|
|
|
В давнем 1983-м году супружеская чета молодых российских художников побеждает на международном конкурсе плаката в Гаване. Победа знаменательна. Солидное жюри отдаёт предпочтение неожиданному и смелому решению: на фоне вечернего неба винтовка и пальма объединены в общем условном образе, а листья пальмы превращены в салют. Изображение могло быть одновременно и символом всей Латинской Америки, одного общего дома её народов под благодатным небом, и символом всего жизнетворного на нашей планете. Передавал неожиданный, ёмкий образ и оптимистичный, всегда настроенный на праздник, характер кубинцев. Был в плакате молодых художников и философский смысл, отвечающий идеалам настоящего гуманистического искусства. Войны и революции – преходящи, а праздник жизни и творчества – вечен. Плакат стал событием международной культурной жизни нашей планеты, был он и предвестником значительных перемен в жизни стран социалистического лагеря. Молодые художники – ростовчане, и журнал “Дон”, куда меня распределила университетская комиссия, заказывает мне о победителях конкурса статью. Заказ делает заведующий отделом искусства Владимир Сергеевич Сидоров. Живейшее участие принимают и присутствующие при этом литературный критик Александр Яковлевич Обертынский и поэт Даниил Маркович Долинский, так как отделы искусства, поэзии и литературной критики располагались в одном кабинете. К тому же Даниил Маркович не только знаменитый поэт, но и маститый плакатист, автор текстов для многих плакатов, Александр Яковлевич – кинематографист, а без плакатной афиши кино не представить. Так начинается моё знакомство с творческой семьёй Курманаевских, а именно эта обаятельная пара и побеждает в Гаване. Там у меня много друзей, но на Кубе я ни разу не был, поэтому предложение привлекло именно своим латиноамериканским колоритом, так как в графике я тогда интересовался только искусством японских гравюр в стиле укиё-э. Из ростовских художников я с детства знал и любил только книги и репродукции картин Мартироса Сарьяна. К тому времени, правда, со многими художниками познакомился, о молодом искусстве Юга даже опубликовал свой диалог о проблемах современной живописи. О тандеме Курманаевских впервые я услышал от Владимира Сергеевича Сидорова. Наряду с грандиозностью международных масштабов в том давнем событии были для меня и задушевные сентиментальные ассоциации. Своим минимализмом, весь плакат представлял собой жизнерадостный силуэт на одноцветном фоне, премиальный плакат был в одной стилистике с милым моему тогда отроческому сердцу приглашением. Я переписывался в детстве с двумя сверстницами Вивиан и Аэрлин, папа которых, кстати, был директором одного из крупнейших в испаноязычном мире музеев. В давнем 1983-м своими ассоциациями я делиться не стал, хотя Владимир Сергеевич Сидоров, да и благосклонный ко мне редактор журнала «Дон» очеркист и драматург Александр Михайлович Суичмезов не сократили в моём тогдашнем очерке о плакатистах ни запятой. Художники любезно согласились показать свои работы. Я был очарован авторами, а творческие поиски обаятельных донских лауреатов оказались мне близки. Солидная статья весомого листажа была опубликована и даже имела благоприятный резонанс, я был ею доволен. И когда редактор литературно-драматических передач донской государственной телерадиокомпании Наталья Валерьевна Сёмушкина предложила мне написать сценарий для телефильма и передачи, я сразу вспомнил о Курманаевских. Получился и фильм с передачей. Были и другие публикации. А вот персональную выставку Алексея и персональную выставку Натальи Курманаевской, младшего представителя династии художников я так и не отобразил достойным образом ни в одном из жанров, потому что был к тому времени загружен преподаванием и наукой. Была мысль о новом периоде в творчестве тандема написать, даже и разговор о том с Еленой Курманаевской на предмет того, чтобы поразмыслить об этом периоде, но тогда от масс-медиа я отдалился. Годы бежали, и вот на счастье дружба с “Релгой” (“Ростовской электронной газетой”) от общетеоретических публикаций перешла к живой практике. Не мог я не вспомнить среди красот далёкого от Ростова Крыма, где сейчас живу, и своих давних донских героев, так что и сам, и почтенного редактора “Релги”, и Наталью Алексеевну Курманаевскую обеспокоил своей персоной любителя прекрасных искусств. Нужно заметить, критики неизвестно для чего потребны искусству, а вот без искусства критики просто жить не могут. Труды художников продаются и выставляются без всякого участия критиков, но сами критики любят рассуждать об искусстве, ведь искусство для критиков всегда привлекательнее действительности. Даже и никем не признанный, никому не известный художник может счастливо уединиться в творимом им мире, чего не скажешь о критике. Современное искусство позволяет себе наивысшую роскошь, роскошь беспредметности, ведь к высотам гармонического духа можно взойти и по абстрактным разноцветным пятнам композиций Василия Кандинского, но критика в абстракции уподобляется чистой логике, а ведь вся прелесть критики в живой непосредственности восприятия искусства. В этом смысле только театральный рецензент воплощает в своём суждении постулат неповторимой единичности прекрасного бытия. И только спектакль – достойный предмет критики. Единственное, что оставляет место критике в искусстве, это диалогизм творчества. Как надписала мне однажды на одной из книг Елена Курманаевская, – понимание. Критик, думается, всего понять не может, да и не должен. Увы, не имеет критика прямого отношения и к выражению себя в искусстве, поэтому и стремится сама к самовыражению, к художественности собственных суждений. Никто не станет спорить с тем, что эссеизм нынче отличает характер современной критики. Канули в лету обозрения, даже и мечтательные, даже и самые прекраснодушные. Но не будем вдаваться и в теоретические отступления, хоть и располагают к ним годы между редкими встречами с моими героями. В жизни Алексея и Елены Курманаевских были десятки побед на престижных конкурсах, международное признание во многих странах мира, было это и до Гаваны, и после Гаваны, но именно гаванская “пальма первенства” далёкого 1983-го года привела к нашему знакомству с творчеством семьи обаятельных ростовчан и к нашим встречам. Не так уж и много было этих встреч. Однако всегда по возможности не пропускал выставок со знакомыми на афишах именами. Посетил и первую персональную выставку Алексея Курманаевского в музее изобразительных искусств на Пушкинском бульваре Ростова, и первую персональную выставку Натальи Курманаевской в музее зарубежного искусства на том же Пушкинском бульваре. Память – самый ненадёжный архив, но она всегда под руками. Выставки эти были событием – интересными, значимыми. Своей особой жизнью живут и отдельные произведения моих героев. То в библиотеке их встретишь, то в одном справочнике с собственной физиономией. То упомянет о Курманаевских на дружеской пирушке давний знакомый живописец, то со сцены живой классик современной поэзии вспомнит о Курманаевских, то в коридорах власти зайдёт разговор о Курманаевских. Курманаевские на слуху и на виду. И приятно, что понятное и близкое многим творчество тебе знакомо и близко, живёт на правах самостоятельного поля человеческого общения. Многим людям образное видение не дано от природы и не развито школой, не судьба, а подчас и просто недосуг вовлечь в свой мир даже и близкое им творчество какого-либо художника, здесь и оказывается полезной критика с её ассоциациями, лирическими отступлениями, импрессионистскими этюдами и очерками не столько суждений, сколько впечатлений. С тем и перехожу к живописанию собственного восприятия семейства художников, у истоков которого солидный патриарх и прародитель, с которым в реальной действительности встретиться не доводилось. Первая звезда в семейной плеяде Курманаевских, заложивший в неё корень творчества, – донской художник Михаил Игнатьевич Бабич. С него и началось... ПРИРОДА И ЦИВИЛИЗАЦИЯ: МИХАИЛ БАБИЧ Творчество Михаила Бабича высоко котируется в США. И причина тому отнюдь не художественные пристрастия славянской диаспоры. Кто бывал на американских выставках, а мне удавалось бывать и на художественных, и на промышленных выставках США, мог обратить внимание, что природа Северной Америки, индустриальный и сельскохозяйственный мир внешне схожи с промышленным миром России, а русский реализм в живописи близок реализму американскому. Поэтому высокая котировка признанного официальной Россией донского художника понятна. Есть в американском успехе Михаила Бабича и закономерность индивидуальной талантливости. Индивидуальность в своём развитии всегда проявляется как талант человека мира, настоящий талант всегда общенационален, не затеряется настоящий художник и среди самых оригинальных, самых новомодных течений.
Творческое становление Михаила Игнатьевича Бабича, родившегося за год до начала первой мировой войны (21 ноября 1913) проходит тяжкие ратные испытания от 1937 до победного 1945-го. Только в 1946-м зрелый профессионал со своим взглядом на мир становится членом Союза художников. Зато сообщество мастеров искусства пополняется талантливым организатором, оптимистичной и жизнерадостной творческой личностью, сближающей светлым даром своей души друзей и единомышленников. Талантливый живописец принят в союз с билетом под символическим номером пять, и отличник художественных школ и академий вскоре сам становится преподавателем Ростовского художественного училища имени Грекова. Ответственный секретарь, член правления, Председатель Ростовского областного союза художников, один из создателей ростовского отделения союза и автор его устава Михаил Бабич и в общественной жизни, и в творчестве отличается эпохально философским видением исторической перспективы путей человечества, глубокой продуманностью и основательностью творческих решений. С первых холстов сороковых годов на пейзажах художника предстаёт утомлённая, изнурённая незримо, но повсеместно присутствующая цивилизацией природа. Холод тонировки, преобладание в колорите серых оттенков правой части спектра, горизонтальное развёртывание композиции, низкое, словно утомлённо опускающееся небо с преобладанием земли и воды в соотношении верхнего и нижнего пространств, широкая, принципиально без подчёркнутых далей перспектива – таковы действенные в своей простоте основные художественные приёмы наделённого даром эпика и драматурга пейзажиста. Холсты “На окраине” (1944), “Вечер” (1946), “Лодки” (1946) заявляли искусству и публике о начале творческого пути не мальчика, но мужа, художника и философа, задумывающегося над судьбами мира и отстаивающего высшие гуманистические ценности человечества. В пятидесятые годы маэстро живописи создаёт эпохальные полотна мировой культуры. Творчество Михаила Бабича весомо и значимо пополняет историю донского искусства. Антон Павлович Чехов, Михаил Шолохов, Леонид Клиничев, Евгений Вучетич, Сергей Бондарчук – эти имена известны всему миру. В таком ряду достойно звучит имя Михаила Бабича. В анфиладе десятилетий свет памяти любителей и ценителей творчества Михаила Бабича ведёт нас к двум полотнам. Здесь обычный степной пейзаж даёт возможность глубоко личного и вместе с тем вселенского сопереживания болям земли и природы. Это “Прерванная тропа” (холст, масло, 206х400, 1955) и “Тракторы прошли” (холст, масло, 45х70, 1957). Картины отличаются колоритом и форматом. Объединены два значимых для истории становления донского искусства пейзажа сюжетно. На одном жестоко ранящий землю след стальных тракторов останавливают в нерешительности застывающих сайгаков, на другом – крестьянскую с людьми и беззаботно бегущим пред ней жеребёнком. Землемер, стоящий у двуколки смотрит в даль с уверенностью, но стоящий в двуколке возчик озабочен, похожи, что взгляды этих двух людей на будущее не так близки, как близко друг к другу свела их степная дорога. А вот и степная птица, и сайгаки на предшествующем во времени полотне объединены тревогой. И тональность этого пейзажа холоднее, и яркость меньше, здесь не утро нового дня, а сумерки позднего вечера.
В шестидесятые годы Михаил Бабич остаётся верен прежней проблематике и стилистике. Творчество донского художника становится светлее, живее по непосредственности своего впечатления. Драматическое присутствие следов человеческой деятельности отступает на дальний план (“Ранняя весна”, 1963 и “Старые избы”, 1963). Мир человека и природы обретает гармоническое равновесие в крымских пейзажах (“Лето в Гурзуфе”, 1965 и “Гурзуф. Аю-Даг”, 1965). Исторический драматизм, глубина психологических решений, социальная пластика многофигурной композиции, соединяющей плакатно-иконическую лаконичность с почти натуралистической реалистической деталировкой – достижение мастера живописи в групповом жанровом портрете, ставящем и решающем значительные для донского искусства проблемы (“Интернационал”, 1967). В этом полотне настоящим художественным открытием становится смысловая перспектива, которая образует переход от натуралистического решения складок форменной рубашки на занимающей передний, ближний план фигуре до иконописи лиц дальнего плана. Здесь Михаил Бабич не только развивает лучшие традиции древнерусской иконописи и средневековой западнославянской парсуны, а, соединяя исторические достижения давнего прошлого с эстетикой новой живописи, осуществляет собственное, самостоятельное эстетическое открытие. Искусствоведение единодушно в высокой оценке полотна “Отдохни, солдат” (132 х 182, 1979), ключевого для творчества Михаила Бабича семидесятых годов. В этой картине для Валерия Рязанова “казалось бы, военный сюжет “местного значения” обретает ”общечеловеческое звучание”. Для Александра Токарева, эта картина – убедительно передаёт “переломные, драматические моменты истории”. Ю. Рудницкая на правах творческой особенности известного российского художника Михаила Бабича отмечает сюжетное предпочтение автором “острого, кульминационного момента, за которым чувствуется кульминационный смысл события”. К высокому уровню художественного обобщения военной истории, дней своей давней творческой юности Михаил Бабич приходит в зрелые годы достигшего высот искусства мастера. Силуэты трёх солдат склонены над столом в краткой минуте тревожного сна. Покой воинов оберегает седая женщина, обобщённый образ матери. В её руке мерцает прикрытая ладонью свеча, но в незримом пространстве за рамой предполагается и невидимый источник естественного света ночи. Холодный свет незримой луны, тонущий в складках солдатской формы на спинах воинов, и тёплый огонёк души, доброго сердца матери создают непередаваемо волнительный драматизм художественной мизансцены полотна. В донской культуре тему войны и материнства открывает за десять лет до Михаила Бабича классик русской литературы Виталий Закруткин, притча которого “Матерь человеческая” (1969) – бесспорный шедевр мировой литературы. Михаил Бабич своим драматическим полотном продолжает и развивает общие этико-эстетические поиски русской культуры шестидесятых годов ХХ века, утверждает высшие гуманистические поиски ценности человечества на родной автору почве. В восьмидесятые годы ХХ века сентиментальная романтика городской повседневности смягчает суровый реализм творческого пути выдающегося донского живописца. В камерном городском пейзаже холстов “У калитки” (80х 60, 1983), “Зима. Тишина” (90,5 х 110, 1983), “Старое дерево” (89 х 70, 1983) узнаваемы лучшие черты стилистики творчества идущего неуютными дорогами войны юного художника-философа. Пламя пройденных и прожитых лет согревает эти поздние картины внутренним теплом, рассеянный и мягкий свет дарит живущим своей жизнью линиям объём немного таинственного, сокровенного в своей несказанности бытия. Те, кому не повезло познакомиться с Михаилом Бабичем, могут об этом только пожалеть. К счастью творческое наследие сохраняется и экспонируется. Главное же достижение маэстро – в живой связи времён талантливых потомков, продолжателей творческих трудов, а здесь пальма первенства безраздельно принадлежит Елене Михайловне Курманаевской.
АЛЬБОМ ПУТЕШЕСТВЕННИКА: ЕЛЕНА КУРМАНАЕВСКАЯ Почётное место центрального светила семейной плеяды не заслуга, но естественное право, а заслуга – служение, порождаемое правом. Дочь известных художников, жена и мать настоящих мастеров искусства, профессор кафедры графического дизайна Южно-Российского гуманитарного института Елена Михайловна Курманаевская – глубоко осознающий всё таинство творчества профессионал.
Не тайна для Елены Михайловны и святая святых собственного творчества, его периодизация. Творчество для профессионала – не стихия и не подвластные этой стихии блуждания, но осознанный и осмысленный путь, а для талантливого и удачливого человека путь творчества становится увлекательным путешествием. Наверное, поэтому и название одного из циклов Елены Курманаевской, а именно, “Путешествие в Мечту” украшает обложку авторского альбома о творчестве художницы. Творчество и есть путешествие в мечту. Периоды творчества образуют этапы и вехи трудного, но увлекательного путешествия: “Начало”, “Постижение”, “Ненарушаемая связь”, “Продиктованные строчки”, собственно “Путешествие в мечту”, идут друг за другом через десятилетия. Наверное, подобны периоды творчества и каравану, держащему свой путь от оазиса к оазису, но это рефлексия зрителя, читателя. Всмотримся в графику линий авторской периодизации, своеобразного интеллектуального автопортрета, а именно такой интеллектуальный автопортрет выявляет анализ структуры и композиции альбома Елены Курманаевской. Увы, две из намечаемых и обговариваемых нами с Еленой встреч не осуществились в реальной действительности по независящим от нас обоих причинам. А шла живая телефонная речь в переговорах именно о периодизации, тогда, видимо, по времени переговоров, именно о периоде литературной графики, получающем альбомное название “Продиктованные строчки”. Вполне допустимо представить альбомную периодизацию и эпизодами кабинетного, студийного интервью, перевести графику логической схемы в живую речь, а излишними вопросами не докучать ни героине, ни возможным читателям. Начало творческого пути от родных пенат к Ростовскому художественному училищу имени Грекова. Родители передают живой огонь творчества из рук в руки, от души к душе. Люди искусства образуют и дружеский круг семьи. Первый детский рисунок, первая слепленная из пластилина скульптурка были согреты теплом заботливого внимания профессионалов. Преподаватель истории искусств В.В. Горчаков ведет стезёй творчества, начало которой у домашнего очага. Дома познаются первые радости тёплых красок творчества (“Натюрморт с тыквами”, картон, масло, 50 х 70, 1966). Дома и холод первых колючек узнаётся (“Кактусы”, картон, масло, 70 х 50). Постижение высоких таинств искусства открывается в Московском государственном академическом художественном институте имени В. И. Сурикова. Здесь на графическом факультете учится Елена Курманаевская. Уроки своих учителей – Н.А. Пономарёва, О.М. Савостюка, И.Т. Овасапова – талантливая ученица будет бережно нести через своё творчество. Бережно сохранит в памяти будущий лауреат десятков конкурсов, профессор и образы других педагогов юности – Ю.П. Рейнера, Н.Н. Третьякова. Серьёзное увлечение плакатом, книжной графикой начинается в институте, многие работы и последующих, свободных от учёбы лет, связывает маэстро с периодом, который именует “Постижение”. К примеру, театральный плакат “Ромео и Джульетта” (120х70, 1975) хронологически входит в годы академических студий, а вот автолитография “Природа – выражение красоты и добра” (90х60, 1978) приходится на третий год после окончания института, но продолжает поиски и открытия академической учёбы. Изображение в этих классических листах несёт кинестетический образ, динамику переворачиваемых страниц. В шекспировском плакате образом страниц становятся воркующие у зарешёченного окна белоснежные птицы, в толстовском листе о природе образ книги присутствует прямо и в аллее деревьев. Одним словом, семидесятые и восьмидесятые годы остаются в биографии художницы периодом плаката. Этому периоду посвятил я когда-то свою огромную, на целый авторский лист, статью, опубликованную журналом “Дон”. К моему удивлению, заинтересовала эта статья даже донских театральных деятелей, нашла положительный отклик у петербургских искусствоведов, хотя я старался всего лишь передать свои юношеские впечатления от искусства плаката, особо не вникая в профессиональные тонкости. После этой статьи мне даже предложили сочинить текст буклета вступающей в Союз театральных деятелей очень, на мой и нынешний взгляд, интересной художницы по костюму Ольги Резниченко. Одним словом, примазался я тогда небезуспешно к славе героев своей публицистики. Главная особенность этого периода в его юношеской задорности, светлом и возвышенном энтузиазме. В этом энтузиазме романтики, во многом, на мой взгляд, определяемом и задаваемом в культуре прекрасным журналом “Юность”, зарождается не только творческий тандем Елены и Алексея Курманаевских, друзей, единомышленников, студентов одного вуза, зарождается творческая семья, а в творческой семье появляется и новая творческая личность – дочь Елены и Алексея – Наталья Курманаевская. Ненарушаемой связью называет Елена Курманаевская период девяностых годов и первого десятилетия нового века. Это время напряжённых творческих трудов над книжной графикой, но значимым будет и обращение к миру донской старины, христианских ценностей, народных истоков самобытного этноса казаков. Эмблематичный статус для Елены Курманаевской получит её портрет Анны Ахматовой из серии “Поэты серебряного века” (бумага, темпера, гуашь 50х50, 1993-1995). Репродукция портрета украсит фундаментальный биобиблиографический справочник “Культура Дона” и библиотеки, прежде всего, Донскую государственную публичную библиотеку, замелькает на страницах изданий. Фотография с Еленой Курманаевской у этого портрета откроет альбом “Путешествие в мечту”. Оригинал станет достоянием частного собрания. В электронных сетях можно найти вариацию легко узнаваемого овального медальона с профилем известной русской поэтессы, в круг учеников которой входил и будущий нобелевский лауреат Иосиф Бродский.
Детально проанализирован искусствоведением портрет Николая Гумилёва из этой же серии (бумага, темпера, гуашь 52х35,5; 1993-1995). Знаменитая фраза Владимира Владимировича Маяковского о шершавом языке плаката подразумевает именно гуашь. Гуашь можно купить в любом магазине, и её часто используют на первых уроках рисования. Краска эта действительно шероховата, но без крупной текстуры. Легко ложится на бумагу и картон, создавая непрозрачный ровный слой. Этим гуашь отличается от прозрачной акварели, но обе эти краски на воде; кстати, для названия их используются французские слова-термины. А вот темперу только в специальном магазине для художников можно купить. В состав её входит эмульсия. Само слово-термин, служащее названием, итальянское, оно намного древнее общеизвестных французских наименований водяных красок, ведь искусства от греков через итальянцев распространяются по Европе. Родиной всех европейских живописцев можно назвать Италию, где по традиции учились и классики русского искусства. Смешивание столь разнородных красок темперы и гуаши – техника трудная, требующая немалого опыта и профессионализма. В самой этой технике таится ключ к названию альбома «Путешествие в мечту», который даёт периоду своего творчества Елена Курманаевская, обретающая в нём таинственную связь времён. От конца восьмидесятых до девяностых годов включительно длится следующий период, объединяющий книжные иллюстрации. Это и вдумчивое прочтение очень взрослого, но любимого отрочеством Бориса Пастернака, это и волшебно детский взгляд на сказки Александра Пушкина. Здесь строгое разделение техник: чистая акварель – создатели знаменитой литературной центрифуги Борису Пастернаку, наивная в своей простоте гуашь, но яркая гуашь – сказкам. Среди близких друзей гостеприимной семьи донских художников особенно важны двое – старейшина, патриарх Союза российских писателей Евгений Александрович Евтушенко и председатель Ростовского отделения Союза Российских писателей Николай Матвеевич Егоров. Оба не только мастера слова, но и прекрасные литературные наставники, внимательные и заботливые литературные педагоги. В непоследнюю очередь связан с Италией, но включает и парижские работы период с эмблематичным и знаковым для Елены Курманаевской названием “Путешествие в мечту”. Этот период приходится на новое тысячелетие. Здесь среди друзей семьи нельзя не отметить влияние любимца всех ростовчан, участника ВОВ, выдающегося драматического актёра Михаила Ильича Бушнова. Обладатель престижной театральной Золотой маски Михаил Бушнов, как мне рассказала дочь Елены и Алексея Наталья Курманаевская, – не просто друг семьи, а по-настоящему сказочный, волшебный друг. Вместе с Михаилом Ильичём гостеприимное и доброе семейство донских художников многие счастливые годы встречало у себя самый волшебный и домашний, самый милый и семейный праздник – Рождество. Можно увидеть Михаила Бушнова и на публикуемых Еленой Курманаевской биографических фотоиллюстрациях периода «путешествия в мечту». Елена Курманаевская посещает Венецию. Венецианские впечатления воплощаются в сериях “Предчувствие карнавала” (2005), “Путешествие в мечту” (2008), “Венецианские сны” (2009). Образ маски становится для венецианских графических панно Елены Курманаевской центральным. Глядя на улыбающиеся мне маски, проступающие из цветных лабиринтов снов, грёз и мечтаний, я вспоминаю свои отроческие путешествия по лабиринтам огромного Ростовского академического театра драмы имени Максима Горького. Наверное, и в пирамидах Гизы не столь запутанных лабиринтов. Зал, сцена, столовая, гримуборные актёров здесь соединяются столь витиеватым хитросплетением коридоров, что и Орфей не нашёл бы там своей Эвридики. И много других тайн архитектурных путей хранит здание театра. Вся эта так называемая кинестетическая память и оживает в образах маски на панно. Ходил этими коридорами и Михаил Бушнов, возможно, таинство их и привнёс в волшебный мир Рождества с Курманаевскими. Вот вам и влияние, взаимосвязь искусств. Основоположник биографического метода великий француз Шарль Огюстен де Сент Бёв, думаю, не стал бы со мной спорить. Кстати, именно в парижской серии периода путешествия в мечту Елена Курманаевская обращается к образам кинетического искусства фонтана Тингелли. Завершает драгоценный альбом, счастливым обладателем которого я являюсь изображение шляпы, плавающей в фонтане. Искусствовед Валерий Рязанов из суфлёрской будки предисловия к альбому подсказывает читателям, что шляпа эта не с головы Елены Курманаевской или её парижского спутника, а классический шедевр известного маэстро современных искусств Жана Тингелли. Ну, а мы простодушно увидим в этой шляпе традиционный поклон артиста. Актёры-водевилисты даже и незримые маски при этом снимали. И в самом альбоме присутствие академического театра чувствуется, в самой кинестетике его прочтения золотая маска улыбается читателю-зрителю. Шляпа в фонтане завершает иллюстративный ряд альбома периодизации и сам альбом. Поклон артиста, наши аплодисменты! Браво! Бис! Маэстро! Ждём новых достижений, новых встреч!
ЧЕЛОВЕК И МИР: АЛЕКСЕЙ КУРМАНАЕВСКИЙ Алексей Михайлович Курманаевский в искусстве фигура независимая и самостоятельная, но признание приходит к маэстро в творческом союзе с другом, супругой и сподвижницей Еленой Курманаевской. Долгие годы совместного международного признания закрепили в общественном сознании плакатную чету молодых российских художников. Но совместный труд не исключал и самостоятельных художественных произведений. Не утратила творческой индивидуальности в плодотворном союзе Елена Курманаевская, рос и совершенствовал свое индивидуальное мастерство Алексей Курманаевский.
Графический факультет Московского государственного художественного института имени В.И. Сурикова художник заканчивает, специализируясь в мастерской плаката (1975), включаясь в напряжённый ритм профессиональной деятельности ещё в стенах alma mater. И первый период зрелости от середины семидесятых и до девяностых годов в основном принадлежит графическому искусству, а в графике – плакату. Это время плодотворного творческого тандема, покоряющего мир своим искусством. С восьмидесятых до начала девяностых в творчестве Алексея Курманаевского намечается новая тенденция, живописная. Девяностые и последующие годы маэстро преимущественно посвящает живописи. И после краткого ученического периода, завершающегося в стенах академического института, пока отчётливо выделяются три периода зрелого мастерства, один из которых переходный от графики к живописи. Сам Алексей Курманаевский не стремится разложить по всем полочкам свои творческие достижения и определить этапы собственного пути. Хватает забот профессору Академии архитектуры и искусств, с расписанием плотно занятым и общественной деятельностью, любящему супругу и заботливому отцу. Поэтому и предлагаемая периодизация с авторскими выкладками самого художника не сверена, а возникает в результате зрительского восприятия и тех сведений, которые можно почерпнуть в общедоступных справочниках, но выставки, альбомы и опыт личных встреч этой периодизации не противоречат. В искусстве плаката роль теоретизирующего практика скорее играла Елена Курманаевская. Достоянием молодых художников Дона можно считать то, что оба отдавали предпочтение концепции выставочного плаката. Среди заочных учителей тандема донских художников можно было бы назвать сюрреалистов. Духу сюрреализма соответствует, неожиданность и парадоксальность плакатных решений. Традиционное для русского искусства наследие футуризма при этом не отрицается. Оно остаётся рядом, сохраняет позиции участника творческого диалога. Многие донские художники принципиально ищут новые пути в искусстве. Донской авангард не назовёшь необитаемым островом на карте современного искусства, но диалог классического и нового искусства обретает новые формы. Интересно осмыслено плакатное наследие РОСТА в холсте Алексея Курманаевского “Философия бытия” (масло, 65х120, 2011). На чёрной горизонтальной линии нагромождены красные стулья, за ними виднеется белый бюст мыслителя. Плакатное решение выбора контрастных цветов и плоскостной динамики при практическом отказе от перспективы не мешает дать импрессионистские рефлексы воздушной среды, а очертания стульев хранят в себе динамику красных фигурок и букв плакатов РОСТА.
Художник спустя десятилетия в программных своих полотнах не отказывается от плакатной эстетики как таковой, а ищет и обретает новые эстетические обобщения. Для Елены Курманаевской концепция плаката развивается в профессиональное увлечение, дизайном, специализацию не ученика, но преподавателя, профессора соответствующей кафедры. Алексею Курманаевскому концепция выставочного плаката, предполагающего комфортное восприятие и не стремящегося к манипулированию глазом и сознанием, позволяла не параллельно развивать профессиональные интересы живописца, ставя душу в условие противоречивых предпочтений между живописью и графикой, а соединять живописно-графические решения в одно органическое целое. Ветви творчества не противоречат питающим их корням, их естество и в плодоношении. Так можно определить возможную в контексте периодизации творчества автора идею холста “Древо желаний” (масло, 104х194, 2006). Органическое родство плаката и живописи в русском отечественном искусстве ХХ века общеизвестно. Плакатную стилистику можно считать визитной карточкой русской живописи ХХ века на форуме парнасских муз. И путь творческих поисков Алексея Курманаевского характерен для русского искусства в целом, типичен, как бы мог сказать эстет девятнадцатого и двадцатого веков, репрезентативен, как бы мог сказать модный социолог двадцатого и нынешнего веков. Искусство плаката не огранить футуристическим вкладом в него. Ближе даже сюрреализма плакатисту неожиданно могут оказаться такие художники, как Огюст Ренуар и Пьер Боннар, поиски импрессионистов здесь актуальнее даже традиционных параллелей с примитивистами. Европа имеет давнюю и очень интересную традицию театрального плаката, который становился частью интерьера в жизни артистической богемы. В живописи Алексея Курманаевского интересует портрет. Искусство портрета – тонкая и деликатная область. Разные творческие методологии, разные искусства, не только живопись и графика, но и человек как предмет изображения, и мир как таковой, его предметные реалии. В исторически классических многих работах даже зверушек вписывает часто в пейзаж другой художник, а в скульптуре мастер мог сосредоточиться, к примеру, на лошади и фигуре всадника, а работу над головой доверить ученице. Русская иконопись очень поздно ставит своих героев ногами на землю, а западнославянская парсуна и вовсе этого не делает. Петербургская академическая школа даже литературу вела через анатомические студии. Вместе с тем классические учебники японских мастеров укиё-э, под обаяние которых попали европейские авангардисты, предлагали не отображать анатомическую натуру, а находить гармоническое единство мира и человека через поиски геометрических фигур и объёмов, которые были бы едиными, общими для человека, живых существ и мира. И европейский авангард на самом деле не изгонял человека из искусства, что многие эстетики ему инкриминировали, а отказывался от расчленения человеческой плоти на хладном камне анатомической секции. В этом был главный гуманистический пафос нового искусства, в гуманизме. И здесь путь от высшей школы плаката можно считать гуманистической школой артистического искусства. Эта школа и важна для понимания художественного мира живописца Алексея Курманаевского. Плакат – искусство в своей основе номиналистическое, в лучшем случае концептуальное. То, что мы видим на плакате, называет изображаемое, в лучшем случае выражает некую материализующуюся в биохимии мозга идею. Плакатисту достаточно быть понятым, но реальным людям не следует искать и узнавать себя в плакатном изображении. И здесь возникает следующая проблема методологии перехода от плакатного искусства к искусству портретной живописи. Проблема эта успешно решается Алексеем Курманаевским. Героями художника преимущественно становятся люди артистического мира, яркие, выдающиеся личности, те, кто сами создают в своей жизни образ, артисты, писатели. Портрет здесь формой диалога, взаимопонимания. Холст превращён в сцену и эстрадную площадку. Закономерно, что героями портретов Алексея Курманаевского становятся Евгений Александрович Евтушенко и Белла Ахатовна Ахмадулина, всемирно признанные лидеры так называемой эстрадной, громкой лирики, чисто русского феномена мирового искусства, со своими метами времени и места, формы и содержания. Личности этих художественных персон для Алексея Курманаевского – не натура и даже не модель, а соратники, сподвижники в публицистическом мастерстве. Плакат и поэзия здесь лишь два амплуа публицистики. Однако было бы вульгаризацией ограничиться в понимании пути художника исключительно как развития публицистики, да плюс к тому и диковинной японской рецептурой смущать. Методология тем и отличается от метода, догмы во многом, что позволяет соединить разнообразие методик, направив их в одну цель, даже разные методы нацелить на достижение одного общего результата. Не минует Алексей Курманаевский и мало кому доступную европейскую школу штиль либен. Для многих это жанр немецкой живописи, но это и не только жанр, а и своеобразная школа, представляющая собой изображение тихой жизни вещей. Искусство являет собой коммуникацию жизни, её сообщество в изображении и в изображаемом, изображающем мире. Такова этическая аксиома, формулировку которой неизбежно даёт обращение к жанрам, стилю и школе штиль либен. Именно в стиле штиль либен представил ряд своих работ Алексей Курманаевский на персональной выставке девяностых годов. Выставка состоялась в Ростовском музее изобразительных искусств на Пушкинском бульваре. Была эта выставка событием, актуальность которого не утрачивается и спустя десятилетия.
В десятилетиями создаваемой Алексеем Курманаевским галерее современников портреты деятелей культуры привлекают реалистической достоверностью, глубиной психологического анализа и возвышенно романтической трактовкой образов. Актёр Михаил Бушнов, поэты Евгений Евтушенко и Белла Ахмадулина сосредоточенно углублены в свой духовный мир и одновременно открыты общению. Декоративная разработка фона имеет и знаковую нагрузку, и служит для фокусировки внутренней силы героя. Фигуры наделяются преисполняющей их духовной мощи энергией покоя, преодолевающей и остающуюся в невидимом зрителю пространстве за рамкой всё преходящее, переменчивое, временное, суетное, порой попадающее и в поле зрения живописца. Лирическая задушевность смягчает лицо возвышающегося над трибуной Евгения Евтушенко. Вверх устремлено на портретах лицо Беллы Ахмадулиной. Спокойный профиль глядящего вдаль актёра хранит в себе следы напряжённой работы, он словно создан для перевоплощения, столь органичны и естественны его лицевые мышцы. Висящая на стене золотая маска! Насколько она беднее живого лица, усилием которого заработана! Таково видение труда и личности донского классика драматической сцены Михаила Бушнова. Заслуженный художник России Алексей Михайлович Курманаевский своим неустанным трудом преумножает сокровища культуры Дона. Создаваемая Алексеем Курманаевским галерея портретов деятелей культуры растёт и пополняется в результате лично им разработанной и успешно применяемой фундаментальной философской и эстетической методологии, проверенной и подготовленной десятилетиями напряжённой работы в графике и живописи. Ростовчане могут гордиться, что создаваемая в их родном городе галерея растёт и полнится, становится ценнейшим достоянием Дона и России.
ИСКУССТВО И ЧЕЛОВЕК: НАТАЛИЯ КУРМАНАЕВСКАЯ. НОВАЯ ВСТРЕЧА В РОСТОВЕ, ИЛИ СЕРДЕЧНЫЙ ДАР. Михаил Бабич, Елена Курманаевская, Алексей Курманаевский – все личности яркие, оригинальные, самостоятельные. Собственный, а не отражённый свет дарит в созвездии Курманаевских и младшая представительница российской династии мастеров изобразительного искусства Наталья.
Скромным словом “графика” назвала свой альбом Наталия Курманаевская. Страницы альбома оживили и упрочили первое впечатление, оставленное давней выставкой девяностых годов. Я открыл альбом дома, в Крыму. И чудесным образом оказался в Риме, среди ангелов и птиц. Ангелы смотрели на меня с пастелей, простирали свои белые крылья и не обращали внимания на кружащих вокруг них голубей. Крохотная площадь переулка, где изысканно прелестная рука Натальи Курманаевской вручила мне альбом, превратилась в раскрытые страницы. Каменный атаман Платов не ангел, а на университетском фасаде перед медальонами щитов под крышей у самого неба морды львов. Природа подобна сфинксу и сама царственно хранит себя. Царственным бестиарием львов, а не атаманом Платовым и даже не ангелами оберегается покой науки, но в душе человека всегда найдётся место ангелам и голубям. Воображение позволяет в Крыму и где угодно объединить площади Рима, Ростова и голубиные страницы альбома. Творчество Наталии Курманаевской порождал и порождает тёплый и дружелюбный мир. Творчество это пленяло и продолжает пленять сердце, очаровывать душу. Древний Танаис и Старочеркасск, римские ангелы и древнерусские князья – новая, по-взрослому зрелая тема этого творчества. И прекрасно, что не утрачены образы добрых друзей детства, любимые с детства книги, волшебство и чудо сказки детства. На театральной афише даже борьба добра и зла обратится образом двух мягких и нежных перьев, кружащихся в танце. Таков плакат, приглашающий на балет Петра Ильича Чайковского “Лебединое озеро” и открывающий страницу художественных приоритетов Натальи Курманаевской в театре. Танцем двух кружащихся перьев плакат Натальи напомнил мне одинокое белое перо не забытого мною родительского плаката. Всё течёт, всё меняется. Всё меняется к лучшему.
СОЛНЕЧНЫЙ КРУГ: ХУДОЖНИК И СЕМЬЯ ХУДОЖНИКА Искусствоведение отмечает, что “Талант Наталии Курманаевской расцвёл в среде, щедро насыщенной творчеством”. Именно такими словами начинает свою статью о дочери двух заслуженных художников России доцент кафедры рисунка, искусствовед и живописец, член Союза художников России Христофор Хашхаян. Эту статью вспомнил я, перебирая свою крымскую библиотеку, когда искал сочинённую мной после поездки 2015-го года зарисовку о Наталье Курманаевской. Зарисовка была обговорена с редактором журнала “Суперстиль” Еленой Вышинской, куда и отправлена, но, увы, дамский журнал для деловых женщин неожиданно превратился в информационно-новостной бюллетень, так что эссе и зарисовки могли пополнить только рабочий архив. Зарисовка представляла собой художественно-педагогический вымысел для назидания и просвещения родителей. Я попробовал придумать своей героине мысли, исходя из той реальной ситуации, в которой мы действительно повстречались, но не успели обстоятельно поговорить. Для полноты своего близящегося к завершению очерка эту зарисовку и привожу полностью ниже, не изменив ни запятой...
* * * Ваш ребёнок взял листок бумаги и нарисовал солнце. В семье у вас появился художник. Что делать? Пройдёт ли детское увлечение с годами, или перерастёт в призвание? И кто такие художники? Если вы внимательны к своим детям, то обязательно зададитесь этими вопросами, даже если сами не чужды миру искусств. И почему бы не повстречаться с талантливым мастером своего дела для просвещенья любознательных взрослых, чьё чадо рисует на листе бумаги свой первый кораблик в синем море, свой первый солнечный круг. Знакомьтесь, Наталия Курманаевская! Встретить Наталью можно в Ростове на безымянной крошечной площади между детским универмагом “Солнышко” и Университетом, в переулке, ведущем к Донской публичной библиотеке. Неподалёку Музыкальный театр, для которого Наталия создает афиши, готовит буклеты и программки спектаклей. Библиотеку украшают работы Елены Курманаевской, её мамы. И если пройти по улице от библиотеки в одну сторону, то окажешься у музея, в котором была значимая для Натальи первая крупная персональная выставка её графики. А если пройти в другую сторону, то окажешься у музея, в котором состоялась первая выставка живописи, её папы, всемирно признанного плакатиста, который на пике творческого успеха, увлёкся живописью и поменял профессиональное амплуа. Дорога к библиотеке и её залам – оживлённое и живописное место, уютнейший бульвар южного города на Дону. Здесь можно запросто повстречать и популярного московского телеведущего, и посла Франции, и президента России. Что уж говорить об известных парфюмерных домах, ищущих успеха политиков, прогуливающихся в поисках паблисити банкирах? Пролегают здесь тропки мирских дел и забот актёров и художников учёных и писателей, студентов и преподавателей. Вот и сейчас – это самое удобное место для передачи каталогов и буклетов семейных и персональных выставок Курманаевских. Погода осенью так изменчива, даже в центре машины по колёса в воде. И то, что ты за рулём, совсем не облегчает встреч, а каждый листочек каталога – дороже золота, ведь в нём труд, горести и радости нескольких поколений семьи. Вспоминается одна из работ дедушки. На ней среди серых внешне, но радостных памятью недавней победы в войне будней мама, под зонтом в дождь… Дожди и войны, они такие разные, легко защититься от дождя, а от войны? Дедушка, Михаил Бабич прошёл войну, в перерывах между боями находил время для этюдов, только через годы, когда военные воспоминания сложились в крупные исторические полотна. А вот папе понадобились десятилетия. Вернулся после войны из эмиграции другой дед, был репрессирован, а картина Алексея Курманаевского об этом появилась совсем недавно. Легко и просто быть Наташей, ходить в цирк, писать пастелью весёлых клоунов, игривых собачек и цветы. Труднее быть Натальей Алексеевной Курманаевской, дочерью профессора живописи, внучкой Михаила Бабича, одного из создателей Союза художников на Дону. Хорошо, что бабушка и мама тоже художники. Многие годы мама трудилась в тандеме с отцом, но затем один выбрал живопись, портрет. А маме ближе стал предметный мир книжной и станковой графики. Эти графические серии – настоящие феерии, соединяющие реальность с рождающейся в ней мечтой, фантазией. Буклет, рекламный театральный плакат, программка, которую держит в руке зритель, поверяя с ней магию и волшебство сценических впечатлений. Этому исток в маминых работах. Критика пишет, что Алексей и Елена Курманаевские очень разные, а они похожи, словно брат и сестра. Даже герои их работ общие. Алексей Курманаевский пишет портрет писателя Николая Егорова, а Елена Курманаевская иллюстрирует его книги. Портрет передаёт жизнелюбие, оптимизм, творческую силу героя, масштаб его личности. Сарьяновский колорит гор на фоне. Складки гор и одежды, массивное кресло. Природа и мир вещей уравновешены, гармоничны. Чувствуется эстетика не только психологического портрета, но и дизайна. У Елены Курманаевской пастельные тона обложки передают задушевность интонаций, живое обаяние речи известного писателя, не только председателя регионального союза, но и обаятельного собеседника. Так создаётся образ повествователя. Книга – вещь, но она обретает черты психологического портрета. Николай Егоров назвал именем своей мамы звёзду. И это имя нанесено на атласы неба. Творчество – материнское начало. Надо чаще думать о маме. Сколько энергии, сил, здоровья отдаёт она своим ученикам. Нет, наверное, в чём-то и проще быть не обычной Наташей, а Наталией Курманаевской, не у всех с детства учителя. Монолог Наталии Курманаевской – театральный приём, журналистская условность, позволяющая заглянуть в мир художника. И если ваш ребёнок взял в руки листок и нарисовал свой первый солнечный круг, оставайтесь обычными родителями, мастерами своего дела. И первый рисунок вашего ребёнка может и станет началом поисков и открытий, забот и работ художника-профессионала.
«И НАМ СОЧУВСТВИЕ ДАЁТСЯ…» ВМЕСТО ЭПИЛОГА. Героев эпохи Любови Орловой и “Весёлых ребят” напоминает на своих студенческих фотографиях Михаил Бабич, из мира персонажей журнала “Юность” смотрят на своих зрителей лауреаты своих первых премий Елена и Алексей Курманаевские, со страниц глянцевых журналов сходит Наталья Курманаевская. Не рвётся связь времён. Из года в год, из десятилетия в десятилетие, из века в век идёт дорогой творчества искусство Дона. Много в нём ярких и звучных имён, личностей, которыми сильна и плодоносна культура, есть и семьи, творчеством которых живёт связь времён, единство исторических пространств, преемственность поколений, уют и достаток единого дома России. Такие семьи давняя и патриархальная традиция России. У истоков традиции семейной культуры искусства стоит Нил Сорский, прародитель рода и семьи критиков, литературоведов, живописцев Майковых. Династии Магомаевых в музыке и Дуровых в цирковом искусстве, Боровиков в журналистике и Бондарчуков в кинематографе, Лотманов в эстетике. Достойнейший перечень судеб, страницы истории культуры... Идут годы. И на дорогах жизни одни созвездия творческих семей светят дальним светом, а с другими и совсем рядом порой посчастливиться повстречаться, ближе узнать их жизнь, познакомиться с судьбой. Интересно и приятно, когда очень яркие семейные пары и потомки достигают вершин в соседних, очень дальних областях человеческой деятельности. Радует сердце и династический успех в одной области. Семейная преемственность в профессии создаёт традицию творчества и школу жизни, стабилизирует общество и служит основой естественного и органичного коллективизма в созидании. И что может скрасить жизнь человечества в бескрайних просторах вселенной? Только поэтика домашнего очага творчества. В образах, созданных династией художников, живут Дон и Калмыкия, Ростов и Крым, бескрайние российские степи и Прибалтика. Дорогами Франции и Египта, Италии, Франции, Испании прошли Курманаевские с кистью, карандашом и этюдником. Мир глазами донского искусства. Так бы мог называться музей, созданный из живописных полотен и графических листов щедрого на талант и добрый взгляд ростовского артистического семейства. Знают Курманаевских в городах-побратимах Ростова. Удостоены заслуженные художники России высших конкурсных наград и званий не только в России, но и во многих странах мира. На сотнях выставках радовали зрителей своим творчеством настоящие полпреды российского искусства из Ростова: Швеция, Финляндия, Куба, Болгария, Монголия, Венгрия, Польша, Германия, США, Япония и многие другие страны открывали свои залы и галереи Курманаевским. И само рождённое благодатным Доном искусство открыто граду и миру, несёт слова и образы, исполненные красоты и добра. Один из альбомов Курманаевских напоминает щедро иллюстрированный поэтический альманах. Так много в нём всею семьёй любимой русской поэзии. Это стихотворения Фёдора Ивановича Тютчева, Анны Андреевны Ахматовой, Бориса Леонидовича Пастернака, Осипа Эмильевича Мандельштама. Такой художественно-поэтический альбом знакомит нас с жизнью и творчеством Елены Курманаевской. А эпиграфом ему предпосланы тютчевские строки: Нам не дано предугадать, Как слово наше отзовётся, – И нам сочувствие даётся, Как нам даётся благодать. Творчество Курманаевских окружено симпатиями зрителей, признательностью поэтов. От всего сердца щедро даруется оно художниками людям, и дар отзывается словом благодарности. __________________ © Пэн Дмитрий Баохуанович
|
|