https://www.znak.com/2017-01-25/gendirektor_muzeya_isaakievskiy_sobor_o_peredache_pamyatnika_rpc

25 Января 18:10

Генеральный директор Санкт-Петербургского государственного музея-памятника «Исаакиевский собор» Николай Буров рассказал корреспонденту Znak.com Екатерине Винокуровой о том, в чем заключаются проблемы с передачей собора Церкви, как сейчас устроен музейный комплекс и почему игра слов вокруг храма и музея не имеет отношения к действительности.

— Расскажите, что сейчас представляет из себя Исаакиевский собор. Сколько туристов посещает его за год?

— Я сразу дам вам несколько цифр. Дело в том, что мы говорим обычно не об одном Исаакиевском соборе, но о комплексе музея, и я всегда старался не вычленять его из комплекса. Всего комплекс за год посетило более 3,8 млн человек, это — количество зарегистрированных посетителей, подсчет ведется автоматически. Из них именно Исаакиевский собор — 2 млн 380 тысяч, причем из этого количества 385 тысяч человек были льготниками, в том числе паломниками. Богослужения совершались за 2016 год 640 раз, в 2015 году — 188 раз. На них, согласно нашим электронным счетчикам, присутствовало в 2016 году 18 тысяч 400 человек. То есть 0,8% от всех посещений. Богослужения проводятся два раза в день, утром в 8:30 и вечером с 16 часов.

— А что с экономической составляющей? Можете рассказать о доходах комплекса и Исаакиевского собора?

— За 2016 год по деньгам на лицевой счет поступило от предпринимательской деятельности, в том числе от переходящих остатков с 2015 года, 864 млн 822 тысячи 348 рублей 30 копеек, переходящий остаток составил 120 млн 527 тысяч 859 рублей 98 копеек. 

Переходящий остаток нам нужен вот по какой причине. В 2016 году епархии перешел Смольный собор, а сейчас завершается передача Сампсониевского собора. Музейный комплекс взамен получил здания по адресу Думская улица, 1-3 и Большая Морская, 40. Здания нуждаются в серьезном капитальном ремонте, реконструкции и реставрации, поэтому мы откладываем деньги на «на черный день», чтобы не останавливаться в наших планах. 

Теперь по Исаакиевскому собору. Он заработал оказанием услуг и продажей сувениров 466 млн 813 тысяч 877 рублей. Храм Спаса-на-Крови заработал почти 300 миллионов рублей. Концертная деятельность принесла 8,5 миллиона. Дело в том, что в нашем музейном комплексе работает штатный хор. Он сейчас находится на положении бездомного: мы снимаем площадки, чтобы он не прекращал концертную деятельность и чтобы мы не загубили хор, который является достоянием Санкт-Петербурга и достоянием России. 

Есть доходы от проведения туристических программ, автобусных и теплоходных экскурсий, это 5,5 млн. Но, сами видите, цифры несопоставимы по сравнению с доходами от собора-музея. Раньше, до 2016 года, был музей четырех соборов. Из них два были донорами (Исаакиевский и Храм Спаса-на-Крови) и два были реципиентами (Смольный и Сампсониевский). Теперь двух последних у нас нет.

Но есть вывезенная экспозиция. Экспозиция Сампсониевского собора относится к Полтавской победе, экспозиция Смольного — историческая. Это — серьезная работа, которую предстоит сделать в здании на Большой Морской. 

А на Думской улице будет концертно-выставочный комплекс, который в чем-то возьмет на себя функции Смольного. Ведь у нас есть и хор, и голландский орган, и три роскошных концертных рояля. Но все это, конечно, дотационно, и Исаакиевский собор является донором такой заведомо убыточной деятельности. 

Я не знаю в городе ни одного крупного коллектива, который бы с серьезным репертуаром выходил на самообеспечение, не получится. Поэтому комплекс сам внутри себя делал дотации от доноров. 

Теперь о государственных дотациях. За 2016 год наш музей получил 1400 рублей, это — «мамочкины деньги», которые положены от бюджета родившим мамочкам. Вообще в нашем коллективе 142 несовершеннолетних ребенка! В 2015 году наш музейный комплекс получил из бюджета 14 миллионов, это была премия.

— Что у вас с расходной частью? Во сколько обходится содержание собора и комплекса?

— Начнем с заработной платы сотрудников. На ее выплату мы в 2016 году потратили 358 млн 387 тысяч 753 рубля 46 копеек. В казну мы, в качестве начислений на заработную плату, перевели 99 млн 598 тысяч 537 рублей 2 копейки. Командировочные составили 2,5 млн рублей, столько же — услуги связи, 4 млн ушло на транспорт, 636 тысяч — на содержание автобуса для дотационной экскурсионной деятельности. Коммунальные платежи составили 9 млн рублей, работы по содержанию имущества — 104 млн рублей. За 26 млн рублей установили новую архитектурно-художественную подсветку для Исаакиевского собора, более 50 млн – новая система вентиляции и кондиционирования.

— Сколько стоит поддерживать собор в надлежащем состоянии?

— Если говорить о ремонтно-реставрационных работах, то в прошлом году мы начали экономить. 94 млн 742 тысячи рублей стоили работы по реставрации монументальной живописи Исаакиевского сбора. Сервисное обслуживание инженерных систем — 3 с лишним миллиона рублей в год, мытье окон, к примеру, — 765 тыс. в год, полмиллиона рублей стоила уборка и вывоз снега. Каждый раз мы проводили конкурсы.

— Были ли в 2016 году какие-то проверки, предъявлялись ли руководству комплекса претензии?

— Нас регулярно проверяют. Когда проверяет налоговая, она работает очень дотошно и ориентирована на поиск малейших недочетов, за которые сразу выписывается штраф. Но наши штрафы всегда смешные — по 400-500 рублей, за пропущенные запятые, к примеру. Каждое наше изменение в бюджете мы сверяем с городским комитетом по культуре, все делается очень открыто. 

В декабре 2016 года были завершены сразу три проверки: Роспотребнадзора; проверка медицинского пункта и проверка от министерства культуры из правительства по поводу сохранности объектов. В итоге мы получили крохотное замечание по медпункту. Сейчас идет проверка трудовой инспекцией. Надеюсь, тоже не будет серьезных замечаний, а если будут, сразу устраним. Замечание могут сделать даже за запыленный ободок вентиляционной решетки. И я не ожидаю претензий большего масштаба, чем такой ободок.

— Как изменится экономика комплекса после передачи Исаакиевского церкви?

— Экономика теперь должна быть полностью изменена. Не уверен, что комплекс сможет остаться самодостаточным. Только за счет Храма Спаса-на-Крови музей как комплекс вряд ли выживет. Поэтому придется частично переходить или на дотационную систему, или в положение музеев-осколков, дробить комплекс далее. Храм Спаса-на-Крови может себя содержать, но городу придется тогда думать, что делать с экспозициями на Думской и Большой Морской, их придется полностью посадить на шею бюджета. Экономическую функцию, которую выполнял Исаакиевский, они выполнять не смогут. К примеру, сейчас только на хранение экспозиции Смольного и Сампсониевского соборов нам пришлось потратить 4 млн рублей на аренду офиса и склада.

— Когда вы узнали, что собор будет передан церкви? Вы вообще предполагали такой сценарий?

— Я думал, конечно, о таком сценарии, но все время сомневался в его реализации. Такие запросы от церкви были еще со времен Александра Второго, еще царское правительство об этом просили, но последняя история началась, наверное, года два назад, и сразу приобрела очень активный характер. Я, к сожалению, все новости узнавал от ваших коллег, прямого диалога не было. Хотя что с нами разговаривать? Как говорится, продадут деревеньку с крестьянами — что с ними разговаривать? 

Я, конечно, не верил в такой исход, который теперь определен. Это решение опирается на закон Российской Федерации 2010 года. Можно говорить, что закон несовершенен, что он не учитывает особенности объекта. Таких историй сейчас много по России, какие-то проходят безболезненно, какие-то болезненно. 

Для нас эта история — болезненная, так как мы говорим об уничтожении одного из самых успешных музеев. Но я как директор, работающий на контрактной основе, должен выполнять распоряжения руководства. Ведь мой работодатель — государство. Я нахожусь в сложном положении. Надо создавать комиссию, которая возьмется за решение ряда узловых проблем, которые являются самыми болезненными и требуют самого серьезного осмысления.

— Что вы думаете об аргументации сторонников передачи собора?

— Я слышал доводы церкви. Они действительно убедительны, но при этом, скажем так, непрофессиональны, потому что не продумана система передачи объекта. Это ведь не квартира в хрущевской пятиэтажке, когда можно вывезти мебель и закрыть ее на ключ. Все сложнее, это — большой и немолодой организм, у которого многие риски были заложены еще при строительстве. 

Тот, кто примет от нас это бремя, должен будет постоянно осуществлять мониторинг состояния инженерных конструкций, научиться эксплуатировать дорогостоящее высокотехнологичное оборудование, которое обеспечивает температурно-влажностный режим. После ввода нового оборудования впервые за всю историю Исаакиевского собора можно не беспокоиться о температурно-влажностном режиме, если есть бесперебойная подача электричества! Но ведь оборудование надо обслуживать. 

Надо решить, кто будет заниматься безостановочной реставрацией, потому что такие сооружения требуют постоянной реставрации, это закон любого великого здания, где бы оно ни стояло. Обо всем этом стоило подумать до того, как принимать такое резкое решение по ситуации.

— Задам дилетантский вопрос. В Европе почти при каждом крупном соборе есть музей. Может быть, так можно будет поступить и с Исаакиевским собором?

— В начале разговора я уже назвал цифру: 640 богослужений в год. Мне лично кажется, что это — достаточное количество, если не ставить цели радикально перевернуть ситуацию. Я очень уважительно отношусь и к приходу, и к епархии, мы всегда раньше находили общий язык. Прихожане приходят на службу бесплатно, мы ведем автоматический подсчет посещающих только из соображений безопасности, уборки и других вопросов, которые лежат на нас. 

Я видел в прессе шальную фразу, что, мол, мы не пускаем в Исаакиевский митрополита. Но ведь все наоборот, мы всегда рады и митрополиту, и патриарху. Все эти годы мы вели хорошую слаженную совместную работу, нацеленную, в конечном счете, на душу человека. Теперь мы потеряем синергетическую мощность этого двойного воздействия. 

Сейчас модно обсуждать тему Исаакиевского собора, играя словами: мол, был музей-храм, теперь будет храм-музей. Но кто соберет новый музей? Наш музей собирался без малого 90 лет, и он постоянно был в развитии, даже вопреки установкам власти. Вопреки им он перестал быть антирелигиозным и стал художественным, и еще в 1986 году руководство музея нашло способ снять маятник Фуко. 

Поэтому заявления людей, которые, наверное, просто не знают точно, даже как выглядит Исаакиевский собор, которые играют словами о маятнике Фуко, о каком-то шампанском, даже не обидны… Они попросту неприличны. Я имею в виду заявление вице-спикера Госдумы Петра Толстого. Для того, чтобы выносить суждение по поводу собора, стоит, наверное, сходить туда. Пообщаться со слепыми, для которых мы сделали маршрут. Поговорить с колясочниками, для которых мы сделали лифт, поднимающий коляску на высоту птичьего полета. Посмотреть на историю музея, который заботился все время только об одном: о воссоздании утраченного и улучшении инженерной составляющей.

— Известны ли вам европейские аналоги Исаакиевского собора-музея? Есть ли еще где-то аналогичная история?

— Аналогов я не искал. Я знаком с работой собора во Флоренции, собора Святого Петра в Ватикане, но это — совершенно другие истории и другие конфессии. Я не раз заходил в собор Парижской Богоматери, но сопоставимые с Исаакиевским собором человеческие потоки есть разве что в соборе Святого Петра. 

Если бы нам не помешали, уверен, в следующем году мы бы приняли более 4 миллионов посетителей. А ведь это серьезная работа, в том числе рекламная, издательская, чтобы Исаакиевский собор сразу начинал будоражить ваше воображение, как только вы прилетите в аэропорт Санкт-Петербурга. Надо подумать, кто будет этим заниматься дальше и в каком ключе. 

Сейчас визит к нам — это прикосновение к торжеству российской государственности и торжеству православия. Так построена наша экскурсионно-методическая работа. Мы первые выпустили словарь для школьника, который впервые приходит в храм, чтобы он не чувствовал себя там как в темной комнате, а знал, что и как называется и чему служит. Потом его в храме встретит батюшка и уже будет вести дальше, объясняя нематериальное, это мы всегда оставляли Церкви. Но мы старались сделать другое, заниматься просветительской работой.

Наши методические разработки позволили на примере собора школьникам всех возрастов постигать азы предметов, от истории и русского языка до химии, физики, математики. Это был уникальный синергетический опыт сотрудничества музея и Церкви. Разрушение этой связи я, наверное, переживаю больше всего. Наверное, это станет моей главной бедой последующих лет.

— Что будет дальше? Как решение о передаче Исаакиевского собора скажется на его ежедневной работе?

— Я боюсь прогнозировать. Я не знаю, что хочет предложить Церковь. Она уверяет, что музейные функции сохранятся, что он станет бесплатным для посещений, но я не прогнозирую их рост. Какая-то часть турпотоков отпадет. В высокий сезон мы заключаем, например, до 150 договоров с туристическими компаниями, и как будет вестись эта работа, я не знаю. 

Я не знаю, что такое церковная экономика, у меня всегда была только государственная экономика. Но дело не только в изменении расходно-доходной структуры комплекса: город, думаю, найдет на его содержание лишние сотни миллионов. Беда в том, что рушится уникальная экономическая, культурная и художественная модель.

— Может быть, удастся найти компромисс и сохранить вашу экспозицию в Исаакиевском соборе после его передачи церкви?

— Моя экспозиция находится у меня дома. Это мои личные вещи, телевизор и книги, которые я собирал всю жизнь. А экспозиция нашего музейного комплекса — это государственное имущество и достояние. Я никогда не служил вне госучреждений, никогда не занимался бизнесом, и мне трудно представить, что это могла бы быть за модель, причем выходящая из сферы госконтроля. Не могу себе такую представить.