25 ЛЕТ НАЗАД, В КОНЦЕ МАЯ – НАЧАЛЕ ИЮНЯ 1992 ГОДА, ЕЛЬЦИН ПОД НАТИСКОМ ХАСБУЛАТОВЦЕВ ЗАКОЛЕБАЛСЯ. МОЛОДЫХ, ПО-НАСТОЯЩЕМУ ОБРАЗОВАННЫХ ЭКОНОМИСТОВ-РЕФОРМАТОРОВ СТАЛ ЗАМЕНЯТЬ В ПРАВИТЕЛЬСТВЕ «КРЕПКИМИ ХОЗЯЙСТВЕННИКАМИ», «КРАСНЫМИ ДИРЕКТОРАМИ» СОВЕТСКОГО РАЗЛИВА, КАК ТОГО И ТРЕБОВАЛИ ХАСБУЛАТОВЦЫ. ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ДИСТАНЦИЯ МЕЖДУ ЕЛЬЦИНЫМ И ГАЙДАРОМ СТАЛА УВЕЛИЧИВАТЬСЯ.

   В конце мая – начале июня 1992 года в правительстве Гайдара появились несколько новых вице-премьеров. Пресса встретила эти назначения иронично-настороженно. «Известия» за 3 июня: «Новые назначения Ельцина – вероятность «абалканизации» правительства Гайдара».

   Неологизм «абалканизация» – от фамилии академика Абалкина, одного из главных тогдашних противников гайдаровских реформ. Здесь намек на то, что реформаторское правительство начинает утрачивать свою однородность и, соответственно, реформаторскую дееспособность.

    «Вице-премьерство у нас становится массовой профессией, – иронизирует автор, – в течение нескольких дней у нас появилось целых четыре новых зампреда: Георгий Хижа, Виктор Черномырдин, Анатолий Чубайс и Владимир Шумейко... Если так пойдет и дальше, скоро на Старой площади не останется свободных кабинетов членов Политбюро, которые занимают теперь высшие должностные лица правительства».

    Еще один ироничный заголовок, «Независимая газета» за 4 июня 1992 года: «Продолжается набор вице-премьеров в новое правительство Ельцина». «Независимая газета» дает довольно близкую к истине оценку происходящего:

«Экономическая команда Гайдара все более разбавляется традиционными генералами советской промышленности».

    В общем-то, назначив новых вице-премьеров, Ельцин сделал то, что обещал реакционному, коммуно-патриотическому в большинстве своем, настроенному против реформ Съезду, – «укрепил» команду Гайдара «специалистами-практиками, которые имеют опыт работы в отраслях» (правда, чтобы эта компания в глазах либералов не выглядела бы слишком уж одиозной, президент внедрил в нее и чужеродного ей Чубайса). Такое «укрепление», по замыслу Ельцина, должно было ослабить давление оппозиции на правительство и на него самого.

       Однако Гайдар воспринял эти назначения несколько иначе:

   «Почти сразу после съезда почувствовал: из ближнего окружения президенту настоятельно советуют окоротить возомнивших о себе реформаторов, создать дополнительные противовесы. Именно в это время начинает, как грибы после дождя, расти число отраслевых заместителей председателя правительства… Все признаки возросшей дистанции (между ним, Гайдаром, и Ельциным – О.М.) – не явные, не выраженные, на полутонах. Личные отношения по-прежнему прекрасные, при встречах президент заверяет в твердой поддержке стратегического курса в экономической политике. Но тонко чувствующая атмосферу в верхних эшелонах власти политическая элита уже знает: правительство реформ могут ждать неприятные неожиданности. Лишь три-четыре месяца спустя, на фоне явного и быстрого ухудшения отношений между президентом и парламентским большинством, апрельский нарыв постепенно рассасывается».

 Особенно болезненным была для Гайдара замена его твердого единомышленника министра топлива и энергетики Владимира Лопухина на «крепкого хозяйственника», «красного директора», в ту пору руководителя «Газпрома» Виктора Черномырдина. Замена эта была в высшей степени неожиданной. Ельцин объявил о ней в момент открытия совещания по проблемам нефтегазового комплекса, на котором Лопухин должен был сделать очень важный доклад (он к нему тщательно готовился).

  Можно себе представить, что в этот момент почувствовал отставляемый министр, которому никто ничего не объяснил, никто ни о чем не предупредил…    Но Ельцин нередко бывал жесток к людям.

  Впервые президент осуществил замену, не обсудив ее предварительно с Гайдаром. Это было еще одним дурным предзнаменованием. Во всяком случае, так ее восприняли многие из тех, кого называют аналитиками. По их мнению, перестановки в правительстве могли означать, что начинается смена экономического, да и связанного с ним политического курса: дескать, центр тяжести реформ может быть перенесен с развития частного сектора на упрочение позиции государственного со всеми вытекающими отсюда последствиями.

     Гайдар:

   «Разногласия по кадровым вопросам у нас с президентом возникали еще в период формирования правительства. Случались они и позже. Мы их обсуждали, и принималось согласованное решение. На этот раз произошло иначе, все было решено за моей спиной. Не скрою, это явилось для меня серьезным ударом. И дело не только в том, что без консультации отправлен в отставку единомышленник и соратник, много сделавший для реформирования важнейшей отрасли народного хозяйства, – я понял, что мои возможности отстаивать перед президентом свою точку зрения подорваны и что на его поддержку рассчитывать не приходится. А это в конкретной политической ситуации неизбежно грозит деформацией реформ».

   Первым побуждением было опять немедленно подать в отставку. Однако после мучительных сомнений Гайдар все же решает остаться. Рассуждение – то самое, которым главный российский реформатор руководствовался не однажды: приходится идти на жертвы, чтобы спасти главное.

      Гайдар:

    «Все достигнутое нами еще предельно непрочно. Российский рубль не введен. Масштабная приватизация подготовлена, но не начата. Короче, реформы еще в высшей степени обратимы. Можно было, конечно, сделать красивый жест – уйти, но это напрочь перечеркивало бы все, чего с таким трудом удалось добиться».

   Что касается замены Лопухина на Черномырдина, она была очень тяжелым для Гайдара ударом не только потому, что изгонялся его единомышленник-реформатор, но и потому, что на его место ставился человек, который ничего не смыслил ни в либеральных реформах, ни вообще в рыночной экономике.

   Ярче всего это проявилось, когда несколько месяцев спустя Черномырдин сменил самого Гайдара на посту главы правительства. Сразу же после первого заседания правительства, которое он вел, Черномырдин сделал свое знаменитое заявление – он, дескать, за реформы, он «за рынок, но не за базар». Трудно было понять, что конкретно сие означало. Но, в общем-то, догадаться было можно: новый премьер собирается создать что-то «большое и светлое», не то, что получилось у правительства Гайдара, чья экономическая политика, по словам Черномырдина, была не более чем «импровизацией».

   Вообще, надо сказать, новый премьер, не очень-то стеснялся в выражениях, характеризуя деятельность прежнего кабинета и его главы, в то время как Гайдар, напротив, проявлял сдержанность в публичных оценках тех или иных шагов своего преемника, даже совершаемых им очевидных глупостей, – а их было немало, – стараясь ему не мешать и, очевидно, чтобы не быть заподозренным в каких-то ревнивых или мстительных чувствах. Лишь по прошествии значительного срока Егор Тимурович почувствовал себя в этом отношении более свободным и стал позволять себе более жесткие высказывания о деятельности Черномырдина на премьерском посту.

    Черномырдин так обозначил свои приоритеты в экономической политике:

«Прежде всего, конечно, надо остановить спад производства, потому что никакая реформа не пойдет, если мы совсем разрушим производство, промышленность. Поэтому я считаю, что сейчас реформа должна приобрести несколько иное звучание, то есть нам нужно перейти на следующий этап: обратить серьезнейшее внимание на производство. Это нам позволит больше сделать для сельского хозяйства... Я считаю, что нужно делать опору на основные наши базовые отрасли, а уж это, я думаю, потянет за собой все остальное. Наша страна не должна превратиться в страну лавочников…»

       За этим последовала серия аналогичных заявлений:

    «Я, конечно, за рынок, за тот, который и выведет нашу страну. А то, что мы сегодня хотим опутать нашу державу лавками и на базе этого вывести экономику, поднять экономику, да еще улучшить благосостояние, думаю, что этого не произойдет… Конечно, основу должна составлять тяжелая отрасль, которая создаст базу для всех и для всего… Мы не можем допустить, да это, наверное, и невозможно, чтобы улучшить дела в сельском хозяйстве, чтобы поднять сельское хозяйство без развитой промышленности... Убежден, что и социальную сферу без тяжелой промышленности, без развитой промышленности мы не вытащим… Конечно, чтобы наполнить рынок товарами народного потребления, нужны мелкие предприятия. Еще раз, я не отказываюсь от этого. Только не за счет этого можно вывести страну…»

  «Тяжелая промышленность», «тяжелая промышленность», «тяжелая промышленность»… Тут перед нами во всей красе предстает советский хозяйственник, тот самый «красный директор». Разбуди такого посреди ночи, спроси, на что нужно прежде всего делать опору в экономике, и он, ни секунды не раздумывая, ответит: на «группу А», на производство средств производства; будет развиваться «группа А», – будет двигаться вперед и все остальное, отнесенное к «группе Б», к производству средств потребления… А уж о том, чтобы развивать средний и мелкий бизнес, в частности торговый, помогать «лавочникам», – об этом и говорить вроде бы унизительно и оскорбительно…

Буквально сразу же после своего назначения Черномырдин принялся раздавать направо и налево государственные деньги. 

   Конечно, неплохо, что кому-то, особенно из числа людей не очень обеспеченных, на время облегчается жизнь, но в условиях надвигающейся гиперинфляции так вот, без серьезных обоснований и просчетов, выбрасывать огромные суммы бюджетных денег… Это выглядело легкомысленно и безответственно. Это была обычная популистская акция из числа тех, что, будучи собраны вместе, шаг за шагом приближали страну к пропасти.

В результате масштабной кредитной эмиссии, предпринятой после того, как Черномырдин стал премьером, рубль снова резко пошел вниз, а доллар, соответственно, вверх. Такова была цена принятых новым премьером мер по поддержке промышленности – эту задачу, повторяю, он считал в ту пору ключевой.

   Трудно постичь, как могла прийти в голову Ельцину безумная идея выдвигать человека, вскормленного на догмах политэкономии социализма, на практике социалистического хозяйствования, не понимающего азов рыночной экономики, сначала на пост вице-премьера, а потом и премьера, то есть на роль лидера рыночных реформ.

   Впрочем, у Ельцина и не было особого выбора, хасбулатовцы ему такого выбора не оставили. Цыкнуть на них, топнуть ногой он не считал себя вправе, старался придерживаться демократических принципов, придерживаться Конституции. В отличие от Путина, он не был диктатором. Хороший отлуп этой банде он дал только осенью 1993-го, когда банда окончательно загнала его в угол.

   Возвращаясь к Черномырдину… Конечно, назначение его премьером было губительным для реформ шагом, но если бы кресло премьера занял тогда какой-нибудь другой «красный директор», было бы, возможно, еще хуже. Черномырдин, по крайней мере, стал твердым ПОЛИТИЧЕСКИМ союзником президента, хотя, по-видимому, занял эту позицию не без колебаний. Что касается экономики, тут он проявил достаточную способность к ОБУЧАЕМОСТИ (другой вопрос, имел ли Ельцин или кто другой право заставлять страну, переживающую тяжелейший кризис, ждать, пока председатель правительства усвоит азбуку рыночной экономики). Правда, настоящим лидером рыночных реформ Черномырдин так никогда и не стал, не мог стать, как говорится, по определению.

__________________

© Мороз Олег Павлович