Основные  повествовательные  жанры   русскоязычных   глянцевых    журналов Украины – это разнообразные “story”  (истории).  „Story” (стори) – образует  бинарную структуру-оппозицию в паре с драматическим жанром интервью. Главное отличие истории от интервью в её субъективной содержательности и в отсутствии собеседника, интервьюера. Небольшой рассказ “story” о том, что реально, действительно, не претендует на исчерпывающую объективность и полноту. Вместе с тем ценны истории именно своим содержанием, передачей действительности, а не персоной рассказчика, которая объективирована,  значима  –  в интервью.  При всей своей субъективности, живости и беглости слога журнальные истории не обретают статуса литературно-художественного произведения и остаются документами времени.  

    Событийность  содержания и монологизм  формы – не менее важное отличие историй от интервью. Краткие, ёмкие, эмоциональные истории, как правило, составляют единое целое с видеорядом,  иллюстрирующим их,  дополняемым и поясняемым ими. Основной формой, казалось бы, принципиально нового  жанра остаётся привычный и хорошо знакомый читателю очерк, утрачивающий свою научную методологическую основательность, предстающий в облегчённом и субъективированном виде,  доступный теперь всем, желающим попробовать себя в роли журналистов. По своей родовой сущности стори  ближе содержательно к  драме, к редуцированному до монодрамы драматическому скетчу – краткому устному монологу. Основное отличие от скетча в его развитии к своему противоположному качеству. Стори длиннее скетча и не имеет комического содержания.  Обращённый к господину монолог дзони,   слуги из комедии масок, – возможный первоисток – влияние  стори-скетча. Здесь нельзя исключить и влияния современной немецкой школы журналистики, широко практикующей на Украине, которая использует понятие ‘нарис’  с английским дублетом ‘feature’, тоже имеющим связь с драматургией (‘featurette’ -  короткометражный фильм) 

      Исторически в русской журналистике (И. А. Гончаров) теоретически, а в американской практически (Э. Хемингуэй) газетное повествование связано с романом. Для России отправной точкой  развития романа из журналистской практики становится очерк, в самой истории своего развития структурируемый славянофильской эстетикой внутренних состояний и методологией натурного класса Академии Художеств. Для Америки – английский репортаж. Скетч как редукция монолога дзони можно гипотетически рассматривать на правах итальянского влияния, сплетающегося с английской традицией репортажа.  Это влияние характерно для текущей современности, во многом обусловлено жанровым влиянием аудиовизуальных средств информации, преобладанием целей коммуникации над собственно информированием в основном массиве эфира. 

      Исторические влияния на жанр очерка разнообразны и фактически ставят под вопрос само существование этого жанра в журналистике, так как краткость, изобразительность и даже живописность могут быть признаками самых разных в сущности текстологических явлений. Вплоть до выявленной и прекрасно проанализированной Б.Ф. Егоровым исторической параллели как особого жанра.  Так, биографический очерк может не просто иметь в своём истоке житие, агиографию, архивную справку, медицинскую историю болезни, партийную характеристику-рекомендацию, политическое восхваление, выводы из полицейского отчёта и тому подобное,  но и быть таковыми в своём содержании.  

        Журналистский очерк в чистом виде, а не использование жанра очерка – явление столь же редкое, сколь и проблемное по своей генеалогии.  Всё это и приводит к появлению феномена стори на страницах современной периодики. Квазижурналистика на практике и собственно журналистика на практике - терра инкогнита для науки о журналистике и школы журналистики, которые заняты преимущественно идеологией и вопросами практической выгоды, допуском к профессии журналиста, но не профессией. Даже в терминологии – явный кризис. Вместе с тем журналистика как социальный институт светского общества, а с ней и очерк,  все его формы, включая и стори как современную разновидность, при необходимости сохранения самого института журналистики, а не замены его коммуникативистикой, периодистикой,  информатикой и другими науками, имеет почтенную прямую предшественницу, а фактически и прародительницу. Этот исток генезиса жанра на правах гипотезы  вырисовывается в исторической перспективе без детального анализа  конкретики.

        Светскость, светское начало определяет своеобразие и отличие дневного взгляда на жизнь, изображение жизни при свете дня и для обыденных дневных целей, то есть журналистики, принципиально стоящей в стороне от мистики религиозного верования и таинства науки, но стремящейся к простоте обыденного, разумного сознания. И свет разума характеризует эпоху Просвещения, противопоставленную мрачному средневековью наравне с чувственной телесностью Возрождения. Чувственый опыт Возрождения Просвещение заменило знанием, сконцентрированным и упорядоченным в энциклопедии. Энциклопедическая статья, адресованная просвещаемому монарху, – прямая предшественница очерка в журналистике. Эта статья заменяла долгий путь познания и таинство обретения знания доступным для обыденного разума кратким словесным изображением – прямым предшественником очерка.

    Общеизвестно, что толпа демонов тьмы вышла из склепов мрачного средневековья на площади и не собиралась возвращаться обратно. Пылающие костры с ведьмами и колдунами были её любимой игрушкой. Слегка подпудрив себя энциклопедическим знанием, похищенным и растащенным из библиотек наивных монархов и аристократов, толпа заменила костры  гильотинами, а ведьм и колдунов  монархами, вскоре за монархами последовали и сами демоны. Теперь и толпа нуждалась в просвещении, но не хотела себя утруждать тяготами даже энциклопедического знания, вместе с тем и действительность в своём развитии расширялась столь стремительно, что энциклопедии устаревали,  оставаясь недочитанными, а целые континенты заселялись,  оставаясь непознанными.   

   Средневековье сменило Новое время, а в подспорье энциклопедиям явились порождённые ими газеты. В ХХ веке это время Герман Гессе  назовёт фельетонистической эпохой, которая продолжается и до появления аудиовизуальных, а затем электронных средств информации (коммуникации). Герман Гессе в своём знаменитом романе «Степной волк» подразумевал под фельетоном   не  сатирические листки и заполняющие эти листки материалы. Немецкий интеллектуал подразумевал печатающиеся не менее чем на треть газетной страницы  статьи, не обязательно сатирического содержания, но на серьёзные темы, позволяющие без особого труда судить обо всём, что  заблагорассудится.  Фельетон в газете  был со своего места постепенно вытеснен очерком, сохраняя по традиционно занимаемому месту имя прежнего хозяина. Сатирический пафос обличения сменился позитивистким вдохновением познания и даже создания. 

     В России славянофильская статистика и западническая очеркистика стали  ещё в XIX веке едва ли не синонимом интеллектуальности, порождая российский феномен интеллигентности в журналистике. И как когда-то очерк вытеснил фельетон, так и в эпоху электронной деревни и телевизионных  ток-шоу  стори теснит, видоизменяет очерк. 

   И если переживаемое Украиной новое Возрождение национального сознания от средневекового карнавального праздника глянцевых презентаций пришла к позитивисткому натуралистическому репортажу, то очерк в разгорающейся политической борьбе оказался постепенно в ситуации фельетонной и даже памфлетной. Утрата доверия к объективности черпаемого из массовых средств информации знания стала одной из причин утверждения на страницах периодики  стилистики стори, самих жанровых модификаций стори, видоизменения очерка. Перманентные политические выборы в различные Рады и вековые традиции Майдана сделали актуальными речевые устные драматические жанры, предопределили и усилили влияние этих жанров на периодику. Очерк в этом отношении не исключение, а правило. Стори и скетч – лишь некоторые из направлений такого влияния устных драматических жанров на периодику.      

*  *  *

       Стори-скетч фактически ограничивается  биографическим и путевым очерками.  Обе эти разновидности очерка имеют в российской словесности многовековую историю, которая и делает их  исторически стабильными, устойчивыми. Такая устойчивость сохраняется в условиях глобализированных и мундиализированных поисков новых форм и стилевого разнообразия национальной журналистики Украины.

           Стори (от английского „story” – рассказ, история, газетный материал) в качестве простого изложения чего бы то ни было, представляющего интерес, предполагает владение искусством рассказывания и даёт разнообразные вариации по образу рассказчика, ситуации рассказывания, собственно искусству составления, а также изложения  повествования. При всём этом стори не тождественны ни рассказ, который в российской словесности, начиная с XIX века, – жанр профессиональной письменной литературы, ни устная народная сказка. Не тождественна стори и новелла, жёсткий схематизм которой оставляет в пределах текста сюжетную формулу, для самодостаточного функционирования которой роль рассказчика, ситуации рассказывания фактически стремится к нулю. Ориентирующийся на устное слово письменный жанр стори обретает актуальность и распространение в русскоязычной глянцевой журналистике. Это происходит под влиянием англоязычной прессы и не без влияния аудиовизуальных средств информации, которые в погоне за зрелищностью ограничили бытование устного слова интервью в ток-шоу, что требует восполнения потребности в устном слове  и усиливает парадоксальную популярность устного слова в письменной речи.  При всей своей внешней несхожести с очерком, кратким, но достаточно полным изображением, соответствующим действительности и отличающимся наглядностью, понятностью и, что немаловажно, доступностью, стори в своём развитии ближе именно к очерку, легко и свободно адаптируется в открытой и восприимчивой  российской словесности.

         Начиная с ХV века в российской словесности утверждается в житийной литературе, которую можно считать исконным первоистоком российской очеркистики, стиль плетения словес. Это позволяет говорить о привнесении в традиционно религиозный текст противоположного светского начала и некоторой народной вольности. Создатель стиля плетения словес даже называет себя в одном из писем изографом, то есть художником. Он свободно вводит в создаваемые им жития народную речь, выступает не только книжником-биографом, но и непосредственным наблюдателем, так пишет о тех, с кем был знаком лично, фактически даёт первый опыт соединения в высоком жанре жития простонародности стори и художественной живописности очерка. Элементы очерка быта и нравом наблюдаются в повестях XVII века. Поэтическая аллегория одной из них, стихотворной „Повести о Горе-Злочастии” становится подлинным открытием российской журналистики в середине XIX века”, века появления и становления классического  русского очерка. Cоединение живописания быта и нравов современной жизни с поисками нравственно-этических идеалов, предусловленных древнерусскими житиями, физиологии и физиогномики народной жизни с позитивистским разграничением антропологическогих типов российского леса и российской степи, аллегорической образности и реалистической точности в передаче натуры достигает своей эстетической завершённости в „Записках охотника” И.С. Тургенева (1852 и последующие издания), но появлению этой книги парижского эстета с романтическим полицейским прошлым предшествовали не только отдельные публикации составивших её прозаических миниатюр, построенных на соединении поэтики рассказа-стори с поэтикой очерка-картины, но и целая полувековая история российской очеркистики. 

  Если „Повесть о Горе-Злочастии” была открытием журнала „Современник”, то книга „Записки охотника” его подлинным детищем, однако дебютная малая проза Тургенева не ограничивается эстетическими рамками „Современника” – она стала серьёзным итогом полувекового поиска малых форм, продуктом целой лаборатории российской словесности.   Один из первых очерков в русской литературе – пушкинский „Кирджали” был типично романтическим по своей героике произведением, но уже  „Кавказец” М. Ю. Лермонтова давал натуралистическое снижение экзотики и героики в жанре очерка.  Оба эти автора в силу своего художественного дарования, под влиянием романтической традиции сохраняют в своих очерках образ автора, непосредственность его живых интонаций, ситуационность беглого рассказа  которые  соответствуют природе стори.  Взаимная оппозиция тенденции натуралистической и тенденции романтической  принимает парадоксальный вид в западнической и славянофильской очеркистике. 

    Романтики-славянофилы в программных  очерках  С.Т. Аксакова („Буран”– 1834,  „Очерк зимнего дня” – 1858)  мастерски передают состояния природы,  точны  в изображении  физиологии восприятия, ощущения и состояния всей телесной природы человека. Натуралист А.П. Башуцкий в своём классическом очерке „Водовоз” (1841) даёт социальный тип. Изображение болезни  несчастного водовоза если и представляет собой физиологию, то скорее социальную. В очерке этого признанного пионера глобализированного российского натурализма „Гробовой мастер” (1841) зоологизм естествоиспытателя использующего для изображения своего персонажа  образ бабочки  граничит с романтикой. Привнесение поэтической образности в  авторское начало очерка  характерно  и для артистической романтики певца чистого искусства А. Н. Майкова, и для  натуралистической журналистики Н. А. Некрасова. Римские очерки одного и петербургские зарисовки другого демонстрируют способность очерка к сохранению в пределах своего жанра мощного субъективного начала.  Всё это, не исключая роли пушкинско-гоголевской традиции в зарождении российской натуральной школы, а с ней и очерка, показывает значимость для российского очерка древнерусской литературной предыстории и других  литературных влияний. Классический образец стори-очерка  стихотворение Н.А. Некрасова  „В дороге” (1845) тоже восходит не только к пушкинским „Повестям Белкина” (1830), но и к романтическому бивуачному рассказу, и к простонародным бытовым историям. 

   В свою очередь оно непосредственный предшественник не только тургеневских „Записок...”, но и российского демократического очерка  второй половины ХIХ века, горьковской очеркистики, „Cудьбы человека” М. А. Шолохова (1956 - 1957),  простонародной истории в русской  очеркистике ХХ века, востребованной прежде всего повседневной и повсеместной газетной практикой. 

    ХIX век делает очерк популярнейшим жанром российской словесности. Вместе с тем российская культурно-историческая традиция  не позволяет в полной мере освоить журнально-газетной практикой французскую физиологию, а с ней и методологию французского натурализма. С одной стороны, получает распространение демократический очерк с его социальной проблематикой. С другой стороны, уроки натурализма приносят  свои  плоды в творчестве ряда крупных писателей. Самый известный феномен – два романа Ф. М. Достоевского, имеющие в своей основе методологию физиологического очерка – „Преступление и наказание” (1866) „Идиот” (1868). В одном случае писатель берёт за основу клинический случай псевдообразованной жёсткой шизоидной личности и показывает её в реалиях современной ему российской культуры, в другом – берёт неустойчивую,  лабильную личность благовоспитанного, но не способного к какому бы то ни было образованию идиота, которого тоже изображает в реалиях современной ему культуры. Оба эти романа по своей жанровой основе представляют криминально-физиологический очерк, но изложенный не с лаконичностью бесстрастного натуралиста, а с живописными и чувствительными подробностями, изобличающими в повествователе простонародность рассказчика стори. 

           Начиная с Ф. М. Достоевского, ещё в „Петербургском сборнике” (1846) прошедшего классическую школу натурного класса Академии художеств, для  российской литературы хорошим тоном становится скрывать методологию очерка. Ведь эта методология  требует от автора тех специфических знаний, которые могут напугать обывателя, который в страхе способен  не только от чтения книг отказаться,  но и от каких бы то ни было встреч с какими бы то ни было журналистами и писателями. Ещё более хорошим тоном становится не получать профессионального образования, которое необходимо для очеркиста, и даже не предусматривать такого образования вузовскими программами подготовки журналистов. Это создаёт почву для развития импрессионистических тенденций в очеркистике, особенно в лирико-поэтическом очерке, утверждающемся в литературе с середины ХХ века. В своём принципе подобная очеркистика предоставляет высококвалифицированному читателю-знатоку возможность по субъективным ощущениям и возникающим на их основе у писателя образам воссоздать и представить ситуацию встречи с натурой, да и саму натуру.  Такой импрессионизм рассчитан на натуралиста-читателя, который, опираясь на свои  профессиональные знания о писателе, может адекватно понять объективное содержание  субъективных образов. И здесь одежды стори – камуфляж стыдливой, осторожной, но  желанной  классической очеркистики.  Во-первых, импрессионистическая расцветка вполне способна украсить эти одежды, во-вторых, классический очеркист-естествоиспытатель, в одеждах своих историй бегающий вприпрыжку за бабочками, воспринимается   обществом как меньшее зло по сравнению с импрессионистом, словно бабочка собирающим нектар своих впечатлений под присмотром где-то притаившихся читателей-натуралистов...  

      Очерк в периодике глянца, особенно в периодике звёздного глянца, часто прибегающей к нестандартному укрупнённому формату – это особое явление, своеобразие которого предусловлено закономерностями и противоречиями всей предыстории российского очерка.  Имрессионистичность наблюдений и программный субъёктивизм от своего лица рассказанных историй олжен импонировать публике и всем участникам звёздной коммуникации, особенно самим звёздным персонам, блистательные таланты которых не смогут не быть польщены производимыми ими эффектами. Вместе с тем автору необходимо сохранить облик профессионала, не уподобиться восторженному поклоннику из фанатов, а тем паче  завистнику, дать образец не эмоций неопытного пера, а результат отточенного до неуловимости стиля. Нельзя забывать и читательской жажды достоверности, новизны, интересности, качественности, соответствия собственным потребностям. Судя по всему,  этим условиям отвечает самая популярная жанровая разновидность очерка-стори биографический портрет.

  Портретно-биографический очерк-стори – престижнейший жанр журналистики и солиднейшее украшение журнального номера. Его трудоёмкость и особый литературный профессионализм исключают возможность инфляции актуального текста  из современной жизни,  подготовленного в столь почтенном жанре. Обилие дешёвых массовых журналов-стори изначально ставит очерк на страницах качественной периодики глянца в привилегированное положение редкого и знатного хозяина  немногих, но особо ценных страниц.

       В отличие от интервью очерк не обязывает журналиста ни к встрече со своим героем, ни даже к личному знакомству, хотя  ценность очерка многократно возрастает, если, положенные в его основу материалы получены в результате личных встреч и непосредственного общения автора и его героя. Сила очерка в его очевидной и бесспорной документальности. Документальность не исключает литературного мастерства.  С пером, не владеющим основами  литературно-художественного письма,  очерку грозит судьба Золушки. С ударами часов исчезнет очарование актуальности быстротекущего времени, сказки уступят место новому волшебству,   померкнет глянец под картоном подшивок, под пылью библиотечных хранилищ, вчерашний блистательный очерк окажется собраньем материалов и впечатлений, неуклюжей тыквой, вставленной когда-то в спешно готовящийся номер. Угрозу такой демистификации всегда понимает профессиональный журналист, осознающий изначальную эфемерность своей профессии то ли безуспешно останавливающего своё прекрасное мгновенье доктора Фауста, то ли Золушки, блистающей на королевском балу. И профессионал от журналистики всегда предпочтёт оказаться в роли торговца хорошенькими тыквами, а не мгновенного блеска на скорую руку замороженных кристаллов очередного мгновенья. Однако глянец взыскует блеска, а жанр очерка – блеска литературной художественности. И  биографический очерк ставит своего автора в ситуацию изначально неразрешимого противоречия, степень и масштаб которого многократно усиливаются крупноформатным глянцем глобализированного издания.  Выходом из этого противоречия становятся публикации актуальных очерков об известных исторических персонах недавнего и далёкого прошлого. Это льстит самолюбию современников, удовлетворяет жажду в подлинной героике, но вместе с тем не требует спринтерской скорописи письма, предоставляя журналисту возможность проявить талант писателя и учёного, но такие очерки, как бы превосходны они ни были, не смогут, что называется, сделать журнал журналом. И современные журналы избирают путь эскизной фрагментарности, особо выигрышный для глобализированного глянца. Слово очерк фактически исчезает из названий рубрик, словно подтверждая тем самым опасения ещё в конце прошедшего века отшумевших обсуждений судеб современного очерка. Однако это не означает, что исчезает принимающий новые спасительные для него формы очерк.

        Соединяясь с ни к чему не обязывающим жанром рассказа-стори (ведь для того, чтобы написать незамысловатый рассказ,  достаточно что-то самому себе рассказать, а затем просто записать рассказанное, что и практиковали некоторые известные классики ХХ века), биографический очерк фрагментаризирует жизнь своего персонажа. Журналист предлагает своему читателю подробности очередной новости – свадьбы, развода, любовного романа, рождения детей,  неожиданного  творческого дебюта,  успеха, а порой и наоборот – кризиса, выхода из кризиса. Событие становится не только поводом, но и  предметом изображения,  но важный факт, эпизод, переживаемый период при этом даются в намечаемом контуре судьбы в целом, житейской истории и творческой биографии героя. Такой фрагментаризованный биографический очерк оставляет возможности для возвращения к теме и не утомляет читателя. Соответствует ему и  типичная композиция – разграничение в пределах небольшого текста множества главок. Все они имеют  самостоятельные названия, часто представляют собой жанровые стилизации (исключение из правил, минисценарий, запечатлённое мгновение судьбы – самые запоминающиеся композиционные приёмы очеркистики журнального глянца, во многом опробованные на полигонах молодёжной прессы прошлого века и дающие некоторое представление об общей стилистике жанра). 

        Очерк-стори большого глянца живёт успехом.  Стремительные карьеры, баснословные гонорары, фешенебельные особняки, экзотические путешествия, роковые страсти, феерические свадьбы,  ослепительное счастье целого созвездия родных и усыновлённых потомков, всемирно признанные премии и звания – всё это не только ценности и темы современной журналистики глянца, но и  приёмы безраздельного владения сердцем, разумом и душой читателя масс-медиа. Сказочные тела и сказочные наряды, очаровательные лица и волшебная косметика, чудеса пигмалионов современной антропологии и  таинства магии имиджа,  которым  бы позавидовал крошка Цахес Гофмана, – всё это не только предмет изображения. Это – неотъемлемая составляющая  журналистской технологии, которая давно объелась королевских груш от Луи Филиппа и теперь с увлечением производит для всеобщего удовольствия собственных принцесс и принцев. Не последнее место в этой технологии занимает очерк-стори,  канонизирующий своего героя, превращающий его из  знаменитости, яркой, интересной и запоминающейся личности в персону, которая достойна жития и биографии. И здесь закономерен интерес авторов русскоязычных украинских изданий  к звёздам именно российской и украинской культуры, особенно к приобретающим международную известность. 

     Роль Шерлока Холмса и британская государственная награда за её исполнение в творческой биографии одного из членов артистической династии Извольских-Ливановых,[1] белорусское происхождение основателя голливудской династии Дугласов, исполнителя роли Спартака в известном одноимённом фильме,[2] польские корни восходящей звезды Голивуда Эдриена Броуди[3]– всё это составляет характерную славянскую фактуру национального очерка-стори украинского глянца. Христианские предпочтения естественно сказываются на героизации в очерке творческих исканий такой знаковой модельной фигуры, как Линда Евангелиста.[4] Глубоко интернациональный характер украинцев открывает страницы их русскоязычных журналов для африканской аристократки Наоми Кэмпбелл, чьи артистичнеские причуды бросили её в объятья  российского миллиардера и заставили отказаться от изысканной роскоши собственного парижского будуара в пользу хлебосольного и гостеприимного, но достаточно обычного московского пентхауса.[5]

     Стори-очерк в решении извечной для журналистики проблемы равновесия художественности и современности предполагает, что не только то современно, что художественно, но и то, что по-настоящему современно,  достойно художественности.  Для журналистики красота – это категория, соединяющая текучесть преходящего времени с неповторимостью и особой выразительностью этого времени, неуловимо общего для единого сообщества персонажей и читателей, затерянных, но не покинутых в  информационном океане. И живое чувство времени, чуткость вкуса к аромату эпохи  неизбежно влияют на избрание героем очерка той или иной достопримечательной персоны.  Мало быть гениальным славянским режиссёром, в истории твоей любви должны соединиться разноликие судьбы славянства, а сама эта история должна нести в себе диссонансы и гармонию музыки времени. Именно это вводит героев „Love story”  Cергей Соловьёв и Татьяна  Друбич в жанровое пространство журнального очерка.[6] Мало быть скромным  интеллигентным выходцем из сказочной Московии, которого сказочная Америка превращает в миллиардера, твоё богатство должно отвечать самому духу современности.  Это и делает кибернетический гений Сергея Бринна соответствующим жанру журнального очерка.[7] И для того, чтобы стать героиней очерка в популярном русскоязычном журнале, издающемся в постсоветской  Украине, совсем недостаточно быть  членом компартии Великобритании и вместе с тем аристократкой с родословной древнее, чем у его величества королевы. Для этого надо быть Тильдой Суинтон с её остроумным чувством времени и пространства . [8]  

            В  очерке-стори  женские журналы сохраняют  наследие официальной русскоязычной периодики второй половины ХХ века, героизирующей на страницах „Известий”, „Правды”, „Комсомольской правды” и других изданий  трудовые будни в простоте и безыскусности их повседневной жизни [9]. Мужские журналы в очерке отдают дань натурализму с его жёстким детерминизмом судеб и характеров. [10] Всевозможные перессуды, тары-бары и печки-лавочки и подобные им непритязатальные устные картины быта и нравов – область массовых дешёвых журналов житейских историй. [11] Повествование как искусство обозначил своей приоритетной ценностью популярный на Украине, но издающийся в России толстый глянцевый журнал „Караван историй”, на страницах которого находится место и российской классике[12] Однако лидерские позиции в жанре очерка-стори уверенно занимают издания семейства „Viva!”, последовательно соединяющие изобразительно-живописное и свободно-речевое начала, делающие предметом своего профессионального внимание жизнь звёзд масс-медиа, а соответственно и запечатление этой жизни. Журналы культивируют рационалистические ценности  разносторонне развитой и просвещённой личности. Врождённые дарования и природная наследственность – благо, но воспитание, образование, просвещение и высокая культура жизнедеятельности – благо всех благ. Прекрасные мечты должны осуществиться в вашей жизни, но грёзы и фантазии могут ограничиться их воплощением в образах масс-медиа.  Эмоции и чувства порождают страсти, но здоровые инстинкты не должны вступать в противоречия с законом и общественной моралью. Можно эпатировать публику и даже потрясать общественные устои, но сокрушать эти устои бессмысленно, а внимание шокируемой публики остаётся взаимоприемлемой формой взаимоуважения.  Красота – высочайшая ценность, но тем она ценнее, чем в большей борьбе завоёвана, и борьбе не столько с конкурентами, сколько  с телесной природой, недугами, соблазнами и неотвратимым временем. Вольность нравов простительна и даже необходима творческой личности, но классическая семья остаётся образцом для подражания. Здоровый прагматизм – отнюдь не помеха  романтической истории жизненного успеха.  Будьте остроумны и вы парируете все уколы общественного мнения.                                          

      Во многом  на содержание и смысл русскоязычной очеркистики Украины рубежа первых десятилетий 3-го тысячелетия влияет стремление улучшить демографическую ситуацию, повысив рождаемость, в чём должный пример должны подать украинцам герои звёздной периодики. Это стимулирует появление на страницах журналов очерковых историй любви и свадеб, а вместе с ними и разлук, разводов, всевозможных превратностей любви. Вместе с тем образ одинокой и немного таинственной звезды  многократно затеняется  отнюдь не мешающими успеху и признанию „разоблачениями” некоторых популярных героев масс-медиа, которые оказываются вовсе не одинокими, а традиционно счастливыми, и традиционно семейными людьми. И здесь на очерк-стори оказывают немалое влияние новостные жанры, которые, как и в случае с репортажем, стремятся в своих подробностях разрастись до масштабов крупного повествования.

   Общие тенденции очеркистики демонстрируют её непреходящую жанровую ценность для украинской периодики. К сожалению, русскоязычные украинские журналы не могут себе позволить таких проектов, которые бы давали возможность увидеть  в качестве блиц-авторов стори-очеркистики таких мировых знаменитостей, как Билл Клинтон и Владимир Путин, Збигнев Бжезинский и Нино Бурджанадзе, Пауло Коэльо и Жерар  Депардье. Однако именно это с успехом делает украинский журнал „Главред”, для которого с равным  удовольствием пишут  голова Национального банка Польши Славомир Скшипек  и экс-Генеральный секретарь ОБСЕ, министр иностранных дел Словакии Ян Кубиш [13]. Естественно, что не отличается глянцевая пресса и памфлетностью, фельетонностью. Эти традиционные жанры классической английской и российской сатирической публицистики, фактически являющиеся особой разновидностью очерка, редкие гости даже в русскоязычной украинской газете, где, как правило, не блещут особыми достоинствами, так как требуют не только фактуры, но и особого литературного мастерства. Одна из популярных малых очерковых  форм - досье и рейтинг-характеристика. В  ряде случаев редакции стремятся здесь  привнести и усилить выигрышную субъективность, но в основном придерживаются сухим перечнем официально-деловых объективных данных, что тоже способно нести в себе немалый драматизм, изобразительность и даже зрелищность документального факта.

   Ещё в XII веке для предупреждения  непомерно избыточного паломничества в Палестину появляется известное „Хождение Даниила”.  Автор этого памятника древнерусской литературы  не только сам предпринял героическое паломничество в святые земли почти сразу   после окончания крестового похода, но и оставил  об осуществлённом деянии небезызвестные записки, которые можно считать  исходными для литературы всевозможных путешествий в российской словесности.  Отчасти такие предупредительные функции выполняет и современный звёздный очерк, а вот  современные хождения наоборот – они призваны  стимулировать интерес населения к самостоятельным поездкам, оживить деловую, общекультурную, туристическую активность украинцев.

    Широко  распространяются   хождения как жанр  российской  литературы  начиная с ХV – XVI веков, что вызвано политическим и дипломатическим упрочением  Москвы и возникающего вокруг неё государства. С тех пор путешествие в российской литературе и путешествие как целый комплекс литературных жанров российской словесности образуют неразъёмное сплетение историко-теоретических понятий, своего рода гордиев узел, к запутыванию которого приложила свою руку и современная журналистика. Средневековое наследие с его мистикой, фантастикой и авантюрами не могло не быть воспринято Россией ещё до наступления века Просвещения.  Научно-образовательные связи России с немецкими землями, прочную основу которым закладывает с начала  XVIII века Петр I, – причина дальнейшего немецкого влияния на традиционное путешествие, составляющее заключительный этап образования, просвещения и благовоспитания молодого человека. Это естественно порождает и соответствующую литературу от  такой классической русской беллетристики XIX века, как  „Дым” И. С. Тургенева, до малоизвестной „Охранной грамоты” лауреата Нобелевской премии Б. Л. Пастернака, хотя традиция байронических авантюрных путешествий останется для общей массы россиян  распространённей и популярнее.  

    Французская изящная словесность к этому опыту путешествий в том же XVIII добавляет раннюю любовную лирику В. К. Тредиаковского и последующие представления о галантном, любовно-романтическом путешествии, особо последовательно воспринятые в последующее столетие К.Н. Батюшковым. Нельзя отрицать влияния и французского просвещения, которое способствовало появлению путешествия свободной мысли, исполненной критического отрицания действительности и берущейся поучать монархов. Под влиянием Дж. Бйрона российские романтики введут в ареал традиционных литературных путешествий Кавказ и Крым. Н. В. Гоголь, А.Н. Майков и Е.А. Баратынский сделают обязательным для образования артистического итальянско-средиземноморское путешествие. Английский сентиментализм предвосхитит эти артистические влияния своим особо ценным психологизмом, что находит отражение не только в „Письмах русского путешественника” Н.М. Карамзина, но и во всей дальнейшей сентиментально-психологической традиции русской литературы. Влияние английского натурализма ощутимо в  написанном по примеру  „Путешествия на корабле „Бигль” Чарльза Дарвина  „Фрегате „Паллада” И. А. Гончарова – крупнейшего теоретика русской журналистики XIX  века. Благодаря И. А. Гончарову  с середины XIX века жанр путешествия приобретает программный характер, оттеняющий с одной стороны - народные хожения в поисках правды  жизни западника-демократа Н. А. Некрасова, а с другой - изысканно эстетические европейские путешествия теоретиков артистического искусства В. П. Боткина и П. В. Анненкова.

     На фоне  бурной  предыстории литературы путешествий, во все времена подверженной влияниям религиозной, национальной  и политической борьбы, особо острой в предыдущем столетии, современный журнальный стори-очерк имеет вид путешествия, - отвлекающего и развлекающего, физиологически укрепляющего и сентимнентально успокаивающего. По своей прагматике он  сближается с гидом и туристическим руководством, по эстетике – с туристической открыткой,  а   стори-герой, которого можно представить в качестве автора и рассказчика очерка, позволяет вспомнить известного российского литературного путешественника из классического романа-фельетона ХХ века „Двенадцать стульев” - Остапа Бендера. Этот персонаж Ильи Ильфа и Евгения Петрова первым догадался за любезно паредоставляемую возможность удовольствий от созерцания красот  природы коммунистической страны советов брать  скромную плату, лично выписывая билетики-квитанции даже для  милиционеров, желающих полюбоваться одной из достопримечательностей собственного города Пятигорска, печально знаменитого смертельной дуэлью Мартынова и Лермонтова. Современный читатель глянцевых журналов за скромную плату может полюбоваться и украинскими, и зарубежными красотами, а заодно решить, на какие реальные путешествия он потратит и весомые средства.        

         Журнал – верный спутник в дороге и в своём глянцевом комильфо не требует ни особого ума, ни особой изысканности. Он должен быть таким, каким он должен быть. Основательность произведений таких классиков журналистики путешествий, как Борис Агапов и Всеволод Овчинников здесь не требуется. И даже их современник по ХХ веку Геннадий Фиш кокетливо начинал свои скандинавские записки с того, что ему счастливо удалось то, чего не смогли ни Николай Михайлович Карамзин, ни  Иван Александрович Гончаров, так что определённая преемственность отрицания  здесь намечена. А подкреплена она литературным туризмом – традиционными творческими командировками писателей прошедшего века или их личным опытом путешествий, совершённых обычными людьми и не в качестве участников крупных всемирных экспедиций. Эта традиция  оказывается парадоксально значимее, чем книги Жака Ив Кусто, Норбера Кастере, Жака Пикара, Алена Бомбара, Тура Хейердала и других великих естествоиспытателей ХХ века. Журнал читается обычным человеком, который не обладает ни особыми способностями, ни особыми талантами, и этот человек должен почувствовать не только  гордость за достижения человеческого духа, но и доступность для него того, что выглядит так заманчиво и недостижимо. Финансовая состоятельность, информированность и образованность – вот и всё, что нужно, при этом масс-медиа гарантируют необходимую толику всех этих трёх элементов, даже первого – достаточно выиграть в каком-нибудь конкурсе или принять участие в одной из популярных медиа-акций. Столь выгодные условия для появления литературно-журналистских путешествий дают сто очков вперёд великому комбинатору Остапу Бендеру и его аристократическому спутнику Кисе Воробьянинову.

     Мужское и женское амплуа имеют силу и для образа автора современного путевого очерка, что не исключает в ряде случаев духовной общности новейших журнальных путешественников. Одна из волшебных тем, по-прежнему зовущих в дорогу – колдовская притягательность европейского средневековья и его аристократического  наследия в последующих веках – вплоть до новейшего времени, одним словом от эпохи крестовых походов  до эпохи наполеоновских войн.

       Путешественники, представляющие мужской журнал „Б 52” до поездки в ходе неё уповающие на Бога христиане, [14], а подчас даже напоминают средневековых рыцарей, как например, байкер, встречающий, в дальнем пути такую же,  как и он фанатичную мотоциклистку, обменивающийся паролями и пользующийся пристаницем у братьев по духу, а в ходе своего героического похода на Восток даже становящийся крёстным отцом, вводящим в лоно христианства новых верующих [15]. Образ „красных крестоносцев” использует в своём репортажном по методу сбора материала и по форме его подачи путевом очерке член экспедиции Киевского клуба внедорожных приключений в публикации журнала „Playboy” [16] Путешественницы, представляющие журнал „Viva! Украина Биография”, отдают предпочтение израилевой земле обетованной,[17] старинному бельгийскому городку Брюгге, в которром хранится фиал с каплями крови христовой,[18] европейским средневековым  замкам в Шотландии,[19] старинным городкам, обязанным своей историей правителям Священной Римской империи [20] и Мюнхен,  пивной фестиваль которого появился благодаря свадьбе  одного из баварских королей в самый разгар наполеоновских войн, которыми военный гений, порождённый революционной Францией, немало напугал христианскую Европу[21]. Даже названием рубрики, под которой публикуются эти путешествия, а именно, „Странствия” освежается в читательской памяти образ средневекового странствующего рыцаря и не без его вляиния появляющийся в Европе образ духовного странствователя – пилигрима, интелллектуального странствователя (от Вильгельма Мейстера Гёте до паломников в страну Востока из одноимённого романа Германа Гессе и славных ребят из одноимённое повести Люси Фор). Для культуры славянской такому образу странствуюющего интеллектуально-духовного рыцаря соответствует судьба Владимира Сергеевича Соловьёва.

     Порой путешественники из мужских журналов  несколько уступают своим коллегам из журналов женских. Автор „Б-52”, по чисто дипломатическим сложностям,  не сможет подняться на Эверест, ограничится панорамным облётом вокруг него на небольшом самолёт[22] автор „Плэйбоя” даже и не будет пытаться этого делать, а  воспользуется маршрутом на Кала Патар – единственную в Гималаях вершину, с которой виден Эверест. [23]

   Здесь репортёры благоразумно следуют известному принципу: умный в гору не пойдёт – умный гору обойдёт. А вот автор украинского женского журнала „LG” добирается даже до Антарктиды, где пьёт горилку на украинской полярной станции „Академик Вернадский”.[24]„Playboy” - гедонистический журнал, поэтому „Playboy” принципиально предпочитает экстриму и спортивному азарту – регаты, в которых важно не первенство, а участие, [25] укрощение воздушных змеев на филиппинских островах, [26]  приобщение к экзотике богемного Берлина [27] и удовольствие дегустировать коньяки и вина Армении[28]. Название соответствующих рубрик в этом журнале („География”, „Побывать”) напоминает пометки в записной книжке сегодняшнего или вчерашнего студента,  отличается от стандартного и для женских журналов названия „Путешествия”, обязывающего к осуществлению достаточно амбициозных проектов. Появление в некоторых случаях рубрики с динамичным словом „репортаж” призвано сделать энергичнее публикуемый путевой очерк, отдать должное мужественности спортивного облика автора, но в целом духу журнала ближе гедонистическая размеренность и неторопливость гедонистической игры очерка, а не азарт и суетливая спешка вездесущего репортёра. Для этого издания важно быть в центре события. 

   Главное для него – стать аутсайдером, о чём самим своим названием красноречиво свидетельствует используемая для публикаций репортажных по методу сбора материала и по форме подачи рубрика „Инсайдер” (герои этой рубрики вполне способны стать приятелями-антагонистами для маленьких аутсайдеров Сэлинджера и напомнить, что Том Сойер Марка Твена не только забор красил, но и любил путешествия, а самое главное, - никогда не был аутсайдером). При этом не в стиле „Плэйбоя” ни откровенно эротические путешествия, что характерно для „XXL”[29], ни крутой экстрим с подчас откровенно шокирующими подробностями, чем способен отличиться  журнал мужского стиля жизни „Ego”.[30]

     Используемая иногда в журналах для публикации путевого очерка рубрика „Репортаж’ достаточно условна  и характеризует скорее замысел поместить на страницах общедоступного издания захватывающе динамичный и подробный отчёт о любопытном событии. Однако, трудно одновременно обладать тремя талантами - талантом удачливо участвовать в требующих некоторого риска событиях, талантом литературного сотрудника, который способен буквально на лету создавать верные, эффектные и безупречно оформленные образы, талантом  респектабельного представителя солидного издания. Исходя из этого и из семантической многослойности   газетной речи,  названия рубрик и текстов часто следует рассматривать, как не только  обозначение некой семантики текста, но и как добавление к тексту необходимой семантики. И здесь репортажная стилистика  подчас выступает  пикантной  специей к зарисовке путевых впечатлений. 

    Образ патриархального, но активно осваивающего внешний мир семейства создают путешественники таких изданий, как „Weekly.ua” и „Натали”, второй из которых последовательно семейно-женский. Еженедельник „Weekly.ua”  в   очерках-обзорах обстоятельно сообщает об удобных и интересных маршрутах, привлекательных местах отдыха, достопримечательностях. Обязательна информация о месте, времени и стоимости  всевозможных услуг, а также  советы,  где и как можно соединить  обычные туристические поездки с удовольствиями увлекательных местных праздников, сравниваются украинские условия с теми, которые можно встретить в заграничных поездках, немало внимания уделяется и тому, что предлагает туризм в пределах родных земель. Эти очерки-обзоры  представляют стоящего за ними самостоятельного и практичного буржуа, предпринимателя средней руки, стремящегося соблюсти свою выгоду и не потратиться сверх меры, не любящего риска, но готового потратить деньги на достаточно комфортабельную и в меру увлекательную семейную поездку. Журнал „Натали” имеет ряд репортёрских рубрик. Среди них только  „Вояж, вояж” даётся без дополнительного маркера «Другая страна». Большинство  рубрик -  об  экзотике иноземной жизни. Ситуации  возможных поездок  разнообразны. В первую очередь, это отдых: „Уик-энд”, „Каникулы”. Затем забота о здоровье: „Оздоровительный туризм”, „Курорт”. Немаловажны мода и чувственные удовольствия:„Модный маршрут”, Кулинарное путешествие”.  Не исключаются житейские несуразности: „Непутёвые заметки”. Не забыт и традиционный    „Фоторепортаж”.   В текстах популярного женского  издания очерковое начало значительно сильнее репортажного: живописная манера изложения, обилие интересных субъективных замечаний и наблюдений, позволяющих судить не только о посещаемых местах, но и о любознательных  путешественницах. Почти нет подробностей материально-финансового характера – их заменяют благодарности фирмам и организациям, которые содействовали вояжу, а то  и попросту организовывали его.  Преобладает настроение с лёгкостью осуществляемой мечты, сказки,  о чём   красноречиво говорят  названия  главок разных публикаций: „Как я была Клеопатрой”,[31]

„Счастье есть”[32], „Молочные реки, кисельные берега”,[33] „Миллион счастливых мгновений”.[34] Уик-енд в Варшаве, Гданьске или Бадене, каникулы в Греции, санитарно-курортный сезон в Альпах – всё это предлагается в качестве повседневного стиля жизни для одних и приобщения к вкусу такой жизни для других, что призвано гарантировать классовое согласие на ниве общих культурных ценностей.

     Звёздные глянцевые журналы придают  такому образу жизни  блеск и  шарм, так как позволяют увидеть себя, своих друзей и знакомых на страницах известного издания во всей роскоши путешествия, придав этому путешествию характер эстетического факта, являющегося достоянием культуры, разделяемой всеми читателями  журнала, прежде всего верной своим кумирам армией поклонников, почитателей и фанатиков.  Здесь культивируются  красота, зрелищность, особый эстетизм, уникальность, а не экзотика, комфорт и роскошь.  Такой - столичный,  приоритетный, звёздный туризм предлагают в своих очерках „Glance”,  „Hello!” и журналы семейства   „Viva! Украина”.

      Путевой стори-очерк в современном глянцевом журнале – это  смесь личных впечатлений и практических рекомендаций, а так же  энциклопедических и справочно-рекламных фактов, романтики и прагматики, картинной зрелищности экзотических видов и натуралистически подробных зарисовок, за которыми предстаёт образ современного русскоязычного украинца – любознательного и самостоятельного буржуа, не чуждого эстетизму и всевозможных удовольствий. Этот образ заставляет вспомнить купеческое происхождение  многих выдающихся представителей  чистого искусства, которые в XIX веке сделали путевой очерк не только популярнейшим  жанром российской журналистики, но и одной из визитных карточек российской культуры. Философским обоснованием этого  „визитного” жанра можно считать выдвинутую Львом Платоновичем Карсавиным идею поиска многоцветной истины. Этот российский религиозный философ, историк специализирующийся в  медиавистике, особо хорошо известен в Европе, так как после высылки с родины  был профессором в университетах Каунаса и Вильнюса.  

     В нынешнем веке  феномен странствующего славянского путешественника приобретает почти массовый характер, становится достойным поощрения образом жизни, лабораторно освоенным и предложенным современному автомобилисту, жителю урбанизированной планеты ещё известными славянскими пилигримами из Чехославакии Ганзелкой и Зигмундом, которые в прошлом веке оставили несколько томов путевых очерков о своём путешествии на машине. Экзотический  силуэт этой машины, похожей на древнего ящера,   создавал образ славянина как древнего жителя планеты,  своими контурами, особо впечатлительными в африканском пейзаже вводил внешний облик машины в доисторические времена планеты динозавров. Влияние этого семейного путешествия для современного путевого очерка особо актуально – идеи возрождения, поиска исторических и доисторических корней нации равно популярны в России и на Украине.  Для современных авторов фундаментальная очеркистика профессиональных российских дипломатов и журналистов, географов и естествоиспытателей предшествующего ХХ века служит не столько образцом научной основательности и  литературного мастерства, сколько живой традицией,  ориентиром скромных начинаний, примером. который даёт непосредственный импульс отправиться в собственное путешествие, но  отнюдь не обязывает к литературно-научным сверхдостижениям. Это во многом и обусловливает  стори-лаконичность и стори-беглость путевых наблюдений современных авторов русскоязычной глянцевой периодики Украины.

    В целом, для повествовательных жанров русскоязычных глянцевых изданий Украины наблюдается ряд закономерностей: редуктивность и фрагментаризация. Главная особенность современного состояния таких основных повествовательных жанров периодики, как репортаж и очерк, усиление в них субъективно-речевого начала, синтез этих жанров с рассказом-стори. Общая особенность текстов современной глянцевой периодики, отличающихся во-первых, возрастанием роли контекста, а с ним и маркерных структур, а во-вторых, плакатностью, предполагающей эстетическое единство видеоряда иллюстраций и речевого континуума, распространяется и на повествовательные жанры репортажа, очерка. Это позволяет предположить, что русскоязычный читатель Украины создаёт потенциальный рынок периодических  изданий в стиле „Манга”, периодики комиксов и журналов-фотороманов, фото-стори. Тенденция к уменьшению  объёма и периодичности  глянцевой ежемесячной журналистики позволяет сделать аналогичное предположение о рынке  альманахов и антологий, не вдаваясь в детальный анализ маркетинга творческой стороны изданий этого рынка. 

   Неизбежная поляризация фундаментального и этюдного, научного  и художественного очерка   наметилась ещё в прошлые века. Поляризация эта  будет возрастать наряду с процессами  синтеза.  Такова диалектика жанра.    

   Как демонстрирует глянцевая периодика, гламурному журналу ближе эскизный художественный очерк с его альбомными и плакатными решениями, а журналу деловому – очерк научный с его таблицами, диаграммами и картами-схемами.  

   Современное повествование в глянцевом русскоязычном журнале  испытывает сложный комплекс культурно-исторических влияний, что создаёт ситуацию свободных поисков, эксперимента, но вместе с тем  усиливается  и  жёсткая зависимость от технологических  процессов, неизбежной стандартизации, предъявляющая к этим поискам повышенные требования в идеале, однако смягчающая свою требовательность на практике.  Повествовательные тексты становятся лаконичнее и отчасти утрачивают свою самостоятельность в пределах крупных блоков, для которых преобладает монтажное, кинематографическое мышление, усиливается дискретность текста при  взаимосвязи  отдельных его компонентов. Стиль жизни и  ситуации  жизни глянцевой  периодики  создают  предпосылки для формирования лингвистического стиля глянцевых журналов. Правит бал этой жизни и этого стиля  та  журнальная  картинка, на которую обратил внимание в „Евгении Онегине” ещё А. С. Пушкин. Не без иронии отнёсся великий поэт  к диктату этой картинки, но фактически оживил её в образах своих главных героев и тем самым признал  право на жизнь и на успех в будущем. 

Ссылки к статье:

1 .Viva! Биография Украина. 2010, № 9 (45). С.58 – 63.

2. Viva! Биография Украина. 2010, № 9 (45). С. 72 – 77.

3. Украина, 2010, № 19 (154). С. 60 – 65.

4. Glance. 2008, № 5 (15). С. 26 – 31.   

5. Viva! Украина. 2008, № 9 (93). С. 56 – 60;  Viva! Биография Украина. 2010, № 7-8 (44). С. 18 – 24.

6. Viva! Биография Украина. 2010, № 7-8 (44). С.3 – 39

7. Viva! Viva! Биография Украина. 2010 № 1-2 (39). С. 46 – 51.

8. Биография Украина.  2008, № 3 (19).С. 48 – 54. 

 9. Hello!  2008, № 49 (052).  С. 82 – 85

10. Ego.  2008,  апрель. С. 92; Playboy  Украина. 2008, № 4. С. 87 – 88. 

11. Тайны звёзд, 2008, Спецвыпуск (март-май);  Истории из жизни.  2008,  № 13 (20.06.-  

    04.07);  10 историй из жизни обычных людей, 2010, № 37 (30.09).

12. Караван историй,   2010,  № 5. 

 13. Главред. 2008, № 51-52 (100-101)

 14. Б-52.  2008, № 4 (97). С. 90 – 94; Б-52.  2008, № 7 (100). С. 146 - 149 

15. Б-52.  2008, № 4 (97). С. 90 – 94.. 

16. Playboy   Украина. 2009, № 11. С. 68 – 75.

17. Viva! Биография Украина. 2010 № 1-2 (39). С. 74 – 79.

18. Viva! Биография Украина. 2010, № 7-8 (44).  С.78 – 83.

19. Viva! Биография Украина, 2008, № 5 (21). С. 116 – 121.

20. Viva! Биография Украина. 2008, № 3 (19). С. 114 – 119

21. Viva! Биография Украина. 2010, № 9 (45). С. 80 - 85.

22. Б-52.  2008, № 7 (100). С. 146 – 149. 

23. Playboy  Украина. 2008, № 4. С. 122 – 127.

24. Ladys Questions.  2008, № 7-8. С. 126 – 131.

25. Playboy  Украина. 2009, № 1. С. 117 – 124.

26. Playboy   Украина. 2008, № 5. С. 97 – 101.

27. Playboy Украина. 2010, № 1-2. С. 55 – 57.

28. Playboy Украина. 2010, № 1-2. С. 86 – 88.

29. XXL.ua. 2009, № 9.С. 110 – 111.

30. Ego. 2008,  июнь.С. 98 – 105..

31. Натали.  2010, № 6. С. 173 – 174.

32. Натали.  2010, № 6. С. 91.

33. Натали.  2008, № 4. .С. 237 – 238.

34. Натали.  2010, № 2.  С.225 – 226.

Литература по теме: 

1.   Б-52.  2008, № 4 (97). 148 с.

2.   Б-52.  2008, № 7 (100). 210 с.. 

3.   Главред. 2008, № 51-52 (100-101). 66 с.

4.   Glance. 2008, № 5 (15). 116 с.

5.   Ego.  2008,  апрель. 178 с.

6.   Ego. 2008,  июнь. 162 с.

7.   Hello!  2008, № 18 (021). 76 с.

8.   Hello!  2008, № 49 (052).  84 с.

9.   Истории из жизни.  2008,  № 13 (20.06.-04.07). 36 с.

10. 10 историй из жизни обычных людей, 2010, № 37 (30.09). 36 с.

11.  Joy. 2010, № 2. 148 с.

12.  Караван историй,   2010,  № 5. 210 с.

13.  Киев Weekly.ua.   2009, № 45 (361). 68с. ,

14.  Киев Weekly.ua.   2009, № 47 (363). 68 с.

15.  Киев Weekly.ua.   2010, № 4 (369). 68 с. 

16.  Киев Weekly.ua.  2010, №  6 (371). 68 с. 

17.  Киев Weekly.ua.   2010, №  33  (30). 52 с. 

18.  Киев Weekly.ua.   2010, № 35   (32). 52 с. 

19.  Ladys Questions.  2008, № 7-8. 194 с.

20.  Mini, 2010, № 2. 148 с.

21.  Натали.  2008, № 4. 256 с.

22.  Натали.  2010, № 2. 244 с.

23. Натали.  2010, № 6. 196 с.

24. OOPS! 2010, № 2. 68 с.

25. Playboy  Украина. 2008, № 4. 162 с.

26. Playboy   Украина. 2008, № 5. 154 с.

27. Playboy  Украина. 2009, № 1. 178 с.

28. Playboy   Украина. 2009, № 11. 138 с.

29.  Playboy Украина. 2010, № 1-2. 130 с.

30.  Репортёр. 2013, № 1 (1). 84 с. 

31.  Репортёр.  2013, № 3 (3). 84 с. 

32.  Репортёр2013, № 6 (6). 84 с. 

33.  Репортёр. 2013, № 7 (7). 84 с. 

34.  Репортёр. 2013, № 10 (указано 28 вместо 10 – в выходных данных  опечатка). 84 с. 

35. Репортёр. 2013, № 14 (14). 84 с. 

36. Story Украина. 2008, № 18. 84 с.

37. Тайны звёзд, 2008, Спецвыпуск (март-май). 76 с.

38. Viva! Украина. 2008, № 9 (93). 100 с.

39. Viva!  Украина, 2009, № 14 (124). 76  с.

40. Viva! Украина, 2010, № 13 (148). 100 с.

41. Viva! Украина, 2010, № 15 (150). 100 с.

42. Viva!Украина, 2010, № 19 (154). 108 с.

43.  Viva! Биография Украина. 2008, № 3 (19). 132 с.

44.. Viva! Биография Украина, 2008, № 5 (21). 132 с.

45.  Viva! Биография Украина. 2010 № 1-2 (39).  100.

46.  Viva! Биография Украина. 2010, № 7-8 (44).  100 с.

47.  Viva! Биография Украина. 2010, № 9 (45). 100 с.,

48.  XXL.ua. 2009, № 9. 146 с.

49.  Егоров Б. Ф. Диалог и литературная параллель как жанры // Егоров Б. Ф. О мастерстве  

       литературной критики. Л. 1980. С. 176 – 202.

50. Вальтер фон Ла Рош. Нарис (Feature) //  Вальтер фон Ла Рош. Введение в 

       практическую журналистику (на украинском языке).       Киев, 2005. С.131 -132 с. 

51. Виноградов В. В. Очерк // Виноградов В. В. История слов. М., 1999. С. 433 – 440.

52.  Кулешов В. И. Натуральная школа в русской литературе XIX века. М., 1965. 300 с.   

53.  Якимович Т. К. Французский реалистический очерк 1830 – 1848 гг. М., 1963. 320 с. 

________________________

© Пэн Дмитрий Баохуанович