Нижеследующая публикация Виктории Николаевны Кононыхиной вышла в свет 11 лет назад как воспоминание о письме Корнея Ивановича Чуковского, написанном её мужу – замечательному ростовскому писателю Виталию Николаевичу Сёмину в 1968 г. Это исключительно интересный документ, отражающий время и отношения в писательском мире того времени, а также удивительную реакцию знаменитого писателя, внимание и бережное отношение к молодому автору, первые же рассказы которого в «Новом мире» так понравились К.И. Чуковскому. Прошу читателей также обратить внимание на поскриптум к письму, где упоминается о легендарной личности в политической истории России и Англии – М.И. Будберг. Недаром это письмо и комментарий Виктории Николаевны опубликовал журнал «Дон» в 2005 г.

  К несчастью, 10 сентября с.г. Виктория Николаевна ушла из жизни, оставшись навсегда в моей памяти не только как хороший журналист и писатель, активный популяризатор творчества своего талантливого мужа, но и как светлый, добрый человек.

  Эта публикация - пятая в нашем журнале и первая, которую она уже не увидит, помещается ещё и как дань памяти ей. Еще один материал на основе документов из её личного архива будет опубликован в следующем номере.

Гл. редактор журнала RELGA  - А.И. Акопов

Корней Чуковский – Виталию Семину 

   Письмо Корнея Ивановича Чуковского Виталию Сёмину хранилось среди писем других писателей, к которым Сёмин относился с особенным уважением.

   Вместе с этим письмом хранились и три письма Корнея Ивановича ростовскому искусствоведу Марку Исаевичу Копшицеру, в них Чуковский посвящает некоторые строки Сёмину. Переписка между Чуковским и Копшицером велась в 1968 году по поводу хлопот последнего о вступлении в Союз писателей. Копшицер написал к тому времени книгу— исследование о художнике Серове и готовил книгу о Мамонтове.

  Видимо, в общении между Чуковским и Копшицером и возникла тема ростовчанина Сёмина, который после публикации в 1965 году в «Новом мире» повести «Семеро в одном доме» был на пике известности, а вскоре жёстко осуждён за повесть газетой «Правда» и фактически отлучён от печатания. Чуковский пишет письмо Сёмину о его ранней повести «Ласточка-звёздочка»(1964) лишь в 68 году, видимо, повесть эту послал ему Копшицер или побудил послать её Сёмина (повесть после журнала «Дон» была издана Ростовским издательством в 1968 году). Застенчивый.и тяжко подавленный грузом «вины» (немецкий трудовой лагерь в 1942-45; исключение из пединститута за «антисоветские настроения» в 1953; анафема «Правды» в 1965), Виталий Сёмин не решился бы по своей инициативе послать столь уважаемому и уже престарелому и больному писателю свою книгу. Но в письмах к Копшицеру и в разговорах с ним были столь добрые отзывы о Сёмине, что Сёмин решился. В письмах Копшицеру: «У нас в семье культ Сёмина... Его повесть из «Нового мира» вырезана и переплетена в отдельный переплёт», «Привет автору «Семерых», «Сейчас я с восторгом прочитал повесть Сёмина — он может смело смотреть в глаза Толстому и Чехову». Наверное, было передано и приглашение в Переделкино при намечавшейся поездке Сёмина в Москву: «Каждый день мы поджидаем Сёмина, которого любим всей семьёй», и в следующем: «Жалею о «невстрече» с Сёминым». А Сёмин просто не решался, не отважился посетить Корнея Ивановича.

  Перечитывая сейчас письмо К.И., я думаю о преданности, его интересам литературы: такое обстоятельное, заключающее в себе указания на плюсы и минусы повести письмо пишет 86-летний находящийся в больнице человек, обременённый к тому же собственной литературной работой. Из письма Копшицеру: «Ваш совет я осуществляю: под рубрикой «Что вспомнилось» я написал о Гумилёве, об Осипе Мандельштаме, Сологубе, Кустодиеве, Евреинове, Арцыбашеве, Эмиле Кротком, фокуснике Али Ваде и т. д. Держу корректуру «Высокого искусства», готовлю 6-ой том,пишу о Грековой».

   Возможно ли такое сейчас?                            

В. Кононыхина-Сёмина, вдова писателя.

Дорогой Виталий Николаевич!       

Простите, что пишу Вам с таким опозданием: кончил срочную работу, потом попал в больницу и только сейчас, прочитав Вашу книгу, могу взять перо, чтобы от души поблагодарить Вас за нее. Не верится, что это книга начинающего автора, — такая стройная у неё композиция и такая точная, уверенная живопись. Самые второстепенные персонажи, такие, как Мекс, отец Сергея, Аннушка, дед Камерштейна, Петька Назаров, Назаров-отец, директор, «Слон», очерчены рукой опытного мастера, а такие первопланные фигуры, как сам Сергей, Гришка Кудюков, Тейка, Гарик, Сявон, — всё эти лица как на меди вычеканены, каждый стоит перед нами живьём. Так же уверенно, точно и чётко вычерчен каждый эпизод, на изображение каждого эпизода употреблено именно столько слов, сколько нужно было, не больше, не меньше, здесь опять-таки точная власть художника над своим материалом. И какие эпизоды! Сергей ненавидит Гришку, готов убить его как собаку, а вынужден спасти ему жизнь: эпизод с револьвером, эпизод с рисунком Сергея, ссора с Камерштейном, путешествие Сергея из колхоза в город, смерть Сиротина, Сергей на баррикаде,— здесь опять та же работа опытного, математически точного, дисциплинированного ума. Нигде никакой расхлябанности, расплывчатости, приблизительности. Всюду прямое попадание в цель, без промаха, — рука наметанная, верный прицел. А Вы говорите: «ранняя, незрелая вещь».

Самая тема (подспудная) — протест против океана лжи среди которого приходилось жить, все эти разбросанные по тексту:

— Просто им противно, когда врут. А тебе, наверно, не противно...

— Ничего я не вру. А чего врать?..

— Расстрелять..., чтобы правды не слышать...

  И образец типичной газетной брехни: «Сережа Рязанов и Гриша Годин — настоящие друзья. Они мечтают о больших дорогах» и т. д. И последние страницы повести, начиная с «Обращения немецкого командования к еврейскому народу» — всё та же борьба за правду. Это страницы потрясающие. Читая эти страницы, я совсем забыл, что я критик, и волновался так, словно всё это происходило со мной. Так что общее впечатление: сильный, правдивый, хорошо вооружённый талант. Слабее других страниц мне кажется изображение Сергея утопиться... Очень свежи и точны во всей повести эпитеты (опять в качестве наибольшего приближения к правде).

  Вообще вся книга на очень высоком уровне, одно в ней нехорошо — заглавие «Ласточка-звёздочка».

  Честь и слава Ростовскому издательству, что оно решилось напечатать такую правдивую книгу. Язык всюду превосходен, выразителен, меток. Но разрешите мне две-три придирки: художники не рисуют маслом, но пишут; «холод вытеснил страх» — неизвестно, где подлежащее, где дополнение; «Сергей даже не посчитал» — не лучше ли «счёл».

   Ещё раз спасибо за книгу и дружеское письмо. В «Новом мире» мне сказали, что привезённый Ваш рассказ «замечательный». Задушевный привет Марку Исаевичу! 

Ваш Корней Чуковский.

1968, март                                                                                                   

P.S. Сейчас у меня Мария Игнатьевна Будберг из Лондона. Я рассказал о Вашей книге — она хотела бы перевести её. Пришлите мне, пожалуйста, два экземпляра Вашей книги. Марья Игнатьевна— друг Горького, друг Советского Союза, приехала сюда на чествование своего покойного друга. В её переводе сейчас идут в Лондоне «Три сестры» и «Егор Булычев».                                              

_______________________________________________

Впервые опубликовано: Журнал «Дон», 2005, №6, с. 236-238