 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
150 лет назад, 12 марта (28 февраля по ст. стилю) 1863 г. в Санкт-Петербурге родился Владимир Иванович Вернадский. Пополнив семью профессора Петербургского Александровского лицея Ивана Васильевича Вернадского и Анны Петровны Вернадской (в девичестве – Константинович). Род Вернадского берет начало от литовского шляхтича Верны, который занял сторону Богдана Хмельницкого и участвовал в освобождении Украины от панской экспансии. Еще один интересный биографический нюанс: прадед Вернадского Яков Короленко приходился прадедом и самому известному носителю этой фамилии – писателю Владимиру Галактионовичу Короленко. Иными словами два Владимира, Короленко и Вернадский – троюродные братья… «Мы присутствуем и жизненно участвуем в создании в биосфере нового геологического фактора, небывалого еще в ней по мощности и по общности» – с гордостью писал Вернадский [4, c. 33]. С гордостью, но без всякой гордыни. Где-то – в предупреждение, цена которого тем весомее, что прозвучало оно из уст не только гениального ученого-мыслителя, но и пионера отечественного ядерного проекта. В детстве я целых 3 года жил неподалеку от проспекта Вернадского, потом мы переехали. Но нельзя пока переехать с «планеты Вернадского»: мы все живем на ней, да, похоже, и во «Вселенной Вернадского» – тоже.
А в Бахметьевском Архиве Российской и Восточно-Европейской истории и культуры (Колумбийский университет, США) хранится письмо Вернадского сыну, которое он написал 6 октября 1936 г., находясь в Лондоне. Там есть строчки, не оставляющие места для двусмысленного толкования – образец научной честности: «Я принимаю введенное Ле Руа понятие – ноосферы – т.е. сферы ума – результатом исторического процесса огромного геологического значения: мы живем в психозойской эре (Шухард), выразившемся в ноосфере. Ле Руа (1927) развил логически мое представление о биосфере, но, думаю, что я напечатал раньше, о чем Тейяр и он уже думали» [8]. 1927 – ссылка на лекции Леруа, которые он читал в этом и следующем, 1928 г. в той же Сорбонне, т.е. вскоре после Вернадского. Лекции издали, и авторство Леруа было, таким образом, документировано. Что касается открытия «психозойской эры», которое иногда приписывается Вернадскому, то и тут есть отсылка к первоисточнику – работам геолога Ч. Шухерта (Charles Schuchert, в письме он назван «Шухардом»). А это приписывание, тем более, странно, что в книге В.И.Вернадского «Научная мысль как планетное явление» это имя в иных местах упоминается через абзац [3]. Понятие ноосферы за годы активного хождения – в научном обороте и вне его – поистерлось, превратившись в «разменное» слово. Между тем, понимания значения, в котором оно употреблялось Леруа и Тейяром, требует копнуть в направлении первоистоков европейской мысли – Платона и платоников. А в случае Вернадского – рубежных пунктов ее развития: Канта и, пожалуй, Спинозы. «Беспокойному Иммануилу» Вернадский посвятил специальную работу – «Кант и естествознание XYIII столетия». Она написана на основе доклада, который Вернадский сделал 28 декабря 1904 г. на мемориальном заседании Московского психологического общества, посвященном Канту. Первая публикация – в знаменитом журнале «Вопросы философии и психологии» [1], основанным председателем МПО Н.Я. Гротом (среди редакторов – Л.М. Лопатин, В.П. Преображенский, С.Н. Трубецкой, среди авторов – Л.Н. Толстой, В.С. Соловьев, С.Н. Булгаков, П.Б. Струве, Г.Г. Шпет и др.). Затем – переиздание в 1922 г. во 2-м выпуске «Очерков и речей» [2]. Название сокращено до «Кант и естествознание» (сохранено в последующих изданиях). Думается, «XYIII столетие» опущено не случайно. Ведь тема статьи совпадает с главным сюжетом Канта – это преодоление метафизики в теоретическом мышлении, процесс, который затянулся на века и в котором по сей день не поставлена точка. Особенно, если брать естественные науки, исключив, конечно же, труды В.И. Вернадского. Но вернемся к ноосфере, к понятию о ней. Ноосфера – это не то, что содержится в головах миллиардов человеческих индивидов, бродящих по поверхности геосферы Земли среди островков биосферы и вдыхающих остатки атмосферного вещества. Это – и не «коллективный разум человечества», который витает вне их голов или даже спрятан в марксовом «неорганическом теле» цивилизации – совокупности творений человеческой культуры: будь то подгузники или космические станции, столярный клей или Всемирная паутина, железные дороги или симфонии. Это – лишь носители ноосферы, но не она сама по себе. По Спинозе, Мышление – атрибут Субстанции (см. об этом у Э.В. Ильенкова [5] и [6]). Это значит, что оно, существуя до и вне человека, при необходимых условиях может возникнуть в любой точке мира или достигнуть её при всех ограничениях его субстрата. Мыслительная способность как бы «рыщет» по Космосу, «ищет» и «находит» свой потенциальный живой субстрат, точнее – «хозяина», которому вместе с ней еще предстоит исторически «дорасти» до этого «хозяйского» статуса. Но быть «хозяином» мышления – по Спинозе и Ильенкову – это не просто судить и умозаключать или даже генерировать новые идеи. Мышление – это идеальное преобразование одного объекта, в котором кроется механизм изменения тысяч вещей. А ноосфера – особое исторически сложившееся пространство со своими законами, где в подобные трансформации вовлекаются миллиарды вещей, в тенденции – весь мир. У живого субстрата мысли еще «коротки руки», чтобы дотянутся до черных дыр, а в ноосферу они уже втянуты – столь же неумолимо, сколь черная дыра засасывает в себя вещество и энергию. Но ведь и древние мореплаватели и кочевники шли по звездам, а не упирались глазами в земную твердь под ногами. Звездное небо являлось частью их ноосферы. И больше поражает даже не это, а способность воображения наших предков соотнести далекое и близкое, небесный порядок с земным. Мы строим на геосферном фундаменте различные приспособления – от синхрофазотронов до адронных колайдеров, – в которых до невиданных скоростей разгоняем частицы, чтобы воссоздать процессы, разыгрывающиеся в далеких космических эпицентрах, а порой и в самом «фундаменте мироздания». Мы не только изучаем, но и порождаем живое в пробирках – в местах, так мало напоминающих естественную среду его обитания, искусственно приспосабливая эти места для того, чтобы это протекало с максимально жесткой опорой на объективные закономерности порождаемого и изучаемого. В лабораторной пробирке вы обнаружите миллилитры чистейшей ноосферы. Она бежит по проводам и водопроводным трубам. Извлекает музыкальные звуки из массы шумов (П. Валери). Она – в самой форме вашего кресла, до которой едва ли бы «додумалось» дерево, если бы кто-то, взглянув на него, не подумал о вас, на нем сидящем… Иначе, ноосфера – это историческая арена встречи и преобразования самых разных мировых «сфер» в соответствии с человеческой целью, которая «организует» эту преобразующую встречу не в порядке игры произвола, а как закономерное космопланетарное явление. Поэтому и творчество – такой же «естественный» (естественно-исторический) процесс, органичный момент развития мира, как горообразование или происхождение растительных и животных видов (И. Гете). Это дало основание В.И. Вернадскому сформулировать парадоксальный тезис: «природа – часть культуры». Вернадский неоднократно писал об эволюции биосферы в ноосферу, что не стоит понимать в духе «эволюционизма» школьных учебников. У Вернадского речь идет о превращении живого вещества в органы живого существа его совокупным усилием в лице человечества, в формах человеческой жизни, которые задает от эпохи к эпохе история, превращая это усилие в поистине «геологическую силу». Будучи ученым-естествоиспытателем, В.И. Вернадский-мыслитель держался логики историзма (в полном согласии со своим кредо естествоиспытателя). Это мы пытались обосновать четверть века назад вместе с философом, моим другом Александром Лощилиным [7]. Когда говорят, что наша планета – мыслящий организм, это абсолютно верно. Верно – в смысле Вернадского. Литература
http://blogs.mail.ru/mail/vtkud/733EC77908BADA4C.html ____________________________ © Кудрявцев Владимир Товиевич |
       
|
