 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
ДРАКОНЬЯ РЕСПУБЛИКА Маленькие дракончики с ещё не окрепшими крылышками, но уже довольно когтистыми лапками предпочитали уютные горные расселины, куда можно было забиться, как в норку, и дремать. Дракончики вызревали медленно — не быстрее виноградных гроздьев, и когда норки становились тесноваты, выбирались, и, расправив крылья, пробовали лететь. — У меня получилось, — хвалился рыженький. — Целых несколько метров протянул. Зелёный — довольно чахлый — всё вздыхал: — Что-то никак не могу. Дракон постарше подлетел, и опустился рядом. Был он жёлто-зелёного цвета, и даже переливался слегка, будто огромная бабочка. — Не переживай, — сказал он, — не у всех сразу получается. Как организована жизнь в Драконьей республике? Ну, в общем, никакой особой республики нет — есть система гор: весьма обширная, с ниспадающими вниз скалами и вершинами, вздымающимися в облака, и среда этой системы облюбована мирными драконами. Да, они вполне травоядны, вернее — листоядны, ибо предпочитают в пищу листья деревьев. Деревья не обижаются. С ними всегда можно договориться. — Ничего, — говорят деревья, — нарастим новые листья. Нужно же драконам чем-нибудь питаться. Драконы разлетаются — каждый по своим делам, но непременно возвращаются на эти горы. Они следят за маленькими — чтобы те вовремя начинали летать — хотя это «вовремя» и не очень определённого свойства, тем не менее, все драконы должны летать, иначе и быть не может. Как-то раз старшие драконы думали сорганизоваться, и выбрать главного, но из этого ничего не вышло. Драконы собрались, расселись по вершинам гор, а иные заняли полулежачие позиции. — Итак, — сказал Огненный шар. — Какие будут предложенья. Рыжий зевнул, слегка брызнув пламенем. — Ну, ты и становись главным, — произнёс он. — Я не могу. Я слишком огненный. — Тогда давайте выберем Водяного дракона. Водяной переливался зыбкой синевою, и точно растекался по своей вершине. — Не-а, — зевнул он. — Ещё утеку ненароком. Предложили Хвостатого. Тот отказался, боясь запутаться в собственных хвостах. Драконы стали позёвывать. Седой и вовсе задремал. Наиболее активный — Огненный шар — подытожил: — Ну что? Ничего не выходит? Другие подтверждающе захлопали крыльями. — Тогда будет жить равноправно, — сказал Огненный шар. — То есть каждый имеет право высказать своё мнение. Другие, впрочем, имеют такое же право на это мнение внимания не обращать. С тихим шлепком маленький дракончик вывалился из щели. Или из норы. — Вот, стоит ли его поднимать? — Спросил Огненный шар. — Стоит, — сказал Водяной. — Не-а, — протянул Седой. — Пусть сам поднимется. Дракончик поднялся, ловко вскарабкался на гору, и снова юркнул в щель. Или в нору. — Значит, я прав. — Резюмировал Седой. И драконы разлетелись по своим делам. А дракончики продолжали вызревать, как виноградные гроздья. ... Водяной предпочитал уютные водоёмы — вроде больших озёр. Погружаясь в глубину, он чувствовал себя умиротворённо, и если рыбы удивлялись его появленью, говорил — Не бойтесь. Я не питаюсь рыбами. И рыбы мирно проплывали мимо. Водяной опускался на самое дно, и, расположившись там поуютней, размышлял. Он размышлял о сущности жизни драконов. Выходило, что она разная. У меня, думал он, сущность скрыта в воде. Это не хорошо, и не плохо. С одной стороны, я знаю, где она. С другой — никогда её не видел. И он принимался размышлять, какой она могла бы быть эта сущность — внешне. Рыбы проплывали, раки шебуршали под корягами. Вероятно она, предполагал Водяной, чем-то похожа и на рыбу, и на рака. А у Огненного шара — тут же прерывал он себя — сущность, конечно, огненная, золотистая. Тут Водяной обычно принимался дремать, ибо чрезмерная активность Огненного шара действовала на него угнетающе. А Огненный шар в это время парил над лугами и полями. От него летели хлопья и брызги света. Я и сам не знаю — кто они: брызги или хлопья, думал он; вероятно — и те, и другие. Ему нравилось давать дополнительный свет — такой золотистый, такой загадочный. Разные существа — жившие на земле, и только на земле, видели эти световые сгустки и резвились в них, и Огненный шар радовался радости этих существ, и не подозревавших о его существовании… Седой позёвывал на вершине скалы. Ему привычно было находиться тут, да и возраст подсказывал, что местечко пониже — уже не для него. Шуршание внизу его совершенно не беспокоило. Камни осыпаются, наверно — и он зевнул. Но из щели показалась рожица дракончика. Чёрненькие глазки сверкали, а на остриях крылышек серела пыль. — А это ты, малыш, — сказал Седой. — Чхи, — ответил дракончик. Вернее — чихнул. — Пыльно там. — Тебе уж летать пора, — заметил Седой. — Никак не получается. — Ничего. Главное не сдаваться. Огненный шар, мерцая золотисто, возвращался. — Вот смотри, — сказал Седой. — Думаешь, у него сразу получилось? — А нет? — Конечно, нет. Тоже падал. А видишь, как теперь летает. Дракончик выбрался из щели. Крылышки его встрепенулись, и он… — Надо ж, — заверещал он радостно. — Лечу, лечу. Он сделал круг, и вернулся к Седому. — Получилось! — гордо сказал он. — Конечно. — Ответил Седой. — Хотя я тебя слегка и обманул. Огненный шар никогда не падал. — А разве… — начал было дракончик. — Конечно, конечно, — опередил его Седой. — Обманывать нехорошо. Но иногда, видишь — на пользу. — А теперь, — продолжал он, — придумай себе дела, и лети. — А разве дела не сами находят нас? — Нет, конечно. Их надо придумать. И дракончик полетел придумывать себе дела. ... Так жили они — по-разному, но объединённые своей драконовой — не страшной вовсе, листоядной сутью.
ИЗ ЖИЗНИ МЫСЛЯЩИХ ГРИБОВ 1 Колония розоватых, с нежной просинью, переходящей в фиолетовые отливы, грибов. Колония у подножья гор — тёмных и мрачноватых. И — только им, грибам, представителям этого маленького сообщества, — известно, что они мыслящие. Не так, как люди, разумеется, по-своему, с лёгким шелестом интуиции и размытыми представленьями о данности. Главный гриб чуть больше прочих — он поднимается — не сильно возвышаясь, однако, — надо всеми, и познанья его отличаются большим объёмом. — Некогда, — точно ветерок речь его, — мы занимали более серьёзные позиции, и даже родственники наши — летучие грибы — отмечались в дальних углах мирозданья… — Где это — мирозданье? — спрашивают грибы помоложе, у края колонии. — Мироздание — отвечает Главный, — оно отчасти везде, отчасти только тут, где находимся мы. — А мы находимся? — интересуется один — почти уже совсем фиолетовый от старости. На него падает внезапный луч, и ясно становится, что гриб сей — тоже розов, как собратья. — Находимся, — уверенно отвечает Главный. — Если мы есть, то значит и находимся. — А почему мы всегда на одном месте? — спрашивает молоденький гриб, грибчёнок в сущности. — Таково наше предназначение, — отвечает Главный. — Мы должны быть, постоянно занимать место, у нас только по одной ножке, но зато — она прочная, и не допускает праздной ходьбы. Гриб, прозванный Спорщиком, возражает — Что хорошего в этом вечном стоянье? Вот если бы мы были шагающей колонией, тогда — да, интересно. А так… И лёгкий шелест проходит по грибам, и они вспыхивают — то синевато, то фиолетово. Тень ложится на них — некто покинул пещеру в горе, некто — возможно страшный и грозный, но грибам это безразлично, ибо никто никогда не покушался на их колонию. Тень шевелится, растёт. — Это дракон, — восклицает Спорщик. — Дракон? — слышен шёпот — маленький, как и издающие его грибчата. — А кто он? — Дракон — это дракон. — Раздаётся над ними, и чёрный телесный массив нависает громоздко. — Ты можешь нас слышать? — интересуется Главный. — Ну да, — отвечает дракон. — Ведь вы же можете слышать меня. — А чем питаются драконы? — опасливо интересуется один из грибов. — Не беспокойся, — отвечает дракон. — Уж точно не грибами. Тень его качается, колышется, и дракон говорит — Ну ладно, я полетел. Он взмывает в воздух, расправив кожистые крылья. — И почему грибы не умеют летать? — вздыхает гриб Мечтательный. — Вот недаром назвали тебя Мечтательным. — Недовольно говорит Главный. — Вечно твои фантазии. Грибам не положено летать. Коли они взлетят — это будут уже не грибы. — А я хочу, хочу, — взрывается Мечтательный. Он пробует помахать краями шляпки, как дракон — крыльями, но ничего не удаётся, ножка плотно держит его. — Вот видишь, — подытоживает Главный. — Вовсе нам не надо летать. И вся колония озаряется синевато-фиолетово, потом снова становится розовой, похожей на пену. Нужно, нужно взлететь, — напряжённо размышляет Мечтательный, — а то, что это за жизнь — на одной ножке. Раз, дождавшись ветреного порыва, он высунулся из общей массы, будто выкрикивая — Вот я! Вот он я! И — надо ж такому случиться! — ветер подхватил его, закружил, завертел. Лечу! хотелось кричать Мечтательному, но прочие грибы и не смотрели вверх — зачем им изгой? Грибам положено стоять: всегда на одном месте, всегда на одной ножке… А Мечтательный… ну, понятно, что ничем хорошим не мог завершиться его полёт. Так живут грибы — убеждённые в своей необходимости, которую, если надо, сможет обосновать Главный. Но им не надо. Гораздо интереснее просто жить — быть тем, кем родился, и не слушать капризы всяких там Мечтательных. 2 И всё же маленькие, растущие по краю грибы — вернее, грибчата, — порой выказывали недовольство Главным. — Мечтательный, — говорили они, — всё же попробовал изменить хоть что-то… Тихий шелест пробегал по шляпкам. — Да, да, — подтверждали другие грибчата. — А Главный только всё объясняет. — Что толку в его объяснениях, если мы хотим… — твердили вторые. — А чего мы хотим? — спрашивали третьи. Главный в это время читал нечто вроде лекции о галактических грибах. — Это — наши дальние родственники, — вещал он. — Отголоски космического есть и в нас. — Как так есть? — спрашивали другие грибы. — Тогда выходит Мечтательный был прав. Тут вступил Спорщик: — Нет, мы не можем быть связаны с космическими грибами. Просто потому, что нам не дано летать. В рядах грибчат тонкий, трубчатый шелест завернулся островками. — Вот, — сказал один грибчонок другому, — и другие думают о полётах. Главный шикнул на разошедшихся соплеменников. — Вы не понимаете, — продолжал он, дождавшись тишины. — Века проходят, меняется суть всего, в том числе и грибов. Галактические грибы становятся заземлённей, в конце концов. Просто оседают такими колониями, как мы… — Значит, есть и другие колонии? — спросил Спорщик. — Полагаю — да. — Отвечал Главный. — Но нам не дано узнать это точно. — А мы хотим! — заверещали грибчата. — Мало ли, кто что хочет, — строго заметил Главный. И тут — замелькали странные тени — оливковые, фиолетовые, зеленоватые. — Кто это? — разом спросили грибчата, Спорщик и другие грибы. Главный замер, не зная, что ответить. — Мы — галактические грибы, — послышалось сверху. — Вот это да! — восхитились грибчата. — Значит, вы и впрямь существуете. — Ну не вкривь же нам существовать, — донеслось также сверху, но тени оставались тенями. — А вы не можете стать поотчётливей? — поинтересовался Главный. — Нет-нет, мы не можем сойти с орбиты. — Тогда, зачем же вы беспокоите нас? Ваших скромных земных сородичей… — Просто мы услышали ваши сомненья и решили разрешить их. Вот, вы видите наши тени, то есть знаете, что мы есть… — И как там, в космосе? — поинтересовались грибчата. — Здорово, — отвечали тени. — Много всего фиолетового, лилового и разного. — Вот, — обиженно закричали грибчата, — там много всего, а мы всегда должны оставаться здесь. — Мы собственно и ради этого тоже проявились — объявить вам, что вам совсем не надо рваться полететь. — А Мечтательный? — Мечтательный — это исключенье. У него была особенная шляпка, и он не погиб, а растворился в струях ветра. — Вот как? — спросил Главный с сомненьями. — Именно так. Но это была — судьба Мечтательного. — А наши? — поинтересовались грибчата. — Ваши — стать взрослыми грибами, и найти себя в том, что вам дано… И тени, помелькав ещё немного, исчезли. А грибчата успокоились, и перестали ворчать, ожидая, когда они вырастут и станут взрослыми грибами… 3 Иногда грибы испускают тонкие серебряные дуги, и тогда над их колонией повисает приятное, мерцающее облако. Это бывает редко — когда все грибы согласны между собою, и Главный не то спит, не то погружён в себя — не поймёшь. Но грибы умеют испускать эти дуги и по отдельности. Как-то раз Спорщик, задумавшись о сущности грибного бытия, испустил дугу повышенного мерцанья, она повисела в воздухе, превратилась в забавный зигзаг, и исчезла. — Ух ты, — воскликнул его сосед — Трубчатый. — А ещё раз так сможешь? — Что смогу? — спросил Спорщик. — Ну… такое изобразить? — А что я изобразил? И Трубчатый понял, что Спорщик и сам не знает, как у него вышла такая замечательная дуга. Он описал её Спорщику, и они подивились вместе. — Сейчас, подожди, попробую. — Спорщик напрягся, но над его шляпкой поднялось только крохотное сиреневое облачко. — Не то, — разочарованно сказал Трубчатый. — Сам вижу, — огорчённо ответил Спорщик. — Попробуй ты. — А у меня всегда получаются не дуги, а нечто вроде трубок. — Ну да, ты же Трубчатый. Серебряная трубка взвилась в воздух и растаяла. Они ещё поупражнялись, но всё было не то. — Что это вы делаете? — заинтересовались грибчата. — Да так, — ответили загадочно двое. — Играем. Грибчата тоже выразили желание поиграть. И по окраинам грибной колонии замелькали разноцветные искры. — Вы ещё маленькие, — сказал Трубчатый. — Подрастёте — будут вполне приличные дуги. — Или трубки, — добавил Спорщик. Грибчата ещё немножко поиграли искрами, и успокоились. — Интересно, — спросил один грибчонок соседа, — а искры разумны? — Пожалуй, да, — ответил тот. — Ведь они умеют летать. Если бы они не были разумны, то как бы им это удалось? Главный басовито зевнул. — Что там у грибчат? — поинтересовался он. — Спорят, — меланхолично заметил Спорщик. — Разве у нас ещё кто-то, кроме тебя, любит спорить? — Тебе видней. — Отвечал Спорщик. — Ты ведь Главный. — Эй, грибчата, — отнёсся Главный к детворе. — Что у вас там? — Уже ничего, — ответил один. — А до этого левый грибчонок спросил меня, разумны ли искры. — Разумны, — уверенно ответил Главный. — И мы пришли к такому же выводу. И над колонией повисла тишина. Может быть, грибы заснули, а может самоуглубились — основательно, надёжно… 4 Хоть и решено было, что лучше просто жить, а не подражать Мечтательному, но нет-нет, кто-нибудь и вспоминал его. Однажды Трубчатый заметил — — Во мне столько трубок, что только и остаётся взлететь. Надо добавить, что грибы были устроены несколько различно. Все — на основе крохотных трубочек, но у одних их было больше, у других меньше. — Совсем необязательно взлетать, — заметил Спорщик соседу. — Вполне достаточно просто дуть в эти трубки. — Дуть? — переспросил Трубчатый. — Ну да. — И что будет? — Вероятно, музыка. Попробуй. И Трубчатый попробовал. Верно, получилась довольно нежная музыка. Все слушали её охотно, и когда Трубчатый перестал дуть, грибчата зааплодировали шляпками. Так, Трубчатый обрёл призванье, а грибы — музыку. ... Музыка летит над колонией грибов. Нежная, она переливается, играя оттенками. Потом, когда она замолкает, серебряное облако, мерцая дивно, поднимается, кидая блики на чёрную гору, некоторое время висит над суммой шляпок, и исчезает в воздухе… А разумная грибная колония продолжает жить своей жизнью.
СКАЗКИ ГОРНОГО КОРОЛЯ Горный король очень любил рассказывать сказки. Это был старый, седобородый король, давно не знавший, кто относится к его подданным, кто нет. Он был рад, даже если собирались слушать горные белки. — Вот, — начинал он, — вы не знаете, наверно, что ваш род идёт от пушистой ветки. И король лукаво улыбался. Белки качали головами, головы у горных белок крупнее, чем у белок лесных, обычных. — Некогда, — продолжал король, — росла пушистая ветка. Вы спросите как? Она росла просто — без ствола, без сучьев, сама по себе. Она росла на склоне горы, и была одинокой-одинокой. — Как ты? — спрашивали белки. — Как я, — подтверждал король. — И тогда, — продолжал он, — она подумала, а как бы сделать так… В общем ей захотелось произвести маленьких, пушистых существ. — Как мы? — спрашивали белки. — Именно, — подтверждал король. — Она долго ждала подходящего ветра. И вот, когда случился соответствующий порыв, она разроняла свои пушинки. Пушинки, легко касаясь земли, превращались в маленьких бельчат, а из них потом вырастали белки. И вот — вы есть. И белки, обладая теперь знаньем своей истории, разбегались. А король принимался ждать новых слушателей. Они приходили. Это могли быть… Тролли, к примеру. — Почему мы такие? — спрашивали они короля. — Вы могли бы быть другими, — отвечал он. — Но — я не помню почти уже тех времён — далёкий ваш предшественник оскорбил фею Осбору. Она была доброй вообще-то, но тут рассердилась почему-то. — А что — феи никогда не сердятся? — спрашивали тролли. — Вообще-то нет. Но Осбора рассердилась. И заколдовала ваш народец. Она сделала так, что пока все тролли не станут добрыми и ласковыми, носить им эти личины. И тролли принимались разглядывать друг друга. Они были довольно уродливы — все в наростах, пупырках… — Что ж нам теперь — искать Осбору? — Зачем? — улыбался король. — Просто становиться добрыми и ласковыми. И тролли — уходили — становиться добрыми и ласковыми. Однажды к горному королю пришёл рыцарь. Он был — как и полагается рыцарю — в латах, с копьём и щитом. — Ты хотел послушать сказку? — спросил король. — Нет. — Ответил рыцарь. — Я хотел убедиться, что ты существуешь на свете. — Почему моё существование вызывает у тебя сомненья? — Потому, что тот, кто рассказывает сказки, сам становится сказочным персонажем. — А ты знаешь, к примеру, историю своих лат? — Никакой истории нет, — отвечал рыцарь. — Просто я купил их… — Э, нет, — отвечал король. — Они были рудой. Долго, долго — века, о которых ни ты, ни я не имеем представленья. А потом им скучно стало — и вот они вышли жилой на свет, и попали в руки мастера. А далее мастер, разбудив душу в этой жиле, выплавил из неё металл, и, играя и сверкая под его руками, металл обратился в твой щит… — Да, — покачал головой рыцарь, — а копьё, наверное… — Точно так, — отвечал король, — копьё соскочило со ствола, выпрямилось, и, получив весть в виде острия, попало к тебе. — Теперь я убедился, что ты не существуешь, — сказал рыцарь. — Ибо разве может реально существующий человек верить в то, что… — Конечно, — подтвердил король. — Я не существую. Как не существуют облака и горы, когда ты их не видишь… И рыцарь, покачав головой, отправился по своим делам. А к королю спустилось облачко — нежно-молочное, с курчавыми краями. — И я есть в твоих сказка, король? — спросило оно. — Конечно — отвечал король. — И…как же?.. — Очень просто, — как всегда улыбнувшись, заговорил король. — Жила-была некогда горная белка — тихая и маленькая. Она отличалась от прочих горных белок — ибо была белого цвета. Белки — как тебе известно — хоть и называются белками — но имеют совсем не белый цвет. Эта же была белой, молочно — белой, и курчавой. Отчего я такая? Думала она. Отличаться от других совсем не просто, ибо эти другие будут удивлены, что ты не похож на них, и от удивления могут не взять тебя в компанию. И действительно — белочку не брали. Сначала она переживала, но потом привыкла к одиночеству, полагая, что так тому и быть. Она привыкла жить одна, и ей это неплохо удавалось. Но однажды, она взглянула на небеса, и увидела облака. Вон мои родственники! Поняла белочка. Она легко подпрыгнула, и полетела. Другие белки, видевшие это, покрутили лапками у головок — мол, ненормальная какая-то. А белочка летела — и была совершенно счастлива. Потом она стала облачком — то есть тобой, и поняла, что небо и есть её родная страна. — Значит я, — спросило облачко, — прошлая белка? — Почему прошлая, — улыбнулся король. — Разве ты не можешь сделаться похожим на белочку? — Вполне, — улыбнулось облачко ответно. Оно стало похожим на белую белочку — и отправилось восвояси. А король услышал — — Всегда интересовалась, что такое свояси. — Свояси, — отвечал король неизвестно кому, — у всех бывают разные. У меня одни, у тебя другие. Ты кстати кто? — Не знаю, — послышался голос. — Сперва думалось, что я козявка. Но козявки совершенно не такие. Потом, мне казалось, что я — говорящий камешек. Но таких просто не бывает. Так что я не знаю, кто я… — Раз не известно кто, тогда может быть, известно откуда? — А, это известно. — Голос был мягок и тонок. — Я выпала из твоих сказок. Или выпал, не знаю, как будет правильно. — Тогда, — предположил король, — может быть, ты хочешь назад. Молчание повисло, мерцая серебряно. — Пожалуй, — послышался ответ. — Только… — протянул король, — я и сам не помню своих сказок… — Это ничего, — прозвучало в ответ. Представь мысленно сказку про белочек, я и прыгну в неё. Так и сделали. Король хотел поинтересоваться, как там, да сообразил, что интересоваться теперь не у кого. Куст возле него зашевелился. — Ты хочешь послушать сказку? — спросил король. — Я сам кому хочешь расскажу, — ответил куст, помахивая веточками, как лапками. — Я ведь сказочный куст. — Тогда почему же ты растёшь в яви? — А я и такой, и такой. Сказочный и настоящий. — Пожалуй, — предположил король, — нам будет неинтересно с тобою. Раз мы так похожи. — Почему похожи? — возразил куст. — Как, например, ты видишь вон то облако. — Я вижу его похожим на короля. — А я — на куст. И куст засмеялся. Вернее, издал своеобразный звук, вполне сошедший за смех. — Может быть, ты и петь умеешь? — спросил король. — А то, — бодро ответил куст. И запел: Ла-ли-лу-ла-ла-ла-ла, — Весёлая песенка. — Весёлая. — Подтвердил куст. И добавил — Только требует много сил. Так, что я посплю. И он заснул — что не сказалось никак на его внешности. Пусть спит, думал король, зная чётко: чего только не бывает на свете: говорящие кусты, странные рыцари, разговаривающие облака. — Ты ещё про меня забыл, — послышалось. — Надеюсь, — сказал король, — ты знаешь, кто ты. — Ещё бы. Я камень. Вот я лежу у твоих ног, и умею читать мысли. Ты ж думал — чего только не бывает, а про меня забыл. — Не хочешь ли… — Нет-нет, спасибо, — отвечал камень вежливо. — Я сам знаю много сказок. Ведь они у тебя, как мысли, а я умею их читать. — Тогда зачем же ты вступил в разговор? — Просто, чтобы ты меня не забыл. — Теперь не забуду, — пообещал король. И камень замолчал. А король стал ждать новых слушателей для своих коротеньких-коротеньких сказок…
ПЛАВАНИЕ Значит, в плаванье отправились не зря. Нет, не зря. Первым встретился задумчивый остров. Он поднимался из воды нечётко, будто мерцая, и больше напоминал облако, чем остров. -Можно причалить? – спросил один из детюнцов. Ибо в плаванье отправились именно детюнцы. -Не-а, - ответил остров. -Но ведь вы же остров? – поинтересовался любопытный детюнец. – Значит, к вам необходимо причалить. -Нет-нет, - ответил остров. – Я совсем не остров. Я – воплощённая задумчивость. -Как так? -А так. Лежу себе на воде, думаю… -О чём же? -О задумчивости. О чём же ещё? -А что будет, если мы всё же попробуем причалить? – спросил настырный деюнец. -Ничего. Впрочем, может быть, я исчезну. Детюнцы попробовали – они подошли поближе к острову, и… он исчез… На месте его было ровное место. Вернее – водное. Детюнцы поплыли дальше. Кораблик их нёсся легко и свободно, ему не нужен был ветер, хватало одного желания детюнцов плыть. -Всё же интересно, - сказал один, - место ровное, или водное? -И такое, и такое, - ответил второй. Тут из воды высунулась голова с усами. Была она большая – напоминала и голову осьминога, и голову щуки, и ещё… -Да, кого-то ещё напоминает, - сказал один из них. Голова зевнула. -Съесть что ли вас? – спросила она, глядя на кораблик. -Вот уж незачем! – заверещали детюнцы разом. – Что ж вам под водой и есть нечего? -А я не особо подводная голова, - отвечала голова, помаргивая. – Мне кажется, я свалилась с воздуха. Впрочем, может быть, это мне приснилось. -А есть ли у вас туловище? – спросил один из детюнцов. -Не-а, - ответила голова. – И есть мне в принципе не нужно. Просто охота чем-то себя занять. -Тогда – поныряйте, - предложил детюнец. -Идея, - воскликнула голова, улыбнулась и нырнула. -Ну, и что будет дальше? – ни у кого спросил настырный детюнец. Воздух сгустился, и показалась мерцающая пластина. -Глядите, глядите, это, наверно, летающий город. Пластина замерла над их корабликом, бросая лиловую тень. -Не-а, - послышалось. – Вовсе не город. Это я – мерцающая пластина. -Просто пластина? – уточнили детюнцы. -Почему просто? – обиделась пластина. – Не просто, а мерцающая. Она повисела ещё немного, мерцая и вращаясь, и отправилась… в общем, куда-то отправилась. -Надо было спросить её, где живут такие пластины. -Где б ни жили – она едва ли бы нам ответила. Новый остров появился. Был он основателен, скалы вздымались на нём и виднелись деревья. -Этот точно не исчезнет, - уверенно сказал детюнец. Они причалили и сошли. -Никого, - констатировал любопытный. -Нет, вон кто-то есть, - сказал настырный. С лёгким щелчком из воздуха появился кто-то вроде гномика… -Ой, - воскликнул детюнец, - ты даже меньше нас. -Ещё б, - с гордостью ответил некто. – Я ж исчезающий карлик. -То есть ты появляешься и исчезаешь? -Ага. Но при этом ещё уменьшаюсь в росте. -А чей это остров? -В принципе, - ответил карлик задумчиво, - здесь много таких, как я. Так, что, наверно, это остров исчезающих карликов. Впрочем, - тут же добавил он – может, это я сам так быстро исчезаю и появляюсь, что никаких других карликов и нет. И он исчез. Потом появился. Потом исчез. В общем, детюнцы поплыли дальше. Внезапно сквозь палубу их кораблика потянулись ветви. -Ой, - запричитали детюнцы, отскакивая, - что это? На ветках зашевелились листья, под ними оказались то груши, то вишни, а сбоку вынырнула голова. -Это я, - сказала голова. – Донырялась. -Как так? – спросили детюнцы. -А так, - ответила голова. – Ныряла я ныряла… и вдруг у меня выросло туловище. Да такое, что и не знаю, куда девать. Вот решила прорасти к вам. -А назад можешь? – спросил один из детюнцов несколько испуганно. -Ну, - ответила голова, - если вы не хотите ни вишен, ни груш – могу. -Ой, хотим, хотим, - всполошились детюнцы. И они стали рвать вишни и груши, есть их, и были довольно. -У меня груша со вкусом креветки, - сказал один. -Ещё бы, - ответила голова. – Это же водные груши. У одного из детюнцов вишенка превратилась в рыбёшку, и выскользнула за борт. Потом голова собрала своё туловище, и, объявив, что она ещё поныряет, исчезла. Детюнцы плыли дальше. Они вступали в диалог с ветром – который оказался очень воспитанным, много знающим ветром, общались с летучими рыбами, выходили на грибных и поросячьих островах. Они радовались. -Нет, не зря мы отправились! – говорили они. А потом они утомились – и вернулись домой.
ДЕТЮНЦЫ Значит, это страна детюнцов. Детюнцы очень милые, крохотные такие созданья – поют, пляшут, скачут… У них есть своя страна, и в неё всё маленькое, карамельное, леденцовое, ибо детюнцы очень любят сладости. Сладости и шалости. У них нет старших – да они и не нужны им, ибо детюнцы знают меру в шалостях. Порой, правда, они объедаются сладостями, но это не страшно – попрыгают немного и всё пройдёт. Вот группа прыгунов. Прыгунов-детюнцов. -Кто взлетит выше? – выкрикивает один. И детюнцы давай скакать. С высоты интереснее видны маленькие заборчики, окружающие домики. Но детюнцы прыгают вновь и вновь, стремясь долететь до бабочек. -В прошлый раз, - говорит один, - я допрыгнул до воробья. -Не может быть! – восклицают другие. -Не может – а было! – утверждает детюнец, ловким прыжком рассекая воздух. Бабочки – разноцветные и красивые – пролетают мимо. Детюнец – один из – подпрыгнул так, что коснулся головой малинового крыла. Бабочка вздрогнула, но полетела дальше. -Достал, достал, - кричит детюнец, делая мелкие подскоки. -А я сейчас до лимонницы допрыгну, - утверждает другой детюнец, и подскакивает – подскакивает снова и снова, пока не касается крохотной лапкой жёлтенького крыла. -Вот, получилось, - говорит он, демонстрируя лапку, измазанную в пыльце. -Здорово, - восхищаются другие. Потом им надоедает прыгать, и они принимаются за сладости. Сладостей много – карамельные сердечки и малиновые кружочки, пряничные завитушки и засахаренные дольки, лакричные птички и воздушная вата. -В прошлый раз, - говорит один детюнец, - в карамельном сердечке мне попалась исполнялка. -Неужели? А мне никогда не попадалась, - жалуется другой детюнец. Исполнялка – это такая крохотная дудочка, дунь в неё – и исполнится, что пожелаешь. Например, сладостей станет больше. Или сможешь выше прыгать. Детюнцы отщипывают кусочки ваты, отламывают края пряников, сосут леденцы. Однажды – в гостях у одного из них, - они немножко увлеклись и съели частично стены пряничного домика. Но ничего – восстановили потом. А вот это – группа готовящих детюнцов. Домики у них побольше других, и сами детюнцы посерьёзней. Они редко бегают, прыгают, охотятся за букашками, но – постоянно готовят. Они формируют пряники и варят леденцы. Они изготавливают причудливые, вкуснейшие конфетки, и изобретают новые формы печенья. Они выращивают сладкую траву и карамельные цветы. -Всё, что хотите, - говорят эти детюнцы. – Шалости шалостями, но сладости поважнее. В домиках их вечно что-то булькает, варится, кипит. Они добавляют красители, смешивают разные компоненты, подслащивают, помешивают. Выходят замечательные съедобные вещи. И все детюнцы довольны. ... Детюнцы вообще в основном довольны. -А что же быть недовольными? – рассуждают они. – Солнышко блещет, травка растёт, сладости всегда найдутся и для шалостей времени хватит. Вот они и довольны, и улыбаются – хитровато иногда. -Догони! – кричит один детюнец и кидается наутёк. И другие с гиканьем бегут за ним; они огибают группу прыгунов, вновь развлекающуюся прыганьем, минуют домики готовящих детюнцов, мчатся и мчатся… Им весело. Они бегут гурьбой, и гурьба отделяется от них и бежит рядом. -Привет, гурьба! – кричат детюнцы. -Привет, детюнцы, - отвечает гурьба. -Ты куда? – интересуются детюнцы. -Да так, пробежаться. – Отвечает гурьба. -А мы за тем вот… Или не за ним? Тот детюнец, который крикнул – Догони, - уже давно смешался с другими, и выяснилось, что они бегут – просто потому, что бегут. -А это и главное, - подытоживают детюнцы хором – бежать, чтобы бежать. Философов нет среди детюнцов. О чём им философствовать? И так всё ясно. -Подсластимся? – спрашивает один другого. -А то, - отвечает тот. -У тебя или у меня? -А всё равно. И они идут сластиться в гости. Столик легко вздрагивает и выбрасывает на поверхность массу карамелек, маленьких съедобных коровок, курчавых груш – есть у детюнцов и такая сладость. Детюнцы – повосхищавшись для порядка возможностями столика – усаживаются вокруг него, и начинают наворачивать. Бывает в окно заглянет какой-нибудь ещё детюнец. У него может оказаться при себе банка ромашкового варенья, а может и ничего не оказаться. Его приглашают тоже. Вместе сидят и сластятся. -А вместе интересней, - говорят детюнцы. Ни границ, ни каких-либо опознавательных знаков у их страны нет. Думали было выдумать герб – да не решили, что изобразить – карамельки, леденцы, курчавые груши. Груши эти растут на тоненьких стеблях, и когда созревают покрываются чем-то курчавым, что на вкус напоминает сладкую траву. В общем остались детюнцы без герба, о чём они ничуть не жалеют. И флага тоже нет у них. Хотел один детюнец сшить флаг, да другие спросили – к чему? -Мы ж сами знаем, где наша страна. А другим не надо. Верно, зачем не-детюнцам приходить к детюнцам? Ведь не будут же не-детюнцы скакать, как детюнцы? Не оценят курчавые груши, да и совместное подслащиванье едва ли им понравится. И вот кружится хоровод весёлых детюнцов, и видно, как взлетают детюнцы-прыгуны, а готовящие детюнцы всё у котлов, и не хочется им ни бегать, ни прыгать, ибо их счастье – в готовке. Хоровод кружится, кружится, расширяется слегка, вертится вокруг ромашек, или других каких-нибудь цветов, переливается улыбками. Детюнцы машут лапками и начинают скакать. Скачут они весело – через скакалочки, не толще нитей, друг через друга, через соломинки. -Я больше через соломинки люблю, - говорит один. -А мне скакалка нравится. В общем, у детюнцов разные вкусы. Из окон домика готовящего детюнца лезет розоватая пена. -Ух ты, гляди. – Останавливаются двое проходящих. – Что это такое? Детюнец выскакивает из домика. -Сладкая пена убежала, - кричит он. – Идите, помогите собрать. -А как? – спрашивают. -Известным образом отвечает. И детюнцы, вооружившись ложками, собирают пену – в себя. Она как раз вмещается – розоватая, сладкая. -Чудесно, - подытоживают детюнцы, улыбаясь. А вот детюнцы скачут вокруг мяча Один из них, причём, прыгает на нём, как на батуте – ловко, весело. Другие скачут вокруг. Оп-ля, оп-ля. И мяч тоже скачет, взлетает, и всё крутится, пружинит, и солнышко смеётся. Потом другой детюнец заберётся на макушку мяча, и будет там подлетать – как на батуте. А то ещё детюнцы кидаются ловить букашек. Один кричит – Лови букашек! – и все кидаются. Букашки, посверкивая спинками и подрагивая усиками, прячутся – кто в траву, кто в норку, кто под корешки. Тогда детюнцы, заметив, куда юркнула букашка, начинают её уговаривать вылезти. Сулят ей сладости. Но букашки не вылезают – зачем им сладости детюнцов? У них – букашек – есть свои собственные сладости. И вдруг один детюнец кричит радостно – Поймал! Поймал! Он бежит, сжимая в лапках розоватую или сиреневую букашку, и гордо показывает всем. Другие детюнцы собираются вокруг, разглядывают трофей, трогают забавные усики, а потом… потом они её, конечно, отпускают. И идут сластиться. ... Так вот и живётся детюнцам. Сладко и весело. И вырастать им – совершенно не обязательно.
ЛЕСНЫЕ ИСТОРИИ ДЕТЕКТИВНОЙ БЕЛКИ Пролетавшая сорока обронила золотое пёрышко. Плавно спланировав, оно замерло в траве, и, полежав некоторое время, обратилось в цветок необыкновенной красоты, который сорвал спешащий по своим делам заяц. Подарю кому-нибудь, подумал он… В любом случае такой цветок всегда пригодится. Детективная белка, жившая в уютном дупле, наблюдала всю сцену – и падение пёрышка, и превращенье оного в цветок, и похищенье цветка зайцем… Так-так, думала она, значит, что-то происходит. Что-то, сулящее последствия. Последствия, знаете ли, такая непредсказуемая вещь… Заяц сам не понял, как цветок в его лапках обратился в камешек, а поскольку камешек некому подарить, заяц просто отбросил его, так как спешил к хозяину лабиринта – на приём. В лабиринте была уютнейшая гостиная, и хозяин его, которого никто не видел, собирал иногда зверей. И зайцы, и лисы, если их приглашали вместе, не враждовали, но угощались разнообразными закусками, пили чай, слушали музыку. И сегодня как раз был день приёмов. Огни мерцали в лабиринте – чтобы приглашённые не заблудились, и они шли на эти огни, и оказывались в обширной комнате, где были накрыты столы. Морковка и укроп, сельдерей и прочая зелень, варенье, мёд и другие яства были на столе, и звери размещались, сверяясь с карточками, и принимались пировать. Голос хозяина лабиринта зазвучал: -Пируйте, пируйте, но – не забывайте про золотое пёрышко. Звери замерли. Заяц даже забыл догрызть морковку… -Что это за пёрышко? – стали переговариваться они. – Кто-нибудь знает про него? Но никто не знал. -Как же, - послышался голос хозяина, - вы не слышали про пёрышко, которое может обращаться во что угодно? Тут откашлялась белка – орехи были вкусны – и сказала: -Я видела из дупла неожиданно быстро выросший цветок. А поскольку мне случалось проводить расследования – и пропавшего горшочка мёда, и исчезнувшей птичьей норы – я подумала, что это неспроста. Цветок переливался многими красками, и заяц (тут заяц поджал уши) сорвал его. Что он с ним сделал дальше – я не знаю. -Итак, - раздался голос хозяина, - значит, заяц знает, что произошло? -Я? – воскликнул заяц. – Нет-нет, я просто сорвал цветок, думая подарить его кому-нибудь. Но цветок превратился в камешек, и я выбросил его, не зная, что с ним делать. -Так, - задумчиво произнёс голос. – Значит, надо было пригласить сороку. С неё всё началось. -Что, что началось? – забеспокоились звери. -Нечто, - сообщил голос. – Я доверил ей быть хранительницей волшебного пёрышка, а она, стало быть, потеряла его. Куда это годится? Сорока в этот момент опустилась на сук, думая, почему её никогда не приглашают к хозяину лабиринта. Тетерев был, глухарь был, иволга, а я? думала она. И тут она заметила нечто, блеснувшее в траве. Спустившись, решила клюнуть – вдруг что вкусное, но это нечто, как-то странно перевернувшись в воздухе, легко легло в её оперенье пёрышком. Интересно как, подумала сорока, забыв и про лабиринт, и про его хозяина, поднимаясь в воздух и отправляясь по своим делам. А в лабиринте в это время голос произнёс: -Вот, теперь всё в порядке. Пёрышко вернулось на своё место. Можете дальше пировать спокойно. И звери продолжили пировать, обсуждая, что это за пёрышко такое… -Нора, - болботала сорока. – Представляешь, я построила нору в воздухе, уютную такую нору, и она пропала. -Погоди, погоди, - говорила белка. – Как так - нора в воздухе? -Вот, - тараторила сорока, - я сама не думала, что так бывает, но удалось, удалось. Я строила эту нору, всякие зёрнышка, семечки шли в дело, и нора росла, покачивалась, и была готова. И вот теперь – её нет… -Так, - сказала рассудительная, детективная белка. – Так. Давай поглядим, где она располагалась. Сорока полетела, а белка побежала по ветвям. Она вполне поспевала за птицей, ловко и легко перелетая с пружинящих веток на новые – столь же славно пружинящие. Наконец, сорока села на сук. Белка вспрыгнула на тот же. -Вот здесь она была, - сказала сорока, показывая клювом. -Так, - произнесла белка, глядя в пространство. – Так. И она задумалась. -Следы есть, - сказала она. -Где? Где же? – заволновалась сорока. -А вон, - белка махнула лапкой. – Синеватое мерцанье. -Действительно, - согласилась сорока, вглядываясь. Белка вновь задумалась. -Эй-эй, - через какое-то время забеспокоилась сорока. – Ты не заснула? -Нет-нет, - сказала белка. – Если ты можешь поднять меня, мы могли бы полетать, поискать твою нору. -Давай попробуем, - согласилась сорока. Белка забралась ей на спину и обхватила лапками шею. Они полетели. -Туда, - говорила белка. – Теперь туда. -Вот же она! – воскликнула сорока. Круглая, синевато-серая нора, собранная из разных элементов парила в воздухе. Они подлетели, и белка впрыгнула в отверстие, служащее дверью, а за ней внутрь пробралась и сорока. -Ой, кто это? – воскликнула она. -Я мымрик, - сказал некто пушистый, коричневый. -Но тебя же не было в нашем лесу, - сказала белка. -Я недавно пришёл, - объяснил мымрик. – Думал, где поселиться. И вот увидел это штуку. Она висела около сука, и никого не было внутри. Я решил – значит, тут никто не живёт, могу пожить я. Прошёл внутрь, а штука полетела сама по себе. -Естественно, - воскликнула сорока. – Это моя летающая нора, ей нужно уметь управлять. -Прости, - сказал мымрик, - я не знал, что это твоя. Если ты подведёшь её к земле, или хотя бы к суку, я выберусь, и поищу что-нибудь ещё, подходящее для жилья. -Да? – сказала сорока. Ей почему-то стало жалко мымрика. – Вообще-то ты можешь пожить тут, если хочешь. И вообще – вдвоём веселее. -Правда? – воскликнул мымрик. – Тут уютно, да. -Ты умеешь летать? – спросила сорока. -Нет, - ответил мымрик. – Мымрики не летают, они только лазают по деревьям. -Ну, тогда я покажу тебе, как летает моя нора. И сорока подошла к разным штучкам – которые были рычажками. Она подвела нору к ветвям, и белка, распрощавшись, ловко выскочила на ветку. А сорока и мымрик полетели дальше. Довольные. -И как же мы будем искать его? – спросила сова. -Когда ты последний раз видела-то его, свой горшочек мёда? – спросила детективная белка. -Так. Подожди. Значит, я вышла из домика. Да, вышла. Потом… Потом что-то отвлекло меня. Я повернулась посмотреть, что там шуршит. Отошла. А когда вернулась – горшочка не было. -Зачем он вообще тебе понадобился? Разве ты ешь мёд? -Нет, не ем, - отвечала сова. – Хотела подарить мишке. И вот теперь нечего дарить. -Значит, - сказала белка, - надо выяснить, что тебя отвлекло. Пойдём к твоему домику. И они пошли. -А что у мишки праздник какой? – поинтересовалась белка дорогой. -Да нет, просто хотелось сделать ему приятно. -Это чудесно, - заметила белка. Они пришли к домику совы. Домик был уютный, маленький, миленький, с дивным резным крылечком. -Вот тут, - стала рассказывать сова. – Тут я значит, стояла. Тут отвернулась… Или тут. Белка осмотрела траву. -Есть примятости, - сообщила она. – Будто что-то стояло, а потом… -Ну вот же он и стоял, - сказала сова. -Так, - сказала белка. – Пойдём по следу. И они пошли. Шли и шли, хотя следа уже не было. Но белку вела интуиция. За кустом послышалось шуршание. -Что бы это могло быть? – сказала белка. – Заглянем? -Ага, - согласилась сова. И они заглянули. За кустом сидел мишка. Он опускал лапку в горшочек с мёдом и, вытащив, облизывал её, довольно урча. -Мишка! – воскликнула сова. – Это ты завладел горшочком! -Уй! – сказал мишка. – Ну да… Он стоял у твоего домика, а тебя нигде не было. Я подумал, что кто-то оставил его, а поскольку ты мёд не ешь… -Так это я хотела тебе подарить! -Правда! – польщённо улыбнулся мишка. – Вот и получилось, что я… -Ну да, - подытожила белка. – Ты с подарком. Правда, ты не знал, что это подарок. -Ну, теперь знаю. Спасибо, сова. -Пожалуйста, мишка. Надеюсь, тебе понравилось. -А как же! – хитро улыбнулся мишка. И довольные, все разошлись по домам. -Так, - сказала детективная белка, путешествующая по лесу. – Это нечто непонятное. Вход открывался прямо в могучем стволе дуба, причём дубу не было больно, что понималось как-то сразу, при взгляде на вход. Ибо вход светился. Да, именно так – по краям его тёк нежно-золотистый свет. -Что бы это могло быть такое? – сказала белка. – Ведь недаром я – детективная белка. Должна узнать. И она вошла. Лесенка – приятного синего цвета – вела вниз, другая – зелёная – наверх. -Очень интересно, - сказала белка. – Куда же пойти? Она подумала немного. -Пойду наверх, - решила. И пошла. Ступеньки издавали приятную мелодию. -Никогда не видела такой занятной лесенки. И как всё это помещается внутри дуба? Стены переливались разноцветно. Иногда на них возникали картинки. Белка увидела мишку, собирающего малину. Потом – зевающую сову. Потом – сороку, путешествующую с мымриком в воздушной норе. Подъём закончился, но появились новые лесенки. Белка отважно двинулась по одной, та перешла в другую, потом в третью… Белка остановилась. -Кажется, я запуталась. Она была храброй белкой, поэтому не испугалась вовсе, нет-нет. -Попробую, пойти назад. И она пошла. «Назад» оказалось условным, лестницы перетекали одна в другую, комнатки менялись, а на стенах пестрели новые и новые картинки. Белка остановилась в обширной комнате. -Не выберешься? – послышалось. -Кто это? – спросила белка. – Если есть голос, значит должен быть тот, кому он принадлежит. -Верно, - раздалось. – Принадлежит он мне – хозяину лабиринта. -Ты построил это сооруженье? -Ну да. Лабиринт называется. Буду приглашать разных зверушек и птиц и угощать их всякими вкусностями. -Но где же ты сам? -Этого я не знаю. Мне кажется, я вот тут. А потом – вот здесь. Не знаю, в общем. -Но я же детективная белка. Может, стоит тебя поискать? -А зачем? Так интересней. Вроде я есть, и в тоже время меня нет. А лабиринт – вот он. -И как же ты будешь звать зверушек? -А видела картинки? Вот когда они вспыхивают, значит, я пригласил кого-то. Да ещё и ты расскажешь. Ты первая, кто увидал лабиринт. -Хорошо, - согласилась белка. – Но как я выберусь отсюда? - Очень просто. Иди за светящимся шариком. И шарик выкатился прямо из стены. Белка пошла за ним, скоро выбралась, и отправилась рассказывать другим о лабиринте. -Мымрик потерялся, - сообщила сорока, опустившись на сук, возле дупла детективной белки. -Как так? – поинтересовалась белка. -Сама не понимаю. Летели мы, летели, он помогал мне управлять норой, отвернулась на миг – а его и нету. -Что ж он – выпал, полагаешь? -Не знаю, что думать, - отвечала сорока. – Решила, может, ты… Ты же детективная белка. -Да. Летать он не умеет. Значит, если только застрял в ветвях… Впрочем, застрять он не мог – он же хорошо лазает по ним. Пойдём, посмотрим, где это случилось. -Как же мы пойдём? – удивилась сорока. – Случилось-то в воздухе. -Ну да, в воздухе. Но ты отведи меня к месту, над которым парит твоя нора. -А-а-а, - протянула сорока. – Ясно. И они отправились. Как всегда сорока летела, а белка ловко бежала с ветки на ветку. Заметив парящую нору, белка крикнула – Вижу, вижу. Сорока влетела в нору, затем выглянула из неё. -Нет, - сказала она, - его тут нет. Она спустилась на ветку к белке. -Так, - сказала детективная белка. – Скажи – в твоей норе один вход? -Один. – Отвечала сорок. -Значит, вывалиться незаметно для тебя он не мог. -И выход один, - добавила сорока. -Подожди, - сказала белка, - получается два? -Чего – два? -Ну, два способа попасть в твою нору, и выбраться из неё. -Я как-то не задумывалась, - сказала сорока. – Я всегда считала, что есть один вход и один выход. -Ну, вот же, - сказала белка несколько недовольно. – А выход там, где рычажки управленья? -Ну да. В это время послышалась шуршанье в малиннике, и сорока с белкой посмотрели вниз. -Мишка что ли? – спросила белка. -Ага, - послышалось. – Но я тут не один. -А с кем ты? – спросила сорока. -Со мной ещё… Тут из малинника выглянул мымрик. -Мымрик! – воскликнула сорока. – Вот ты где. -Я поначалу подумал, что это такой маленький медведь. Но он сказал, что он мымрик. -Ну да, мымрик, - сказала сорока. – Он потерялся. Сорока слетела к малиннику, а белка спустилась по стволу. -Понимаешь, сорока, - стал объяснять мымрик, - какой-то рычажок подбросил меня, и я вывалился. Хорошо, что прямо на ветви. Но выбросило меня довольно сильно, и я полетел по ним вниз, вниз. И вот – оказался в малиннике. Я пробовал крикнуть тебе, но ты не отвечала; улетела – подумал я. И вот в малиннике познакомился с мишкой. Довольно вкусная малинка, - добавил он, улыбаясь. -Мымрики едят малинку? – спросила сорока. -Мымрики едят всё! – и в голосе его послышалась гордость за мымриков. -Ну и отлично, что всё разрешилось! – сказала белка. Сорока подвела нору, и мымрик полез по ветвям. Мишка остался в малиннике, а белка отправилась домой. И вот – звери собрались в лабиринте. Сюда впервые пригласили сороку, и выглядела она гордой. Или, по крайней мере, довольной. Мымрик был с ней. Он даже нацепил бабочку под подбородок, и смотрелся солидно. Белка, бывавшая тут не раз, показывала им дорогу. Голос хозяина лабиринта приветствовал их. Звери по разным лесенкам – ибо у лабиринта много возможностей – проследовали в главную комнату, где столы были уставлены разной едой. Звери рассаживались, разговаривая. Мымрик продемонстрировал, что мымрики действительно едят всё – он перемещался с места на место, то малинки отведав, то морковки. Звери угощались и радовались. Когда они наелись, раздался голос хозяина лабиринта: -А теперь я вам покажу, что это такое – волшебное пёрышко. Звери насторожились. -Я доверил быть хранительницей его сороке – но так, что она не знала об этом. Сорока, будь добра, выйди на середину комнаты. Сорока, удивлённая не меньше других, вышла. -А теперь – подними крылья. Сорока подняла, и пёрышко, блеснув золотисто, упало на пол. Тут же из него – оно ловко укоренилось в полу – вырос волшебный, переливающийся всеми цветами радуги цветок, он качался какое-то время, бросая блики на стены, а потом на месте его возник камушек – сперва маленький, хоть и очень красивый, потом побольше, потом из него выросло синее дерево, ставшее малиновым, сиреневым, жёлтым, потом прошуршал перламутровый дождь, не обрызгавший никого из гостей. -Видите, как красиво… И звери согласились, и хлопали лапками, и сорока, успевшая отбежать ко всем, хлопала крыльями, говоря – Я и не знала, что ношу такую красоту. -Но теперь, - сказал хозяин лабиринта, - пускай остаётся здесь. Оно будет расти, превращаться в самые разные предметы, а потом… может статься, я изобрету ещё что-нибудь. И, распрощавшись, звери разошлись.
ПУТЕШЕСТВИЕ ЯЩЕРКИ Зеленовато-золотистая ящерка летела над городом, разглядывая черепичные крыши, узкие промоины улиц, широкие отмели площадей. Так не бывает! Скажете вы… Но ящерка летела на большой чёрной птице, устроившись у неё на спине. Птица периодически прилетала на дерево, под которым, в уютной норке жила ящерка. Ящерка, мерцая золотисто-зелёной спинкой, глядела на птицу – большую, чёрную, красивую; на то, как она плавно опускается на сук, чистит пёрышки, просто сидит какое-то время, потом, расправив большие, отливающие фиолетовым крылья, взлетает – уверенно, неторопливо. И однажды ящерка решилась – она попросила птицу поднять её в воздух, ей так хотелось увидеть, как всё выглядит с высоты… Птица, повернув голову, посмотрела сперва недоумённо, чёрный глаз её блестел выпуклой ягодой, потом, во взоре её появилась благосклонность, и она молвила – -Почему бы и нет? И вот птица, взмахнув крыльями, опустилась на землю, и юркая ящерка забралась ей на спину. И они полетели. Полёт начинался плавно, даже слегка замедленно, потом набирал силу, высоту, упругость, и вот уже лес поплыл внизу яркой, переливающейся массой, и мелькнула полоска реки, синея, и переливаясь сталью, вот и лес кончился… Итак, ящерка летела на чёрной птице и смотрела на город, какой никогда не видела. Птица обогнула башню, поднялась чуть повыше и села на карниз, возле одного из стрельчатых окон. Ящерка держалась лапками, но всё равно чуть не соскользнула. -Осторожней, - сказала птица. – Полёт – штука опасная. И спросила: -Ну как, нравится? -Не то слово, - ответила ящерка. – Я и не знала, что кроме леса существуют другие пространства. -О, - молвила птица, - каких только пространств не существует на свете. Это город, а есть ещё горы, они поднимаются пиками до небес и разговаривают с облаками, есть моря – огромные массивы воды, переливающиеся драгоценным светом. -И ты всё это видела? – ахнула ящерка. -Что-то видела, что-то нет… Но мир с высоты полёта вообще не такой, как снизу. -Да, да, - подтвердила потрясённая ящерка. Птица спросила: -Ну что? Полетим дальше. -Конечно, - ответила ящерка. И они полетели. Они летели над городом, который разворачивался шире и шире, и люди внизу не замечали ничего необычного. Лишь один прохожий, задрав голову, сказал – Какая большая чёрная птица. – И, заметив нечто блеснувшее у неё на спине, подумал – Что бы это могло быть? Птица пролетала над площадью с монументом королю. -А что это – большое, чёрное? – спросила её ящерка. -Это памятник королю, - ответила птица. -А ты когда-нибудь опускалась на него? – поинтересовалась ящерка. -Конечно, много раз. Иногда с ним даже можно поговорить. -Неужели? – восхитилась ящерка. – А может, попробуем сейчас? И птица спланировала на чёрную королевскую голову. Ящерка немного съехала вниз, но удержалась. Она видела крупную корону, пряди волос, и лицо – будто стремившееся вниз, ибо смотрела она сверху. -Ты не могла бы пересесть на плечо? – послышалось. -Конечно, - согласилась птица, и спустилась на плечо. -Кто это с тобой? – спросил король. Будучи памятником, он умел разговаривать, не открывая рта – чтобы не пугать прохожих. -Это ящерка. Она захотела посмотреть на мир с неба. -Что ж, похвально, - заметил король. И добавил – Привет ящерка. -Здравствуйте, - ответила ящерка. Она ещё никогда не видела памятника королю, и не знала, как следует говорить с ним. -И как тебе нравится? – спросил король. -Очень нравится, - ответила ящерка. -Да, - произнёс король. – Когда-то я тоже мог смотреть на мир свысока. -Вы летали? – спросила ящерка. -Нет. – Ответил король. – Я был королём, то есть у меня была власть. Я смотрел на всех сверху вниз. -А что это - власть? – поинтересовалась ящерка. -Власть – это когда ты наверху, - объяснил король. -А-а-а, - протянула ящерка. – И что же с вами случилось дальше? -Дальше… Дальше один мудрый старик объяснил мне, что власть моя условна, да и вообще – фикция, мираж. Ибо власть смерти никто не отменял. И я перестал смотреть на людей сверху вниз. И стал делать для них, что мог. -А потом? – поинтересовалась ящерка. -Потом? – переспросил король. – Потом я умер. И мне поставили этот памятник. А как случилось, что я могу разговаривать, я и сам не представляю. -А что случилось с тем стариком? – спросила ящерка. -Не знаю, - ответил король. – Ему никто памятника не поставил. Да и зачем он ему? Город жил внизу и вокруг – открывались и закрывались окна, люди шли по делам, экскурсия приближалась к памятнику. -Вот, - сказал король. – Сейчас будут про меня туристам рассказывать. —Тогда, пожалуй, мы полетим, - сказала птица. -Давайте, - промолвил король. – Ты прилетай ещё. Скучно всё время стоять. Птица пообещала. И они полетели дальше. Город кончился, потянулись поля, потом блеснула речка… -Тут, возле речки, - сказала птица, - живут интересные линии. Спустимся? -Конечно, - согласилась ящерка. Плавными кругами спускалась птица, и вот они – около воды. Ящерка соскользнула, потянулась, и помахала хвостом. -Засиделась, - сказала она. И спросила – А где же линии? -Сейчас появятся, - пообещала птица. Шебуршание послышалось в траве и легкий плеск в береговой воде. Линия – ярко-зелёная – выглянула из травы. Была оно довольно гладкая, длинная, напоминавшая змейку. -Нет, я не змейка, - сказала зелёная линия, словно зная, что её вечно путают. Вторая линия вытянулась из воды, и была она, естественно, синего цвета. -Привет, птица, - сказали обе линии. – И тебе привет, ящерка. -Ой, вы меня знаете? – удивилась ящерка. -А что ж мы, никогда ящериц не видели что ли? Птица поздоровалась с линиями. -А как же вы разговариваете? – спросила ящерка. – У вас же нет рта. -У нас и глаз нет, - ответили линии; очевидно, они любили говорить хором. – А мы всё видим. Мы – такие вот. И ничего тут уже не поделаешь. -Вот как, - сказала ящерка. – И вы всегда были такими? -Всегда, - снова вместе ответили линии. – Если ты линия – то уж это навсегда. -Собственно, - заметила ящерка, - и у ящерок то же самое. -И у птиц, - добавила птица. -А что вы делаете? – поинтересовалась ящерка. -То, что обычно делают линии, - отвечали они. – Плаваем и ползаем. Впрочем, и то, и то довольно занятно. А вы что делаете? -Мы летаем, - сказала птица. – То есть летаю я, а ящерка сидит на мне и смотрит на мир сверху. -А-а-а… - протянули линии. -Недавно говорили с памятником королю, - добавила ящерка. -Это тот самый, которому старик сказал, что его власть – фикция и мираж? -Ну да, - подтвердила ящерка. – А вы что… -Нет-нет, - сказали линии, - памятник королю мы не знаем, но знаем этого старика. -Неужели? – спросила птица. – Было бы интересно взглянуть на него. -Это просто, - сказали линии. – Летите на восток. Там будут горы, и в них – пещеры. В одной из них и живёт старик. -Тогда, мы полетим, - сказала птица. -Счастливого пути, - воскликнули линии. Одна спряталась в траву, а другая уползла в воду. Ящерка же забралась на птицу, и они полетели. -А ты знаешь, где это – восток? – спросила ящерка. -Не беспокойся, - ответила птица. – Знаю. И ящерка стала глядеть на проплывающие облака. Те не просто плыли, а были заняты ещё и строительством – то перистый лёгкий дом возникал, то замок, то лодка проплывала мимо, то парусник… -Красиво, - сказала ящерка. -Облака – они такие, - неопределённо ответила птица. Резко и мощно возникли горы. Сине-фиолетовые, громадные, чёрные, они чем-то испугали маленькую ящерку, и та сжалась, точно стремясь скрыться в оперенье птицы, как в норке. -Не бойся, - приободрила её птица. Они спускались. Пещеры видны были по склонам гор, они чернели таинственно, и чувствовалось, что в них таится жизнь. Птица села на серый склон. -Будешь слезать? – спросила она ящерку. Та спустилась – размяться. Из расселины высунулась голова – слегка удлинённая, кожистая и удивлённая. -Кто это тут? – послышалось. -Это мы, - ответила птица, - птица и ящерка. А ты должно быть дракончик. -Точно, - ответила голова. – Никак не созрею. Ящерка не поняла, и дракончик объяснил ей: -Драконы – они созревают из дракончиков. Сидят обычно в расселинах скал такие маленькие, как я, и созревают постепенно. У одних дольше длится, у других быстрее. Я что-то задержался. -А когда созреешь, что будешь делать? – спросила ящерка. -Улечу, как все драконы, - ответил дракончик, и собрался спрятаться в свою расселину, но птица спросила: -Извини, ты не знаешь, в какой из пещер живёт старик? -Тот самый, что сказал… -Да-да-да. -Это левее, - отвечал дракончик. – И снизу. И спрятался. Ящерка забралась на спину птицы, та взмыла в воздух, взяла левее, и, найдя похожую пещеру, стала спускаться. -А ты видала раньше драконов? – спросила ящерка. -Много раз, - ответила птица. – Они мирные тут. Спустились к пещере. Розовато сияние текло из неё. -Что это, интересно, так светится? – спросила ящерка, оказавшись на земле. -Заходите – узнаете, - послышался голос. Они зашли. Птица шла важно, как и подобает большой, чёрной птице. Старик сидел на камне, другой камень побольше был перед ним, на нём лежала книга, от которой и шло сияние. Розоватое. Впрочем, иногда оно казалось золотистым. -Красиво как, - сказала ящерка. -Конечно, - ответил старик, улыбаясь. – Ведь это книга мудрости. -А что в ней написано? – поинтересовалась птица. -О, разве можно это сказать в двух словах? – по-прежнему улыбаясь, произнёс старик. – Много чего. И о вас тоже – о том, как большая, чёрная птица помогла маленькой, милой ящерке взглянуть на мир с птичьего полёта. -А есть там о короле? О том, что ты сказал ему… -О, - воскликнул старик, - я говорил это много раз многим королям. Ведь это так естественно – не смотреть на других сверху вниз. Но только один король послушал меня. Другие не поняли. -А можно взглянуть на вещи глазами другого? – полюбопытствовала ящерка. -Можно, - уверенно сказал старик. – Нужно только захотеть. Ящерка и птица переглянулись. Они ещё побыли в пещере старика. Он показывал им волшебные камни, которые умели петь и звучать нежной музыкой, при этом меняя цвета; и странные коренья, которые жили собственной, закрытой жизнью; и замысловатые предметы, чьё предназначение он ещё и сам не установил. Когда они покинули пещеру, ящерка взобралась на спину птице, и та взлетела, но через короткое время опустилась около небольшого озера. -Знаешь, - сказала птица, - мне интересно стало, как это – взглянуть на жизнь глазами другого. -Мне тоже, - призналась ящерка. -Давай попробуем представить, что ты – это я, а я – это ты. -Давай, - согласилась ящерка, слезая. Они попробовали. Ничего не вышло. Ящерка осталась ящеркой, а птица – птицей. -Давай зажмуримся, - предложила ящерка. – Вдруг получится. Они зажмурились. Сильно захотели, и… Ящерка была в теле птицы, а та – в теле ящерки. -Как тебе? – спросила птица. -Ты очень большая, - ответила ящерка. – А я, наверно, очень маленькая – для тебя. -Да, мелковата. К тому же у тебя очень подвижный хвост. -А как ты видишь окрестности? -Да, в общем, по-прежнему, по-птичьи. Только ощущение несколько странное – будто я, это не я. -И я меня тоже, - отвечала ящерка в теле птицы. -А если ты попробуешь полететь, а я заберусь к тебе на спину? -Ну что ж… И они попробовали. Но ящерке в теле птицы лететь было неудобно, всё время хотелось побежать, а воздух не позволял этого. -Да и мне не очень удобно, - сказала птица в теле ящерки. – Давай назад. Уже на земле, ящерка в теле птицы спросила испуганно: -А вдруг – не получится? -Должно получиться, - уверенно, почти, как старик, ответила птица. – Давай, зажмуривайся. Они зажмурились, раздался лёгкий треск, и всё вернулось на свои места. -Вот, - сказала ящерка, забираясь на птицу. – Так привычно и удобно. Птица поднялась в воздух. Они пролетели над горами, над рекой, возле которой мерцала ярко-зелёная линия, над городом… Возле памятника королю стояла очередная экскурсия, и экскурсовод говорил нечто, оживлённо жестикулируя. -Едва ли он расскажет им о старике, - заметила ящерка. -Да, едва ли, - сказала птица. – Но мы-то с тобой теперь его знаем. Внизу появился лес – таинственный многоствольный. Птица подлетела к дереву, и спланировала на ветку. -Ой, извини, - тут же сказала она, и спустилась ниже. -Жаль, - сказала ящерка, - что я не могу пригласить тебя к себе в норку. У меня уютно. -Если бы тут был старик, - ответила птица, - он, возможно, уменьшил бы меня. Ну что ж, наверно, это и не нужно. -Ты прилетай, - сказала ящерка. – Обсудим полёт. -Обязательно, - пообещала птица. – Или ещё полетаем. Навестим короля. И они распрощались. Ящерка юркнула в свою уютную норку, а птица поднялась в не менее уютное для неё небо. А день длился дальше, играя летнею синевой. ________________ © Балтин Александр |
       
|
