Главная
Главная
О журнале
О журнале
Архив
Архив
Авторы
Авторы
Контакты
Контакты
Поиск
Поиск
Обращение к читателям
Обращение главного редактора к читателям журнала Relga.
№05
(407)
21.07.2023
Культура
Алхимический символизм повести М.Булгакова "Собачье сердце"
(№1 [289] 25.01.2015)
Автор: Александр Артамонов
Александр Артамонов

   Творчеству Михаила Булгакова изначально была уготована феерическая популярность во всем мире. Об этом можно говорить вполне свободно, не боясь преувеличений – достаточно посетить, к примеру, постановку спектакля «Любовные письма к Сталину», автором которого является испанец Хуан Майорга, или посмотреть зарубежный фильм «Собачье сердце», в котором роль профессора Преображенского исполняет Макс фон Зюдов. Что касается популярности Булгакова на постсоветском пространстве, то об этом даже неудобно говорить: буквально каждая барышня, мнящая себя творческой и духовной личностью, обязательно упоминает «Мастера и Маргариту» как одну из своих любимых книг. Мы не будем пытаться найти причины такого головокружительного успеха советского писателя. Здесь нас больше интересуют следствия популярности Булгакова, и, в качестве важнейшего из таковых, можно назвать превращение его литературного наследия в «общее место» мировой и, в особенности, русской культуры. Акценты, которые автор расставлял в своих произведениях, уже притупились, и все привыкли к их острому вкусу. Это значит, что современный читатель редко видит на страничках булгаковской прозы что-то новое. Мартин Хайдеггер называл такой способ осмысления действительности «одноколейным мышлением», связывая эту метафору с технократическим характером общества последних декад [10, c. 101]. Вместо того, чтобы пытливо следовать за истиной в ее многозначности по извилистым тропкам, человек горделиво проезжает мимо значений и истин, устремляясь к единственной стороне жизни, которую он привык видеть. Но особенность и ценность истины заключается в ее многозначности, которую всячески пытается нивелировать и дискредитировать современная цивилизация с ее практичностью и на все готовыми ответами. Эта статья является попыткой прикоснуться к непривычной для читателя стороне повести Булгакова «Собачье Сердце».

   Но для того, чтобы говорить о непривычном, нужно вкратце определить привычное. Безусловно, самой популярной и эффективной является интерпретация повести в качестве политической сатиры. Мол, Преображенский и Борменталь – это интеллигенция, позволившая черни почувствовать свои человеческие права, и тем самым отдавшая общество во власть этой черни. Иногда выставляются прямые соответствия между героями повести и русскими революционерами: Преображенский – Ленин, Борменталь – Троцкий, Шариков – Сталин и т.д. (Прекрасным примером такого подхода является статья С. Иоффе [7]). Безусловно, такой подход имеет основания, поскольку сам автор высказывал подобные контрреволюционные идеи и в других своих произведениях, осуждая попытку большевиков уравнять все сословия России. С другой стороны, художественные образы, которые использует Булгаков, позволяют рассмотреть описанные им события с символической перспективы. Сама центральная сюжетная линия повести – трансформация – дает возможность увидеть в тексте не только сатиру, но и классическую для Западного пространства легенду об алхимическом делании, герои которой одеты в современные для Булгакова костюмы и носят привычные для русского слуха имена, оставаясь при этом элементами одной символической системы. Аргументы, приведенные ниже, дадут возможность читателю судить об обоснованности такого утверждения.

   Прежде всего, следует начать с главного героя – профессора Преображенского. Фамилия этого человека как минимум двузначна, она хитроумно отсылает нас и к сущностному Преображению Христа, и к внешнему преображению, осуществляемому в лаборатории алхимиками. Действительно, в алхимической литературе сам образ Христа часто заменял золото (интерпретируемое также символически как цель Делания, а не как конкретный металл), а Преображение Христово выступало символом трансформации неблагородного металла в благородный. Тем не менее, известно, что многие алхимики, стремившиеся к заработку и понимавшие свои трактаты слишком буквально, просто покрывали свинцовые монеты амальгамой золота и, таким образом, трансформацию духа заменяли трансформацией облика. Русское слово «сердце» имеет не только анатомическое значение, однако изначально обозначает «середину», смысловой центр – потому и анатомическое сердце, как центральный орган тела, называется «сердцем» [9]. В этом контексте, подделка недобросовестных алхимиков сохраняет свое свинцовое «сердце», но при этом выглядит, как золото. Здесь важно вспомнить одну из заметок доктора Борменталя, сделанную во время «очеловечивания» Шарика: «Отныне загадочная функция гипофиза - мозгового придатка - разъяснена. Он определяет человеческий облик. Его гормоны можно назвать важнейшими в организме, - гормонами облика. Новая область открывается в науке: без всякой реторты Фауста создан гомункул. Скальпель хирурга вызвал к жизни новую человеческую единицу. Профессор Преображенский, вы - творец!» [4]. Уже здесь имеет место паралогизм, неосознанная подмена понятий: облик вовсе не определяет суть существа, потому Преображенский в действительности наложил облик человека на сердце собаки, не создав ничего нового, но лишь замаскировав таким образом пьяницу и баламута под личиной трансформированной собаки (об этом подробнее будет сказано далее). Тем более, что Шарик превратился в человека совершенно случайно, в то время, как целью эксперимента Преображенского было омоложение подопытной собаки – однако, при этом, случайный результат работы преподносится как великое достижение: в этом отношении профессор напоминает Бертольда Шварца, который случайно изобрел порох в поисках алхимического ключа к золоту. Так, профессор – вовсе не творец. 

   Вторая важная деталь приведенной цитаты – сравнение Преображенского с Фаустом. Казалось бы, это сравнение сделано в виде противопоставления, но такая форма не меняет сути художественного приема. Далее в тексте встречается уже прямое сравнение: «Он (Преображенский) долго палил вторую сигару, совершенно изжевав ее конец и, наконец, в полном одиночестве, зелено окрашенный, как седой Фауст, воскликнул: ей богу, я, кажется, решусь» [4]. Булгаков словно постоянно пытается незаметно убедить читателя в том, что его профессор – это современный Фауст, который тоже был алхимиком и чародеем.

   В чем главная проблема Фауста? В том, что «две души» живут в его теле: он «требует у неба звезд в награду, и лучших наслаждений у земли, и век ему с душой не будет сладу, к чему бы поиски его не привели», - говорит Мефистофелю Господь в прологе Гётевской трагедии [6]. В переводе на христианскую терминологию, Фауст блудник. Блуд здесь нужно понимать широко, как блуждания духа, как неспособность избрать свой путь и следовать ему. Ранее упоминался Хайдеггер с его метафорой технократического мышления как движения по одноколейке. Под блудом можно понимать другую крайность, также губительную для человеческого духа: если одноколейное мышление слишком определенно и целенаправленно, то у движения блудника совсем нет пределов, а потому нет и пути. Для примера, можно вспомнить образ Блуждающего Огонька из того же «Фауста» Гете: демонический огонек, по ночам заманивающий путников в болотные топи, ведет Мефистофеля и Фауста на Брокен в Вальпургиеву ночь. Фактически, весь жизненный путь Фауста является блужданиями из крайности в крайность, от искушения к искушению: «Я богословьем овладел, над философией корпел, юриспруденцию долбил и медицину изучил, однако я, при этом всем, был и остался дураком» [6]. Ведь именно такими словами начинается «Сцена в готической комнате», когда читатель впервые знакомится с Фаустом, который не может найти свой путь, свою судьбу, и потому обращается к магии и, в результате, продает дьяволу (кстати, явившемуся ему в образе собаки) душу. Блуждания Фауста, его внутренняя неопределенность (которая дополняется внешним омоложением – словно постарался булгаковский профессор) – это суть его трагедии, которая заканчивается только со смертью и спасением блудника и чернокнижника ангелами Божьими.

   Профессор Преображенский, чьи блуждания начались после встречи с уличным псом, которого он приводит домой (точь-в-точь, как Фауст приводит пуделя-Мефистофеля), также не может обрести свой путь, оставаясь олицетворением духовного блуда до самого конца повести. Высшим выражением его блужданий является сцена ужина (когда Шарик еще пребывает в образе собаки). Так, профессор говорит: «Еда, Иван Арнольдович, штука хитрая. Есть нужно уметь, и, представьте себе, большинство людей вовсе этого не умеет. Нужно не только знать, что съесть, но и когда и как. (Филипп Филиппович многозначительно потряс ложкой.) И что при этом говорить. Да-с. Если вы заботитесь о своем пищеварении, вот добрый совет - не говорите за обедом о большевизме и о медицине» [4]. Буквально сразу же он замечает, что дает медицинские советы своему фамулюсу Вагнеру-Борменталю за ужином, и спохватывается: «Да-с. Впрочем, что же это я! Сам же заговорил о медицине. Будемте лучше есть» [4]. Впрочем, далее Преображенский слышит пение Швондера и его товарищей, и начинает обсуждать политическую обстановку в России, все больше и больше ругая большевиков за украденные в революцию калоши и за разруху, которая «в головах» [4]. Каково значение этой сцены в контексте сказанного ранее? Она иллюстрирует неспособность профессора Преображенского держаться какого-то одного курса, вести себя в соответствии с собственными нравоучениями. Сцена ужина является концентрированным выражением неустойчивости характера Преображенского, которую он демонстрирует в течение всей повести. По этой причине, возможно, не совсем обосновано понимание повести в ключе краха надежд интеллигентов-мечтателей на возвышение остальных людей до своего уровня – ведь Преображенский изначально знал и утверждал, что равенства между людьми не существует. Что может быть абсурднее: старый алхимик, критикующий большевиков за возвышение черни, сам же пытается превратить собаку в человека. Гротескность ситуации показывает противоречивость образа Преображенского, который не только преображает, но и сам постоянно преображается, при этом неизменно оставаясь теплым, если пользоваться символическим языком Откровения от Иоанна Богослова (Откр. 3:15-16).

   Ранее было сказано, что Преображенский накладывает на сердце собаки внешность человека, но этим маскирует как раз негодного человека под вполне сносной собакой. В таком жульнически сложном существе алхимической трансформации заключается, собственно, и проблема неудачи революции в России – неблагородный металл пытаются облагородить, но худшее подчиняет себе лучшее. Действительно, если снова начать с имен, которые Булгаков дает своим героям, то мы заметим, что у Клима Чугункина – фамилия «металлическая», причем, чугун – металл очевидно неблагородный, и даже не самостоятельный (естественно существующий) металл, а сплав черных металлов; имя же Шарика можно рассмотреть в связи с верхним слоем золота, которым покрывается неблагородный металл, поскольку этимологически слово «шар» связано с краской [9]; значение верхнего слоя слово «шар» по-прежнему сохраняет, к примеру, в украинском языке. Так, хотя Преображенский пытался преобразить Чугункина Шариком, как раз Шариков перенял сущность Чугункина, и операция по омоложению провалилась, ибо «Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают, но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое» (Мф. 9:17; ср.: Мк. 2:22, Лк. 5:37).

   Осознав свою ошибку («весь ужас в том, что у него уже не собачье, а именно человеческое сердце»), профессор оборачивает операцию вспять, удаляя человеческие гипофиз и семенные железы у Шарикова, возвращая тем самым своего подопытного к соответствию сердца и внешности. Изменение в своих взглядах алхимик демонстрирует в разговоре с Борменталем: «Можно, конечно, привить гипофиз Спинозы или еще какого-нибудь такого лешего и соорудить из собаки чрезвычайно высоко стоящего. Но на какого дьявола, спрашивается. Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно. Ведь родила же в Холмогорах мадам Ломоносова этого своего знаменитого. Доктор, человечество само заботится об этом и в эволюционном порядке каждый год, упорно выделяя из массы всякой мрази, создает десятками выдающихся гениев, украшающих земной шар» [4]. Упоминание Спинозы здесь неслучайно: профессор Преображенский, в результате алхимических трансформаций своего духа, достигает понимания мира через призму пантеистической философии Бенедикта Спинозы. После неудачных попыток бороться с природой, профессор понимает ее превосходство над его научными изысканиями как превосходство естественного над искусственным. 

   Преображенский признает, что намного мудрее ввериться судьбе, чем самовольно пытаться создавать из собак философов (и омолаживать самих людей!), потому что человек не способен изменить по собственной воле дух, «сердце», «судьбу» другого существа – у собаки сердце всегда останется собачьим, сущность Другого всегда останется непонятой. Единственная возможность осуществления человеком его свободы заключается в так называемой алхимии духа, но не алхимии тела, то есть – во внутреннем преображении, которого невозможно добиться хирургически, то есть – насилием над природой. Смешно признать, но в самом начале непоследовательный профессор как раз говорил о том же: «Террором ничего поделать нельзя с животным, на какой бы ступени развития оно ни стояло. Это я утверждал, утверждаю и буду утверждать. Они напрасно думают, что террор им поможет» [4]. Напомним, что говорил это алхимик-Преображенский, заводя Шарика к себе в квартиру – с единственной целью – чтобы совершить величайшее насилие над природой. В этом ключе духовного блуда профессора и завершается роман. Шарик просыпается и, мучаясь от головной боли, видит своего «благодетеля» снова за работой. «Пес видел страшные дела. Руки в скользких перчатках важный человек погружал в сосуд, доставал мозги, — упорный человек, настойчивый, все чего-то добивался, резал, рассматривал, щурился и пел: «К берегам священным Нила...» [4]. Конечно же, Шарик проснулся и мог рассматривать работу Преображенского не сразу после своей операции, а через время. Это говорит об одном: отчаявшись после явной неудачи, настойчивый профессор снова взялся за свое. Профессор Преображенский так и не стал «Христом», «Золотом» - он остался в области «малого делания», направленного на трансформацию «металлов», но не собственной души. 

    Так и продолжает вечно безумный преобразователь Вселенной, напевая арию из «Аиды» (тоже своеобразная отсылка к алхимическим практикам, ведь даже само слово «алхимия» происходит от греческого названия Египта – «Кемет», «черная земля дельты Нила» [1, c. 179] - те самые «берега священные»), уродовать мир и вершить никому не нужные революции, ничего этим не добиваясь, каясь в ошибках и снова возвращаясь к началу своего пути. Профессор Преображенский – это Уроборос, змей, который кусает себя за хвост (и змей-искуситель, при этом), символ дурной бесконечности, circulus vitiosus.

    Интерпретированная через призму алхимического символизма, повесть частично теряет свой сатирический характер, связанный с конкретными историческими событиями, приобретая при этом универсальное значение для истории блужданий человеческого духа. Особенно актуальным такое прочтение «Собачьего сердца» является сегодня, когда мировая культура, приняв постмодернистскую личину, максимально отошла от своих метафизических основ, от своего «сердца», а человек, почувствовав себя владыкой технократического мира, аналогично максимально противопоставил себя природе. Человечество по-прежнему, и даже более, чем когда-либо, нуждается в духовном Преображении, в отказе от насилия по отношению к миру, в мудром смирении. «Человек намеревается взять на себя господство надо всей Землей… но готов ли человек как человек в своем прежнем существе взять это господство?» - вопрошает Хайдеггер [10, c. 63]. Ответ Булгакова определенно отрицателен. Как учит нас автор «Собачьего сердца», испытавший на себе ужасы государственных переворотов и бессмысленных смут, любое насилие, какую бы личину оно ни принимало, лишь творит зло, поскольку человек, внутренне не готовый к трансформации, всегда будет подавлен ее бесформенной и потому губительной, разрушительной стороной. Отсюда мы можем вернуться и к сатирическому прочтению повести, снятому и дополненному теперь метафизическим символизмом: Шарик превращается в пьяницу Чугункина, дореволюционная Россия становится главным производителем пилюль Мурти-Бинга в ХХ веке [8], как тонко подмечает Чеслав Милош, а Вселенский Профессор Преображенский ведет в свою «похабную квартирку» новую жертву – и так бесконечно. Этот старый «Фауст» - вовсе не Гермес Триждывеличайший, не «божественный преобразователь» (Deva Nahousha) [11], но величайший шарлатан, очередная ипостась профессора Воланда, приехавшего в Москву для исследования несуществующих трудов Герберта Аврилакского [3]. 

   Бессмертный, жестокий, властный и несокрушимый, окруженный своей покорной свитой, дьявол прогуливается по московским улочкам ровно так же, как прогуливается он по Вселенной по божьему попустительству, смущая и искушая человечество, даря людям то, чего они по невежеству своему жаждут и, возможно, даже раскаиваясь в своих ошибках (как это делает и черт Достоевского [6]), но после минуты слабости снова принимаясь за свое единственное дело – отрицание божественного творения. Таково метафизическое ядро любого насилия, любой революции, любых внешних преобразований, совершенных даже с самой благой целью, потому что дары дьявола всегда несут в себе козни Преисподней.

 

ЛИТЕРАТУРА

  1. Бадж Э. А. У. Жители долины Нила / Пер. с англ. А. Давыдовой. М.: ЗАО Центрполиграф, 2009.
  2. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета – М.: Издание Московской Патриархии, 1993. – 1372 с.
  3. Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.vehi.net/mbulgakov/master/
  4. Булгаков М. А. Собачье сердце. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.prosv.ru/ebooks/lib/75_Bulgakov_BG_Beg_SS...
  5. Гете И. В. Фауст / Пер. с нем. Б. Пастернака. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.lib.ru/POEZIQ/GETE/faust.txt
  6. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://vehi.net/dostoevsky/karam/index.html
  7. Иоффе С. Тайнопись в «Собачьем сердце». [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://bylgakov.ucoz.ru/index/s_ioffe_tajnopis_v_sob...
  8. Милош Ч. Порабощенный разум. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://krotov.info/lib_sec/13_m/il/osh_2.htm
  9. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. / Пер. с нем. О. Н. Трубачева. М.: Прогресс, 1987.
  10. Хайдеггер М. Что зовется мышлением / Пер. с нем. Э. Сагетдинова. М.: Территория будущего, 2006.
  11. Шюре Э. Великие Посвященные: Очерк эзотеризма религий / Пер. с фр. Е. Писаревой. Калуга: Типография Губернской Земской Управы, 1914.

_____________________________

© Артамонов Александр Александрович

Почти невидимый мир природы – 10
Продолжение серии зарисовок автора с наблюдениями из мира природы, предыдущие опубликованы в №№395-403 Relga.r...
Белая ворона. Сонеты и октавы
Подборка из девяти сонетов. сочиненных автором с декабря 2022 по январь 2023 г.
Интернет-издание года
© 2004 relga.ru. Все права защищены. Разработка и поддержка сайта: медиа-агентство design maximum