Главная
Главная
О журнале
О журнале
Архив
Архив
Авторы
Авторы
Контакты
Контакты
Поиск
Поиск
Обращение к читателям
Обращение главного редактора к читателям журнала Relga.
№05
(407)
21.07.2023
Творчество
В полуденном расплавленном дворе... Стихи
(№9 [297] 20.07.2015)
Автор: Майя Шварцман
Майя Шварцман

*   *   *
В буреломе лесном осторожная ветка
сухо щёлкнет, как будто беря на прицел.
Это просто случайность, шепнёшь себе, –  редко,
чтоб срывался со взвода тугой самострел
под ничьею рукой... Это в сумерках мнится,
что не ветер – чужое дыханье вокруг.
Что сама по себе с шелестеньем страница
на зловещих словах раскрывается вдруг.
Это кажется только, бормочешь упрямо,
что невидимый кто-то тебя стережёт
ни с того ни с сего, и что с умыслом ямы
на дороге рябят, понуждая в обход.
Это всё не нарочно. И тьма непричастна,
это нервы и страхи, а вовсе не лов
беспощадный, – ведь правда?.. бывают нечасто
под луной совпаденья... падения сов...

 

*   *   *

Когда уйдёшь ты, словно вынося 

себя за скобки действа и участья, 

потянется в сквозняк ухода вся 

поэзия, но прежде, чем упасть, я  

замечу перед тем, как отживу, 

как покачнулись от движенья мимо 

пространство, обнимавшее листву, 

прозрачная, скупая пантомима  

самой листвы, сутулые холмы, 

слова любви, летящие на пламя, 

и время жизни, что когда-то мы, 

держа в объятьях, мерили локтями. 

Когда б не ты, когда бы не твоё 

дыхание, служившее затактом 

к бессмертию, когда бы не житьё 

двух душ, несоразмерное затратам  

пожара, их пожравшего, когда б 

силок стиха, косовороткой легший 

вкруг горла певчего, вдруг не ослаб, 

когда б не оползень судьбы, повлекший 

лавину, обнажившую пласты 

горящей речи, подлинной и длинной, 

еще не сказанной, –  когда б не ты, 

о том не знавший властелин лавины... 

С тех пор, как не осталось ни следа 

от жизни обитаемой, с тех пор, как 

рот задохнулся паузой, куда 

лететь душе, что мальчиком для порки  

слоняется, ища себе вину? – 

Туда, где речь щебечет без запинки 

на языке костра, в чью глубину 

небрежно устремлён пробор тропинки,  

где узнают в лицо не бывших тут, 

бродя во тьме по милосердным кущам, 

туда, где вспоминают, но живут, 

где тень свою забыть дано бегущим.

 

*   *   *

За тобою, встречающим утро, как грудью шрапнель, 

за тобой, уходящим из комнаты, словно из жизни, 

устремляясь вослед, успевая в шершавую щель 

расставанья протиснуться выдохом, бликом от призмы, 

ибо больше ничем не проникнуть в заветный полон, 

раздирая засовы запекшихся кровью покоев, – 

только тем, что стучится в ключицах и просится вон, 

только дрожью соблазна утратить, ещё не присвоив,

только тем, что назвать не под силу ещё никому, 

кроме голоса, стёртого в прах затянувшейся сушью, 

что, царапаясь, тщится уходу вослед твоему 

через мускулы воздуха и паутину удушья 

выйти лазом, тесней родового прохода на свет, 

запинаясь о звуки, – туда, в освещённую рощу 

безымянной души, где сиротства безмолвия нет 

для познавших блаженство в раю разговоров на ощупь; 

за тобою, душа, порываясь ослабшим лучом 

озарить узнаванием твой бессловесный подстрочник, 

домогаясь коснуться и лишь ушибаясь лицом 

о дыханье твоё, о серебряный твой позвоночник... 

За тобой, уходящим из комнаты, к долгу неволь

возвращающимся, промолчавшим опять на пороге, 

закрывая глаза, узнавая последнюю боль, 

понимая вослед: это боги на промысле, боги...

 

*   *   * 

Написанное в спешке, впопыхах

любовное письмо с доставкой на дом

получено: мы засыпаем рядом, 

но видим сны на разных языках. 

Ни ревности на этот раз, ни боли,

что скоро врозь, а только волшебство

греховное: за Стиксом  снова поле,

но мы ещё не перешли его. 

Никто из нас, казалось, не осилит

двухтысячного лета,  гулких дней,

простреленных как пулями навылет

разинутыми ртами трёх нулей. 

Давно бесстрастным голосом пророка

оставлено в наследство нам: зачем

 любви искать и ездить так далёко?

(Спроси у тех, оставивших Эдем...)

И впрямь: зачем? Густой бордовый бук

нашёлся бы и прежде. Полнолунье  – 

когда и где угодно. Сильных рук

объятие – в любом другом июне! 

Зачем  сошлось, что по вине ничьей

я, на планете делая привалы,

три с половиной тысячи ночей

на родине своей не ночевала, 

а сны сбылись и ожили?  Как шарф

на слабом горле затянулось время.  

(О Бельгия! О Брейгеля ландшафт!

О бедные младенцы в Вифлееме!)   

Зачем я здесь? Чтоб мне хватило сил

обманываться дальше, если даже

нельзя... и чтобы ты меня простил, 

когда я вновь исчезну из пейзажа.

 

*   *   *

Это – боярышник, это – рябина,

это – прабабушки перстень старинный, 

это – обугленный детский дневник,

это – возлюбленный прежний язык. 

Вот тебе родина на сувениры,

пух тополиный, листок бузины.

Ладаном благоухают и миром

фотоальбомы, гербарии, сны. 

То ли прекрасна, как хочется помнить,

то ли пуста, как портрет без лица...

Бабочка мёртвая, нежилью комнат

пахнет твоя золотая пыльца. 

Пуще неволи на свете – охота,

пусть холостыми набит патронташ.

Сыплется с кожи свиной позолота,

снег прошлогодний заносит пейзаж. 

Это – развалины, это – пещера,

где похоронена кукла-венера,

это – трава посредине двора,

это – былых побуждений гора.

Ветра сухого прозрачное тело

гонит, как сор золотой, вдалеке 

то, что когда-то сияло и пело

всем, кто молчал на одном языке.

Как ни укладывай – рельсы ль на шпалы,

жизнь ли на рельсы – всегда поперёк.

Тихо пульсирует в жилах усталых

речка Смородина, Леты приток.

Помнишь дорогу? По кромке прилива

 берега белого, через межи

поля вороньего, к краю, к обрыву, –

милый вожатый, глаза завяжи...

 

*   *   *

Обед готов. Пришла из школы дочь.

«Что рано так?» – «Химичка заболела». – 

«Иди поешь. С уроками помочь?» –

«Не, я сама. Нам завтра надо белый

Передник». – «Я поглажу. А зачем?» –

«Да едет к нам какой-то... даже парты 

заставили помыть... Потом доем.

Уроков мало: контурная карта – 

и все!» – «Садись вот тут. Я уберу».

Все перемыла, вытерла. Склонилась 

к наполненному мусором ведру. 

Опять оно битком, скажи на милость. 

Не простоит до вечера? Жара 

уже такая, лень идти наружу.

Ишь, как рисует. Года полтора –

и выпускной... И платье, чтоб не хуже 

других пошьём... «Ну что за нетерпёж? 

веди ровнее, что тут торопиться!» 

Взглянула исподлобья на чертёж.

Ну да, ну да. Теперь у нас границы – 

и не узнать... Не то, что до войны.

Умели жить, а нынче – вор на воре... 

Вздохнула, подошла к окну в тени 

и засмотрелась молча на подворье. 

В полуденном расплавленном дворе

платан, наполовину вросший в стенку,

с давно заплывшим шрамом на коре, 

где братья в детстве вырезали: ЛЕНКА.

Вот там отец на празднике смотрин 

стоял и молча ждал, пока ватаги 

топочущих воинственных мужчин 

построятся, в парах вина и браги.

А там конюшни были. Там навес 

и выход к виноградникам. Оттуда

в тот душный вечер он наперерез 

вдруг выступил из мрака, и сосуда 

она не удержала: виноград 

рассыпался, и вся туника в пятнах 

была потом... все вышло невпопад, 

а дальше поздно было на попятный...

Там раньше были чаны для маслин 

и каменный топчан на львиных лапах,

и за оградой вечно цвёл жасмин.

Она потом узнала этот запах, 

когда вернулась выжженной дотла, 

не смея глаз поднять, в рванине смрадной... 

Но муж лишь прохрипел: как ты бела... 

дочь лебедя... и навалился жадно. 

Теперь всё слава богу. Патрули 

снаружи дома, жизнь приходит в норму,

народ потише стал. Навес снесли,

а чаны приспособили для корма

скота, да завели гусей загон, – 

что было проку в песне лебединой, –

теперь свои и птица и бекон,

а дряхлый лебедь пущен на перины.

Всё ничего. Вот груши соберем –

и на зиму. Жаль, муж не любит яблок. 

А там, глядишь, отстроят ипподром,

да уцелевший от войны кораблик 

поправят, подлатают от щедрот

и по воде запустят рестораном.

Само собой, в каюты платный вход.

Шепну там своему, чтоб ветеранам – 

разочек даром... знает, сам солдат, 

и мы как прежде иногда балуем,

хотя уже... Жара пошла на спад. 

Сейчас вернется, встречу поцелуем. 

Конечно, столько лет... а что года? –

взглянуть в стекло: пускай не с гобелена,

но в отраженье тёмном – хоть куда, 

как в паспорте: Прекрасная. Елена. 

_______________
© Шварцман Майя
Чичибабин (Полушин) Борис Алексеевич
Статья о знаменитом советском писателе, трудной его судьбе и особенностяхтворчества.
Белая ворона. Сонеты и октавы
Подборка из девяти сонетов. сочиненных автором с декабря 2022 по январь 2023 г.
Интернет-издание года
© 2004 relga.ru. Все права защищены. Разработка и поддержка сайта: медиа-агентство design maximum