 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
ПОНЯТИЕ НАУКИ. КРИТЕРИИ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ Науку чаще всего определяют как систему знаний; так её определял И. Кант. Но такое определение узко, ибо ограничивается лишь гносеологической характеристикой; здесь не отражается социальная функция науки и ее творчески-деятельный вектор. Кроме того, наука включает в себя не только знания, но и учреждения, поэтому наука все чаще определяется как вид духовного производства, так как действительно наука не просто склад готовых знаний, но и процесс производства новой информации о мире. Однако обобщающего определения науки пока нет. В «Философской энциклопедии» наука определяется как сфера человеческой деятельности, дающая системное теоретическое знание об объективном мире [12, с.393 -395]. Таким образом, науку как сложное общественное явление можно рассматривать с трех позиций. Во-первых, с гносеологической стороны наука есть система теоретического знания. Во-вторых, с практической стороны наука есть непосредственная производительная сила общества, на что впервые указал К. Маркс в «Экономических рукописях 1857-59 годов» [7]. В-третьих, с организационной стороны наука есть вид социальной деятельности и социальный институт, имеющий тенденцию к расширению организационных структур и количества занятых людей. По поводу возникновения и критериев научного знания среди ученых-науковедов имеются очень большие расхождения. Укажем на две крайние точки зрения. Согласно первой из них, наука в собственном смысле слова родилась в Европе лишь в XVII-XVIII веках, в период, именуемый «великой научной революцией». Ее возникновение связывается с деятельностью таких ученых, как Галилей, Кеплер, Декарт, Ньютон. Именно к этому времени относится рождение собственно научного метода, для которого характерно специфическое соотношение между теорией и экспериментом. Тогда же была осознана роль математизации естественных наук. Другая точка зрения, прямо противоположная только что изложенной, не накладывает на понятие науки жестких ограничений. По мнению ее сторонников, наукой в широком смысле слова можно считать любую совокупность знаний, относящуюся к реальному миру. С этой точки зрения зарождение математической науки, например, следует отнести к тому времени, когда человек начал производить самые элементарные операции с числами: астрономия появилась с первыми наблюдениями за движением небесных светил; зоология и ботаника - с появлением первых сведений о флоре и фауне и т. д. Если это так, то ни греческая, ни любая другая цивилизация не может претендовать на то, чтобы считаться родиной науки, ибо возникновение последней отодвигается в туманную даль веков. Строго говоря, вторая точка зрения превращает науку во внеисторический феномен. Обе изложенные позиции, очевидно, являются крайностями. Ясно, что проблема возникновения науки упирается в проблему выделения родовых характеристик научного знания, по которым и можно провести демаркационную линию между знанием научным и вненаучньм. По-нашему мнению характерные признаки науки удачно выделены И.Д. Рожанским и II.П. Гайденко в их работах, посвященных исследованию античной цивилизации [3; 9; 10]. Во-первых, всякая наука не просто совокупность знаний, что имеет место и в обыденном познании. Гораздо важнее то, что наука есть особая деятельность, а именно -деятельность по получению новых знаний. Последнее предполагает существование определенной категории людей, которые и занимаются получением новых знаний. Эта деятельность предполагает наличие средств для ее проведения: сюда относятся не только материальные средства в виде инструментов, приборов, экспериментальных установок, но и вся совокупность эмпирических и теоретических методов, используемых для получения новых знаний. Необходимым условием научной деятельности является возможность фиксации получаемой информации, что предполагает существование развитой письменности. Общество, лишенное письменности, не может иметь науки. Отсюда следует, что традиционные или архаичные цивилизации, обладавшие механизмом хранения и передачи накопленной информации, но где отсутствовала деятельность по получению новых знаний, не имели науки. Такой, например, была древнеегипетская цивилизация. За хранение информации была ответственна прослойка жрецов, но в их функцию не входило обогащение наличных знаний. Знание носило рецептурный характер, при этом совершенно не ставился вопрос, каким образом были получены эти рецепты и правила и можно ли их заменить другими, более совершенными. Более динамичной была вавилонская цивилизация. Там на протяжении тысячелетия до нашей эры жрецы добились значительных успехов в наблюдениях за движением небесных светил. Собранные ими данные фиксировались на глиняных табличках и позволяли астрологам точно предсказывать наступление тех или иных небесных явлений. Но успехи, достигнутые вавилонянами в области астрономических наблюдений и вычислений, меркнут по сравнению с необычайно бурной деятельностью по получению новых знаний, которая была развита греками, начиная с VI века до нашей эры. Не умаляя достижений архаичных цивилизаций – древнеегипетской, шумеро-вавилонской, хараппской, древнеиндийской, древнекитайской и др. – можно сказать так: в них формировалась протонаука, так и не превратившаяся в науку. Второй признак науки в собственном смысле слова, состоит в ее самоценности. Целью науки должно быть познание ради самого познания, иначе говоря, постижение истины. Научная деятельность по получению новых знаний не может быть направлена лишь на решение практических задач; в последнем случае она попадает в сферу прикладных дисциплин. Прежде чем служить практике, наука должна служить истине. Этому нисколько не противоречит то обстоятельство, что большинство научных открытий рано или поздно находят практическое применение. И все же фундаментальные исследования играют ведущую роль, как бы высвечивая магистральные пути будущей практики. С другой стороны, при проведении прикладных исследований могут получаться результаты, имеющие фундаментальное значение, как это имело место в развитии теплотехники и электротехники. Исходя из сказанного, вавилонскую астрономию следует отнести к разряду прикладных дисциплин, поскольку там ставились чисто практические цели. Прямо противоположную картину обнаруживаем в Древней Греции. Там ученые, сильно отстававшие от вавилонян в знании того, что происходит на небе, с самого начала поставили вопрос об устройстве мира в целом. Этот вопрос интересовал греков не ради каких-либо практических целей, а из чистой любознательности. То же самое имело место и в математике. Ни вавилоняне, ни египтяне не проводили различия между точными и приближенными решениями математических задач. Любое решение, дававшее практически приемлемые результаты, считалось хорошим. Для греков, наоборот, подходивших к математике чисто теоретически, имело значение прежде всего строгое решение, полученное путем логических рассуждений. Это привело к разработке математической дедукции, что оказалось недоступно всей восточной математике. Таким образом, отличительной чертой античной науки с момента ее зарождения была теоретичность, то есть стремление к знанию ради самого знания, а не ради практических применений. Третьим признаком настоящей науки следует считать ее рациональный характер. Сейчас это кажется само собой разумеющимся, но так было не всегда. Ведь науке предшествовала мифология. Переход «от мифа к логосу», то есть к рациональному объяснению любых явлений, был огромным шагом в развитии человеческого мышления и цивилизации вообще. Этот переход был осуществлен не сразу. Например, вавилонская астрономия, вполне рационалистическая по своим методам, тем не менее, основывалась на вере в иррациональную связь между расположением небесных светил и человеческими судьбами. Истоки ранней греческой науки тоже следует искать в мифологии, в частности, в космогонических мифах. Однако, создавая космогонические концепции, ранние греческие мыслители, в отличие от вавилонян, перерабатывали эти мифы, очищая их от прежних мотивировок и образов, но сохраняя их внутреннюю структуру. В результате получалось, что теории происхождения мира, которые мы находим у досократиков, имеют вполне рациональный характер. Рационализм ранней греческой науки проявился в самых различных формах, а не только в космогонии. Геродот в своих исторических сочинениях, Гиппократ в трактатах по медицине дают яркие примеры рационального объяснения жизни различных народов и причин человеческих заболеваний. Укажем на сугубо рационалистическую этику Сократа, который считал, что человек поступает плохо лишь по причине своего незнания хорошего и дурного. В-четвертых, следующим признаком настоящей науки является ее систематичность. Совокупность не связанных внутренним единством разрозненных знаний, даже если они относятся к одной и той же реальности, еще не образуют науки. С этой точки зрения вавилонская или египетская математика, сводившаяся к набору алгоритмов или правил для решения отдельных задач, не выдерживает критерия науки. При этом не имеет существенного значения то, что некоторые из этих задач были достаточно сложными; так, например, у вавилонян были разработаны численные методы решения квадратных и кубических алгебраических уравнений. Греческая математика с момента ее возникновения пошла иным путем - путем строгого доказательства математических теорем, формулируемых в максимально общей форме. Уже к концу V до н. э. математик Гиппократ Хиосский написал книгу, содержащую дедуктивное изложение основных положений планиметрии. Высшей точкой применения дедуктивного метода к математике, безусловно, явились «Начала» Евклида, оставшиеся идеалом научной строгости на протяжении двух тысячелетий. В этом сочинении основы известной к тому времени грекам математики приобрели вид стройной системы логически взаимосвязанных аксиом, постулатов и теорем. Аналогичное имело место и в астрономии. Вавилонские звездочеты, наблюдая за движением небесных светил, выводили чисто эмпирические закономерности, позволявшие предсказывать наступление тех или иных астрономических событий. Но в ней не было систематичности; греческая астрономия в этом отношении очень быстро превзошла вавилонскую. Ведь идея космоса как единого замкнутого в себе целого уже содержала условия для систематизации разнообразных эмпирических сведений. Данная идея очень пригодилась греческим астрономам для построения чисто научных моделей вселенной, первая из которых была создана Евдоксом. С помощью этих моделей оказалось возможным объединить различные данные в единую взаимосвязанную систему астрономических знаний. Аристотель в своих трактатах и, прежде всего в «Истории животных», изложил колоссальный материал о нескольких сотнях видов различных животных. Но он еще и своей классификацией животного мира придал этому материалу научную систематичность, благодаря чему Аристотель стал основоположником научной зоологии. Все отмеченное не означает недооценки достижений цивилизации народов Ближнего и Дальнего Востока. Эти достижения бесспорны. Речь идет о том, что по отношению к научным знаниям древних египтян, шумеров, индусов и китайцев греческая наука представляла собой качественно новый этап, к которому впервые допустимо применение термина «наука» в том смысле, в каком этот термин понимается сейчас.
ПОНЯТИЕ ЦИВИЛИЗАГЩИ. ИСТОРИЯ НАУКИ КАК ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ Льюис Морган в своей книге «Древнее общество» разделил историю человечества на три эпохи: дикость, варварство и цивилизацию. Дикости соответствует каменный век, период охоты и собирательства. Варварство отмечено появлением гончарного производства, шлифованных каменных орудий, а главное возникновением мотыжного земледелия и скотоводства. Бронзовый век стал временем начала цивилизации. Пришедший на смену каменному и длившийся с конца IV тысячелетия до нашей эры по I тысячелетие нашей эры, он ознаменовался применением бронзы для изготовления орудий труда и оружия, развитым земледелием и скотоводством, отделением ремесла от земледелия, а главное возникновением письменности. В этот же период было изобретено колесо, что привело к подлинной революции в коммуникациях. В эпоху цивилизации возникает новый поселенческий тип - город как центр ремесла и власти. В конечном счете, прогрессивные изменения во всех сферах общества привели к возникновению частной собственности, классов и государства. А это в свою очередь создало предпосылки для отделения умственною труда от физического. Последнее означает, что только в эпоху цивилизации возникает духовная культура и наука, как ее элемент. Можно с полным правом сказать, что наука дитя и спутник цивилизации. Имеется целый ряд концепций цивилизации [8; 15]. Нередко цивилизация понимается как синоним «гражданского общества» (Гегель) или культуры (Кант), а то и заката культуры (Шпенглер). В данном случае мы придерживаемся позиции Моргана, которую с оговорками принимали также Маркс и Энгельс, а именно: цивилизация есть определенная ступень в прогрессивном развитии общества. Это интегральная характеристика общества, выражающая его отличие от родоплеменного состояния. Появление цивилизации означало прорыв к всемирной истории. Нельзя противопоставлять цивилизацию культуре, как это делал Шпенглер. В структуре цивилизации обязательно присутствуют технология, то есть материальная культура; гражданское общество, то есть система социально-экономических отношений, и культура как результат и процесс хранения и созидания духовных ценностей, имеющих целью саморазвитие индивида и общества. Исследованию взаимосвязи науки и цивилизации посвящены фундаментальные работы Д.Бернала и В.А.Кириллина, ставшие к настоящему времени библиографической редкостью, особенно книга первою [1; 5]. Греческая цивилизация, сменившая на исторической сцене Египет и Вавилон, является яркой и удивительной страницей в истории науки. Греки восприняли накопленные до них знания, и с тех пор летопись становления и развития науки не прерывалась. Для того чтобы представить себе масштабы их научной деятельности, достаточно указать, что путь, пройденный греческой астрономией от Фалеса до Евдокса, греческой математикой – от Пифагора до Евклида и греческим естествознанием от Анаксимандра до Аристотеля и Феофраста, занял, по времени, меньше трех столетий. Столь быстрые темпы развития представляются тем более поразительными, если учесть скудость средств, которыми располагали греческие ученые. Все, что было в их распоряжении, сводилось к данным непосредственных наблюдений, которые подвергались ими чисто умозрительной обработке. То, что при этом они приходили к спекулятивным заключениям, которые никак не могли быть ни подтверждены, ни доказаны, нисколько не умаляет достижений греческой науки. В эллинистический период и в эпоху Римской империи взлет античной науки был не столь ярким, но тем не менее данный период отмечен важными достижениями. Именно в эпоху эллинизма греческая наука в лице ее наиболее выдающихся представителей стала наукой в том смысле, в каком мы понимаем это слово теперь. Ведь великая научная революция XVI - XVII вв. и дальнейшие достижения европейской науки восходят своими корнями именно к эллинистической науке. Коперник в качестве своего предшественника имел Аристарха Самосского, впервые в ясной форме сформулировавшего гелиоцентрическую систему мира. Предпосылки анализа бесконечно малых уже содержались в работах Евдокса и особенно - Архимеда. Всем известно, что первый в истории науки физический закон, согласно которому тело, погруженное в воду, теряет в своем весе столько, сколько весит вытесненная им вода, был сформулирован Архимедом. Не случайно Лейбниц, перечисляя величайших ученых мира, называет имя Архимеда в ряду таких имен, как Галилей, Кеплер, Декарт, Гюйгенс и Ньютон [6, с. 630]. «Элементы» Евклида служили образцом для Ньютона, когда он писал свои «Математические начала натуральной философии». Исследования конических сечений Аполлония Пергского легли в основу теории планетных движений Кеплера и стимулировали создание Декартом алгебраической теории кривых второго порядка. Воздействие идей Диофанта прослеживается на протяжении нескольких столетий от Ферма до Пуанкаре. Александрийский математик IV в. н.э. Папп рассмотрел несколько предложений, относящихся к проективной геометрии. И эти примеры можно было бы умножить. Таким образом, не будет преувеличением сказать, что достижения величайших греческих ученых эллинистической эпохи явились той базой, на которой выросла наука Нового времени. В этом смысле наука эпохи эллинизма представляет собой уникальное явление, не имеющее аналогов в культурах других регионов земного шара. Эпоха феодализма (приблизительно V-ХV вв.) развивалась в принципиально иных социально-экономических условиях. Главное преимущество феодальной формации – заинтересованность непосредственного производителя в результатах своего груда. При всем упадке культуры и науки в период раннего феодализма, тем не менее, это был новый и прогрессивный шаг в развитии человечества. Большое значение имело возникновение первых университетов. В 1160 г. был образован Парижский университет, примерно в то же время – Болонский; в 1167 г. – Оксфордский; в 1209 – Кембриджский; в 1222 г. – Падуанский; в 1224г. – Неапольский; в 1347 г. – Пражский; в 1364 г. – Краковский. Хотя эти университеты сначала занимались главным образом подготовкой духовенства, но все же обучение в них носило систематический характер. Изучались математика, геометрия, астрономия, физика, грамматика, философия и некоторые другие предметы. Обучение велось посредством чтения лекций и проведения диспутов. Несколько позднее были созданы медицинские факультеты. В историю науки как передовой мыслитель вошел францисканский монах, философ и естествоиспытатель, англичанин Роджер Бэкон (1214-1294). Более всего он занимался точными науками, считая, что схоластика должна уступить место опыту, как единственно верному средству в поисках истины. Областями науки, в которых работал Бэкон, были математика, астрономия, физика и химия. Он занимался разработкой телескопа, микроскопа, очков, интересовался многими техническими науками. Жизнь и деятельность Р. Бэкона очень хорошо описана Дж. Берналом в его книге «Наука в истории общества» [5]. За годы феодализма (до эпохи Возрождения) в странах Западной Европы работало немало и других крупных ученых-естествоиспытателей. Можно назвать следующих математиков и астрономов: итальянца Леонардо Пизанского (ХШ в.), занимавшегося алгеброй; француза Леви бен Герсона (ХIII-ХIV вв.), который изобрёл простейший секстант; англичанина Джефри Чосера (ХIV в.), работавшего над усовершенствованием астрономических приборов; занимавшегося оптикой англичанина Роберта Гроссетеста (ХIII в.); энциклопедистов своего времени Бартоломмео Англичанина (ХIII в.) и Винцента Бове (ХIII в.) и других. Тем не менее, рассматриваемый период времени нельзя отнести к числу ярких страниц развития науки. Успешнее в эпоху феодализма обстояло дело с развитием техники. В середине XIV в. были построены первые доменные печи. Существенно были усовершенствованны водяные и ветряные двигатели, которые применялись не только для помола зерна, но и для дробления железной руды. После изобретения кривошипного механизма, делающего возможным превращение вращательного движения в возвратно-поступательное, водяные колеса стали применяться в металлургии для приведения в действие воздушных мехов, для пилки дров, валяния сукна и в других производствах. Ветряные мельницы стали использоваться в европейских странах примерно с ХII в. Из других достижений средних веков и раннего Возрождения нельзя не назвать такие как создание механических часов (курантов), изобретение компаса, печатного станка, бумаги, очков, а также нового архитектурного стиля. В период средневековья в Европе существовали два основных архитектурных стиля: романский (Х-ХII вв.) и готический (ХII-ХV вв.). Первый из них нашел свое выражение главным образом в таких сооружениях как церкви и монастырские комплексы, замки и крепости. Он отличался суровостью и, в сочетании со скульптурами и росписями, в устрашающей форме создавал впечатление могущества божества и слабости человека. Для готической архитектуры характерны каркасные конструкции, придающие сооружению большую легкость. В готике в большей степени, чем в романском стиле, нашли отражение человеческие чувства и эмоции: материнство, душевная стойкость, лиризм, сатира. Впервые после античности скульптурные произведения в готических храмах приобрели пластику и динамичность, стремление к физической красоте и совершенству, сменив застывшие романские изваяния. До наших дней сохранились выдающиеся творения готической архитектуры: Собор Парижской Богоматери (время строительства 1163-1257), собор в Генте с Гентским алтарем (ХII-ХIV вв., Бельгия), собор в Реймсе ( 1211-1311, Франция), ратуша в Штральзунзе (1278- XV в., Германия), собор в Глостере (1329-1377, Англия), ратуша в Брюсселе (1401-1455). В ХVII в. сформировалось новое понятие науки, отличное от того, которое было в античности, и от того, которое существовало в средние века. Особенности новоевропейской науки четко прослеживаются в научных программах того времени: картезианской, ньютоновской, лейбницевской и атомистической. Последняя была представлена Гюйгенсом, Бойлем, братьями Бернулли, Гуком, а философское обоснование атомистической программы предложил Пьер Гассенди, чья полемика с Декартом послужила стимулом для развития материализма. Обстоятельный анализ всех этих четырех программ новоевропейской науки был проделан П.П. Гайденко [4]. Каковы же особенности новоевропейской науки, отличающие ее от предыдущих этапов развития науки? Во-первых, основу понятия науки в ХVII-ХVIII вв. составляло убеждение, что все природные явления полностью подчинены механическим законам. Эту позицию разделяли не только Галилей, Декарт, Гюйгенс, Ньютон, Гук и другие ученые, но также и «органицист» Лейбниц. Вот типичное для той эпохи определение природы, данное Лейбницем: «Всякое органическое тело живого существа есть своего рода божественная машина, или естественный автомат, который бесконечно превосходит все автоматы искусственные» [4, с. 14]. В результате такого понимания природы снимается различие между искусственным и естественным, а значит механика из искусства, какой она была в античности и в средние века, превращается в науку, и притом первую среди наук. Это и понятно. Если природа понимается как механизм, то и первой наукой должна быть механика. Понимание мира как машины отличает естествознание Нового времени от античной и средневековой науки. Второй чертой новоевропейской науки является трансформация античного и средневекового понимания материи. Только в XVII в. материя была отождествлена с веществом и выступила в качестве самостоятельной субстанции, неизменной и постоянной основы природных явлений. Пересмотр традиционного понятия материи составлял главный аспект научной программы в работах Николая Кузанского, Джордано Бруно, Галилея, Гоббса и Декарта. Природа, по Декарту, и есть материя плюс движение, поэтому задача науки – изучение движения материи с помощью механики. В-третьих, несмотря на блестящие успехи античной науки эпохи Евклида и Архимеда, в ней отсутствовал важный момент, без которого не могло быть новоевропейского естествознания, особенно таких наук как физика и химия. Этим моментом является экспериментальный метод в том его виде, в каком он был создан творцами науки Нового времени – Галилеем, Бойлем, Ньютоном, Гюйгенсом и другими. В принципе, античная наука не отвергала опытное познание. Античные ученые умели наблюдать окружающую природу. Они достигли высокого уровня в технике измерений длин и углов, о чем мы можем судить на основании процедур, разрабатывавшихся ими; например, для выяснения размеров земного шара (Эратосфен), для измерения видимого диска Солнца (Архимед) или для определения расстояния от Земли до Луны (Гиппарх, Посидоний, Птолемей). Но эксперимента как искусственного воспроизведения природных явлений, которое имеет своей целью подтвердить или опровергнуть то или иное теоретическое предположение, – такого эксперимента античность не знала. В силу этого широкая область физико-химических явлений осталась в античности во власти чисто качественных спекуляций, так и не породив появления адекватного научного метода. Почему так случилось? Античная экономика, основанная на использовании ручного труда рабов, не нуждалась в развитии техники. По этой причине греко-римская наука, за немногими исключениями, к которым относится, в частности, инженерная деятельность Архимеда – не имела выходов в практику. С другой стороны, технические достижения античного мира в области архитектуры, судостроения, военной техники, ни в какой связи не находились с развитием науки. Отсутствие такого взаимодействия оказалось, в конечном счете, пагубным для античной науки. Великая научная революция ХVI-ХVII вв., с одной стороны, заложила теоретические основы для последующего развития промышленного производства, а с другой стороны, потребности техники явились в Новое время мощным стимулом научного прогресса. Подобное взаимодействие науки и практики со временем становилось все более тесным, в результате чего наука в наше время превратилась в непосредственную производительную силу общества. Об этом достаточно подробно повествуется в исследовании академика В.А. Кириллина «Страницы истории науки и техники» ( часть 3, главы 1-12) [5]. В-четвертых, в Новое время коренным образом изменилась социальная функция науки, что связано было с практической ориентацией новоевропейского естествознания, нашедшее свое наиболее яркое выражение у Френсиса Бэкона. Как пишет П.П. Гайденко: «Именно Бэкон в начале ХVII в. осознал всемирно-историческое значение происходящей переориентации науки в свете идеи «знание – сила», и не случайно он кладет начало рассмотрению истории науки в контексте именно гражданской истории» [4. с. 437]. Согласно Бэкону, наука служит жизни и практике и только в этом находит свое оправдание. Задача наук, по Бэкону – увеличение власти человека над природой. «Ибо человек, – замечает Бэкон, – слуга и истолкователь природы, столько совершает и понимает, сколько схватил в порядке природы делом или размышлением... Два человеческих стремления – к знанию и могуществу – поистине совпадают в одном и том же...» [2, с. 83]. В результате происходит весьма существенное переосмысление соотношения и связи знания с технологией. Бэкон не сомневается в том, что технические изобретения ни в чем по своей ценности и общественной значимости не уступают теоретическому знанию. Более того, он убежден, что техника как искусство преобразования природы превосходит науку и является для нее образцом – точка зрения, противоположная античной. Итак, естествознание Нового времени формировалось под знаком идеи человеческого могущества по отношению к природе. Эта идея, столь непосредственно выраженная Бэконом, нашла свое теоретическое воплощение в тех принципах, которые легли в основание ведущих научно-исследовательских программ ХVII-ХVIII вв. Та перестройка логико-методологических оснований науки, которая положила начало экспериментально-математическому естествознанию, открыла широкие перспективы для освоения природы, породив тем самым то, что мы называем экологической проблемой. Вопрос о границах человеческого могущества по отношению к природе стоит сегодня остро, как никогда. Теперь это не просто теоретический, но, прежде всего, практический вопрос, то есть вопрос, как об этом писал академик И.Т. Фролов в своей книге « Перспективы человека» [13] – выживания человечества, а значит, наука не может развиваться в разрез с гуманистическим императивом.
НАУКА И МИРОВОЗЗРЕНИЕ В 50-60 годы прошлого столетия большой резонанс получила публичная лекция английскою писателя Ч.П. Сноу, в которой утверждалось, что в современной западной цивилизации существует раскол на две полярные культуры: с одной стороны – научное естествознание и техникознание, с другой – гуманитарная культура. Сноу знал о том, что говорил, ибо до литературной деятельности он занимался физическими исследованиями. По его мнению, общество должно преодолеть существующее отчуждение «физиков» и «лириков» на путях утверждения союза двух форм человеческого творчества. Тему, поднятую Сноу, можно свести к отношению между наукой и мировоззрением. В истории культуры были периоды претензий одной стороны на господство над другой. Своеобразный диктат сначала продемонстрировали мировоззренческие формы. На этапе зарождения науки ей диктовали свои условия миф, религия и философия. В средние века ученый вынужден был учитывать мощное влияние в обществе религии и теологии. Начиная с ХVII века, естествознание обретает самостоятельность, и попытки некоторых немецких философов (Гегель, Шеллинг) в начале XIX века притормозить этот процесс были обречены на неудачу. В середине XIX века маятник взаимоотношений пошел в обратную сторону и под влиянием расцвета наук о природе возникает философское направление, обосновывающее эру господства науки. Речь едет о позитивизме, основателем которого стал французский мыслитель О. Конт (1798-1857). Прослушав курс лекций Ж.Б. Фурье по математической физике, Конт согласился с мнением И. Канта о том, что подлинным знанием является только математизированная наука. Позитивная наука не нуждается в ценностных идеях мировоззрения, в лучшем случае ученому может оказать помощь философская теория познания, ориентированная на научное исследование. Позитивизм оказался жизнеспособным направлением и центром второю этапа его развития стал австрийский физик, историк естествознания и философ Э. Мах (1838-1916). Радикальный эмпиризм Маха был направлен на преодоление влияния всех форм мировоззрения на естествознание. Особым атакам с его стороны подверглась идея атома как, якобы, продукта воздействия философии на физику. На смену психологическому эмпиризму Маха в 20-е годы прошлого века появился логический позитивизм. Преемственность здесь была налицо, поскольку новые позитивисты разделяли старый лозунг Конта: «Наука сама себе философия». Программа изоляции естествознания от религии, философии и искусства реализовывалась посредством принципа верификации. К науке относились лишь те знания, которые можно было проверить в эмпирическом опыте. Принципы неопозитивизма менялись, но мнение о том, что мировоззрение отрицательно влияет на науки о природе, сохранялось. В западной методологии науки неопозитивизм господствовал до 60-х годов прошлою века; именно это стало главной причиной того отчуждения, о котором говорил Сноу. Начиная с 60-х годов XX века в методологии науки набирают силу такие школы и направления, которые признают необходимость диалога естествознания и различных форм мировоззрения. Критика позитивистской установки на изоляцию науки от мировоззрения пошла по двум направлениям: по линии учета фактов истории науки и по линии осмысления открытий в области человекознания. Типичной фигурой прошлого и настоящего является исследователь, соединяющий в себе верующего и ученою (Пифагор, Ньютон, Джинс, Леметр и др.), философа и естествоиспытателя (Аристотель, Декарт, Лейбниц, Мах, Эйнштейн и др.). И не случайно, что именно эти корифен внесли в науку наивысшие достижения. Крупным открытием XX века стало установление функциональной асимметрии мозга – левое полушарие специализируется на логике, правое обеспечивает интуицию и воображение. Сама природа, таким образом, заложила основу для союза научной и гуманитарной культур. Вместе с тем нельзя игнорировать сложную структуру мировоззрения и способность некоторых ее форм оказывать деформирующее влияние на науку. Имеется в виду феномен паранауки или оккультной науки (алхимия, астрология, хиромантия, парапсихология и т.д.). Представители паранауки утверждают, что последняя совпадает с наукой и отличается от нее лишь второстепенными деталями. Известно, что наука возникла тогда, когда у мировоззрения сложилась мощная традиция. Дофилософские формы мировоззрения несли в себе не только наивные и ложные представления, но и навязывали стиль мышления, несовместимый с наукой. Паранаука и сейчас несет в себе явный отпечаток древнего синкретизма, в ней присутствуют элементы мифа и приемы магии. Наряду с превратным мировоззренческим содержанием древние оккультные науки несли в себе и зародыши подлинной науки. Так, алхимики открыли ряд химических элементов, сформировали некоторые химические приемы и процедуры. Астрологи разработали математическую технику астрономических вычислений, составили точные таблицы расположения светил в различные периоды времени. И все же союз разрозненных элементов не мог стать вечным. Подлинно научные компоненты выделились из оккультных форм и стали развиваться самостоятельно: из астрологии вышла астрономия, из алхимии – химия и т.д. Паранаука не является наукой, хотя рецидивы современной мифологии пытаются их отождествить. Противоположность науки и паранауки сводится к следующему: а) если наука стремиться к объективным результатам, то паранаука не выходи за рамки субъективных феноменов психики; б) если в науке господствует установка на исследовательские приемы, то оккультизм ориентируется на чудеса, таинства и практический интерес, зачастую на наживу, как это имеет место в современном целительстве (экстрасенсы); в) если научное естествознание основано на доказательности и воспроизводимости результатов, то паранаука опирается на веру, суеверие, авторитет экстрасенсов, которые уклоняются от проверки своих «уникальных» способностей; г) если естествознание дает абстрактное качественное знание в количественной форме, то оккультизм ограничивается чувственно-конкретными и качественными результатами, в принципе не проверяемыми. Все дело заключается в том, что в силу авторитета науки ложные формы мировоззрения прикрываются ее именем. В то же время нельзя считать правомерными притязания науки на самодовлеющее мировоззрение. Продуктом данной тенденции является сциентизм, отрицательные последствия которого для массового мировоззрения очевидны. Наука не является мировоззрением. То, что вкладывается в понятие «научное мировоззрение» является научной картиной мира. В отличие от мировоззрения, которое всегда и в любой форме является совокупностью смысложизненных ценностей субъекта, наука коррелируется с объектом. Ее главная функция – исследование объекта, получение объективного знания, которое может быть привлечено на службу определенного мировоззрения. Например, христианство и особенно католическая церковь длительное время спекулировали на геоцентрической модели мира Аристотеля – Птолемея. Если же наука отказывается от своей основной интенции, то есть объективности, она утрачивает свой предмет и тогда превращается в паранауку.
Литература
__________________________ © Шубин Василий Иванович |
       
|
