Татьяна

    Татьяна вышла из подъезда и приготовилась. Как всегда, в одно и то же время, в одном и том же месте, ей под ноги бросилась ладная собака испанской породы, с длинными ушами, пушистым хвостом в виде трубы и большими выразительными глазами.

Псина передними лапами навалилась ей на колени, уткнулась мордой в подол юбки, потом проскочила сквозь неё и исчезла.

Успев привыкнуть к ежедневным встречам, Татьяна так и не смогла себя настроить и не терять самообладание. Вздрогнув, простояв несколько секунд и поправив юбку, она направилась к метро.

А там, забившись в самый угол вагона, достала томик Тургенева и открыла книгу на нужной странице. Она перечитывала этот рассказ в сотый раз. Ей нужно было понять, почему призрак Муму является именно ей. 

Так нельзя

    Она села на тумбочку возле стены и прильнула спиной к обоям.
– Я так больше не могу, – сказала она.
На минуту задумалась, обвела глазами комнату и снова сказала:
– Так нельзя.
Оливковые обои шевельнулись под её спиной и ответили:
– Малыш, у нас всё будет хорошо.
Она встала, повернулась к обоям и начала говорить:
– Я так больше не могу. Я думала, что выхожу замуж за живую ткань. А ты постоянно превращаешься то в пластиковую панель, то в виниловые обои. Вчера на ужине у Красновых ты превратился в мельхиоровую ложку. А когда ты становишься мочалкой из микрофибры, я не испытываю к тебе никаких чувств, кроме раздражения.
– Я хотел бы стать деревом, – сказали обои, – хотел бы вырабатывать хлорофилл, хотел бы качать ветвями и цвести по весне.
– Я устала. У меня болят ноги. Я постоянно одна.
- Смотри, у меня уже кое-что получается, – сказали обои и чуть заметно шевельнули оливковым рисунком.
Она закрыла лицо ладонями, пошла на противоположную сторону комнаты, легла на диван и задрожала.

– Малыш, тебе холодно? – спросили обои, – Погоди, сейчас я превращусь в полиамидовое одеяло и укрою тебя…

Почему у тебя нет плеча?

   Сегодня впервые она увидела его раздетым. Они много времени проводили вместе, но сегодня она впервые увидела его раздетым.
– Почему у тебя нет плеча? – спросила она.
– У меня нет плеча, – ответил он.
– Что с тобой случилось? - спросила она.
– Я потерял его, – ответил он.
Она внимательно посмотрела на широкое отверстие, которое было на месте правого плеча. Удивительным было то, что правая рука была на месте, а плеча не было. Рука словно держалась на невидимых шарнирах и росла из воздуха.
– Я встречала разных мужчин, – сказала она, – у кого-то не было сердца, у кого-то души, у некоторых не было мозгов, а вот без плеча…
Она хотела прижаться к его правому плечу, но вспомнила, что у него нет правого плеча. Тогда она прижалась к левому и подумала: Это ничего… ничего… всё будет хорошо…

Зонд Кассини

   В кабинет стоматолога вошел мужчина, придерживая рукой правую щеку. Он подошел к столу и свободной рукой протянул врачу больничную карту. На титульной стороне, в центре было размашисто написано имя: Гермес Трисмегист. 

Врач открыл карту, сделал короткую запись и жестом пригласил пациента занять кресло. Больной сел и закинул голову. Врач поднялся со стула и произнес, направляясь к больному:

– Не тот ли самый Гермес Трисмегист, автор известного изречения: «Что вверху, то и внизу» оказал мне честь?

– Да, это я, – сдавленно ответил больной.

– Очень приятно! Очень! Я сторонник ваших теорий! И как врач, могу сказать с полной ответственностью, что все глобальные процессы, происходящие во Вселенной, находят отражение во всех ее элементах, на всех уровнях, в том числе, внутри человека. 

Врач сел на стул рядом с пациентом и включил яркую лампу:

– Ну, на что жалуетесь, уважаемый Гермес?

Трисмегист оторвал правую руку от щеки, вцепился в поручни и произнес:

– Прислали автоматическую станцию Кассини, выбросили зонд, наделали дырок, а я, вот, мучаюсь теперь.

– Откройте рот, – сказал врач.

Трисмегист открыл рот. Оттуда повеяло прохладой. Врач хорошенько рассмотрел Солнечную систему, заглянул за Сатурн и сказал:

– Да, Энцелад нужно лечить. Ничего, сейчас поставлю несколько пломб, будет, как новенький. Но беспокоит меня не это…

– Что? – озабоченно спросил Гермес. 

– Земля раздражена. Кровоточит местами.

– Порекомендуйте, что мне с ней делать?

– Полоскайте раствором фурацилина три раза в день после еды в течение недели. Если не будет улучшения, придете ко мне еще раз, я выпишу антибиотики.

 Перемена пола

    Маршрутка подъехала быстро, и он был отброшен наполовину недокуренным в сторону урны. Приземлился рядом с ней и продолжал бы тлеть, если бы на него не наступила симпатичная ножка на каблучке. 

Через полчаса его спешно подняли и засунули в вонючий карман. Вскоре в тёмной тесноте собралось несколько таких, как он.

От удушья он потерял сознание и пришел в себя от звуков сиплого, лающего кашля, громкой матерной брани и звона гранёных стаканов. Он был зажат между двух грязных пальцев и тянулся к горящей спичке.

После первой затяжки брань усилилась, и послышался глухой удар.

Он пролежал несколько дней, один, в тесноте, заваленный костлявым телом. 

Наконец послышался долгий, тревожный звонок в дверь, скрежет ломающегося замка, голоса в коридоре. И лишь когда его высвободила рука в резиновой перчатке, он почувствовал облегчение.

Но теперь его стали называть по-другому, как-то по-женски – улика.

Из эгоистических побуждений

   К большим белым воротам подошёл человек в изношенном пальто и постучал. Ворота приоткрылись. Выглянул ангел.

– Открой ворота, – сказал человек, – я прошёл сложный путь, стал мудрым, чистым, светлым, и теперь моё место в раю.

– Ворота не откроются для одного человека, – сказал ангел, – они так устроены, что отворятся, когда в них постучит всё человечество.

– Что же мне делать? – спросил человек.

– Не знаю, – ответил ангел и закрыл ворота.

С тех пор человек в изношенном пальто ходит по земле, стучится в души и сердца людей, учит их мудрости и доброте.

Из эгоистических побуждений, естественно.

 Подарок

   Как и при каких обстоятельствах попал ей в руки этот сверток, Анастасия уже не помнила, хотя случилось это недавно. Мысленно она называла его подарком, хотя не знала, кому он предназначался. Чтобы это узнать, Анастасия решила его развернуть. 

  В трёхслойной бумажной обертке лежала небольшая черно-белая фотография с резными краями. На ней был изображен мужчина средних лет с густой темной шевелюрой и ямочкой на подбородке. 

  Увидев мужчину, Анастасия погрузилась в сладкие дрёмы. Она представила себя идущей по улице с подарком в руке. Подарок она положит в объёмную коробку, а продавщица сувенирного отдела обернёт его красной бумагой. Именно красной, потому что Анастасия видела себя одетой в черное короткое пальто. Под ним непременно будет ярко-красная трикотажная туника с хомутом и такие же красные леггинсы. Тонкие, как прутья, ноги будут вставлены в тяжелые черные сапоги. Лица своего она почти не видела. Оно, как засвеченный снимок, являло только отчетливые черты – глаза, обведённые черным карандашом, бледную линию носа, губы, покрытые жирным слоем помады. Анастасии казалось, что она нашла стильное решение, и когда она войдёт с подарком в прокуренную холостяцкую комнату, мужчина с тёмной шевелюрой и ямочкой на подбородке невольно приподнимет левую бровь.

  В момент, когда Анастасия сидела за кухонным столом и представляла, какой эффект произведет, за открытым окном послышался громкий смех. Она выглянула на улицу. Вскакивая, она задела краем халата сверток с фотографией. Он соскользнул со стола, сделал кувырок и въехал в щель между холодильником и тумбочкой для овощей. 

  Анастасия жила на первом этаже и часто наблюдала за прохожими, облокотившись на подоконник. Теперь она видела мужчину и женщину. Они шли, взявшись за руки. Это были её соседи со второго этажа, люди пьющие и беззаботные. Она – толстая и лёгкая как мешок с пухом, он тонкий и напряжённый, как электрокабель. На ней был надет халат с запахом. Одеваясь, женщина так слабо повязала поясок, что теперь полы разошлись как верхняя юбка императрицы. Из внутренней темноты подола виднелся обвислый, как оладья, живот. Женщина хохотала оттого, что заметила свою случайную наготу.

  Анастасия давно не слышала такого живого смеха. Потрясённая, она отошла от окна и села за стол. Она попыталась вспомнить, о чём думала до этого, но так и не смогла. 

Что кричит женщина, когда летит в подвал?

   Я подошла к кабинету и заняла очередь. Она делилась на три ленты – к правому столу, к левому, и к среднему. Вопросы, которыми занимались эти три стола, имели общую основу, но отличались незначительными нюансами, поэтому внутри лент происходило движение – выясняли специфику столов, тонкости вопросов, многократно рокировались.
     Меня сначала направили к правому, оттуда отослали к левому, и только после этого выяснилось, что мне нужен средний. Приходилось два раза выходить из кабинета и занимать новую очередь в нужный поток.
     Когда пришёл мой черед, я зашла и села на стул перед инспектором.
Она открыла папку с документами, бегло пролистала ксерокопии, сверила с оригиналами и сказала:
– Вы можете задать три вопроса.
– Три? – переспросила я.
– Уже два, – ответила она.
     Я заволновалась, потому что слышала, как другие граждане пытались задавать вопросы инспекторам за соседними столами. Те хохотали, едко комментировали услышанное, называли посетителей «банальными людьми с убогой фантазией».
     Нужно было задать необычный, но вместе с тем насущный вопрос, который бы искренне тревожил. От волнения я стала теребить подвеску на шее и вспомнила, что совсем недавно сестра посмотрела на кожаный шнурок, на котором крепился мой кулон, и спросила: «А где серебряная цепочка, которую я тебе дарила?»
     Сестра мне цепочку не дарила, но она была настолько уверена в себе и так убедительна, что мне пришлось поверить и насочинять, что цепочка порвалась и лежит сейчас в моей деревянной шкатулке. Сестра взяла с меня слово, что я обязательно в ближайшее время схожу в ювелирную мастерскую и отремонтирую её. Но сомнения все же мучили меня.
     – Дарила мне сестра цепочку или нет? – спросила я.
     Инспектор откинулась на спинку стула и посмотрела на меня, сузив глаза.

  – Это, – она указательным пальцем сделала в воздухе петлю, — кабинет по странным вопросам. А вы все думаете, что мы здесь сидим и занимаемся ерундой. Что нам делать больше нечего, как выслушивать все эти глупости. Думаете, что государство зря расходует деньги налогоплательщиков, выплачивая нам ежемесячную зарплату? Это не так. Будем считать, что я не слышала эту белиберду про цепочку. А теперь соберитесь с мыслями и задайте мне нормальный странный вопрос.
     Специалисты встречали взрывом хохота любой интерес: к жизни, смерти, сотворению мира, концу света. Я поняла, что дела мои плохи, поэтому расслабилась и спросила первое, что пришло на ум:
  – Что кричит женщина, когда летит в подвал?
     Инспектор усмехнулась, захлопнула мою папку и заговорила, выравнивая ладонями края выбившихся документов:
  – Голливудские фильмы любите, да? Про Лудо, небось, вчера смотрели? Ну, чем там всё закончилось?
     Она откинулась на спинку стула и захохотала.
  – До свидания, – ответила я, вставая, потому что не знала, чем там, у Лудо, всё закончилось.
     Инспектор протянула мне документы и сказала:
  – Приходите через месяц. И скажите там, пусть заходит следующий.
     Покинув учреждение, я некоторое время бродила по городу, чтобы узнать, что кричит женщина, когда летит в подвал. И ответ нашёлся:

Когда летит в подвал женщина, она молчит,
падает медленно, огибая электрощит,
двигаясь в невесомости, делает кувырок,
опускаясь ниже, делает второй кувырок,
падает, щурится, отлёживается на животе,
потом ищет лестницу, ползая в темноте.