Невидимая стрелка

(О стихах Виктора Шостко)

Поэзия многообразна и многогранна, как и сама жизнь. Поэтому и ее понимание, толкование, анализ, восприятие - бывают самыми разными. Одни ценят в стихах гражданское начало, открытую публицистичность, способность поэзии возбуждать и воспитывать патриотические, нравственные чувства, другие - мысль, помогающую читателю в постижении сложности и противоречивости бытия, третьи - подчеркивают первостепенность эстетических, художественных качеств, образных средств языка, четвертые - формальные признаки, прокладывающие новые поэтические пути… У них, как правило, больших поэтов, нередко все это бывает органично слито. У других - встречаются разные сочетания названных качеств. Но есть, на наш взгляд, одно свойство поэзии, которое, собственно, и делает ее поэзией, независимо от форм стиха: классического (рифмованного), белого, свободного… Это та лиричность, то выражение энергии души и сердца, которые высказаны не прямо, а в подтексте, иносказательно, образными средствами поэзии. Вот это-то и составляет тайну поэзии, ее чудо. Когда в описанной ситуации деталью, метафорой раскрывается глубина, погружение в которую и есть открытие чуда поэзии. Такое восприятие поэзии требуют и сопереживание подготовленного читателя, его ожидания настроя на встречу с удивительным миром лирики, говорящей о самых главных, "болевых" точках поэзии: любви и смерти.

В огромном потоке современных стихов, часто заряженных громогласной патетикой, примитивным графоманством, чисто формальными изысками, истинная поэзия, увы, встречается редко.

Такую радость несут в себе стихи Виктора Шостко. Одну из своих книг он назвал "Четвертая стрелка", объясняя это название так: на циферблате часов у нас три стрелки, но есть еще одна - внутреннее время, наше собственное переживание текущих событий, истории, отношение к будущему. Оно-то как раз точнее всего и "измеряется" поэзией. Невидимая стрелка нашего отношения к миру и высчитывает масштаб, глубину личности поэта, его умение (если это слово можно употребить, рассматривая истинное творчество) раскрывает свой внутренний мир и через него - мир окружающий.

Внешне неброские, даже скупые стихи В. Шостко таят в себе большое внутреннее напряжение. Оно сопряжено с мыслью и чувствами автора, облученными непреходящими тревогами бытия. За его строками возникает сложный, драматический мир глубоких переживаний. Они воздействуют на читателя, будят его воображение и делают его соавтором поэтических строк. А дальше… А дальше все зависит от глубины и масштаба души самого читателя.

Это все о нас с тобой, мой дорогой читатель. Нас с тобой везут на погост, где "напряглись кони" в ожидании очередного "дара", от нас уходит женщина, наша жизнь "так трудна, словно жаль ей дня, бесплодно прожитого".

В поэзии каждое слово, а особенно их сочетания, должны нести смысл, усиливающий главную мысль стиха и, в свою очередь, усиленный всей целостностью произведения. Обратимся к первому стихотворению предложенной подборки. Здесь языковая деталь, звук, цвет, движение, противопоставление "работают" на создание целостного образа. Слова "похороны", о чем идет речь, здесь нет вообще, но как глубоко выражена печаль, скорбь переживаемого…. Многозначность концовки "горит" главной краской и завершается недосказанностью уходящей куда-то в глубину тайны и смерти.

Не будем заниматься подробным литературоведческим анализом стихов В. Шостко. Искушенному читателю они обо всем расскажут сами. Отметим лишь главную особенность его творчества. "Репродукция" - так назвал автор подборку своих стихов. Название многозначно. Это и картина, нарисованная настоящим зрелым автором, который подмечает в ее изменчивых переливах вечное начало и вечное струение, и передает это вечное струение тонкими, психологически верными штрихами.

К сожалению, ростовским любителям поэзии имя Виктора Ивановича Шостко известно еще недостаточно. Член Союза писателей России, автор трех поэтических сборников, он сравнительно недавно живет на Дону, приехал к нам из Казахстана, перенесенный волной перемен последнего десятилетия. Я думаю, его прекрасные стихи доставят еще немало радости ценителям поэзии.

Владислав Смирнов,
доктор филологических наук



Р Е П Р О Д У К Ц И Я


* * *
Улетит и обратно вернется
Скорбной медью подхваченный стон.
За толпою подлесок плетется,
Подступая с обеих сторон.
К вековечной привыкшие дани,
Где-то корни земли напряглись.
О, как медленно движутся сани!
О, как быстро проносится жизнь!
Что же ей не жилось в человеке?..
Опустевшая маска лица
Отчужденьем, застывшим навеки,
Потрясает людские сердца.
Конь ступает походкой несмелой.
А на всем их печальном пути
Снег лежит удивительно белый,
Словно целая жизнь впереди.


* * *
Когда мороз звенит, как сталь,
И солнце позднее багрово,
Душе так трудно, словно жаль
Ей дня, бесплодно прожитого.
Не видит взгляд, лишенный сна,
Не слышит слух, блуждая где-то,
За что душа осуждена
Опять сживать себя со света.
Ей ночь покоя не сулит,
Тщетой издерганной в итоге.
И воздух тягостно скрипит
Под каждым шагом на дороге.


* * *
В черном инее стынет ограда,
Тяжела и стройна. А за ней
Светлый обморок зимнего сада,
Остановленный танец ветвей.
Стынет ветер, упавший с разбега.
Он в изгибе сугроба притих,
И лавина летящего снега
На ветвях задержалась на миг.


Варлам Шаламов

Вступил Шаламов в храм Господень,
Всей плотью пропуская свет,
И стал угодникам угоден
Обличьем, высохшим на нет.
О чем он думал в гулком храме,
Где нарисованный Господь
Мог видеть в ямах под глазами
Давно растаявшую плоть?..
Стоял он с думой потаенной,
Ни в чем сограждан не виня.
Струился свет, осуществленный
Из духа, мрака и огня.
Парад святых в неслышном слове
Сулил страдальцу благодать.
Он был пред ними невиновен,
А вот они пред ним - как знать.
Но враг гордыни и холуйства
Среди настороженных лиц
Не снизошел до богохульства
И не упал пред ними ниц.
Он вспомнил нары, пепелище,
Рудник, грохочущую клеть...
И долго шел в свое жилище,
Чтоб дверь открыть и умереть.


* * *
В глубине печальных глаз
Падает звезда.
Ты уходишь каждый раз
В звук и в никогда.
Ни в пожатие руки,
Ни в потухший взор,
Ты уходишь вопреки
И наперекор.
Обезличенный подъезд.
Люди на бегу.
Ты мой самый грешный крест
На моем веку.
Ты уходишь, за собой
Обрывая нить.
Мне концы ее судьбой
Не соединить.
В глубине печальных глаз
Падает звезда.
Ты уходишь каждый раз
В звук и в никогда.


Репродукция

В годы иные, в иной стороне
В сельском музее случайная встреча
Не оттого ли волнует вдвойне,
Что тиражом не размыта предтеча.
Как он пробился, взыскующий взор,
Робко подчеркнутый тенью опаски,
Сквозь изнурительно-вязкий раствор
И нестерпимо-вульгарные краски?
Таинство, будучи схвачено вдруг
И заключенное в форму овала,
Веет повсюду свободно, как дух,
Сквозь тесноту и поверх матерьяла.
В это лицо, как в небесную твердь,
Что просияло от вещего слова,
Можно и должно смотреть и смотреть
И не желать откровенья иного.