Окончание статьи известного украинского ученого-психиатра. Начало см. в предыдущем номере 

   История. Культура. Психические и поведенческие расстройства. Этот дискурс давно интересовал меня. Именно так я и назвала свою монографию, вышедшую в 2002 году, которая, по сути, являлась продолжением моих размышлений и исследований, описанных в книге «Кризисные состояния» (Днепропетровск, 1998).

    Как влияют исторические и культуральные факторы на психическое здоровье? Каковы психолого-психиатрические последствия Первой и Второй мировой войн и Октябрьской революции 1917 года, войны во Вьетнаме и Афганистане, аварии на Чернобыльской АЭС, политических репрессий и преследований? Как реагирует (психологически, психопатологически) личность человека, переживающего кризисную историческую ситуацию, каковы стратегии ее поведения в условиях социально-экономического и духовного кризиса? Каковы закономерности исторического персоногенеза? Какова динамика психических и поведенческих расстройств, наркогенной патологии и суицидального поведения в мире, странах СНГ и Украине в XX веке? Какими психическими и поведенческими расстройствами, сколькими суицидами и деформированными личностями была оплачена перестройка, распад СССР и следующий за ним культуральный, духовный и социально-экономический кризис?

Жертвоприношение... Чему или Кому? Во имя чего???

   Это только небольшая часть вопросов, на которые я попыталась найти ответы, описав свой анализ в книге «История. Культура. Психические и поведенческие расстройства». Результатом такого многофакторного подхода явилась разработка профилактических и психокоррекционных программ, в которые я включила методы психологической и социально-исторической коррекции.

   «Лишь бы не было войны». Эти слова, произносимые как заклинание, я многократно слышала от бабушки (пережившей две Мировые войны, две революции 1905 и 1917годов. Голодомор, Сталинскую эпоху, перестройку, распад СССР и умершей в период кризиса 1998 года), папы (героя Великой Отечественной войны, дошедшего от Ленинграда до Берлина и пережившего блокадный Ленинград) и мамы, чье детство и юность проходили на фоне сталинизма, голода и Великой Отечественной войны... Сегодня, 6 марта 2014 года, когда я пишу эти строки, это заклинание опять звучит из уст моих соотечественников. И я вновь листаю свою книгу, где очень подробно описаны все психолого-психиатрические последствия войн и революций. Не только для участников событий (жертв и агрессоров), но и для наблюдающих за событиями по телевизору, компьютеру (on line участников) и их детей...

   Масштабный психосоциальный стресс, который сейчас переживает наше общество, вновь сделан чрезвычайно востребованными мои выступления в прессе и по телевидению. Болевые точки на каждом этапе развития нашего общества можно проследить по тематике моих выступлений в массмедиа: конец 80-х – начата 90-х годов XX столетия – профилактика алкоголизма и наркоманий, середина 90-х годов – социальная защита психически больных и профилактика суицидального поведения, конец 90-х – начало 2000-х годов – компьютерная зависимость и профилактика синдрома выгорания у работников коммуникативных профессий, первая декада 2000-х годов – психолого-психиатрические последствия манипуляции сознанием избирателей, профилактика тревоги и депрессии.

Сегодня меня просят рассказать о том, как сохранить психическое здоровье в кризисных ситуациях и минимизировать последствия психосоциального стресса. Я рассказываю о клинике и профилактике реакций адаптации и посттравматического стрессового расстройства...

Описанные мною в книге «История. Культура. Психические и поведенческие расстройства» (Киев, 2002) закономерности психоистории, становятся реальностью через 12 лет...

А в памяти всплывает «Гамлет» Бориса Пастернака:

«Но продуман распорядок действий,

И неотвратим конец пути.

Я один, все тонет в фарисействе.

Жизнь прожить – не поле перейти».

*   *   * 

   Кто и что формирует ментальность ученого? Почему он занимается именно этой, а не другой проблемой? Почему он пишет книги и изучает вопросы именно с этих, а не других позиций, порою предвосхищая актуальность той темы, которая кажется малозначимой здесь и сейчас? Где черпает он дух и силы для того, чтобы посмотреть на мир и на себя в этом мире с новых высот? Для того чтобы увидеть не точечное пространство болезни, а широкое полотно исторического, социального и индивидуального бытия душевно здоровых и больных людей? Где грань между психической нормой и патологией, психическим здоровьем и болезнью? И есть ли она?

   Кто-то из великих подразделил ученых на три категории, уподобив их исследования изучению леса. Ученые, отнесенные к первой группе, исследуют клеточную структуру листочков и сами листочки на дереве. Ученые из второй категории исследуют дерево полностью, а также изучают его взаимоотношение с другой растительностью в лесу. Но есть третья группа исследователей – это те, которые через тернии взбираются на гору и исследуют лес с «высоты птичьего полета». Оттуда все видится по-другому.

Кому-то ближе стиль научного пуантализма, а кто-то предпочитает творить батальные научные полотна...

Мне кажется, что я прошла эти этапы научного творчества, которые отражены в моих монографиях, и на своем опыте познала ограниченность и возможности каждого из них.

Думаю, что в гуманитарных науках, к которым я отношу и психиатрию, именно монографии являются тем зеркалом, в котором отражена ментальность ученого, динамика его мысли и мироощущения, степень его творческой свободы/несвободы и грань, до которой он разрешил себе дойти и позволил себе раскрыться.

Если попытаться очертить круг моих научных интересов и исследований – то их можно обозначить двумя словами: социальная психиатрия.

Исторические события в СССР, а затем в странах СНГ, Балтии и Восточной Европы, свидетелем и участником которых я оказалась, усилили мой интерес не только к изучению психолого-психиатрических последствий исторических событий, но и мотивировали к изучению специфики оказания психиатрической помощи в этот период.

Участие в международном проекте АNАР, задачей которого было изучение нужд и потребностей в области оказания психиатрической помощи в странах СНГ и Восточной Европы, было новой ступенью в моем профессиональном развитии.

Этот уникальный проект длился 4 года и осуществлялся под эгидой Женевской инициативы в психиатрии. Ее генеральный секретарь Роберт ван Ворен был инициатором и главной движущей силой этого проекта. В проекте участвовали представители 25 стран. Среди участников были лидеры мировой психиатрии, пре­зиденты психиатрических ассоциаций стран-участниц, директора институтов психиатрии и психического здоровья, заведующие кафедрами, врачи-психиатры и психологи. Украинскую команду возглавлял Семен Фишелевич Глузман.

Участие в этом проекте даю мне уникальную возможность общения со многими выдающимися психиатрами современности: Президентом Британской медицинской ассоциации Джимом Берли, директором Управления международных связей Американской ассоциации психиатров Эллен Мерсер, президентом Всемирной психиатрической ассоциации Норманом Сарториусом и всеми президентами национальных психиатрических ассоциаций стран Восточной Европы, СНГ и Балтии.

В период осуществления проекта была создана «Ассоциация реформаторов в психиатрии» (АРП), членами которой мы стали. Целью этой ассоциации была координация действий многонациональных и мультидисциплинарных команд из стран бывшего СССР и Восточной Европы, которые работали над проблемой реформи­рования сферы охраны психического здоровья в своих странах.

Председателем исполнительного комитета АРП был избран президент Болгарской психиатрической ассоциации Тома Томов, генеральным секретарем – исполнительный секретарь Ассоциации психиатров Украины – Семен Глузман, заместителем председателя – главный детский психиатр Министерства здравоохранения Литвы Дайниус Пурас.

Это был 1996 год. С момента распада СССР прошло всего 5 лет. Советская система организации психиатрической помощи, ориентированная на стационарное лечение, не изменилась. Патерналистский стиль общения медицинского персонала с пациентами и их родственниками, недостаток знаний в области этики и права, отсут­ствие опыта по созданию и продуктивному взаимодействию с общественными организациями родственников и пациентов, группами само- и взаимопомощи, отсутствие института социальных работников – вот далеко не полный перечень культуральных характеристик отечественной психиатрии того периода. И самое главное – отсутствие Закона об оказании психиатрической помощи.

Вот из такого постсоветского психиатрического мира мы и прибыли в Амстердам для участия в этом проекте. Общение с зарубежными коллегами позволило узнать о существовании другой психиатрии и другой культуры оказания психиатрической помощи, а также другой культуры принятия решений и построения концепций. Ведь это был не только исследовательский, но и обучающий проект.

Работа с 9 утра до 7-8 вечера в режиме брейн-сторминг с перерывом на обед и кофе брейк. В течение 3-4 дней. Призывно звенящий колокольчик, которым нас призывал Роберт ван Ворен вернуться в аудиторию, исключал возможность продлить релакс.

Несколько кратких лекций в день (не исключающих по ходу диалога со слушателями) ведущих мировых специалистов о разных аспектах оказания медицинской помощи на современном уровне. Затем работа в национальных малых группах. Необычная работа.

Нам давались задачи из серии организации психиатрической помощи в мифическом регионе «Слака», который жил по законам советской психиатрии. Предлагалось решить какую-либо организационную, терапевтическую или профилактическую задачу основываясь на современных, мировых стандартах. Мы проходили все стадии групповой динамики. Мнимая легкость решения проблемы сменялась поиском лидера мнения, кризис отношений и кризис идей, конкурентные отношения в группе , жаркие споры, усталость... Особенно ярко непонимание проявлялось, когда мы объединялись в межнациональные группы и пытались выработать единую стратегию и тактику. Разные культуры, разная медицинская подготовка, разная ментальностъ, разный уровень знания английского языка... О, наши споры длились до поздней ночи. «Кейс менеджмент» был для нас чем-то новым. Эти групповые междисциплинарные и межнациональные дискуссии научили нас не только работать в группе, но и строить программы для терапевтических бригад.

Полярность наших взглядов сквозила во всем. Маленький штрих из задания «организовать проведение конгресса в мифической «Слаке». Я, как представитель украинской команды, обосновывала необходимость проведения аудита в городе на предмет наличия дешевых гостиниц и мест проживания недалеко от места проведения конгресса для делегатов (сказался мой опыт и опыт моих коллег). Представитель одной из Западных стран отстаивал прямо противоположную точку зрения: он считал приоритетным наличие 4*-5* отелей.

Далее: говоря о состоянии психиатрической службы в регионе мы анализировали статистические данные, то есть усредненные (средний койко-день, сколько денег тратится в среднем на одного пациента и т.д.). Наши Восточноевропейские коллеги анализировали какой-то конкретный случай. «Кейс менеджмент» был в фокусе их внимания.

В конечном итоге, за несколько лет участия в подобных тренингах мы научились говорить на одном языке, продуктивно работать в национальных командах и разрабатывать национальные стратегии развития психиатрической службы. Правда, на бумаге...

Попытка внедрить эти стратегии в Украине в тот период не удалась. И созданный нами «Институт охраны психического здоровья», к сожалению, не смог пробить стену постсоветской психиатрии.

Результаты научных исследований были гораздо успешнее. Проведенная участниками проекта оценка культуры психиатрического обслуживания, определение нужд и потребностей психиатрической службы , выявление надежд и ожиданий пациентов, их родственников и профессионалов в сфере охраны психического здоровья от реформ в психиатрии, вызвало большой интерес не только в психиатрических кругах. Результаты работы мы докладывали на конференциях и конгрессах в Нидерландах, Болгарии, Германии. Чехии и Литве.

6 апреля 2001 года, в канун Всемирного дня здоровья, проходившего в 2001 году под девизом «Психическое здоровье: откажитесь от изоляции – окажите помощь», мы были приглашены в Вильнюс, на встречу с президентом Литвы Валдасом Адамкусом. Кроме приглашенных участников проекта, на встрече в президентском дворце присутствовали члены организации родственников психически больных и пациенты.

Литовским коллегам удалось воплотить в жизнь наши проекты, которые так хорошо были выписаны на бумаге. Может быть потому, что реформы в психиатрии Литвы осуществлялись под патронатом Президента?

Участие в таких долгосрочных проектах дарит еще и общение с удивительными людьми.

Именно здесь я познакомилась с профессором из Санкт-Петербурга Юрием Львовичем Нуллером. Семен Фишелевич Глузман представил нас друг другу.

Юрий Львович был сыном известного большевика, Народного комиссара СССР по международной торговле. Он родится и прожил до 3 лет в Париже, где работал отец. Его детство окончилось в 3 года, когда отец быт отозван обратно в Москву, обвинен в предательстве и расстрелян. Страх, еженощное ожидание ареста, уничижительные насмешки одноклассников и террор со стороны соседей...

Война отсрочила приговор Юрию Львовичу. После ее окончания он был обвинен в том, что быт завербован французской секретной службой (в возрасте трех лет!?) и приговорен к 15 годам лагерей. В лагерь смерти на Колыме его везли в одном поезде с Варламом Шаламовым... В 1956 году он был освобожден и вернулся в Ленинград. Этот трагический период его жизни не помешал ему закончить Ленинградский медицинский институт и стать одним из ведущих и уважаемых профессоров психиатрии не только в Санкт- Петербурге, но и в мире. В момент нашего знакомства он возглавлял отдел клинической и экспериментальной психофармакологии института психоневрологии им. Бехтерева в Санкт-Петербурге.

Но опыт 6-летнего пребывания на Колыме быт настолько психотравмирующим, что остался в его памяти навсегда. Он, студент медицинского института, наблюдал там физиологию, психологию и психопатологию людей, долгие годы находящихся в хроническом кризисном состоянии в экстремальных условиях. Именно с этой темы и начался наш первый разговор с ним. Почему именно эта трагическая мелодия стала лейтмотивом нашей первой беседы? – думаю я сейчас. Наверное, потому, что за пару месяцев до этого вышла моя книга «Кризисные состояния» (Днепропетровск, 1998), в которой проблема посттравматических стрессовых расстройств и реакций адаптации обсуждалась очень подробно и я была все еще «в теме». Об этой книге и о моем предложении выделить проблему кризисных состояний в отдельную междисциплинарную науку – кризисологию, я и рассказала Юрию Львовичу, который попросил прислать ему монографию. Поэтому наш диалог, диалог между «теоретиком» и «практиком» кризисологии, был очень интересным, интеллектуально и эмоционально насыщенным и сопровождался ужасающими психолого-психиатрическими подробностями лагерной жизни людей. Выпускник математического факультета Университета, Нобелевский лауреат по литературе Александр Исаевич Солженицын явно уступал психиатру Юрию Львовичу Нуллеру в описании ГУЛАГа.

Юрию Львовичу был присущ духовный аристократизм и чувство внутренней свободы. Стройный, моложавый, с волнистой гривой волос. Он излучал доброжелательность и искренний интерес к собеседнику. Его психиатрические наблюдения перемежались философскими размышлениями и шутками. Серия его публикаций начала 90-х, посвященная смене парадигм в психиатрии, стала ин­теллектуальным психиатрическим бестселлером на постсоветском пространстве. Пожалуй, со времен Карла Ясперса философское осмысление структуры и динамики психических и поведенческих расстройств не достигало такой глубины.

Мы еще несколько раз встречались на конгрессах и разговаривали о психиатрических проблемах в наших странах. Но та первая встреча, потрясшая меня, до сих пор не забыта. И в следующей своей монографии «История. Культура. Психические и поведенческие расстройства» (Киев, 2002) одну из глав я посвятила психолого-психиатрическим последствиям репрессий и политических преследований. Но… я ее так и не отослала Юрию Львовичу.

Не успела. Он ушел. Навсегда.

Но моя последняя встреча и интеллектуальное общение с ним все-таки состоялись. Он успел подарить мне возможность еще раз окунуться в его интеллектуальный мир и прочесть его неокончен­ную монографию с пометками на полях и непричесанными мысля­ми. Я, как глава комиссии по вопросам науки Ассоциации психиатров Украины, вместе со всеми членами правления АПУ, в 2003 году приняла решение, инициируемое С.Ф.Глузманом, о посмертной публикации в издательстве АПУ «Сфера» его незавершенного фундаментального труда «Структура психических расстройств».

Публикация книги в издательстве «Сфера» была равносильна признанию мирового уровня работы автора. Эти книги рассылались лидерам мировой психиатрии и были представлены в университетских библиотеках мира. В «Сфере» публиковались переводы на русский язык мировых психиатрических, социологических, юридических бестселлеров, книги интеллектуальных лидеров и выдающихся людей.

«Рукописи не горят», – подвел итог единогласного голосования кто-то из присутствующих на том заседании АПУ...

А я вспомнила одну из своих любимых притч, откуда была взята эта цитата, вырванная из контекста. Это притча о просветленном седовласом раве, чьи свитки и пергаменты жгла инквизиция. Он смотрел в огонь и улыбался. Отвечая на вопрос учеников о том, почему он улыбается при виде горящих плодов труда всей его жизни, рав сказал: «рукописи не горят – горит бумага, а слова возвращаются к Богу...».

«Вернется день сумятицею строк,

Таинственностью выписанных знаков,

Я восприму сегодняшний урок,

Тоскующий по прошлому Иаков.

Я подниму из паутины плед,

Протру от пыли снег весенней ночи

Из этих снов, из этих слов и бед,

Из этих зим и частых многоточий.

Где пустотой означены слова,

Где за словами — вязкие длинноты,

Где так болит молчаньем голова,

И мир болит раскаяньем Субботы.

И ужаснусь Упрямству своему

И призраку в себе открытых истин,

Утраченным годам и канувшим во тьму

Своим надеждам, страхам, верам, мыслям...»

Это стихи 31-летнего Семена Глузмана, написанные им в Сибири, в Нижней Тавде, в лагере, где он провел 7 лет. Потом еще 3 года ссылки в Тюменской области. С 26 до 36 лет. «Псалмы и скорби» – так называется сборник его стихов того периода. Эта 170-страничная книга с дарственной надписью от 1996 года стоит на моей книжной полке рядом с подаренной мне в 2013 году 520-сграничной книгой «Рисунки по памяти, или воспоминания отсидента». Между двумя этими книгами, одетыми в черные обложки, и пролегло пространство нашего общения с Семеном Фишелевичем Глузманом. Удивительно, но встреча с генеральным секретарем Ассоциации психиатров Украины (АПУ), живущим в Киеве, произошла не в Украине, а в Испании. В мою личную судьбу Семен Фишелевич вошел в августе 1996 года. Мадридский мировой конгресс по психиатрии, толпы делегатов с одинаковыми фирменными синими сумками, суета и разноголосица, ощущение растерянности и потерянности в многотысячной толпе незнакомых людей со всего мира... Одиночество в толпе...

   На одном из этажей конгресс-холла мы с мужем увидели небольшой офис с надписью на русском языке. Зашли туда. Офис предназначался для русскоговорящих членов «Женевской инициативы в психиатрии». Мы представились. Мне казалось, что мое профессорское звание придаст мне значимости в глазах собеседника. В ответ услышали: Глузман. И ничего более, что прояснило бы его социальный или профессиональный статус. Через пару часов я поняла, что «Глузман» – это мировой психиатрический и правозащитный бренд. Его именем названа психиатрическая больница под Парижем в Сен – Дени. Он почётный член Американской Психиатрической Ассоциации и член Королевского Колледжа Психиатров Великобритании, Германского Общества психиатров и неврологов, Канадской Психиатрической Ассоциации. Он выступал перед Конгрессом США в качестве эксперта по проблемам соблюдения прав человека на Украине. Был экспертом ООН по правам человека, членом экспертной группы при Комитете по вопросам охраны здоровья Верховного Совета СССР и экспертом по проблемам пси­хиатрии и наркологии Комитета конституционного надзора СССР. Является одним из авторов Закона Украины «О психиатрической помощи». Перечень его регалий, достижений и работ занимает не одну страницу в Википедии. О нем написаны книги и воспоминания. Он всемирно известный автор пособия по психиатрии – «Пособия по психиатрии для инакомыслящих» (в соавторстве с Владимиром Буковским). Его психиатрические исследования многогранны и мультидисциплинарны: в фокусе его внимания изучение социальных и юридических истоков злоупотреблений – злоупотреблений психиатрией: поиск этиологических факторов – этиологии злоупотреблений в психиатрии; изучение феномена страха – страха свободы. Его биография, список книг и статей, имена людей с которыми он общался, дают представление о масштабе этой Личности.

   Автор «В окопах Сталинграда» Виктор Некрасов, Андрей Сахаров и Елена Боннер, математик и диссидент Л.И.Плющ, Василий Стус, И.А.Светлычный – вот далеко не полный список знаковых лиц эпохи, с которыми дружил и общался Глузман. Но с человеком, который кардинально изменил его судьбу, превратив его из интеллигентного мальчика из профессорской семьи, мечтавшего о психиатрической академической карьере, в диссидента, он так никогда и не встретится. Это был генерал Петр Григорьевич Григоренко: инакомыслящий диссидент Советской Армии, дважды принудительно лечившийся в психиатрических стационарах по поводу психического расстройства. К моменту встречи с Семеном Фишелевичем я уже очень хорошо знала, что психиатрический диагноз может изломать судьбу человека. Поэтому всегда, размышляя над природой психического расстройства при постановке диагноза, я исповедала принцип «презумпции нешизофреничности». Слишком велика плата за не­верную дифференциальную диагностику.

   Но судьба С.Ф.Глузмана явила мне пример того, как психиатрический диагноз может изменить судьбу врача. Врача-психиатра.

   Дважды генералу П.Г.Григоренко на СПЭК института им. В.П.Сербского в Москве выставлялся диагноз паранойяльного развития личности (систематизированный бред) на фоне органического нарушения головного мозга (ранний церебральный атеросклероз, колебания артериального давления, контузия во время войны). В рамках бреда реформаторства трактовались «идеи реформаторства, переустройства государства в сочетании с идеями переоценки собственной личности (на уровне мессианства), элементами бредового толкования отдельных фактов действительности с аффективной охваченностью». В освидетельствовании П.Г.Григоренко, постановке ему психиатрического диагноза, санкционирующего принудительное психиатрическое лечение, в 1964 и 1969 годах принимали участие корифеи советской психиатрии, академики и профессора: А.В.Снежневский, Г.В.Морозов, Д.Р.Лунц, Б.В. Шостакович, М.Ф.Тальце и другие, менее известные психиатры.

   В 1971 году, молодой Семен Глузман, врач с 2-хлетним психиатрическим стажем, по собственной инициативе провел заочную судебно-психиатрическую экспертизу (по материалам дела, переданного ему адвокатом генерала). Профессионально и обосновано он доказал неправомерность диагноза, выставленного в ин-те им. В.П.Сербского. Его психиатрическое заключение с выводом «психически здоров» было напечатано в «самиздате», за рубежом... В родной Киев Семен Фишелевич вернулся через 11 лет... А генералу Григоренко, изгнанному из страны после принудительного лечения, в 1978 году была проведена судебно-психиатрическая экспертиза в США под руководством известного психиатра Вальтера Райха. Генерал был признан психически здоровым. А его «дело» стало хрестоматийным и получило широкий резонанс во всем мире. Глузман – Григоренко. Когда говорят или пишут об одном из них, всегда вспоминают другого... В одном из эссе, посвященном Ивану Алексеевичу Свитлычному, Семен Фишелевич пишет, что одним из важных уроков, который ему преподал Учитель, был урок нравственного поведения в безнравственной ситуации. Это один из самых важных уроков от Глузмана и для меня.

  Что еще? Он показал мне другую психиатрию, другой стиль общения, ввел меня в круг лидеров мировой психиатрии, инициировал создание «Института охраны психического здоровья» и мою активную работу в ассоциации психиатров Украины. В его офисе я впервые услышала о случаях злоупотребления психиатрией в политических целях, увидела «самиздат» и библиотеку с уникальными психиатрическими изданиями со всего мира. Из ассоциации психиатров я всегда уезжала с увесистым пакетом журналов и книг, изданных в уникальном издательстве «Сфера». Чтение этой литературы открывало передо мною другую картину мира, психиатрия виделась в другом дискурсе. И может быть самое главное: изменилась траектория движения моей мысли. Я стала мыслить социальными и историко-культуральными категориями. На пике нашего сотрудничества в издательстве «Сфера» были изданы две мои монографии: «История. Культура. Психические и поведенческие расстройства» (2002г.) и «Профессиональное выгорание у медицинских работников: формирование, профилактика, коррекция» (2004).

   В книге «История. Культура....» в разделе, посвященном динамике развития психических и поведенческих расстройств у лиц, подвергшихся физическим и психологическим пыткам , специфика взаимоотношений и психологических защитных механизмов, а также динамика психологических изменений, наблюдаемых у диссидентов, находившихся в заключении в советских лагерях в 70-80е годы XX века, была описана на основе рассказов профессионального психиатра, бывшего узника совести С.Ф.Глузмана. Так сложилось, что значимые для меня человеческие отношения и научные контакты впоследствии трансформировались в новые идеи и проекты. Но для их реализации требовалась определенная атмосфера. Творить – как дышать: легко, свободно, с ощущением полета....

   Это большая редкость и большая удача, когда в высшем учебном заведении создана такая научная атмосфера, в которой сотрудники творят. Я искренне благодарна и признательна ректору Днепропетровской медицинской академии академику НАМН Украины, профессору Георгию Викторовичу Дзяку за создание и поддержание именно такой научной творческой атмосферы в медицинской академии и за предоставленную мне (единственному за 92 года существования академии психиатру) возможность произнести Актовую речь. Речь, в которой был подведен итог моей 30-летней жизни в науке, итог работы сотрудников кафедры психиатрии ФПО и Днепропетровской школы психиатров. В актовом зале присутствовала и моя мама. Переполненный зал рукоплескал ей. При подготовке этой речи я много думала о генеалогии мысли и историографии идей. Именно тогда у меня и родилась идея «биографических рефлексий».

   Днепропетровская государственная медицинская академия – это моя alma mater. Здесь учился мой папа, мой муж и мои дети. После окончания Днепропетровского медицинского института в 1976 году я 10 лет отработала в Игренской психиатрической больнице. Моей мечтой всегда была работа на кафедре. Может быть потому, что моей маме так и не удаюсь попасть на кафедру психиатрии, которой она быта, безусловно, достойна как один из лучших детских психиатров Украины, возглавлявший 30 лет детскую психиатрическую службу Днепропетровской области. Может быть потому, что в нашей семье о кафедральных работниках говорили очень уважительно, а о профессорах – с особым пиететом. Мои родители дружили с профессором Шостаковичем Владимиром Владимировичем. Именно к нему домой мы и зашли после того, как списки поступивших в медицинский институт (среди которых была и я) были вывешены и он был первым, с кем мы поделились этой радостью. Он принял нас в своем кабинете. Стеллажи с книгами под потолок и большой стол, заваленный бумагами. Этот дизайн профессорского кабинета стал для меня эталонным на всю жизнь.

Обучение в заочной аспирантуре усилило мое желание работать на кафедре. Дважды я подавала на конкурс и только с третьей попытки, в 33 года, я была избрана на должность ассистента кафедры психиатрии факультета усовершенствования врачей. Через полгода я защитила кандидатскую диссертацию, в 39 лет – докторскую. В 40 лет я стала заведовать этой кафедрой.

Кафедру основал в 1986 году и возглавлял до 1993 года профессор Полтавец Владимир Иванович.

Неординарный, свободомыслящий, креативный, экспериментирующий… Блестящий лектор и хороший врач. Я посещала все его лекции: и в роли курсантки, и в роли ассистента, и в роли профессора кафедры. Я многократно прослушала их. Меня поражала его способность одну и ту же тему читать по-разному, вкраплять в нее интересные, иногда парадоксальные, примеры. Высокая лекторская культура, широкий кругозор, знание современных зарубежных и отечественных тенденций в психиатрии и наркологии...

Его любили курсанты и пациента. Он выделялся в профессиональной среде, был «не такой как все». Внешне чем-то похожий на Дон Кихота, а внутренне на загадочного Чайльд-Гарольда, он пользовался успехом у женщин.

Скорее европейский, а не советский тип ученого. Может быть поэтому, он был желанным гостем на международных конгрессах и общался со многими зарубежными коллегами. Его кандидатская и докторская диссертации были посвящены изучению биологических (генетических) и средовых (социально-психологических) факторов в генезе шизофрении (кандидатская) и алкоголизма (докторская). Мы в один день защищали диссертации в Москве, в институте им. В.П.Сербского: он докторскую, а я кандидатскую.

Под его руководством мы активно занимались психотерапией, внедряли новые психотерапевтические технологии в наркологическую практику и разрабатывали принципы бригадного ведения пациентов с опийной наркоманией и членов их семей. За научные разработки в этой области сотрудники кафедры были награждены Международной ассоциацией по борьбе с наркоманией и наркобизнесом премией Миноли.

В 1993 году Владимир Иванович был приглашен в Киев в университет «Киево-Могилянская академия», где организовал и возглавил кафедру «Школа социальной работы». С 1999 года, года его трагического ухода из жизни, эта кафедра носит имя профессора В.И.Полтавца ...

В формальном смысле я никогда не была его ученицей, так как он не был руководителем моих диссертационных работ. Но работая с ним, я многому научилась. Он быт моим первым и единственным заведующим кафедрой, под чьим руководством я работала. Неформальный подход к выбору научной тематики кафедры, креативность при чтении лекций, создание творческой атмосферы в научном коллективе, умение видеть в каждом сотруднике Личность и готовность дать этой Личности раскрыться и состояться... Это только основные «уроки от Полтавца», которым я пытаюсь следовать вот уже 20 лет ...

Мой приход на работу к профессору В.И.Полтавцу был не стандартным. На кафедру я пришла уже зрелым, самостоятельным человеком, прошедшим все ступени карьеры в практическом здравоохранении: от врача ординатора до заместителя главного врача одной из крупнейших в СССР психиатрических больниц.

В 1987 году (время моего перехода на кафедру) в больнице было 45 отделений. 2750 коек, 2313 сотрудников и 201 врач. Это был пик «золотого века» Игренской психиатрической больницы. Она конкурировала только с психиатрической больницей им. Кащенко в Москве.

Я прошла уникальную школу организации здравоохранения, работая 10 лет с главным врачом этой больницы Павловым Владимиром Алексеевичем. Это были года невиданного энтузиазма и веры в наше светлое будущее. Мой папа, Сударенко Николай Александрович, заведовавший в то время наркологическим отделением больницы, был, как и в годы войны, всегда на передовой. Курсантом Ленинградской военно-медицинской академии он добровольцем ушел на Ленинградский фронт. Он руководил подразделением при обороне Ленинграда, видел весь ужас 900 дней его блокады, освобождал Польшу, штурмом брат Берлин... Был награжден орденами и медалями... Занесен в книгу «Почетные граждане Ленинграда»... Почетный гражданин Украины...

Папа по своей природе был Воином. Дух Воина не покидал его ни на работе, ни дома, ни в последние месяцы жизни. Он всегда боролся, не сдавался... День Победы был самым главным праздником в нашей семье. Это быт святой день. Утро начиналось с телефонных звонков папе из Ленинграда, Москвы, Киева. Днепропетровска... Однополчане, их дети и жены, просто знакомые и коллеги... Каждое 9 мая мы собирались всей семьей и шли к памятнику Неизвестному Солдату, где уже были сотрудники больницы и жители Игрени. Папу всегда просили выступить... Он всегда очень проникновенно говорил о войне… Но он не только говорил. Будучи председателем совета ветеранов больницы, он, подобно Ангелу- хранителю ветеранов войны Игренской психиатрической больницы, в прямом смысле слова «выбивал» для них все необходимое.

Последний раз мы были с папой у Памятника в мае 2006 года...

Воспоминания о войне живут в нашем доме и в виде папиной уникальной исторической библиотеки. Он особенно ценил мемуарную литературу и читал ее с упоением. Сейчас на полках сиротливо стоят мемуары Г.К.Жукова, А.М.Василевского, И.С.Конева, И.Х.Баграмяна..., энциклопедические тома «Опыт Советской медицины в Великой Отечественной Войне 1941-1945 годов» (М.,1950), редкостные юридические военные книги, такие как «Ни давности, ни забвения... (По материалам Нюрнбергского процесса) (М., 1983), книги о блокадном Ленинграде и Невской Дубровке... Некоторые из них были подарены папе Ленинградским домом военной книги, как защитнику и почетному гражданину Ленинграда...

Мой сын Андрюша до сих пор вспоминает поездку с дедушкой на Парад Победы в Москву, в 1995 году, куда были приглашены ветераны со всех стран СНГ. 50 лет Победы. Как давно это было... Как много изменилось с тех пор... Сегодня, произнося слово «война», надо обязательно разъяснять какая (афганская, че­ченская...)...

Но папа был не только Воином, он быт еще и Созидателем. Это редкостное сочетание личностных характеристик в полной мере проявилось в нем в мирной жизни, в период его работы в Игренской психиатрической больнице. Период длиною в 58 лет, длиною во всю его мирную послевоенную жизнь. Во многом, благодаря его уникальному подходу к больным и его беззаветной преданности делу, которому он служил, произошло послевоенное возрождение Игренской психиатрической больницы и ее дальнейшее процветание. Он не знал выходных дней. И в субботу, и в воскресенье он был в отделении, рядом с больными. Он практически не ходил в отпуск. Без него больница замирала, все останавливалось, все ждали Сударенко.

Дело в том, что психиатрическая больница в тот период существенно отличалась от классических больниц, где лечебный процесс подразумевал медикаментозное или хирургическое лечение, а больные лежали в стационарах.

Главной задачей лечения в психиатрической больнице была социальная реабилитация, то есть возврат пациента в общество и восстановление его социального статуса. В те времена обязательным пунктом реабилитации пациентов, наряду с медикаментозной терапией и психотерапией, были трудовые процессы. Как правило, большинство пациентов, страдающих алкоголизмом, имели «золотые руки», которые и применялись при строительстве и реконструкции отделений, а также на всех хозяйственных работах этого огромного лечебного объединения со своими лечебно-трудовыми мастерскими, животноводством (с лошадьми, коровами, свиньями и т.д.), сельскохозяйственными угодьями, оранжереей и пекарней.

За 10 лет были построены и открыты 20 отделений. В том числе и 2-х этажное детское отделение с зимним садом, спортзалом, классными комнатами и бассейном с рыбками и черепахами. Это отделение было плодом труда моих родителей. Моя мама, заведовавшая детским отделением с 1951 года, всегда мечтала об отделении, где бы дети чувствовали себя не как в психиатрической больнице, а как в санатории. Ценой неимоверных усилий, за счет личных связей, здоровья и своего личного времени, а также благодаря деятельной поддержке папы, она воплотила свой замысел в жизнь. Дети не только лечились, но и учились в отделении. С учителями Игренской средней школы №122, школы, в которой я училась в течение 10 лет, был заключен договор и они проводили уроки в отделении.

Мама – врач от Бога. «Сердце – отдаю детям»: эта фраза великого педагога Василия Александровича Сухомлинского характеризует ее отношение к пациентам. Некоторые из них, уже став дедушками и бабушками, до сих пор приходят к ней в гости или звонят по телефону. Да и ее фамилия «Цилюрик» отражает лекарскую суть ее предков, которую описал Иван Петрович Котляревский в своей знаменитой «Енеїді»:

«Япид, цилюрик лазаретний,

Був знахур в порошках нешпетний,

Лічитъ Енея приступав...»

Мои родители создавали новую психиатрию, психиатрию будущего.

Мне тоже выпало пережить это ни с чем несравнимое чувство при создании и реализации чего-то по-настоящему нового. Когда ждешь чуда от новой методики, когда надеешься... Впервые я пережита его именно в этот период, когда мне было поручено ознакомиться с возможностью внедрения метода гемосорбции в психиатрию. Я была командирована в Москву, в институт им. Н.В.Склифосовского и в психиатрическую больницу им. П.П.Кащенко, где этот метод лечения активно использовался уже несколько лет. Через год метод гемосорбционной детоксикации на активированных углях успешно применялся во вновь открывшемся отделении анестезиологии и реанимации больницы. Чудо произошло: после применения этого метода в нашей больнице не было ни одного случая смерти от злокачественного нейролептического синдрома.

К тому времени я уже имела опыт общения с профессорами из Москвы, Харькова, Киева, которых очень часто приглашали консультировать и читать лекции в Игренскую психиатрическую больницу. У меня уже была подана к защите кандидатская диссертация. У меня уже быта семья и двое детей.

Я достигла возраста Иисуса Христа...

В Днепропетровском медицинском институте (на базе Игренской психиатрической больницы) открывали новую кафедру психиатрии на факультете усовершенствования врачей, куда нужны были преподаватели со стажем работы в психиатрии и с научной степенью. Я решилась и круто изменила свою успешную, отлаженную жизнь в Игренской психиатрической больнице, где я работала рядом с мамой, папой и мужем. Нас было четверо... .Я была младше всех, в роли «дочери» и «жены». И не смотря на мой социальный статус «заместителя главного врача по медицинской части», за глаза меня упорно называли «дочь Сударенко». «Сударенко» – это был психиатрический и наркологический бренд, известный всем.

Теперь я была одна. В медицинском институте меня никто не знал и не протежировал. С одной стороны, это отсутствие какой-либо поддержки, но с другой стороны – у меня появилась возможность идентифицировать себя, то есть из «дочери Сударенко» стать Людмилой Николаевной Юрьевой. Позже, когда я уже заведовала кафедрой, а мой папа был у меня на курсах, от молодого психиатра я случайно ус­лышала: «я работаю с отцом Юрьевой». Между этими двумя фразами – между «дочь» и «отец» – пролегло 20 лет моей жизни...

На кафедре мне пришлось начинать все сначала, с самой низкой ступени академической карьеры. Среди молодых, свободных, не обремененных опытом и семьей диссертантов и учеников Владимира Ивановича Полтавца. В первые годы работы на кафедре я узнала, «как закаляется стать».

Совершенно новый вид работы: повышение квалификации врачей-психиатров и наркологов, то есть повышение уровня их знаний и умений. Я должна была быть на голову выше моих «учеников», со многими из которых я проработала 10 лет в больнице, а некоторые из них были моими учителями...

Одно дело диагностировать «галлюцинаторно-параноидныи синдром», и совсем другое – 90 минут рассказывать о нем. Ночи уходили на написания текстов занятий (вечера после работы отдавались детям), а дни – на занятия с курсантами. Особенно тяжело приходилось, когда моими курсантами были мама, папа или муж. Чуть легче, когда мои лекции слушали дочь и сын. Каждое занятие – как экзамен. И все это на фоне написания докторской диссертации, которую я завершила за 5 лет благодаря огромной поддержке и помощи моих родителей и мужа... Сталь закатилась...

Как ни странно, но мне также очень помог мой опыт работы в комсомоле. В течение 3 лет я была секретарем комсомольской организации Игренской психиатрической больницы. 296 комсомольцев... До освобожденного комсорга не хватало 4 человек. Поэтому, 1,5 ставки врача экспертного отделения приходилось совмещать с активной комсомольской деятельностью, от которой меня избавил уход в декретный отпуск.

Постоянные выступления на комсомольских собраниях развивали мое ораторское искусство и умение управлять большой аудиторией. Постоянный поиск креативных решений для того, чтобы обязательные к рассмотрению на подобных собраниях идеологические вопросы (часто не интересные для молодежи) чередовались с чем-то актуальным. До сих пор помню, как на одно из комсомольских собраний пришли все комсомольцы: вторым вопросом у нас значилось «Сексуальное воспитание» в изложении сексопатолога больницы. В стране, где «секса нет», это было событие.

О моей психиатрической молодости мне напоминает аллея, которую мы назвали комсомольской. Молоденькие, хрупкие березки, которые были нами посажены на одном из комсомольских субботников около входа в Игренскую психиатрическую больницу, превратились в аллею с большими и стройными березами, мимо которых я езжу каждый день на работу...

Я работаю на кафедре психиатрии факультета последипломного образования уже 27 лет, из которых 21 год заведую этой кафедрой. В 33 года я решилась изменить жизнь. Изменилось место работы, должность, статус, иерархия отношений. Расширилась география презентаций работ, интеллектуальное пространство и возможности. Изменилось практически все. Только Игренская психиатрическая больница и ее обитатели стабильно присутствуют в моей жизни. Ведь кафедра находится на территории этой больницы, многие врачи здесь учились в интернатуре, учатся на курсах повышения квалификации, в магистратуре, ординатуре или аспирантуре. Иногда я встречаю в отделениях для хронических больных своих пациентов, которых лечила еще в первые годы работы в больнице...

Тогда мне казалось, что я смогу вылечить шизофрению...

Сотрудники кафедры и мои ученики уже давно стали частью моей семьи. С каждым из них у меня связаны особые воспоминания.

Под моим руководством выполнено 10 кандидатских диссертаций. Основной целью каждого из этих научных исследований была разработка дифференцированных, поэтапных лечебно-реабилитационных и профилактических программ для пациентов с различными психическими и поведенческими расстройствами на основе клинических, нейрофизиологических и психологических исследований.

Каждый из моих учеников имеет свое лицо и имя в психиатрии. Восемь из них пришли в науку уже зрелыми, проработавшими не один год в практическом здравоохранении, специалистами.

Мои первые ученики занимались клинико-нейрофизиологическими исследованиями. Это были пионерские работы, так как в психиатрической практике того времени компьютерные электроэнцефалографические исследования с картированием мозга практически не применялись из-за отсутствия современной аппаратуры. На нашей кафедре уже тогда быт аппаратно-технический комплекс ДХ-2000, на котором и проводились исследования.

Кандидатская диссертация Носова Сергея Григорьевича была посвящена клинико-нейрофизиологическому прогнозированию лечебной эффективности нейролептиков при шизофрении (1997 год). Кандидатская диссертация Мамчура Александра Иосифовича – клинико-нейрофизиологической оценке депрессивных расстройств и оптимизации лечения антидепрессантами (1999 год). Наука была столь привлекательна для них, что они не побоялись променять работу в престижном отделении больницы на место старшего лаборанта на кафедре. С тех пор прошло больше 20 лет, мы и сейчас работаем вместе. Пройден путь от старшего лаборанта до доцента кафедры. Они пишут докторские диссертации, активно участвуют в различных проектах. С Сергеем Григорьевичем мы участвовали в международном проекте АNАР и проекте ВОЗ «Проявления психических заболеваний в странах Центральной Азии», с Александром Иосифовичем – в клинических исследованиях новых препаратов. Реализуя эти проекты, мы побывали во многих странах мира, по­знакомились с научной европейской культурой, увидели стиль работы западных ученых, что позволило нам организовать работу на кафедре по европейским стандартам. Наш совместный путь отмечен монографиями, научно-методическими пособиями и статьями.

Кандидатская диссертация Чудаковой Ларисы Бориславовны (2000 год) была посвящена разработке лечебно-реабилитационных программ для детей и подростков с нарушенными формами поведения. Она начинала работать детским психиатром у моей мамы, которая в ту пору заведовала детским отделением и была главным внештатным детским психиатром Днепропетровской области. На 42-ом году своего заведывания отделением она передала это тяжкое бремя своей ученице, и мотивировала ее к написанию кандидатской диссертации. Лариса Бориславовна поступила в заочную аспирантуру на нашу кафедру и через 4 года успешно защитила кандидатскую диссертацию. Сейчас она заведует детским отделением и является главным внештатным детским психиатром области.

Татьяна Юрьевна Больбот и Мария Георгиевна Бобро – два очных аспиранта кафедры, потомственные врачи. Параллельно с интернатурой, которую они проходили на нашей кафедре, они написали и защитили магистерские диссертации.

Кандидатская диссертация Татьяны Больбот была посвящена психическим и поведенческим расстройствам у лиц молодого возраста с компьютерной зависимостью (клиника, коррекция, профилактика) (2005г.). Это была пионерская работа. Когда мы только ее начинали, в психиатрической больнице не было ни одного пациента с компьютерной аддикцией, а в МКБ-10 не было такого расстройства. Через 3 года только в нашу психиатрическую больницу уже поступило 38 компьютерозависимых пациентов, а с 2013 года в DSM-5 введен диагностический таксон «компьютерная зависимость». Результатом этой работы стала не только блестящая защита диссерта­ции, но и наш совместный патент на изобретение «Способ скрининговой диагностики компьютерной зависимости» и наша монография «Компьютерная зависимость: формирование, диагностика, коррекция и профилактика» (2006). Это была первая в Украине монография, посвященная компьютерной аддикции. Предисловие к ней на­писала Маресса Орзак, директор Бостонского центра исследований компьютерной аддикции. Сейчас Татьяна живет и работает в США.

Кандидатская диссертация Марии Бобро была посвящена психическим расстройствам у больных с впервые выявленным туберкулезом легких (клиника, диагностика, коррекция) (2006). Особенный интерес представлял контингент пациентов. Дело в том, что мы изучали новую генерацию больных туберкулезом, ранее практически не встречавшуюся: люди с высшим и средним образованием, работающие по специальности (врачи, учителя, инженеры, медсестры, банковские служащие и т.д.). И психология, и психопатология, и отношение к лечению и реабилитации у них существенно отличались от традиционного контингента больных туберкулезом. Работа вышла очень интересной и актуальной. Сейчас Мария живет и работает в Киеве.

Подлубный Виталий Леонидович, врач-психиатр из Запорожья, долгое время занимался эпилептологией. На одном из выездных циклов, которые мы проводили в Запорожье, он подошел ко мне и рассказал о своих наблюдениях и желании продолжить исследования в рамках диссертационной работы. Тема быта сфор­мулирована, работа запланирована. Кандидатская диссертация, посвященная психосоциальной реабилитации больных эпилепсией с расстройствами личности и поведения была защищена в 2006 году, через 3 года после нашей встречи. Сейчас он преподает на кафедре психиатрии Запорожской медицинской академии последипломного образования и работает над докторской диссертацией.

Гура Эдуард Иванович был в группе наших первых врачей-интернов, которые обучались психиатрии и наркологии на кафедре в 1993 -1995 годах. До этого времени обучение врачей-интернов проходило только на базе Игренской психиатрической больницы. В науку он пришел, проработав больше 10 лет в наркологии и имея большую психотерапевтическую практику. Его кандидатская диссертация была посвящена реабилитации подростков, лишенных родительской опеки (2008 год). За время работа на кафедре Эдуард Иванович защитит кандидатскую диссертацию и внес психотерапевтический акцент в наш педагогический процесс. Была издана наша совместная монография «Реабілітація підлітків, позбавлених батьківського піклування» (Днепропетровск. 2009). Волонтерские посещения нашими врачами-интернами одного из детских домов города Днепропетровска, инициируемые им, стали обязательной составляющей интернатуры на нашей кафедре. Сейчас Эдуард Иванович работает доцентом кафедры педагогики и психологии Днепропетровского государственного института физической культуры и спорта.

Шустерман Тамара Иосифовна тоже училась в интернатуре на нашей кафедре. Проработав врачем-психиатром 3 года в Днепропетровской областной психиатрической больнице, она поступила к нам в заочную аспирантуру. Она работала в отделении, где было много пациентов с первичным психотическим эпизодом. Меня уже давно интересовала проблема взаимоотношений и взаимовлияний в треугольнике «врач – пациент – родственники». Одну грань треугольника «врач – пациент» я попыталась изучить и описать в книге «Синдром выгорания у медицинских работников» (2004). Изучать вторую грань треугольника – «пациент – родственники» – я предложим Тамаре Иосифовне. Она блестяще справилась с задачей. Ее работа была пионерской. Диссертацию «Психокоррекция и профитакгика психической дезадаптации у родственников больных первичным психотическим эпизодом» она успешно защитила. Сейчас Тамара Иосифовна работает ассистентом на кафедре психиатрии, общей и медицинской психологии Днепропетровской медицинской академии.

С Дукельским Александром Александровичем мы знакомы уже 35 лет. Мы вместе проходили специализацию по психиатрии в психиатрическом отделении больницы им. Мечникова, на базе которого тогда находилась кафедра психиатрии Днепропетровского медицинского института, возглавляемая профессором Викторией Петровной Блохиной. Потом наши пути разошлись. Я начата работать в Игренской психиатрической больнице, он – в психоневрологическом диспансере, где прошел путь от участкового врача-психиатра до заведу­ющего дневным стационаром, где впервые в Украине быта создана действующая модель дневного стационара для больных психоневрологического профиля на промышленном предприятии. Эта модель промышленной реабилитации быта удостоена диплома ВДНХ СССР. Потом мы встречались в институте им. В.П.Сербского у зам. Директора, профессора Инны Николаевны Бобровой, на многочисленных психиатрических конференциях, у моей мамы в отделении. Через много лет наши пути опять пересеклись в стенах Днепропетровской медицинской академии, где Александр Александрович возглавляет единственную в Украине поликлинику при медицинском ВУЗе. Его многолетнее стремление к научной работе было реализовано. Он стал выполнять кандидатскую диссертацию на нашей кафедре. В 2011 году он блестяще защитил диссертацию «Особенности клиники и терапии депрессивных расстройств у больных с ишемической болезнью сердца, которые перенесли стентирование коронарных артерий». Ранее этот контингент пациентов (стентированные) не изучался, а разработанные реабилитационные программы были очень актуальны и востребованы. Результаты наших исследований мы обобщили в двух монографиях и многочисленных публикациях. Свой богатейший психиатрический и психотерапевтический опыт он передает интернам и врачам-курсантам, которые обучаются на нашей кафедре.

Вишниченко Сергей Иванович начал заниматься наукой, проработав в психиатрии более 25 лет. Свою врачебную деятельность он начинал психиатром в ПНД города Кривого Рога. Последние 20 лет он работает в системе МВД, где прошел путь от врача-психиатра до начальника отделения амбулаторной психиатрической помощи центра психиатрической помощи и профессионального психофизиологического отбора ОМО ГУ МВД Украины. Мысль о научной работе возникла у него, когда он быт у нас на курсах и услышал мою лекцию о синдроме выгорания у медицинских работников, а затем прочел и мою книгу. Он подошел ко мне с предложением изучить особенности синдрома выгорания у сотрудников органов внутренних дел. Рассказал о своем психотерапевтическом опыте применения символдрамы у лиц с психической дезадаптацией. Мы обговорили с ним дизайн работы, решив расширить поле исследований и изучить не только синдром выгорания, но и другие варианты психической дезадаптации с целью разработки профилактических и лечебно-реабилитационных программ для данного контингента исследуемых. В феврале 2014 года Сергей Иванович успешно защитил кандидатскую диссертацию «Профилактика психической дезадаптации у сотрудников органов внутренних дел». Когда мы планировали эту тему, мы еще не знали, какой архиактуальной она окажется к моменту зашиты диссертации. В связи со сложившейся в Украине исторической драматической ситуацией, разработанные нами профилактические и реабилитационные программы стали чрезвычайно востребованными.

Кафедра – это коллектив единомышленников и коллег. Поэтому, кафедральная атмосфера определяется не только научными исследованиями, обобщенными в диссертационных работах, монографиях, научных публикациях и презентациях. Она во многом зависит от людей, работающих на ней. Хранителем истории, непосредственным участником кафедральной жизни длинною в 50 лет является ассистент кафедры, кандидат медицинских наук Матышко Тамара Викторовна. Она начинала работу на студенческой кафедре психиатрии старшим лаборантом еще в пору, когда единственную тогда кафедру психиатрии возглавляла И.В.Праздникова, а затем профессор В.В.Шостакович. Она стояла у истоков создания нашей кафедры, работая ассистентом еще на доцентском курсе по наркологии в г. Кривом Роге у профессора В.П.Блохиной. В 1986 году этот курс трансформировался в кафедру психиатрии ФУВ и Тамара Викторовна продолжала работать с профессором В.И.Полтавцом. Ее кандидатская диссертация, которую она защитила в ин-те им. В.П.Сербского, быта посвящена женскому алкоголизму. Наркологией она занимается до сих пор. Уже 28 лет мы работаем с Тамарой Викторовной вместе...

За это время на кафедре работало много сотрудников, каждый из которых внес свой индивидуальный вклад в ее развитие и процветание. С каждым из них я прошла часть своего жизненного пути и каждый из них оставил на нем свой след. В разное время на кафедре работали: профессор В.А.Павлов, доценты Н.А.Ерчкова и С.В.Пхиденко, ассистенты В.В.Штенгелов, В.А.Лагутин, М.К.Белинская, В.П.Воецкая, В.Е.Семенихина. Ю.Н.Завалко и Э.И.Гура.

В настоящее время на кафедре работают: доцент, к.м.н. С.П.Носов, д.м.н. В.В.Огоренко, к.м.н. А.И.Мамчур, к.м.н. А.А.Дукельский, к.м.н. Т.В.Малышко, очный аспирант Ю.Н.Шевченко и лаборанты кафедры: Н.В. Логвиненко и А.Ю. Евсеенко.

Люди... Годы... Жизнь... Я иногда задаюсь вопросом: почему именно так сложилась моя судьба? Что или кто предопределил мой Путь? Безусловно, это мои родители, даровавшие мне жизнь и «психиатрическую судьбу», и вся моя большая семья, мой род. Я в неоплатном долгу перед ними. Мне также близка мысль Конфу­ция, который говорил, что каждый человек, появившийся в нашей жизни, является нашим учителем. Жизнь даровала мне встречи и общение с замечательными людьми, каждый из которых сыграл свою особую роль на перекрестках моей жизни. 

Я сижу в своем кабинете, расположенном в административном корпусе Днепропетровской областной клинической психиатрической больницы (историческое название Игренская). Больницы, которой в 2013 году исполнилось 116 лет и в которой все члены моей семьи проработали в общей сложности почти 200 лет...

37 отделений, 1666 психиатрических коек и 86 врачей психиатров – так она выглядит в 2013 году...

Мои первые врачи-интерны уже 20 лет работают в психиатрии. Некоторые из них в США, Германии, Испании, Израиле...

В моем кабинете книжные полки до потолка. Одна полка занята моими монографиями, другая – подаренными мне книгами моих коллег и современников с дарственными надписями. На столе лежит ноутбук, множество листков с распечатанными фрагментами будущей книги. Почетное место занимает первая изданная книга моей старшей 10-ти летней внучки Габриэлтьг “The Flood”. Большая, с авторскими цветными рисунками, на английском языке. Настоящая книга в твердом переплете. Ученику, выигравшему конкурс на лучшее сочинение на вольную тему, директорат школы в типографии издает книгу с этим текстом и рисунками. Тиражом 10 экземпляров. А рядом с этим раритетом, примостилась симпатичная аппликация моей младшей внучки, 5-летней Катеньки. Это самые ценные подарки, которые я получила на свой юбилей.

Впереди – вторая часть Пути. С новыми книгами, учениками и путешествиями, со старыми друзьями, коллегами и любимыми мною людьми. С вечными ценностями. В атмосфере счастья и любви...

Днепропетровск 2013 -2014 гг.

 ____________________________________

 © Юрьева Людмила Николаевна