Когда распался Советский Союз, новая кремлевская номенклатура спонтанно сделала идею доминирования, а на практике – милитаризм и империализм – новой идеологией: эти идеи ей были близки, они просты и понятны, особенно на фоне распада прежде единого государственного образования, они абсолютно не требуют личной перестройки и творчества. (Сразу после Беловежских соглашений именно на это обратил внимание в очень ярком очерке Василь Быков.)

     Еше в 1992 году «от нечего делать» московские демагоги обсуждали тему войны России с Украиной, издевались над новыми установлениями властей Украины, ставили проблему Крыма как «главную мировую проблему». При этом (это 1992 год!) Россия уничтожила демократию в Таджикистане, ввергла эту страну в пучину страшнейшей, неописуемо кровавой войны, с тем, чтобы потом способствовать установлению там стопроцентной дикарской диктатуры; Россия поддержала Ниязова в Туркмении; Россия осуществила политическую интервенцию в Приднестровье и Южной Осетии по той же модели, по которой сейчас осуществляет интервенцию в Донбассе. 

    В 1993 году, как Вы знаете, Россия сначала отменила Конституцию, а потом еще и расстреляла собственный парламент. Никто до сих пор ничего толком не знает о более, чем ста людях, убитых тогда снайперами в Москве. Легитимность Российского государства упала, а и так невысокое качество государственных механизмов еще больше понизилось, порождая социальное безразличие. На этом фоне пошла страшная, издевательская над людьми и здравым смыслом война в Чечне. Российская Федерация, начинавшаяся как антикоммунистический и прозападный “политический проект”, к концу 1990-х годов стала огрызающимся на Запад государством «особого пути», выгодного номенклатуре, ВПК и тем, кто урвал на разделе советского имущества деньги и собственность. 

    Приход Путина породил отказ в РФ от какой бы то ни был свободы СМИ. Это случилось крайне быстро и логично: даже при всей замороченности, неграмотности и оболваненности арифметического большинства граждан РФ, в условиях свободы СМИ он попросту не смог бы стать президентом с таким результатом, с каким он стал в 2000-м году. Этот момент также означает фактически черту под выборами: фальсификация стала общегосударственной нормой. Одновременно, как хорошо известно, Путин повел «вторую чеченскую» войну, страшную, циничную и долгую, результатом которой стало формирование режима его личной власти. Увы, случилось это тогда при прямой поддержке ключевых деятелей Запада…

    Переломным моментом стала ситуация с терактом на Дубровке в Москве, когда оказалось, что для демонстрации силы государства и непоколебимости принятых решений и отданных команд высшее руководство готово не только пожертвовать жизнью заложников, но даже само непосредственно их убивать. Вскоре это повторилось в Беслане.

    Ради честности моих оценок, хотя мне неприятно это делать, должен сказать, что Путин при этом на уровне «политологических категорий» не может быть полностью отнесен к «мировому злу». Он не является этническим националистом, он очень решительно пресекает проявления этнического национализма в РФ, который представляет собой огромную опасность. Он также не настроен (пока по крайней мере) специально кого-либо уничтожать. Он оппортунист, как очень многие деятели его поколения и воспитания, и, если видит препятствие, то готов остановиться. И, кстати, он бывает готов остановиться, если встречает убедительную для себя позицию слабых с виду людей, которые с ним не согласны и не боятся ему об этом сказать в лицо.

   Как сделать так, чтобы остановить милитаристский и имперский тренд российской политики, и чтобы поворот не обернулся при этом гибелью еще бесконечного множества людей из-за «новых сил в новых условиях» - это важнейшая, в том числе, интеллектуальная задача, которую, я боюсь, решить не удастся из-за очень малого числа тех, кто готов и имеет знания и опыт анализировать и предлагать, и из-за почти полного отсутствия адресатов в среде практической политики и чиновничества. 

    Крайне грустное мое наблюдение заключается в том, что, огромный урон людям наносит демагогическое и бюрократическое сознание, которое очень легко наполняется ненавистью, - в отличие от образа мысли обычных людей, которые, в общем, хотят, чтобы был мир, чтобы никого не убивать и чтобы их не убивали, давали учиться и лечили при необходимости, но которые при необходимости идут умирать и страдать, потому что этого требует честь, как в случае многочисленных рядовых бойцов украинской армии, тех, кто честно и смело стоит за за свободу своей страны и с которыми я ощущаю значительную солидарность. 

* * *

    В условиях СССР, которые я застал, режим Украинской ССР по сравнению с РСФСР отличался большей ожесточенностью и репрессивностью: гораздо больше выносилось смертных приговоров, жестче карали инакомыслящих… Одновременно Украина уже тогда подкупала сравнительно большим общественным динамизмом, порог дозволенного в Украине был несколько ниже, чем в России: чуть больше можно было читать, не так активно боролись с намерением посетить храм и увидеть священника. При этом директивная система была отконфигурирована так, что образование и наука, за редким исключением, концентрировались в Москве и в РСФСР, а великолепная украинская национальная культура была в загоне – если сравнивать ее положение с тем, какой у нее был потенциал.

      Мы все, – те, кто мечтал о демократизации жизни в СССР в 1980-е годы, обязаны народу Украины тем, что она произошла. Без динамизма Украины те возможности, которые возникли при Горбачеве, в том числе в плане выборов, никогда не были бы реализованы.

    В России с тех пор возникла привычка смотреть на Украину как на своего рода пример, авангард преобразований, достижений и – возможных ошибок. От этой привычки мы никуда не можем деться, хотя среди совсем молодых людей уже есть ощущение, что это просто два разных народа, которые живут в разных мирах и не хотят друг другу иметь отношения. 

       Украина давала России богатство мультикультуральности и фактор моста. Похожее было с Белоруссией и странами Балтии, но украинский масштаб был более значительным.

    На протяжении 22 лет мирной независимой Украины, с 1992 по 2013 гг., влиятельные круги России и часть граждан рассматривали ее как объект экспансии с разными оттенками, выказывали ей пренебрежение, связанное с их имперским мышлением и черпающее аргументы в особенностях украинской общественной жизни, главным образом, в очень существенной “низовой” коррупции. Одновременно другая и значительная часть граждан России имела большое сочувствие независимости и европейскому вектору Украины; многие люди стремились, чем могли, помочь Украине (и тем самым России).

       В российской номенклатуре и олигархии, как я уже писал раньше, всё время зрели разные планы вредить Украине. Это происходило как в силу простых имперских мотивов, так и, что очень важно, – чтобы не дать Украине оказывать «развивающее влияние» на Россию. 

  От крупномасштабных действий ограждала заинтересованность России в Западе и стабильность самой Украины на бюрократическом уровне, которая выражалась в отношениях с РФ сначала линией Кучмы, а потом, например, таким обстоятельством, как «добрые отношения» Юлии Тимошенко с Путиным, а потом – фактором Януковича. Да и Ющенко вполне умел «держать баланс», и конфликты в тот короткий период, когда он сам занимался дипломатией, носили, в общем, ритуальный характер.

  После возвращения в Кремль в 2012 году Путин стал намекать на желание – через Таможенный союз – максимально воссоздать подобие СССР. Этому должен был служить миф о пророссийской (в смысле Путина), пропутинской Украине, которому, в свою очередь, служил, и долго служил, миф о якобы пророссийском Януковиче. Но, как и много раз до этого, оказалось, что всё не так просто, а существенно иначе. Европейский Союз стал, как умел, сопротивляться неоимперским идеям, а Янукович захотел иметь дело больше с ЕС, нежели с Кремлем. США на тот момент вмешивались относительно мало, но, разумеется, поддерживали идеи Брюсселя.

   Была выработана модель, как казалось, исключавшая крайности: «Восточное партнерство». Казалось, что ту часть российской номенклатуры и общественности, которая имеет свойство паниковать насчет НАТО, эта модель успокоит и устроит, так как она исключила любые резкие военно-политические шаги, отдав предпочтение фактору «цивилизационного развития». Увы – не тут то было! Спохватились в Кремле поздновато, но зато яростно… Потому что работает не фобия в отношении НАТО, а представление об экзистенциальном враге - Западе…

* * *

      Если еще немного оглядываться в 2013 год, то надо вдобавок сказать, что бюрократия ЕС, со свойственной ей аморфностью политического сознания, недостатком политической воли и антипсихологизмом, допустила по крайней мере две серьезные ошибки. Во-первых, с подписанием ассоциации Украины «не спешили», сваливали в одну кучу очень разные условия, в том числе – зациклились на теме тюремного заключения Тимошенко, – и это на фоне того, что всем, кажется, было очевидно, что политические проблемы находятся не в Киеве, а Москве. Во-вторых, у ЕС не нашлось на тему Украины ни слова для Путина и также ни слова для российского массового сознания. Европейские должностные лица однообразно повторяли мантру о суверенитете Украины, а Путина и его взгляд на вещи в переговорном плане попросту игнорировали (или не обращали должного внимания), делая вид, что Путин не является в полной мере реальностью, таким, каков он есть, тем более – был тогда. Путин-2013, когда его игнорировали, или ему так казалось, давал предсказуемо жесткий «симметричный ответ»: сам начинал игнорировать и всё делать по-своему…

   И он разыграл партию по запрету Януковичу подписывать европейскую ассоциацию. Янукович был запуган и взят «на короткий поводок». Увы, даже тогда в ЕС не вполне поняли, с кем и с чем они имеют дело реально…

    В этот момент неожиданно абсолютно для всех проявил себя своей публичной активностью украинский народ: случился Евромайдан. Но политические лидеры украинской оппозиции оказались весьма провинциальны и не смогли выдвинуть адекватную моменту ответственную политическую повестку. (Не могу не отметить, что еще недавно по отношению к тем событиям с ними заигрывала российская пропаганда в противовес европейским намерениям Януковича.)

    После кровавой развязки в феврале 2014 им уже некуда было деваться, и они объявили случившуюся не без их ответственности страшную и странную трагедию революцией достоинства…

    Достоинство навечно явили те, кто погиб под пулями до сих пор не выявленных снайперов, примером достоинства стали их семьи, близкие… Но революции не случилось, потому что не произошло (и не могло произойти) смены общественной парадигмы, не появилось новой живой мечты, которую можно было осуществить в продолжение жизни тех, кто погиб… 

    В те дни политические победители в Киеве встретили в сообществе политиков и экспертов, наряду с признанием de facto их полномочий, множественный скепсис и серьезные вопросы к себе.

   Если бы Путин и его окружение были бы просто политиками нео-имперского плана, стремящимися к политическому доминированию, они сложившуюся ситуацию восприняли бы как политический подарок судьбы себе и либо просто стали бы ждать, либо стали бы со значительной перспективой «успеха» нажимать на новые власти. Но у них в тот момент уже была другая, «новая» задача: демонстративность в ответе Западу и российским либералам разных направлений…

    Есть точка зрения, что Путин и его соратники боятся улицы, особенно после Москвы-2011, что они испугались Украины в этом плане. Возможно, но я полагаю, проблема гораздо глубже: они решили, что пришел момент для публичной демонстрации антигорбачевского реванша, для отказа от обратной связи с прозападными гражданами (при всей условности такой категории) и западным политическим сообществом как таковым, с раздражающей их панъевропейской политической цивилизацией.

    Последовал отказ России признать уход Януковича с должности президента по факту его  самоустранения от обязанностей с предъявлением новым властям очень жестких требований, не выполнимых просто даже по форме. Под предлогом такого отказа и под предлогом положений Договора о Черноморском флоте, позволявших вводить в Крым войсковые континенты очень большой численности по соображениям безопасности РФ, была осуществлена оккупация Крыма с последующим провозглашением его независимости, в плане права якобы оправданным косовским прецедентом и последующей мгновенной аннексией. 

    Пока не будет найдено какое-либо политическое решение по Крыму, этот факт так и будет висеть на России как обвинение в прямой агрессии. (А многие добавят: с точки зрения международных правил, небывалой в Европе со времени Второй мировой войны.) На каком-то краю удалось избежать массового кровопролития в Крыму, и это в очень существенной мере заслуга тех, кто в тот момент принимал решения в Украине. Они солидарно удержались в рамках гуманности и здравого смысла, не дав взорваться пороховой бочке, хотя до этого было близко, и тогда уже совсем неизвестно, каким оказался бы сегодняшний мир…

* * *

   А потом все стало развиваться еще более стремительно и крайне трагично, привело к огромным жертвам, вызвало непоправимый моральный надлом…

   В результате авантюристических решений и лукавых эксцессов, пришедшихся на первые месяцы 2014 года, начался существенно новый этап украинской, российской и вообще мировой истории. Он унес жизни десятков тысяч людей, и отравил душу и сознание миллионов. Спонтанно оказался востребованным героизм мальчишек, пошедших в военкоматы, потому что свою землю надо защищать, даже если на нее напал самый, что ни на есть, «брат»... Совсем нежданно-негаданно кто-то открыто или безвестно проявляет общественную смелость, пытается на свой страх и риск добиться правды и мира, пускай подчас очень локально. А тем временем многие из тех, кого принято было считать в той или иной мере уважаемыми публичными интеллектуалами, несущими добро и просвещение, стали сеять ненависть, озлобление разных видов и «форматов»… Люди сбиваются в стаи, делают зло, оправдывают зло, ложь, жестокость тем или иным своим представлением об «общественном благе». Писать об этом крайне трудно: события свежи, страшны, не всегда понятны, и они продолжаются. И каждое неуместно сказанное, не так понятое слово может принести результат, противоположный желаемому. Поэтому я прервусь с хроникой, сделаю пока большой пропуск, и перейду к завершающим рассуждениям.

     Итак. Сколько людей в РФ поддерживает экспансионизм Путина? На этот вопрос ответить невозможно из-за особенностей режима. Отмечу – хотя здесь может быть и случайность, каких много: референдум в РФ по поводу Крыма так  и не состоялся… А было бы любопытно: увидеть результат после кампании агитации не только “за”, но и “против”, в условиях наблюдения, узнать распределение по регионам… А то ведь, концерт на Васильевском спуске и общее голосование - не одно и то же… Ну да ладно, это из области моей фантазии: если можно было бы реально представить себе в РФ подобную свободную процедуру, а значит - свободу слова, независимые влиятельные СМИ, свободные выборы, – политический курс Путина был бы в принципе невозможен.

    Общий вопрос, который стоит в отношении политического режима Российской Федерации, построенного на необольшевистских патримониалистских отношениях, и конкретной политической линии этого режима, и в отношении всего наследия большевистских патримониалистских отношений повсюду в бывшем СССР - это вопрос: как победить дракона и при этом в него не превратиться… Как преобразовать эти общества и их институты таким образом, чтобы милитаризм и вендетта, сиюминутная или же “историческая”, ушли на второй план перед лицом усилий по мирному развитию, перед лицом перспективы формирования общества ответственных творческих ищущих людей, индивидуальностей и личностей, – таких людей, для которых свобода и справедливость представляют собой важнейшую общественную ценность, именно ту, которую они готовы защищать с большой твердостью своего характера… Которую, впрочем, они вовсе не стремились бы демонстрировать… 

     Давайте помечтаем, что такое всё еще возможно...

____________________________

© Коган-Ясный Виктор Валентинович