Имя А.Т. Твардовского как редактора легендарного журнала «Новый мир», совершившего настоящий переворот в читательском сознании целого поколения советских людей в эпоху «оттепели», стоит в одном ряду с Н. М. Карамзиным, А. С. Пушкиным, Н. А. Некрасовым, А. И. Герценым, М. Е. Салтыковым-Щедриным, Ф. М. Достоевским, В. Г. Короленко, А. М. Горьким.

  О «Новом мире» 1960-х годов и А.Т. Твардовском за прошедшие полвека написано так много и обстоятельно, что, казалось бы, добавить что-либо принципиально новое к сказанному невозможно. 

  В 1978 году вышла в свет книга «Воспоминания об А. Твардовском». Как отмечалось в аннотации, сборник воспоминаний «дает широкое представление об А. Твардовском как писателе, общественном деятеле и человеке» [1]. 

   Книга была издана солидным (даже для того времени) тиражом – 50 тыс. экз. и включала статьи нескольких десятков авторов – друзей и товарищей А. Т. Твардовского по годам учебы, военной поры, работы в советской литературе. Среди них – известные писатели: М. Исаковский, С. Маршак, К. Симонов, Б. Полевой, Е. Долматовский, К. Воробьев, К. Ваншенкин, И. Соколов-Микитов, С. Залыгин, А. Прасолов, Г. Бакланов, К. Кулиев, П. Бровка, Л. Озеров, художник О. Верейский и др.

   Интересные и содержательные воспоминания о «Новом мире» и его главном редакторе оставили В. Я. Лакшин, А. И. Кондратович, И. И. Виноградов, Ю. Г. Буртин, С. Г. Караганова , много лет работавшие с Твардовским и хорошо знавшие его.

   Среди научно-исследовательских работ, посвященных «Новому миру» времен «оттепели», необходимо отметить статьи и монографии Н. Биуль-Зедгинидзе, Ю. А. Голубицкого, Д. П. Дмитриева, В. Кардина, А. Маркова.

  Ценную и обширную информацию об А. Т. Твардовском и журнале «Новый мир» содержат книги В. М. Акаткина, Н. П. Бианки, П. С. Выходцева, В. В. Ильина, А. В. Македонова, Р. М. Романовой, Т. А. Снигиревой, А. М. Туркова.

  Самым же главным литературно-публицистическим трудом на данную тему, по нашему мнению, является «Новомирский дневник» А. Т. Твардовского, запечатлевший основные моменты жизни и творчества поэта, его редакторство и «мытарства», связанные с выпуском легендарного журнала, хронику политической и общественной жизни, философские размышления и наброски новых произведений [2]. Как сказано в аннотации к книге, Твардовский открыл читателю десятки имен талантливых писателей и публицистов, – и все это, несмотря на яростное сопротивление властей и литературных чиновников. В дневнике немало предельно откровенных записей о непростых отношениях автора с А. И. Солженицыным, о дружбе с М. В. Исаковским, С. Я. Маршаком, И. С. Соколовым-Микитовым, К. М. Симоновым, В. С. Гроссманом, В. П. Некрасовым, Г. Я. Баклановым, В. В. Овечкиным, Г. Н. Троепольским.

  Поистине титаническую работу по составлению текста и комментариев проделали В. А. и О. А. Твардовские, дочери создателя «Страны Муравии» и «Василия Теркина». Они продолжают важное и нужное дело, которое начала М. И. Твардовская (1908–1991), жена А. Т. Твардовского, публикатор и биограф поэта.

  Основой «Новомирского дневника» стали «Рабочие тетради» А. Т. Твардовского, публиковавшиеся в конце 1980-х и начале 2000-х годов в журнале «Знамя» [3].

  Дополнительные штрихи к портрету «Нового мира» и А. Т. Твардовского вносят материалы архива (дневники, письма, документы) выдающегося поэта, прозаика, бывшего узника сталинских лагерей Анатолия Владимировича Жигулина (1930–2000), поступившие в соответствии с волей вдовы писателя И. В. Жигулиной в 2011–2013 годах на постоянное хранение в Воронежский областной литературный музей им. И. С. Никитина.

  А. В. Жигулин был одним из постоянных авторов «Нового мира», он горячо поддерживал творческую и идеологическую линию, проводимую редакционным коллективом во главе с А. Т. Твардовским. В его дневнике рассказывается о встречах с Твардовским, о внутренней «кухне» редакционной деятельности, тактике и стратегии журнала во взаимоотношениях с властями, диктате партийной цензуры.

  Последние два года А. Т. Твардовского (после его насильственного отстранения от журнала) вызывают такое же глубокое и искреннее уважение, как и вся предыдущая – непростая и, к сожалению, совсем непродолжительная – его жизнь. 

Спустя месяц после отстранения от журнала – в день весеннего равноденствия – Твардовский, как бы подводя итоги жизни, пишет в «Рабочей тетради»:

«21.III.70. Суббота.

Нынешняя моя весна света – как после многолетней болезни оклемаюсь, еще не веря, что «болезнь» позади. Именно что болезнь – 12 лет без передышки (с «передышками» известного рода), без отпусков и сроков. Как бы болезнь непонимания, невнимания к тому, что нельзя (авось, можно!). Выбиваясь из хомута, боком, боком по скользкой глине изволока, под кручу, с замираньем в груди (сорвусь!), с мукой и отвращеньем и только неизменным сознанием, что бросить нельзя – совесть заест. И весь мир понял, что «Новый мир» тянул до последнего часа свой непомерной тяжести воз. Дотянуть заведомо нельзя было, но в том же и суть, что тянули, несмотря на эту заведомую невозможность дотянуть» [4].

В ответ на очередное предложение пойти на работу в аппарат Союза писателей СССР «на должность с твердой ставкой» А. Т. Твардовский напомнил своим «добродетелям» иронические строки из поэмы «За далью – даль»: 

Нет, мне читатель слабовольный,

Нестойкий, пуганый милей:

Уж если вник, – с меня довольно,

Горжусь победою моей,

Волнуясь, руки потираю:

Ты – мой.

И холод по спине:

А вдруг такого потеряю?

Тогда конец и горе мне. 

Тогда забьюсь в куток под лавкой

И затаю свою беду.

А нет – на должность с твердой ставкой

В Союз писателей пойду…

  Неприемлемую для себя возможность стать обыкновенным литературным чиновником Александр Трифонович Твардовский допускал только в одном единственном случае: полная потеря читателя, что для него как художника было равносильно физической смерти.

  Отставка А. Т. Твардовского с поста главного редактора журнала «Новый мир» вызвала широкий резонанс в зарубежных средствах массовой информации. Об этом говорит секретная записка Главлита в ЦК КПСС, в которой приводились конкретные примеры сообщений в западных СМИ. В них содержались нелестные для советских властей комментарии к факту вынужденного ухода Твардовского из «Нового мира». Так, немецкий журналист У. Шиллер писал в западногерманской газете «Ди цайт» за 20 февраля 1970 г. в статье «На смену ему придут функционеры»: «Твардовский был для советской интеллигенции путеводной звездой». Английская газета «Таймс» 16 февраля 1970 г. поместила редакционную статью «Смелый «Новый мир», в которой деятельность Твардовского была охарактеризована как «доблестная, но в конечном итоге печальная история». «Для него было важно лишь то, чтобы писатель мог сказать что-либо значительное и заявить об этом честно – как Солженицын, Дудинцев, Некрасов, Евтушенко, Померанцев и др.», – утверждалось в упомянутой статье. «Пал последний оплот либералов в советской литературе, – говорилось в статье «Конец эксперимента», опубликованной английским журналом «Экономист» за 21-27 февраля 1970 г. Фрагмент из статьи: «Победа консерваторов – это итог длительной войны на истощение. Отставка Твардовского олицетворяет собой конец целой эры. В год столетия со дня рождения Ленина русские любят характеризовать все, что они делают, как «возврат к ленинизму», но в области искусства им, поистине, далеко до этого» [5].

  Как следует из «Рабочих тетрадей», после вынужденной отставки А. Т. Твардовский планировал сосредоточить свои силы на реализации двух основных творческих замыслов: книга «Пан Твардовский» (судьба писателя) и книга «16 лет в “Новом мире”» (судьба журнала). Нет сомнения, что в случае реализации планов новые произведения Твардовского заняли бы достойное место в одном ряду с «Книгой про бойца», поэмами «Страна Муравия», «За далью – даль», «Дом у дороги», «По праву памяти», «Теркин на том свете».

  Вот одна из таких записей:

«25.III.70

Третьего дня рассказал о замысле книги о “Н[овом] М[ире]” Лакшину – он очень горячо воспринял» [6]. 

Рассекреченные архивные документы свидетельствуют о том, что даже отстраненного от журнала Твардовского власти боялись как огня. Иначе зачем бы им было организовывать слежку за опальным поэтом, подслушивать и записывать его частные разговоры, знать его планы на будущее?

Из секретной записки КГБ СССР:

«7 сентября 1970 г.

<…> В частной беседе, состоявшейся в начале августа 1970 года, он заявил: «Я прекрасно знаю, что на мой счет идут насмешливые пересуды: Твардовский-то сообразил, что нынче Сталин не в моде, а в свое время чуть ли не пятьсот строк ему персонально посвятил. Верно, я много написал стихов о «родном отце». Но я тогда не кривил душой, как, уверен, не кривили очень многие. Не надо стыдиться, что мы писали во время финской войны поздравление Сталину в стихах. Мы верили, что делаем высокое дело. Стыдно должно быть тем, кто сегодня пытается обелить Сталина, ибо в душе они знают, что творят. Да, ведают, что творят, но оправдывают себя высокими политическими соображениями: этого требует политическая обстановка, государственные соображения! … А от усердия они уже начинают верить в свои писания» [7].

Актом проявления четкой гражданской позиции стала его телеграмма председателю Президиума Верховного Совета СССР Н. В. Подгорному по поводу помещения известного ученого-биолога, правозащитника Жореса Александровича Медведева в калужскую психиатрическую больницу. О мужестве и честности Твардовского свидетельствует его поездка 9 июня 1970 года – незадолго до своего 60-летия – вместе с писателем В. Ф. Тендряковым в Калугу, чтобы проведать и поддержать опального диссидента.

  Несомненно, Твардовский не мог не понимать, что его прямое участие в вызволении Ж. А. Медведева будет крайне негативно воспринято властями и отразится на характере торжеств, связанных с празднованием юбилея. Но это его не остановило. В результате Твардовский не получил, как ожидалось, звание Героя Социалистического Труда. Его наградили лишь орденом Трудового Красного Знамени. Но он не слишком жалел об этом. Честь для него была важнее, чем почетное звание или орден. Как тут не вспомнить Теркина: 

– Нет, ребята, я не гордый.

Не загадывая вдаль,

Так скажу: зачем мне орден?

Я согласен на медаль.

  По словам писателя и публициста Р. А. Медведева, брата Ж. А. Медведева, которые привела в своей книге Р. М. Романова, после поездки: «Александр Трифонович с присущей ему откровенностью говорил, что вначале ему не очень хотелось ехать в психиатрическую больницу. “Но я вспомнил: “если не я, то кто же, если не сейчас, то когда же?” – и мои сомнения отпали…”» [8].

  Этот поступок свидетельствовал о том, что отстраненный от журнала Твардовский «не разоружился» (как иронично говорил он сам, имитируя партийную терминологию), не раскаялся, не отрекся от своих взглядов и убеждений.

  Последняя мимолетная встреча А. В. Жигулина и А. Т. Твардовского состоялась 26 марта 1970 года, в третий день работы в Москве съезда Союза писателей РСФСР (он проходил в Большом Кремлевском дворце). А. В. Жигулин тут же делает запись в блокноте, который он всегда носил с собой:

  «Минут 20 назад великий поэт А. Твардовский подарил мне книгу (в присутствии Г. Троепольского и Р. Гамзатова). Надпись… Впрочем, она есть на книге… Но перепишу все-таки и сюда. Радостно такие слова переписать: «Анатолию Владимировичу Жигулину – с добрым пожеланием его таланту. А. Твардовский. 26.III.70. М.».

  Когда он надписал, я робко упомянул что-то вроде:

– Вы ведь меня, как бы это сказать, вывели на большую дорогу…

– На большую дорогу – это значит, в разбойники…

С приятной улыбкой он сказал эту шутку.

Выглядит плоховато. Постарел».

«18 июня 1970 года, четверг.

…Вечером звонила Н. Дардыкина из «Московского комсомольца» – просит написать срочно к юбилею Твардовского три странички. Говорит, что Героя Социалистического труда ему дадут. Решено, мол, уже это дело. Лестное предложение. С удовольствием бы написал я, но – черт знает что! – боязно мне писать о таком гиганте. Смогу ли я, достоин ли я писать о нем? Я очень люблю Твардовского, и трудно внятно выразить эту любовь. Может, попробую завтра».

«19 июня 1970 года, пятница.

<…> Читал Твардовского и думал над ним. Мог бы я хорошо написать о нем, но срок – считанные часы – мал для меня. Надо бы раньше мне позвонить, надо бы эту заметку поносить в голове с неделю… А потом – неизвестно все-таки, дадут ли. Но главное, конечно, в том, что срок мал и что боязно прикоснуться мне к этой теме. И усталость какая-то странная овладела мной. Какое-то сонное безразличие, словно жизнь уже совсем на исходе».

«22 июня 1970 года, понедельник.

<…> В последнее время читаю последние номера «Нового мира». Интересны, в частности, воспоминания главного маршала авиации Новикова «В небе Ленинграда». А звание Героя Социалистического Труда Твардовскому – увы! – не присвоили. Наградили только орденом Трудового Красного Знамени».

Между страниц дневниковой тетради вклеен бланк поздравительной телеграммы А. В. Жигулина и Н. М. Коржавина в связи с 60-летием А. Т. Твардовского:

«Москва Ж-240 Котельническая набережная 1/15 корпус вк кв 125 Твардовскому

Дорогой Александр Трифонович от всей души поздравляем вас с шестидесятилетием желаем здоровья долгих лет жизни и творчества столь необходимого русской литературе и нам лично любим вас и гордимся вами Анатолий Жигулин Наум Коржавин».

По мнению современников (А. И. Солженицын, В. Я. Лакшин, А. И. Кондратович, Ю. Г. Буртин, А. В. Жигулин и др.) именно насильственное отстранение А. Т. Твардовского от «Нового мира», которому он посвятил более четверти своей жизни, стало одной из главных причин тяжелой, неизлечимой болезни и преждевременного ухода его из жизни. Информация о смертельном недуге Твардовского искусственно замалчивалась в обществе и официальной печати.

   А. В. Жигулин, не скрывая чувств, пишет: 

«Вчера, 17 октября 1970 года, в субботу, был тяжкий день. Днем, прокручивая старый «Сименс», случайно наткнулся на русскую программу французского радио. Они сейчас наши друзья и их никто не глушит. Да и передачи у них, надо сказать, вполне лояльны: никаких выпадов против СССР. Разве о Солженицыне иногда упомянут. А так – обычные известия, почти как у нас. И вдруг резанула фраза: «Из Москвы сообщают о критическом состоянии здоровья Александра Твардовского, у которого рак». Боже мой! А я даже не знал ничего о болезни Твардовского! <…> Конечно, инсульт и все прочее – результат зверства, учиненного над Твардовским. У него отняли дело его жизни. Это большой удар по нервной системе. Отсюда и болезни. Убийцы! Казнили великого поэта! Да, по существу, это все похоже на заранее продуманное убийство. Нет сил и писать об этом. Осталось только Богу молиться, чтоб выздоровел».

  В ноябре 1971 года А.Т. Твардовскому была присуждена Государственная премия СССР за сборник стихотворений «Из лирики этих лет». В дневнике А. В. Жигулина запечатлен эпизод, запечатлевший двойственное отношение властей к смертельно больному А. Т. Твардовскому.

«10 ноября 1971 года, среда.

Утром – звонок Л. И. Стишовой из редакции последних известий радиопрограммы «Маяк». Просят выступить о Твардовском по случаю присуждения ему Государственной премии. Выступление небольшое – на 2-3 минуты (текст – две странички на машинке). Лестно, что обратились ко мне, но и боязно, и смутно. Прилично ли выражать по радио радость, удовлетворение этой премией, когда Твардовский находится в тяжелом состоянии, когда его дни сочтены? Ведь терзали его последние годы те же силы, которые сейчас присудили ему премию? И сумею ли я хорошо выступить, найду ли необходимый тон?».

«12 ноября 1971 года, пятница.

<…> Нынче ездил утром в радиодом на Пятницкой – записываться. Кое-что пришлось в тексте поправить – боятся, начальство не пропустит или цензура. Запись получилась хорошая – естественно говорил, взволнованно. Выступление запланировано на завтра. Честно говоря, я не уверен, что его разрешат».

«13 ноября 1971 года, суббота. 23.20.

<…> Как я и чувствовал, выступление мое о Твардовском сняли. <…> Обидно, гадко и тяжело! <…> Долгая беседа с В. Я. Лакшиным. Ему понравилось то, что я написал. Хорошо, говорит, достойно. Сейчас все это нервное напряжение перегорело. Так волновался днем, так много хотелось записать, но сейчас уже ничего писать не хочется – сил нет. По словам В. Лакшина, Твардовский все время в сознании, но говорить не может. Однако читает сейчас письма, поздравительные телеграммы. Лакшин полагает, что я даже могу послать Твардовскому свою книгу, письмо написать».

«20 ноября 1971 года, суббота.

Письма: 1) родителям в Воронеж; 2) А.Т. Твардовскому. <…> Послал «Прозрачные дни».

  Весть о смерти Твардовского настигла Жигулина в Академии общественных наук при ЦК КПСС, куда он приехал вместе с другими литераторами, чтобы принять участие в вечере, посвященном 150-летию со дня рождения великого писателя и публициста Н. А. Некрасова. За три недели до этого Жигулин выступал в Литературном музее на подобном вечере. Отметив огромный вклад Н. А. Некрасова в общественно-политическую жизнь и русскую литературу, Анатолий Владимирович, в частности, сказал:

   – Традиции Некрасова живы и сейчас в советской поэзии. Несомненно, самым ярким представителем некрасовской школы является наш современник и тоже – не побоюсь сказать – великий поэт Александр Твардовский. И общественно-гражданская деятельность Твардовского, и его поэзия в истории русской литературы сопоставимы только с жизнью и творчеством Н. А. Некрасова.

   Завершил Жигулин выступление словами:

– Александр Трифонович сейчас тяжело, неизлечимо болен. Как видите, даже этим обстоятельством он как бы повторяет судьбу Некрасова.

Болью и скорбью наполнены дневниковые записи А. В. Жигулина о смерти и похоронах А. Т. Твардовского.

«18 декабря 1971 года, суббота.

   Умер А. Твардовский, великий русский поэт.

   Узнал об этом… в Академии общественных наук, куда приехал выступать на вечер Некрасова. Приехал С. С. Наровчатов и подтвердил: да, Твардовский умер на даче этой ночью… Слов нет никаких. Никакими словами не выразить боль и горечь. Убили великого поэта! Убили сытые и благополучные – той самой породы люди, коим я читал нынче стихи! Никогда больше не буду выступать в подобных учреждениях…».

«21 декабря 1971 года, среда 

…Еще не было десяти утра, когда я поехал в ЦДЛ. По дороге купил свежие и вчерашние вечерние газеты. Все не верилось, что так и не будет объявлено о времени и месте прощания, похорон. Увы! Нигде ни единой строчки! Какая жестокость! Какой позор! Намеренно лишили народ возможности проститься со своим великим поэтом. Что ж, российские правители всегда боялись великих поэтов России, даже умерших. Гроб с телом Пушкина, накрытый простой рогожей, тайно увезли в Святогорский монастырь в сопровождении двух жандармов…

<…> Во время панихиды я попал на сцену и стоял возле гроба рядом с С. Наровчатовым, В. Ильиным, А. Сурковым, Г. Абашидзе, К. Симоновым. Позади меня стояла Л. Татьяничева. Даже как-то неловко и боязно было мне среди этих классиков и чиновных особ. <…> Говорили речи: С. Наровчатов, А. Сурков, С. Орлов, Г. Абашидзе, генерал Востоков (заместитель Епишева, одного из самых яростных гонителей «Нового мира»), К. Симонов. Проникновенно вроде, но пустовато, слишком трусливо и слишком отрепетировано говорили все. Кто лучше, кто хуже говорил, но никто главного не сказал. 

Только К. Симонов робко упомянул «Новый мир», сказал о честности и принципиальности Твардовского и назвал его великим поэтом. И зал словно вздохнул облегченно (так мне показалось) – хоть малая доля правды была сказана. Наровчатов закрыл митинг. И вдруг в тишине раздался женский голос из задних рядов, что ближе к ложам. Взволнованно кричала молодая женщина. Ей мешали. Голос ее был слаб. Долетали до сцены отдельные слова, отдельные фразы:

– Почему никто не сказал, что Твардовского затравили, лишили его любимого детища? Почему не сказали, что последняя поэма Твардовского не напечатана, запрещена?

Женщину утихомирили. Возникло несколько странное ощущение… Потом – вынос тела. <…>

Гроб к могиле несли почему-то малознакомые, незнакомые мне люди. А может, я не рассмотрел? <…> Грузовики с венками. Холод. Перекрикивания милицейских офицеров:

– Сниматься будем ровно в четыре!

Говорят, первую горсть земли бросил в могилу А. Солженицын. Он был и на панихиде, но я его не видел. Много было людей. <…> Обратил вдруг внимание: кто-то фотографирует одну из могил, самую обычную могилу. Пригляделся: это, оказывается, могила Н. С. Хрущева. Потом, когда уже все расходились, мы с Б. Слуцким и В. Огневым постояли немного у этой могилы, сняв шапки. Почтили память Никиты Сергеевича».

  В Поминальном слове об А. Т. Твардовском А. И. Солженицын гневно писал: «Есть много способов убить поэта. Для Твардовского было избрано: отнять его детище – его страсть – его журнал» [9]. Обратим внимание: и Солженицын, и Жигулин, не сговариваясь, в один голос твердят об убийстве Твардовского. И – еще. Оба проводят одну и ту же параллель: смерть Твардовского – смерть Пушкина. Разумеется, такие совпадения не могут быть случайными.

  Как следует из дневниковых записей А. В. Жигулина, сразу же после отставки Твардовского ему поступило официальное приглашение обновленной редакции продолжить сотрудничество с журналом. Жигулин ответил категорическим отказом.

  Сотрудничество А. В. Жигулина с «Новым миром» было возобновлено лишь через семь лет после разгрома легендарного журнала. Но это был уже другой журнал.

Такой, как все остальные.  

Ссылки:

1. Воспоминания об А. Твардовском : сборник / [сост. М. И. Твардовская]. М. : Сов. писатель, 1978. 488 с.

2. Твардовский А.Т. Новомирский дневник. В 2 т. Т. 1 : 1961–1966 / Александр Твардовский ; [предисл. Ю. Г. Буртина ; подг. текста, коммент. В. А. и О. А. Твардовских]. М. : ПРОЗАиК, 2009. Т. 2 : 1967–1970 / Александр Твардовский ; [предисл. Ю. Г. Буртина ; подг. текста, коммент. В. А. и О. А. Твардовских]. М. : ПРОЗАиК, 2009.

3. Твардовский А. Т. Из рабочих тетрадей (1953–1960) / публ. и прим. М. И. Твардовской // Знамя. 1989. № № 7, 8, 9. Рабочие тетради 60-х годов / вступ. ст. Ю. Г. Буртина; публ. В. А. и О. А. Твардовских // Знамя. 2000. № № 6, 7, 9, 11, 12; 2001. № 12; 2002. № № 2, 4, 5, 9, 10; 2003. № № 8, 9, 10; 2004. № № 4, 5, 9, 10, 11; 2005. № № 9, 10.

4. Твардовский А. Рабочие тетради // Знамя. 2005. № 10. С. 152–153.

5. РГАНИ. Ф. 5. Оп. 62. Д. 43. Л. 183–186.

6. Твардовский А. Рабочие тетради // Знамя. 2005. № 10. С. 154.

7. РГАНИ. Ф. 89. Оп. 37. Д. 25. Л. 1.

8. Романова Р. М. Александр Твардовский. Труды и дни. М. : Водолей Publishers, 2006. С. 752.

9. Солженицын А. Поминальное слово о Твардовском. Жить не по лжи! // Наш современник. 1989. № 9. С. 159–163.

___________________________

© Колобов Владимир Васильевич