 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
Быть свидетелем того, как опасно качается крепкое, много лет высоко стоявшее театральное гнездо, тяжело. Но писать об этом как-то не хотелось: было опасение, что только подолью масла в огонь, сыпану соль на раны. А хожу я в этот театр без малого 40 лет и благодарна ему за десятки талантливых спектаклей, за знакомство с неординарными артистами, режиссерами, художниками, завлитами, администраторами. Сегодня Ростовский академический Молодежный театр на Свободе оказался в таком клубке проблем, что распутывать его уже надо незамедлительно. Несколько поколений ростовчан, выросших на спектаклях ТЮЗа (так он назывался прежде), надеются на то, что у театра хватит на это сил, ибо труппа, несмотря на катаклизмы последних лет, всё же сохранилась и способна к возрождению. Ничего невероятного не требуется; приход талантливого лидера – и театральная жизнь закрутится с прежней силой. Но не тут-то было. Видно, и вправду скоро только сказка сказывается. Режиссера не подыскали. В директорах – один и.о., другой и.о. Перемены наблюдаются, но в худшую сторону. Происходят плохо объяснимые события. Здравомыслящие люди в театре давно поняли, что пока нет постоянного режиссера следует пригласить на постановку одаренного человека, способного восстановить пошатнувшийся авторитет театра, вернуть в его залы (а их три) зрителей. Возникали имена Геннадия Тростянецкого, которого в Ростове знают все театральные люди; Игоря Черкашина, чья постановка «Очень простой истории» М.Ладо с успехом идет в Молодежном шесть сезонов. В итоге вместо них приглашается, сразу на две постановки, режиссер из Санкт-Петербурга Наталья Леонова, оставившая по себе память в Ростове весьма посредственной работой в театре драмы – спектаклем «Без вины виноватые» по пьесе А.Н. Островского. Не знаю, как помягче оценить ее нынешние спектакли на сцене Молодежного. Во всяком случае, обойти их молчанием уже невозможно. Друг за дружкой сдаются «Игрушки» Антона Маркова и «Праздничный сон до обеда» (первая пьеса известной трилогии А.Н.Островского). То, что стоит на сцене под Островского, к понятию сценографии ни малейшего отношения не имеет, хотя в программке значится – заметьте! – художник-постановщик Юлия Говорухина. В первом действии – столик, буфет, трюмо; далее воткнут у задника несколько деревьев – это садик. Еще будет белый (!) рояль. По части музыки тут еще задействован ансамбль «Казачий круг». Его спонтанно возникающие частушки и песни про несчастную женскую судьбу, про кленовые сени ничего к рассказанной истории не добавляют и никакой особой атмосферы не создают. Разве что романс, который (уже без участия ансамбля) начинает жизнерадостный мироед Неуеденов с несвойственным тому чувством, подменяет отсутствующий финал. То есть куда выруливает поход за невестой, предпринятый Бальзаминовыми, на уровне сюжетного события и застопоривается. Правда, режиссерская рука к нему всё же прикоснулась.
Простодушный Мишенька Бальзаминов признается: «Я за большим, пожалуй, не погонюсь: мне хоть бы что-нибудь дали». Это «что-нибудь» возникает буквально; Неуеденов со словами: «Ведь у тебя ни гроша нет, так тебе все барыш, что ни дай», – швыряет под ноги претенденту в женихи горсть монет, точно нищему на паперти. Видимо, режиссер посчитала, что одними словами (даже и ерническими Юшкиными вдогонку: «Заходите. Нам без дураков скучно»), – Миша недостаточно унижен. Но и это еще не всё. Он, точно юродивый, с готовностью кидается подбирать монеты, приглашая и маменьку порадоваться милостыне. Конечно, Миша небольшого ума – нас о том заранее уведомили. Он мечтает о богатстве, его мать хочет благополучия для сына – что здесь дурного, что глупого! Оба люди недалекие, но ведь люди! И если, посмеявшись над их незадачливостью, мы не посочувствуем им, история окажется плоской, и никакие песни не придадут ей объема. И не спасет безудержная эксцентрика, с какой решен режиссером образ свахи. Право, актрису жалко. Что же касается молодых исполнителей Владимира Ануфриева (Миша) и Арины Диденко (Капа), студентов Ростовского колледжа культуры, то начало их актерской жизни (для обоих это вторая работа в театре) стоило бы доброго слова, если бы с ними как следует поработали. И не только в этом спектакле, а и в учебном процессе, ибо ребята, без сомнения, способные. Столь же очевидна их неважная выучка. Арина пытается сыграть не просто милое, наивное существо, но и неловкость ситуации, в какой оказалась ее героиня, а ее партнер идеально попадает в типаж ненаигранным простодушием, но обе роли держатся в основном на обаянии юности. Горючего этого хватает, как правило, на малую дистанцию. Во всяком случае, сыграть хоть какую-то реакцию на хамство Неуеденова (уж какую режиссер посчитала бы нужной) у молодого артиста не получилось. Видимо, задачи тут другие ставились, а какие – не догадаешься. Очевидно и то, что играют студенты в общем-то нынешних молодых людей, а потому неожиданный хип-хоп Юшки с Устинькой или танец без комплексов уже влюбленных друг в друга Миши с Капой были бы вполне уместны, если бы не выглядели латками на ткани спектакля. Между тем эклектика – не ругательное слово, а достойный жанр, только умеючи нужно соединять разнородные стилистики, чего тут как раз и не произошло.
А в спектакле «Игрушки» тряпичные зверята и пластмассовая кукла, напротив, – живые существа, дети. И больше веришь тем артистам (Людмиле Мелентьевой и Сергею Волобуеву), которые не так усердно пытаются изобразить этот невинный возраст. Дело, в конце концов, не в нем, а в остроте той драмы, которую испытывают шестеро персонажей, по воле автора враз ставших ненужными. А.Марков придумал трогательную историю забвения тех, кто еще хочет (и в силах!) жить, радоваться миру, играть. Они выброшены на антресоли, и весь спектакль – ожидание того, что их вспомнят и вернут. По моему разумению, разговоры, которые идут по кругу, из-за чего действие топчется на месте, вполне уложились бы в одно действие. Автор рискованно нагружает медвежонка Белогрудку выспренними монологами, сочиняет вполне себе любовную линию с жертвенными мотивами: олененок Ася тайком остается с Белогрудкой на погибель (ни дать, ни взять Аида с Радамесом). По мне и без этой якобы лирической темы, искусственно пристегнутой к сюжету, история брошенных, отринутых живых существ могла рассчитывать на зрительское внимание. Между прочим, А.Марков определил ее жанр как комедию, но театр сотворил сентиментальную сказку, местами с сильным сусальным отливом, наверняка опираясь на патетические белогрудкины монологи. Они претендуют на философскую глубину. Мудрый медвежонок из своей игрушечной жизни вынес важное открытие: «Людям нужны игрушки. Они напоминают им, что они настоящие. И когда дети забывают свои игрушки, они сами становятся игрушками, они забывают себя…» В этом умствовании растворяется правдивая, жизненная тема. В действительности всё проще и страшнее. Происшествие-то, случившееся с потрепанными игрушками, не уникально. В манере людей – бездушие по отношению к вчерашним любимцам, потускневшим от времени. Так поступила с ними Девочка, так же раньше и ее Мама. Художник Владимир Ковалев обставляет антресоли как глухой чердак со старыми ящиками, тюфяком, кубами с рисунками и буквами, по которым учат азбуку, и длинной паучьей сеткой, в которой навсегда застряло прежнее поколение кукол и зверушек. Когда и зачем паутинный силок уходит вверх, к колосникам, малопонятно, и зачем медвежонок собирает в кучу всё старье, тоже необъяснимо. Освобождается пространство, чтобы добровольно оставшаяся на антресолях пара эффектнее ушла «в сияющие неведомые дали»? А мы должны не гадать, а прочесть режиссерскую мысль, ускользающую здесь так же, как и в спектакле по Островскому.
Если и дальше театр намерен жить так, как сейчас, то его судьбу страшно домыслить до конца. Если нет продуманной на перспективу репертуарной политики, если часть труппы оказывается не у дел, если театр довольствуется малыми художественными результатами, прокатывая экспериментальные спектакли не на существующей для этой цели сцене, а на основных, на что же делается ставка? Привычная песня про отсутствие денег, про солидные долги никого не разжалобит. Оба спектакля, подозреваю, ставились не бесплатно. Так не разумнее ли было на те же деньги затеять не два, а один спектакль, но позвать на постановку мастера? Между прочим, во время репетиций «Игрушек» три актера ушли, не посчитав возможным участвовать в подобном предприятии. Никого это не смутило: ушли и ушли, артисты – народ капризный, занозистый. Легкое объяснение, легкое отношение к опасным процессам, не первый год происходящим в театре. А кое-кто еще застал здесь Артура Хайкина, кто-то успел поработать с Владимиром Молчановым, Юрием Ереминым, Вячеславом Гвоздковым, половина нынешней труппы – с Владимиром Чигишевым. В ТЮЗ не всегда можно было и билет достать. А теперь зрителей любым заемным калачом пытаются заманить, кроме того, который печь должны в своем театре. Ничего дурного не хочу сказать о довольно известном на Дону ансамбле, но в спектакле по Островскому он явно вне игры. «Неигра» – так театр определил направление своего спектакля. Не дай бог сжиться с этим понятием. ________________________ © Фрейдлин Людмила Львовна (текст и фото) |
       
|
