http://www.novayagazeta.ru/society/68616.html

Виктория Макаренко,

собкор "Новой газеты" в Ростове-на-Дону

«Как я скажу: извини, мама, я без ноги?»

В Ростове работает частный реабилитационный центр для донецких сепаратистов 

Недавно на карте медицинских учреждений донской столицы появилась новая точка: один из частных домов превратился в центр по реабилитации бойцов самопровозглашенных донбасских республик, ставших инвалидами из-за ранений (в основном лишились конечностей). В Ростове мужчины ждут протезы, проходят курс восстановительной терапии и мечтают о мирном времени, которое, по их мнению, наступит только после победы в «войне за независимость» Донбасса от Украины.

О том, что в одном из частных дворов Нахичевани могут находиться получившие увечья «ополченцы ДНР—ЛНР», жители Ростова стали подозревать примерно месяц назад.

— Рядом с этим домом есть небольшой скверик, и я там выгуливаю собаку, — рассказывает ростовчанка Ева Ярошевич. — Дом этот всегда производил впечатление необитаемого: на окнах не было занавесок, стекла замазаны краской, будто там ремонт, ворота наглухо закрыты. Зимой я стала замечать около дома автомобиль «скорой помощи» — он был цвета хаки, с украинскими номерами, на капоте нарисован флаг «Новороссии».

Однажды Ева увидела, как за ворота вышли трое мужчин.

— На вид им было лет 30—40,  двое на костылях, один в инвалидной коляске. Меня это немного удивило: откуда в частном доме столько покалеченных мужчин? Предположила, что эти люди воевали в Донбассе. У меня брат в Чечне был, я могу узнать тех, кто побывал на войне: у них какие-то отрешенные лица... Потом я увидела их второй, третий раз — мужчины стояли около ворот, курили, разговаривали, промелькнули фразы о Мариуполе, о Широкине.

Догадку Евы подтвердили продавцы соседнего магазина и охранники расположенного рядом завода шампанских вин. Они рассказали, что в этом частном доме действительно расположен реабилитационный центр для «ополченцев ДНР—ЛНР».

С конца мая, когда в Ростове установилась летняя жара, постояльцев уже можно видеть не только около ворот — они выходят в магазин, в основном за сигаретами.

С двумя таким покупателями я пыталась поговорить, но они отказались: без разрешения начальника нельзя. Хотя тут же дали телефон этого самого начальника — Володи. Тот удивился звонку журналиста, но подтвердил, что встретившиеся мне мужчины — пациенты реабилитационного центра. Правда, от дальнейшей беседы отказался: «Вы же понимаете, мы — оттуда...»

Но вечером того же дня с его телефонного номера позвонил мужчина, представившийся Игорем, который дал «добро» на встречу с ранеными ополченцами.

В Ростов за опытом 

У ворот меня встречал Владимир. Проверил журналистское удостоверение, предупредил:

— Диктофонную запись вести можно, они будут называть только имена, фотографировать и делать видеозапись нельзя.

Такие меры предосторожности сами пациенты объясняют участием в боевых действиях, после лечения им возвращаться, и они не хотели бы лишних проблем с СБУ.

Тем не менее визиту журналистов (мы побывали в центре с коллегой из местного интернет-ресурса) бойцы, кажется, рады: ждут вопросов, улыбаются…

Всего в центре сейчас находится около 20 человек. Палаты (отдельные комнаты и холлы, отгороженные шкафами) располагаются на обоих этажах. Под лестницей, ведущей на второй этаж, сложены мешки с мукой (пациенты сами пекут хлеб), крупой, ящики с консервами, пачки чая.

Стену просторного холла второго этажа украшает флаг «Новороссии». В углу у окна — две кровати,  с которых при виде журналистов привстают двое мужчин лет 40—45. У одного ампутирована нога, у другого — нет части левой руки. В холл выходят двери двух отдельных комнат, уставленных двухъярусными кроватями. Большинство нынешних пациентов центра были ранены еще прошлым летом.

Знакомимся. На вопрос о гражданстве сначала отвечают: «Граждане Украины», потом поправляются: «Граждане Новороссии». Максим (32 года) говорит, что в боях на стороне «ополчения» не участвовал, ранен был во дворе своего дома в Енакиево 2 сентября — с территории, которую контролировали ВСУ, прилетел снаряд, Максиму оторвало правую ногу:

— Я смутно помню подробности... Отправили в больницу в Енакиево. Там была операция... Потом пригласили сюда, чтобы сделать протез. Жду.

У соседа Максима тоже нет ноги выше колена, но он уже получил свой протез — стоит рядом с койкой.

В беседу постепенно включаются и другие обитатели палаты. Говорят, что информацию о центре, который помогает жителям Донбасса с ампутированными конечностями приобрести протезы и пройти реабилитационный курс, получили из интернета. Там можно найти контакты общественных и волонтерских организаций, которые, по словам пациентов, оплачивают все хлопоты, связанные с доставкой, лечением и пребыванием сепаратистов в Ростове и других городах России. Сами организации не называют.

— Очередь (на протезирование. — В. М.). Да и спонсирование сейчас идет медленно, —  объясняет Максим, почему после ранения путь в центр был для него таким долгим.

До войны Максим работал электросварщиком, его соседи по палате — автомеханик, слесарь.

— Здесь глупых или бомжей каких-то, кто от безделья пошел воевать, нет, мы все нормальные люди, работали, —  включается в беседу молодой глазастый паренек, представившийся Сергеем. У него на месте и руки, и ноги, а в центре восстанавливается после контузии.

Сергей говорит, что у врачей Донбасса нет такого опыта лечения боевых ранений, как у российских коллег. Поэтому ополченцы стараются попасть в Ростов, Питер, Пятигорск.

У многих в Донбассе или в Крыму остались семьи, после лечения хотят вернуться на родину. Но о том, что будут делать, чем заниматься, не говорят. Зато охотно рассуждают о политике, вспоминают, как Донбасс на 70% наполнял бюджет Украины, как решили взять в руки оружие, что послужило толчком.

— Вот ты стоишь на улице у себя и видишь, как метрах в двадцати от тебя убивают людей, которых ты всю жизнь знал... За что? —  распаляется Сергей. — Да просто за то, что они не захотели подчиниться этой идеологии, что они не хотят видеть на своей земле этих порядков. Конечно, ты встаешь и идешь воевать. И если ты не встанешь и не пойдешь, то что будет дальше с твоей семьей, с твоей землей, с твоими родными и с тобой?

В то, что война в Донбассе в обозримом будущем может закончиться, в Минские соглашения Сергей и его товарищи не верят («не было ни одного дня без обстрелов»), считают, что мир наступит только тогда, когда Донбасс выйдет из состава Украины, а еще лучше — войдет в состав России.

Слухи о том, что проект «Новороссия» закрыт, называют неправдой:

— Знаете, тут скорее проект «Новороссия» желает растянуться на всю Украину, —  смеется Сергей. —  Мы заберем Луганскую и Донецкую области. Что касается других регионов — Харьков, Одесса... Там тоже наши братья. Если люди там захотят, если сами встанут и попросят, то мы придем на помощь в любое время. 

Дед из Первомайска

Вместе с Сергеем спускаемся вниз. Неподалеку бегают дети, женщины поливают цветы в палисадниках. Почти идиллия.

В кухне за столом мужчина (Роман, 40 лет, из Макеевки, в центре с февраля, ждет протез ноги) ловко орудует ножом — нарезает мелкой-мелкой соломкой морковь. Готовит обед.

— Я ему говорил: есть терка, а он: нет, так вкуснее, —  смеется совсем пожилой мужчина. Представляется Львом Георгиевичем из Первомайска, 67 лет. В боях не участвовал, жил один в доме. Рассказал, что за водой всегда ночью выходил — когда меньше стреляли. А тут вышел днем 24 августа и попал под минометный обстрел. — Поселок Молодежный, оттуда прилетело.. Сначала волонтеры меня нашли, потом ополченцы подобрали — отправили в больницу в Стаханов. Прооперировали, отправили в Донецк, в российский Донецк, —  уточняет Лев Георгиевич. —  Потом в Крым — в больнице лежал, после — в санатории был. А из санатория сюда, за протезом.

Протез он уже получил.

Войну, считает Лев Георгиевич, нужно обязательно останавливать, но договориться о мире с нынешними киевскими властями будет трудно. Ловкий повар Роман тоже уверен: пока в Киеве не сменится власть, говорить о мире в  Донбассе бесполезно.

Роман — монтажник-высотник. Что будет делать дальше (у него нет ноги), не знает.

— У меня была ситуация в Макеевке, — вспоминает Роман. — Когда ногу ампутировали, домой привезли, я на следующий день вышел. Знакомый азербайджанец магазин рядом держит. Подошел, говорю: угости меня сигаретами, денег пока еще нет…Он зашел в магазин, а я на ступеньках присел, на костылях еще плохо ходил. Из магазина вышла женщина, увидела меня — полезла в кошелек, достает деньги, спрашивает: «Я правильно поняла?» А мне так стыдно стало: «Да, поняли вы, может, и правильно, я оттуда, но я не прошу милостыню»... 

Пенсионная «реформа» 

Разговоров о ближайшем мирном будущем стараются избегать почти все пациенты ростовского центра реабилитации.

— У меня нет левой руки выше локтя, я потерял трудоспособность, — говорит Виталий (45 лет, до войны работал контролером измерительных приборов на заводе в Макеевке). —  Я обратился в поликлинику после ранения. Спрашиваю, что мне делать? Говорят: иди, оформляй группу инвалидности.

В медкомиссии Виталию сказали, что нормативных документов «ДНР», по которым ему бы назначили пенсию, пока нет. Поэтому врачи и работники соцслужб будут руководствоваться документами Украины.

— А по законам Украины у нас войны нет. И мне оформили третью группу по общему заболеванию опорно-двигательного аппарата. Льготы какие? Образно говоря, так: можешь садиться на трамвай и абсолютно бесплатно ехать на…

Виталий говорит, что, хотя у него нет руки, работать он будет, потому что на назначенную ему «гражданскую» пенсию  в полторы тысячи гривен не проживешь. По его мнению, справедливо было бы считать «ополченцев» участниками боевых действий, которым назначается «боевая» пенсия: если бы ранение было признано боевым, то ему назначили бы пенсию в 4700 гривен.

Еще одна больная для пациентов реабилитационного центра тема — отношение к ним ростовчан.

Контуженый Сергей рассказал, как сидел на улице со знакомым ростовчанином (тот — активный участник «Национально-освободительного движения», НОД) и к ним подошел мужчина:

— Увидел листовки НОД, говорит: «Вы опять за свою войну на Украине?! Давайте мы как-то сами тут разберемся»... Нет, есть люди, которые участвуют в акциях в нашу поддержку. А бывают другие, которые говорят: иди ты отсюда, у нас все хорошо… А ведь война всего в двухстах километрах от Ростова. 

Урал в помощь

Но есть в центре один россиянин, к которому украинские «ополченцы» относятся как к герою. Василию 28 лет, родом из-под Екатеринбурга, 12 марта этого года он отправился воевать в Донбасс. Отслужил пять лет по контракту в ВДВ. Вспоминает Южную Осетию, август 2008 года («Наш полк тогда первым по тревоге подняли»). Решение отправиться в Донбасс принял после того, как туда уехал его знакомый.

На Урале у Василия мама, жена и трое детей.

К вербовщикам Василий не обращался, потому что никому не верит. До Ростова добирался на поезде.

Границу пересекал на автобусе Ростов — Донецк.

— Пограничник спросил: зачем еду на ту сторону? Сказал: к родственникам. А у меня в паспорте на листе регистрации еще отметка стоит о моей воинской части. Пограничник спрашивает: к этим, что ли, родственникам? Я говорю: может, и к этим... Он ничего не сказал, отдал паспорт. 

  В Донецке Василий обратился к вооруженным людям («Семь человек, все вооружены, машину какую-то досматривали»), рассказал, что приехал воевать. «Вооруженные» отправили его в бывшее здание СБУ, где Василий переночевал. А на следующий день он получил обмундирование и оружие («калашников» еще в смазке был, я его потом очищал»).

   Попал в отряд «Сомали», к «Гиви».

— Кстати, узнал, почему они так называются. Оказывается, прошлым летом, когда у них еще не было оружия и формы, было жарко, они все ходили в шортах и тапочках. И какой-то журналист приехал, глянул, спрашивает: а это что за сомалийские пираты?

Воевал Василий недолго.

— У нас была точка за аэропортом, самая крайняя. Шесть дней все было нормально. А на седьмой вечером только экипировались, только вылезли из блиндажа, слышу выстрелы со стороны поселка Опытного... Как говорят, если мина свистит — она не твоя. А  эту я не слышал. Она прямо сзади упала.

Ногу ему ампутировали в больнице Донецка. В Ростов привезли около месяца назад на реанимобиле — с Донбасса тогда пришли шесть реанимобилей и автобус с ранеными. Родным Василий пока не сообщал, что у него нет ноги:

— Я вообще говорил, что еду инструктором. Потом признался, что принимал участие в боях, был ранен, нахожусь на излечении в госпитале… А как я маме скажу: извини, мама, я без ноги? Нет… Когда приеду — сама увидит.

Василий говорит, что продолжил бы воевать даже без ноги, сидел бы в башне САУ. Раньше такое бывало. Но теперь «ополченцы» перестали брать безногих в артиллерию.

До троллейбусной остановки идем с Виталием — у него в руке пластиковый пакет, товарищи отправили в магазин. Виталий вспоминает референдум годичной давности:

— Это не пропаганда — люди действительно шли голосовать за независимость... Нам тогда сказали, что после референдума нужно продержаться три месяца, а там нас признают...

— Кто? Киев?

— Нет, Киев нас никогда не признает... Сказали, признает мировое сообщество, ООН. А оно вон как получилось — что-то пошло не так.

______________________

© Виктория Макаренко, "Новая газета"