процесса понижалась.

Стремление к власти, реализуемой через возможность управления, характерно не только для социализма. Это необходимо учитывать, когда говорят, что на Западе также властвует не свободный, а управляемый рынок. В условиях всеобщей борьбы за политическую и экономическую власть это обстоятельство само по себе не является доказательством, что управляемый рынок эффективнее свободного. 

Нельзя забывать и о глубоком различии между законодательным регулированием, являющимся общезначимым, и вмешательством в конкретные действия, которое нарушает свободу деятельности. В каждом конкретном случае требуются специальные исследования, чтобы выяснить, действительно ли управление направлено на повышение эффективности или является формой реализации той или иной формы власти. Нужно помнить также, что ведущие страны не приобрели того исторического опыта, какой прошли страны бывшего социалистического лагеря, и поэтому рискуют повторить те же ошибки. 

В действительности внешнее регулирование объективно необходимо не для повышения результативности науки или экономики, а для предотвращения отрицательных, в том числе кризисных,  явлений их развития и негативных последствий для человека, общества и природы. Наука – самая мощная сила человечества [12, 13]. Она мощнее даже разных видов оружия массового уничтожения, которые являются лишь частными результатами науки. Поэтому наука не может развиваться бесконтрольно. Но вмешательство в науку всегда осложняет ее развитие и допустимо только для предотвращения и исправления явлений, еще более негативных, чем само это вмешательство [6, 9]. 

Таким образом, отказ от планово-административного хозяйствования соответствовал интересам науки. Но интеграция в рыночную экономику также сопровождается попытками подчинения науки или искажения ее природы, чему способствует ошибочное понимание природы науки и рыночной экономики. 

Например, весьма распространено прямолинейное понимание, что рыночной экономике соответствует наука, приносящая максимальную прибыль. В действительности научная организация, оценивающая результаты по критериям выгоды, а не научной значимости, обречена на перерождение в коммерческую структуру и научный крах.

В современном обществе наука, в конечном счете, является источником всего благосостояния. Но идея делать деньги непосредственно путем развития науки не является рыночно-ориентированной, поскольку это слишком дорогой и усложненный способ ведения бизнеса, требующий слишком много затрат на единицу продукции. Бизнес-организация, ставшая на такой путь, обречена на разорение, если она недостаточно мощная, чтобы позволить себе перспективные научные разработки. Большинство организаций вынуждено пользоваться уже имеющимися знаниями. 

Эффективная наука ориентируется, прежде всего, на достижение высоких результатов, оцениваемых с точки зрения их научной ценности. Только при этом условии возможно эффективное развитие науки, результаты которой могут иметь, как следствие,  также и высокую экономическую ценность.

Это означает, что эквивалентом "прибыли" в науке является не финансовая прибыль, а научные результаты, оцениваемые по критериям их научной значимости. Мнение же, что рыночному идеалу соответствует наука, ориентирующаяся на максимальную прибыль, игнорирует как сущность науки, так и фундаментальные механизмы рыночной экономики. 

Под рынком мы понимаем интегральный механизм оценивания экономической деятельности, являющийся ориентиром для принятия решений и их реализации субъектами этой деятельности. 

Эквивалентом рынка для науки является информационная среда науки, через которую осуществляется оценка как научных результатов, так и производящих их научных систем. Носителем информационной среды науки является, в частности, научное сообщество, представители которого являются одновременно производителями знаний и квалифицированными потребителями. Информационную среду науки составляют также ее результаты в широком смысле, включая технику, и объекты исследования.

Денежная оценка является одной из составляющих механизма оценивания деятельности, важной, но даже в экономике не единственной. Разные люди могут по-разному относиться к различным критериям оценивания. Во многих случаях прибыль, хотя бы временно, отходит на второй план, особенно в случаях, связанных с выживанием или определением перспективы. В общем случае и на рынке невозможен успех при ориентации исключительно на прибыль: «Репутация дороже денег». Любое новшество, помимо денежного выражения, имеет множество характеристик, которые должны приниматься во внимание. Поэтому и рынок в общем случае ориентируется не на прибыль, а на успех в целом. В принципе на успех, по-разному понимаемый, ориентируется любая деятельность. 

Возможность дифференцированного подхода к различным составляющим интегрального механизма оценивания позволяет самостоятельно управлять частными приоритетами. Она столь же важна для рынка, как и возможность самостоятельно принимать решения относительно своей деятельности на основе собственного понимания рыночных условий и собственной оценки своих возможностей и перспектив. 

Оценка любого результата, поскольку она дается людьми, является субъективной, и разные люди оценивают его по-разному, а со временем неизбежен пересмотр этих оценок. Подобный субъективизм чрезвычайно характерен для экономики, например, является одним из определяющих моментов на фондовом и финансовом рынках [15]. 

В науке субъективный момент важен, в частности,  при формировании парадигм. Истинной часто воспринимается не идея, объективно соответствующая реальности, которая еще не познана, а идея, адекватная сложившейся системе представлений, признаваемой в качестве истинной. 

Первостепенная роль в процессе оценивания новых результатов принадлежит ученому, получившему эти результаты, который сам является носителем информационной среды науки. Конкуренции между идеями разных ученых предшествует конкуренция идей в разуме конкретного ученого.

 Понятие конкуренции может быть расширено до понятия конкуренции с идеальными противниками, которыми являются идеи и другие составляющие информационного поля науки, а также изучаемые объекты. Благодаря этому ученый может пребывать в постоянном поиске и развивать науку, даже будучи единственным специалистом  в своей области.

Рассмотренная на предыдущих страницах общность логического механизма эффективной науки и рыночной экономики объясняет их общее происхождение в Европе периода формирования политических свобод. Фактически мы имеем не разные феномены, а разные стороны одного явления.

Позднейшие попытки перестроить науку по планово-административным «научным» принципам нанесли ей вред, но не смогли окончательно уничтожить дух свободной научной инициативы, что означало бы гибель науки в нашей стране. Даже в «шарашках» (специальных научно-исследовательских тюрьмах), ставших предельным выражением тоталитарной системы в науке, научная мысль, как видно из сочинений А.И. Солженицына, не вписывалась в отведенные ей рамки и развивалась по своим законам [16]. Ученые, добившиеся в СССР научного успеха, вели себя так же, как и ученые свободных стран, т.е. следовали своим научным (а многие и политическим) убеждениям и принципам свободного научного творчества. 

В советской науке, формально организованной планово-административным способом, сохранилась, таким образом, научная подсистема, действующая по принципам, эквивалентным рыночно-экономическим. Это обеспечило успехи советской науки и предохранило ее от вырождения. Это же обстоятельство облегчает возвращение отечественной науки в рыночную экономическую систему. 

Но на пути перехода к адекватной организации науки стоит множество затруднений, частично обусловленных непониманием, а частично – ненаучными интересами. В частности, представляют опасность попытки "рыночного"' использования науки с сохранением планового, административного или командного управления ею. При этом задача рыночного использования науки, понимаемая как максимальное извлечение из нее прибыли, подменяет основополагающую задачу рыночного трансформирования науки, которая включает достижение наукой максимальной оперативности и результативности.

Особой опасностью в процессе реформирования науки является применение для этой цели планово-административных методов. Такой путь реформирования в действительности означает утверждение планово-административной системы в науке при видимости реформ. Попытки спланировать и административным путем осуществить реформу науки являются высшим проявлением планово-административного хозяйствования в науке. 

Если бы планово-административная система и ее методы были достаточно эффективны для осуществления эффективной реформы науки, то не было бы нужды отказываться от этой системы, и не было бы смысла реформировать науку, организованную по планово-административным принципам.

Все недостатки административного способа управления присущи и административному реформированию науки, а поскольку объектом изменения является система науки в целом, то процесс может завершиться катастрофой отечественной науки. 

Главный недостаток административного реформирования состоит в том, что при объективной неспособности избрать оптимальный вариант некий утвержденный вариант выступает как единственный и непоправимый. Желая исправить таким путем положение в науке, ее будут все больше подталкивать к пропасти.

Неэффективность планово-административных систем во многом обусловлена ограниченными возможностями эффективного вмешательства в сложные системы с целью их совершенствования. Попытки сознательного совершенствования сложных систем (в том числе и науки) могут преследовать только ограниченные цели, к которым радикальная реформа науки не относится. 

Вообще, мы слишком мало знаем о мире, чтобы радикально менять его. Любое изменение влечет за собою массу непредсказуемых последствий, которые большей частью оказываются отрицательными. Известно, сколь тяжелые экологические последствия вызывали попытки усовершенствовать природу и извлечь из нее наибольшую пользу. Грубое вмешательство в социальную экологию столь же опасно,  даже если оно проводится с благими намерениями.

 Изменения необходимы и неизбежны, но они должны носить взвешенный характер. Радикальные изменения общества часто отбрасывают его назад, и при этом даже позитивные изменения оказываются скрытыми в массе отрицательных непредвиденных последствий. Здесь имеется глубокая аналогия с процессами биологической эволюции: скорость мутаций должна быть достаточно малой, чтобы естественный отбор мог выделить положительные изменения из общей массы изменений. Поэтому на Земле сохранились только достаточно стабильные в генетическом отношении организмы. 

Попытки построения новой модели науки административными методами противоречат природе рыночной экономики, результаты которой складываются из множества индивидуальных усилий участников социально-экономического процесса. Само понятие радикального трансформирования науки оказывается противоречащим природе рыночной экономики. 

Формирование адекватной модели науки предполагает максимально возможное сохранение и развитие в организации науки всех предшествующих достижений.

Литература

1. Пилипенко А.П. Информационно-полевая структура историко-научного процесса // Матеріали міжнародного симпозіуму “Розвиток науки та технологій:  соціально-економічна доцільність і екологічна безпека ”. – Київ, 1994. – С. 185 – 186.

2. Шафаревич И.Р. Социализм как явление мировой истории. – Париж: ИМКА-Пресс,1977. –  390 с.

3. Пилипенко А.П. Теоремы Гёделя, проблема достоверности историко-научного знания и необходимость перестройки в истории науки //  Исторические традиции и опыт развития отечественной науки и техники. – К.: Наукова думка, 1988. – С. 8 – 11.

4. Пилипенко А.П. Теоремы Гёделя как основание исторической логики // Тезисы Х Всесоюзной конференции по логике, методологии и философии науки (Секции 11–13).– Минск, 1990.– С. 52 – 53.

5. Пилипенко А.П. Научное прогнозирование будущего и теоретическая реконструкция прошлого // Материалы Международного симпозиума "Современное науковедение и перестройка советской науки". – Ч.1. – К.: Наукова думка, 1990. –  С. 176 – 178.

6. Пилипенко А.П. Право ученого на самоопределение // Доклады Международного симпозиума "Развитие науки и преобразования в обществе: опыт, проблемы, стратегии". –  К.: ЦИПИН НАН Украины, 1994. –  С. 72 – 74.

7. Church A. A note on the Entscheidungsproblem // Undecidable (ed. M. Davis). – N.-Y.: Raven Press, 1965. – P. 108 – 115.

8. Тьюринг А. Может ли машина мыслить? (С приложением статьи Дж. фон Неймана «Общая и логическая теория автоматов»). – М.: Физматгиз, 1960. – 112 c.

9. Пилипенко А.П. Энтропия прогресса // Матеріали міжнародного симпозіуму “Розвиток науки та технологій:  соціально-економічна доцільність і екологічна безпека ”. – Київ, 1994.–  С. 162 – 163

10. Поппер К. Нищета историцизма. – М.: Прогресс, 1993. – 186 с.

11. Нейман Дж. Вероятностная логика и синтез надежных организмов из ненадежных      компонент // Автоматы. – М.: Изд-во иностр. лит., 1956. – С.65 – 139.

12. Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. – М.: Наука, 1988. – 520 с.

13. Бэкон Ф. Сочинения в двух томах.– М.: Мысль, 1971. – Том 1. – 590 с. – Т.2. – 582 с.13. 14. Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность. –  М.: Новости, 1992. – 304 с.

15. Сорос Дж. Алхимия финансов. – М.: ИНФРА-М, 1996. – 416 с.

16. Пилипенко А.П. Историко-научные аспекты сочинений А.И. Солженицына // Материалы международного симпозиума  "Современное науковедение и перестройка советской науки". – Ч.1. – К.: Наукова думка, 1990. – С.96 – 98.

17. Пилипенко А.П. Правозащитная функция науки // Наука та наукознавство. – 1994.– № 1 – 2. – С. 69  – 74.

__________________

© Пилипенко Александр Павлович