Pavel Matveev 

23 января 2018 

https://www.facebook.com/profile.phpid=100009229842225&hc_ref=

ARQbZpNvQg4YXSSZJYgpxnIYO1EiARTQhpKRx0J3EOtfz9xb29z6NLSF9tlPyfw5YPc&fref=nf

(23 января 1938, Барабинск — 8 декабря 1986, Чистопольская тюрьма КГБ СССР)

 Анатолий Марченко прожил 48 лет, 10 месяцев и 16 дней.

     Пятнадцать с лишним из них он провёл в советских тюрьмах и концлагерях, ещё пять — в ссылке в Восточной Сибири. После выхода из концлагеря по завершении первого политического срока в октябре 1966 года и до последнего, шестого по счёту ареста в марте 1981-го — на свободе без ментовского и гэбистского «надзора» он находился чуть больше года — ровно до тех пор, пока не написал и не запустил в Самиздат свою первую книгу — «Мои показания».
       В предисловии к ней он писал:

    «Когда я сидел во Владимирской тюрьме, меня не раз охватывало отчаяние. Голод, болезнь и, главное, бессилие, невозможность бороться со злом доводили до того, что я готов был кинуться на своих тюремщиков с единственной целью — погибнуть. Или другим способом покончить с собой. Или искалечить себя, как делали другие у меня на глазах.
    Меня останавливало одно, одно давало мне силы жить в этом кошмаре — надежда, что я выйду и расскажу всем о том, что видел и пережил. Я дал себе слово ради этой цели вынести и вытерпеть всё. Я обещал это своим товарищам, которые ещё на годы оставались за решёткой, за колючей проволокой.
    Я думал о том, как выполнить эту задачу. Мне казалось, что в нашей стране, в условиях жестокой цензуры и контроля КГБ за каждым сказанным словом это невозможно. Да и бесцельно: до того все задавлены страхом и порабощены тяжким бытом, что никто и не хочет знать правду. Поэтому, считал я, мне придется бежать за границу, чтобы оставить свое свидетельство хотя бы как документ, как материал для истории».

    Анатолию Марченко удалось выполнить поставленную перед собой в большевистских застенках задачу. Его книга, получившая широкое распространение в Самиздате и опубликованная по-русски и в переводах за пределами Большой Зоны (как называли советские политзаключённые «первое в мире пролетарское государство»), стала первым достоверным свидетельством о существовании системы концентрационных лагерей и тюрем для политзаключённых в постсталинском Советском Союзе.

    За это тоталитарный режим расправился с Марченко с неимоверной жестокостью. 4 августа 1986 года, отбывая очередной многолетний тюремно-лагерный срок по обвинению в «антисоветской агитации и пропаганде», Анатолий Марченко объявил бессрочную голодовку с требованием немедленного освобождения всех советских политзаключённых — без принуждения их подавать так называемые «помиловки» (прошения о помиловании с отказом от продолжения «враждебной социализму деятельности»).

    Продолжавшаяся в течение 117 суток голодовка привела к полному истощению физических сил организма Марченко. Советский режим на выдвинутые им требования не реагировал, делая вид, что его это не касается. Одновременно лубянские эмиссары, приезжавшие в Чистопольскую тюрьму, настойчиво уговаривали Марченко согласиться на эмиграцию «по еврейской тропе» — то есть по фальшивому израильскому вызову. Такое же психологическое давление оказывалось и на его жену Ларису Богораз. Понимая, что вопрос стоит не только о его собственной жизни, но и о жизни жены и сына, в конце ноября 1986 года Анатолий Марченко согласился прекратить голодовку. Через десять дней тюремное начальство сообщило Ларисе Богораз о смерти её мужа. Что стало причиной трагической развязки — с полной точностью не установлено до сих пор.

     Волна возмущения и негодования, поднявшаяся в странах свободного мира после известия о гибели Анатолия Марченко в советской тюрьме, была столь мощной, что накрыла коммунистическую мафию со всеми её рубиновыми сатанинскими пентаграммами на кремлёвских башнях. Стремясь хоть как-то компенсировать политический ущерб в глазах руководителей стран Запада, с которыми он надеялся наконец полностью нормализовать отношения и завершить «холодную войну», генсек ЦК КПСС Михаил Горбачёв принял решение о переходе от слов к делу. И, не отказываясь от привычной ему пустопорожней болтовни, начал осуществлять свои куцые политические реформы. 

    Первым шагом на этом пути стал его телефонный звонок в Нижний Новгород, где вот уже почти семь лет находился в ссылке академик Андрей Сахаров. Горбачёв объявил моральному лидеру советского диссидентского движения о том, что ссылка его окончена и он может вернуться в Москву и жить безо всяких ограничений и притеснений. В ответ Сахаров напомнил ему о гибели Марченко и в свою очередь потребовал выполнить выдвинутое им требование — немедленно освободить всех политических заключённых. Горбачёв пообещал предпринять «соответствующие шаги в этом направлении».

    Два месяца спустя начался Февральский отпуск — первая в послехрущёвском СССР массовая амнистия политических узников советского тоталитарного режима.

     Формально их освободил Михаил Горбачёв. Фактически — Анатолий Марченко. Ценой своей жизни.