Главная
Главная
О журнале
О журнале
Архив
Архив
Авторы
Авторы
Контакты
Контакты
Поиск
Поиск
Обращение к читателям
Обращение главного редактора к читателям журнала Relga.
№05
(407)
21.07.2023
История
Интервью депутата Госдумы, бывшего политзека, правозащитника Михаила Молоствова. 1995 г.
(№14 [287] 10.12.2014)
Автор: Сергей Мельник
Сергей Мельник

   Двадцатилетие начала первой в новейшей истории чеченской войны в России вряд ли отметят цивилизованно – с парламентскими слушаниями, с другими атрибутами, свидетельствующими о здравой памяти и покаянии, и разумеется, об извлечённых уроках. Как справедливо заметил Григорий Явлинский на телеканале «Дождь»: «Чеченская война забыта, ее стараются не вспоминать». И нынешняя «геополитика» России – образец того самого беспамятства, невежества, отягощённой наследственности и, простите, преемственности...
  Это интервью с известным политзаключённым, правозащитником, в то время депутатом Госдумы Михаилом Михайловичем Молоствовым было сделано и опубликовано летом 1995 года – когда стало окончательно ясно, в какую авантюру втянули страну. Вышло сначала в моём родном городе, в маленькой провинциальной российской газете «Тольятти сегодня», которую редактировал Андрей Уланов (и в следующем году мы отметим двадцатилетие его гибели), затем – практически идентичный текст, только чуть короче, в старейшем эмигрантском американском «Новом русском слове» (главредом в то время был Георгий Вайнер). Специально отмечу: несмотря на то, что материал получился жёсткий и нелицеприятный для многих тогдашних «рулевых», ни по ту, ни по другую сторону Атлантики никому не пришло в голову подвергнуть его цензуре и обвинить авторов в каком-либо смертном грехе типа «непатриотизма». Всё ж таки, другие были времена...
   И ещё одна деталь. Публикация интервью с М. Молоствовым в тольяттинском издании вышла 14 июня – за день до начала трагических событий в Будённовске (уже после страна узнала, что Молоствов был среди правозащитников-«парламентёров», участвовавших в спасении заложников)...
   Даю текст по версии нью-йоркского издания («Новое русское слово», 9 августа 1995 г).

  Михаил Молоствов«Я не люблю родину как мертвое географическое пространство»

  До этой встречи я знал его заочно: по «голосам», публикациям в правозащитной, а теперь и в легальной прессе и по рассказам моего старшего друга-политзаключенного, солагерника Молоствова в Потьме.
Окончив в конце 50-х с красным дипломом философский факультет Ленинградского университета, отпрыск одной из ветвей Рюриковичей отбыл семь лет в лагерях по ст. 58-10 ч. 1 и 58-11. С 1991 года «организатор антисоветской деятельности» Молоствов депутат Верховного Совета от Санкт-Петербурга, затем член Госдумы. Входит в политсовет партии «Демократический выбор России».

  Вернувшись из Чечни, где он целый месяц работал в составе группы С. Ковалева, Молоствов сказал в одном из интервью: «У меня резюмировано мое отношение к тому, что произошло. В 1944 году было снесено с лица земли Варшавское гетто, и одновременно тихо и аккуратно, умело Берией была проведена акция по депортации чеченцев и ингушей... Я понимаю, даже Грачев, которого я очень не люблю, наверное, не зверь и не эсэсовец. Но деяния его и деяния нашего гаранта Конституции, который, в общем, это благословил, и Совета Безопасности, и всех бывших демократов, которые сидят в окружении президента, – деяния всего этого аппарата сопоставимы со снесением Варшавского гетто»...

  - Сейчас в России много говорится о патриотизме, любви к родине. Я убежден: нормальный человек о том, что он патриот, кричать не должен, потому что любовь к родине это одно из интимнейших чувств.
- Как и многие люди моего поколения, я дитя войны. Наши отцы воевали, для нас Отечественная война была школой, и мы как-то усвоили с тех лет, что любовь к родине это не громкие крики, а деяния, за которые люди платят страшной ценой: кровью и жизнью. Поэтому, когда сейчас я слышу разговоры о патриотизме, я всегда думаю: какой это патриотизм живой или мертвый? Мертвый патриотизм это взгляд на родину как на некое органическое тело, подлежащее сохранению (как сохраняется, скажем, тело Ленина в мавзолее). В свое время Константин Леонтьев сказал: «Чтобы сохранить Россию, её надо подморозить». Вот это, мне кажется, образец эстетически яркого, но мертвого патриотизма. Россию он представлял как единое органическое тело, и если его не подморозить, оно начнет распадаться, от него начнут отпадать отдельные части. Поэтому он и призывал «подморозить» Россию и тем самым сохранить те структуры, которые растаяли в марте 1917 года. И действительно, начался как будто бы развал государства, – но не народа (а, на мой взгляд, Родина, Отечество — это прежде всего народ). Народ менял свою форму бытия. И если говорить не о мертвящем, а о живом патриотизме – это, как мне кажется, должно быть любовью к живым людям, носителям русского языка, русской культуры и культуры других народов, которые населяют Россию.

  Россия страна многонациональная. Она изначально впитала в себя разные национальные истоки. Скажем, в свое время племена славян и финнов пригласили к себе в князья варяга, которого быстренько обрусили. С другой стороны, к нам пришло византийское христианство. И путь из варяг в греки был осью первой русской государственности. Затем все тюркские элементы. Немцы говорят: «Поскреби русского выглянет татарин», это тоже верно. И православие, и мусульманство, и элементы татарщины, которые присутствуют в каждой ветви древних русских, – можно иногда в ужас приходить от азиатского влияния на Россию, а ведь много ценного оттуда было почерпнуто...
Я вам так скажу: любить свое это не большое достоинство, просто продолжение собственного эгоизма. С другой стороны, Христос говорил: возлюби ближнего, как самого себя, возлюби чужой народ так же, как собственный. Так вот, любовь к ближнему и патриотизм это близкие понятия.
Живой патриотизм связан с любовью именно к живущим людям, к их судьбам, их делам. И поэтому, когда мне пришлось на старости лет столкнуться с тем, что ради целостности России, сохранения целостности Федерации у меня на глазах происходит такое...
   Я целый месяц был в Грозном, видел, как вместе с чеченским, ингушским, русскоязычным, русским, еврейским, армянским населением этого города утверждался порядок то есть люди уничтожались во имя идеи государственности. Это произвело на меня ужасное впечатление. Я не люблю родину как мертвое географическое, пространство. Если там убивают людей, это меня никак не радует.
По официальным российским данным, число убитых солдат и офицеров федеральных войск превысило полторы тысячи человек. Раненых около 5 тысяч... Согласно тем же официальным данным, чеченское ополчение потеряло только убитыми около 9,5 тысячи человек тоже российских сограждан.
Однако основная часть убитых и раненых приходится не на воюющие стороны, а именно на мирное население Чеченской Республики факт, всячески замалчиваемый официальной пропагандой. Точные цифры неизвестны, однако по предварительным оценкам только в Грозном убито 23-27 тысяч мирных жителей, в том числе более 2000 детей.
- Мертвый патриотизм это своего рода фетишизм...
- Вы правы. Страх перед территориальным распадом покрывает самое главное человека: не жалко людей, жалко пространство.
  Я не знаю в чем дело, может, в характере русского народа. Россияне ведь, в отличие от немцев и других народов, никогда не страдали нехваткой территорий. Земли много, и тем более должен быть ценен каждый живой человек.
Сколько погибло в Отечественную войну за правое дело! Мы не считали своих убитых, но ведь на самом деле мы далеко не такая уж гигантская по плотности населения страна. Мы не можем позволить себе человеческие жертвоприношения ради квадратных метров. И еще скажу: ни один другой народ не входил в состав Российского государства так неохотно, как чеченцы. Они в прошлом веке пятьдесят лет сопротивлялись русскому завоеванию, после этого неоднократно устраивали восстания, потом подверглись депортации. Это народ, который не хотел быть ни под серпом и молотом, ни под двуглавым орлом. Народ, который помнит Ермолова и Паскевича и ненавидит их. Тем более они не должны были любить Грачева, Егорова, Степашина, Ерина и самого президента России Ельцина, когда он послал туда войска. Сопротивление их естественно.
  Не кощунственно ли говорить о «восстановлении конституционного строя» посредством войны, в ходе которой население либо уничтожается, либо вынуждено массами покидать родные места и следствием которой должна стать фактическая оккупация российскими войсками части территории России?
Я видел, что сами чеченцы отнюдь не в восторге от Дудаева, русскоязычное население тоже было недовольно его режимом. Если бы наши не принимали своих драконовых мер, не бомбили бы города, не стреляли бы Дудаев сам никогда не оказался бы национальным лидером, вождем, в которого мы его превратили. Теперь он символ национального сопротивления, хотим мы этого или не хотим.
   И потом... знаете, это даже вспоминать не хочется, но я должен сказать. Когда Грозный только изредка бомбили, слегка обстреливали, и официальное руководство говорило, что войска подходят к Грозному, чтобы «создать фон для переговоров», – мы, группа Ковалева, еще имели возможность ездить по городу. Тогда я впервые увидел раненых и убитых детей русских, чеченских, попавших под бомбежки... В дальнейшем я видел такие страшные вещи, о которых просто говорить не хочется.

  Получилась какая-то странная вещь. Я старый человек, помню Отечественную войну и все ужасы, с ней связанные. Но я даже в официальной, советской, коммунистической пропаганде не помню, чтобы выступал какой-нибудь генерал или герой войны и рассказывал о том, как наши солдаты, улыбаясь, умирают на фронте. Язык людей того поколения не повернулся бы такое сказать, потому что еще существовала, видимо, какая-то преемственность. Хотя тогда люди отрицали христианскую культуру и совсем, казалось бы, распрощались с «проклятым прошлым» – но все-таки понимали, что страдание есть страдание. Говорили о героизме, рассказывали о Матросове, о том, как бросались под танки наши ребята с бутылками с горючей смесью. Но сегодня, когда Грачев, поворачивая своими плечами с генеральскими погонами, глупо улыбаясь в экран, говорит, что наши восемнадцатилетние мальчики умирают с улыбкой на устах, – я в ужасе. Потому что понял, каких же роботов мы воспитали, хоть и генералов, — бесчувственных, нерусских по духу...

  И эти люди себя считают патриотами! Я понимаю, что мы все люди маленькие, с точки зрения Грачева, что мы о нем говорим его не касается. Но неужели рядом, в правительстве, в президентской администрации нет ни одного я не скажу нравственного морально грамотного человека, который может сказать: «Паша, Бог с тобой, что ты говоришь

   - Им спокойнее, наверное, принимать парад вместе с Грачевым на трибуне того же мавзолея Ленина.
  - Видимо... Вы знаете: моя «политическая карьера» началась сразу после университета. Пожалуй, серьезно в 1957 году, когда меня арестовали и я стал политическим заключенным. Потом был просто особо опасным государственным преступником, за которым следили. Но я продолжал думать, высказывать свое мнение... Потом был в Верховном Совете, теперь сижу в Думе, состарился, занимаясь политикой. И как человек, который всей жизнью был и продолжает быть настроен против прошлого коммунистического или прокоммунистического владычества, – я с ужасом иногда смотрю на вновь образующуюся правящую элиту.

  Ведь в России не было генералов с такими гигантскими фуражками, превращенными в какой-то ракетодром. Двуглавый орел, все это отглажено! А между фуражкой и генеральскими погонами выражение сельского дурачка...
- Иллюзия увеличивающейся головы...

   - Все это страшно. Причем я, в общем, исторический оптимист: вижу, что есть в России и положительные сдвиги, что-то улучшается в жизни. Но в то же время меня ужасает, что мы смогли воспитать плеяду каких-то сверхчеловеков в фашистском смысле этого слова, которые могут стоять над кровью, над людьми, над их бедами. Это опасно. Современная Германия была вынуждена даже из своего гимна выбросить слова: «Германия превыше всего». А на самом деле эти слова ведь были написаны немецким эмигрантом, демократом, которого власти травили, а он страдал от ностальгии, ему хотелось на родину. И вообще, чего плохого, казалось бы, поставить свою родину превыше всего, «жила бы страна родная и нету других забот»? Это понятное чувство, но когда родина ставится надо всем она становится мертвящей, убивающей.
-
Есть такое выражение: «война все спишет». И чеченская кампания, как и другие захватнические войны (я так для себя определяю, пусть даже по марксистской классификации), могла бы и не произойти, не будь падения производства, обнищания, расслоения. И нужна она определенной части «элиты».
  - Я с вами согласен. Мне кажется, что «партия войны» состояла из двух неравных частей: из партии дурачков, которые думали, что очень легко одержать победу шапками закидать и стяжать славу, и партии более умных мерзавцев, которые рассчитывают на то, что война именно «спишет», покроет кровью, спаяет ненавистью людей и заглушит внутренние противоречия.
И потом, сами парни, которые возвращаются, – ведь им очень трудно признать, что они участвовали в несправедливой, захватнической войне. Они стараются сами как-то это объяснить, оправдать. А ведь они становятся там профессиональными убийцами, они привыкают убивать, грабить, насиловать. Все это чревато тяжкими последствиями.
  -
Как вы думаете – «справедливость восторжествует», есть и такая формула? И если да, то что будет справедливостью после Чечни?
  -
Справедливость... Знаете, я совершенно убежден, что главное в каждом народе это его душа. Русскую выразил Достоевский, когда сказал: слезинка ребенка не стоит гармонии вселенной. Слезинки детей, погибших в Чечне, перетянут гармонию государства. (Это если быть человеком русской культуры, воспитанным на русской литературе. А если ты ничего, кроме полевого устава, не изучал и родину любишь только по карте, то, конечно, тебе плевать на все: и на душу России, и на детей.)

  В Чечне уже не одна слезинка ребенка пролилась там кровь пролилась. Я видел, как в Грозном во рвы стаскивали трупы людей, которых просто нельзя было опознать. Вот лежат неизвестно чьи бабуси, убитые на улице, их стаскивают во рвы. И это уже ничем не компенсировать. Есть вещи, которые невосстановимы, как чернобыльская трагедия. Высшей справедливостью это не покроется.

Михаил Молоствов (18 февраля 1934 – 21 апреля 2003)

Нажмите, чтобы увеличить.
М.М. Молоствов (справа) и С.К. Пирогов. Мордовские лагеря, лагпункт 17, 1961 год. Архив НИЦ «Мемориал» (Санкт-Петербург)

Нажмите, чтобы увеличить.
С Сергеем Адамовичем Ковалёвым в Будённовске, июнь 1995 года

_________________________________

© Мельник Сергей Георгиевич

 

Почти невидимый мир природы – 10
Продолжение серии зарисовок автора с наблюдениями из мира природы, предыдущие опубликованы в №№395-403 Relga.r...
Белая ворона. Сонеты и октавы
Подборка из девяти сонетов. сочиненных автором с декабря 2022 по январь 2023 г.
Интернет-издание года
© 2004 relga.ru. Все права защищены. Разработка и поддержка сайта: медиа-агентство design maximum