 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
Песнь первая 1 Я сплю. Во сне я вижу разные сны; сны о судьбе человечества, грезы о будущем нашего мира... Сны, душераздирающие, мрачные и тяжелые, как и реальный мир. Но я не могу не видеть этих снов, потому что я сплю... Кто-то стукнул в окна моей комнаты. «Кто стучит?» – спросил я, проснувшись. «Я, ветер весенний!» – ответил он, еще раз ударяя в окна. «Противный ветер Пекина?» «Я, ветер весенний!» «Что с тобой происходит?» «Новая весна наступила!» «Даже если весна уже наступила, относится ли это ко мне? Я теперь сплю и вижу сны о <реальном> мире. Даже если весна наступила... «Весна наступила, настоящая весна наступила! Настоящая весна, много прекраснее твоих снов». «Глупости...» «Новый цветок расцветет в мире». «Какой цветок?» «Красный цветок, кроваво-красный ландыш! Скорее вставай и приветствуй новую весну! Еще запоет прекрасная птица». «Какая птица?» «Красная птица, красный лебедь!...» «Этот лебедь поет душераздирающую песню перед своей смертью?» «Нет. Но перед смертью этот лебедь поет красную песню, кроваво-красную песню». «Ба! Если ты лжешь, ты должен говорить искуснее. Что это за красная песня?» «Ты не веришь этому?» «Но кто мог бы поверить? Не стучи больше в окна. Я сплю и вижу сны». «Это важно? Я буду снова стучать в окна», – сказал он и сильнее ударил. «Увы, ветер Пекина! Ты слишком навязчив и шаловлив!» – сказал я, уже совсем проснувшись. 2 Кто-то с силой постучал в двери. Я догадался, что вернулся "мой мальчик", которого я так называл. Ему было лет 16 или 17, моему студенту, который жил вместе со мной. Я отпер дверь и моя догадка подтвердилось: стучался мой мальчик. Он вошел в комнату, но минуту ничего не говорил, лишь задыхался. «Что случилось с тобой, мой мальчик?» «Мы, студенты, опять бастовали, – сказал он без сил. – И снова устроили манифестацию». «Произошла стычка или что-то подобное?» «Да, мы были избиты полицейскими и солдатами», – ответил он негромко. «Удары причиняют тебе сильную боль?» «Нет, боль не главное и я не чувствую боли...» «Ну, хорошо, что не чувствуешь боли», – сказал я. Мгновение оба молчали. «На больших улицах студентов били не только полицейские и солдаты, но и люди, выбегавшие из магазинов, даже обычные люди смеялись над нами, о эта толпа!» «Жаль», – сказал я с улыбкой. «Дядюшка, дядюшка», – он закрыл лицо руками, увидев меня улыбающимся. Я подумал, что слишком жесток с ним и должен просить у него прощения. «Не плачь, мой мальчик! Я только шучу», – оправдывался я. «Шуток уже довольно, – бросил он мне. – Всюду шутят, и я не хочу больше слышать от вас шуток. Если вам жаль меня, вы должны говорить со мною серьезно», – сказал он, чуть не плача. «О чем мы поговорим серьезно? О литературе или об эсперанто?» «Не об этом!» «Так о чем же?» Он пристально взглянул мне в лицо, не моргая. «Отчего ты так смотришь на меня?» – спросил я. «Расскажите мне о красном цветке!» – сказал он вдруг. Изумленный этими словами, я лишь раскрыл рот и воззрился на него круглыми глазами. «О красном цветке?» «Да, о кроваво-красном, красном ландыше...» «И о красной птице, кроваво-красном лебеде?» «Есть и такой рассказ?» – на сей раз изумленно выговорил он. «И красная песня, кроваво-красная песня... Ну, не спеть ли мне?» – видя его изумленное лицо, вновь я не смог сдержать улыбки. «Вы будете еще шутить?» – он едва не плакал. «Ну, не плачь! Я не буду шутить...» «Говорят, в вашей стране точно есть красный цветок, не так ли?» «Даже если и был такой цветок, он увял, не раскрывшись». «Так правда, что цветы не могут расцвести без света и солнечного тепла», – пробормотал он себе и сказал: «Но, дядюшка, в эту страну скоро непременно придет время, когда красный цветок расцветет». «Отчего ты это знаешь?» «Оттого, что вскоре взойдет солнце...» Я улыбнулся. Мгновение оба молчали. Внезапно он подумал о чем-то и крепко сжал мои руки. «Дайте мне ваш красный цветок, пусть даже увядший!» «Эй, мой мальчик, что ты говоришь?» «Вы же знаете». «Не знаю». «Так значит, и вы не хотите дать мне красный цветок, хотя вы так любите меня...» Он горько улыбнулся и высвободил мои руки. Он подошел к окну, прижался заплаканным лицом к стеклу и взглянул на темный мир, подвластный темной ночи. Откуда-то послышалось кукареканье. «Это третьи петухи», – сказал он. Где-то снова закричал петух. «Дядюшка, это уже третьи петухи», – снова сказал он и пристально посмотрел на восток. Он страстно ждал восхода солнца. Видя, что он с таким воодушевлением ожидает восхода солнца, я не смог больше сдерживаться. «Мой мальчик, я расскажу тебе о красном цветке, но не жди больше солнца!» «Отчего? «Оттого, что солнце не взойдет». «Никогда?» «Возможно, никогда». «Но уже были третьи петухи». «Могли быть и три тысячи третьи. Неужто ты веришь, что солнце поднимется тут же, едва пропоют петухи?» «Я лишь желаю этого. Итак, дядюшка, что же делать, чтобы солнце взошло?» – он зарыдал, как дитя, и слезы брызнули из его глаз. Я пытался утешить плачущего мальчика всеми искренними словами, которые я выучил на восточных языках, но все было напрасно. Я лишь уложил его, положив его голову к себе на колени, и начал рассказывать о красном цветке. «Сейчас я расскажу о красном цветке…» Услышав это, он немного успокоился. Горючие слезы, однако, еще лились из его глаз и тело вздрагивало, как после долгих судорог.
Песнь вторая 1 "Сказание о красном цветке действительно есть в одной стране. Долгое время правят в той стране король Холод и королева Тьма. Их двоих детей зовут Ярость и Жестокость. Первый министр,которого называли Разбой, и маг, зовущийся Безденежье, были одними из их самых верных придворных. Как же ты смог бы понять нищету народа этой страны под их правлением? И как я смог бы выразить нужду этой страны моим косным языком? Разумеется, никакая речь, никакое перо не в состоянии описать такое убожество и тоску этой страны. Все жители страны, вставая с постели и ложась в постель, – (в той стране простые люди, кроме ученых, не могут различить день и ночь; они называют день подъемом с постели, а ночь – возвращением в постель), – всегда теряют путь, сталкиваются с другими людьми и предметами, опрокидываются в грязь, падают в глубокий ров... Они всегда дрожат из-за короля Холода, съеживаются душой из-за королевы Тьмы. Принцы Ярость и Жестокость возглавляют своих приверженцев, напевая Национальный Гимн: Бей, бей, повали, Коли, коли, умертви! – и, как обезумевшие псы, проносятся по стране, спят ли жители этой страны или бодрствуют, и мужчин избивают, женщин уводят с собой, детей пугают, всей стране угрожают. Увы, таких сцен никто не видит в твоей стране, мой мальчик! Первый министр Разбой непрестанно издает приказы, спят ли жители этой страны или бодрствуют: жертвуйте деньги, отдавайте детей, идите туда или сюда. И верный маг Безденежье исполняет его приказания. Жители этой страны всегда дрожат, даже во сне. Не только засветить лампу или фонарь, но даже зажечь факел – непростительное преступление против королевы Тьмы. Если бы кто-то хотел сделать улицу или дом более теплым, более уютным, даже если бы это было лишь желанием, это – непозволительное преступление против короля Холода. Разумеется, людей за такие преступления строго карали». Мальчик совсем уже перестал всхлипывать, поднял милое лицо, мокрое от слез, и глядел мне в лицо изумленными глазами. – Дядюшка, этот рассказ не слишком ужасен. – Да, но есть куда более ужасные рассказы. Разумеется, не надо и говорить, что это уже не сказки, а реальные истории... – И что случится в той стране? Весенний ветер вновь ударил в дверь и окна. Более чем трехтысячное кукареканье вновь возвестило приход зари... 2 "Страна полностью впала в нищету, и жители лишь надеются, как ты, что солнце должно взойти, и лишь этой надеждой живут они из поколения в поколение. Король Холод и королева Тьма также убеждают их, чтобы они спокойно ожидали восход солнца, и даже обещают уступить свой трон солнцу, когда оно придет в страну, и обещают, что сами король с королевойстанут жить на равных с остальнымичленами нации. Отчего? Оттого, что править страной становится трудно. Поэтому ожидание восхода солнца становится долгом жителей страны, и они еще более послушно ожидают солнце. Но как они ни ждут солнца, лишь в стране короля Холода и королевы Тьмы солнце никогда не восходит, хотя в других странах солнце восходит и заходит. Жители этой страны все же не знают, что делать. Тем временем у короля Холода и королевы Тьмы рождается третий сын, который зовется Отчаяние. Тогда в страну прибыл один чужеземец, по имени Надежда, великий ученый, знающий о многих вещах. В той стране полагают, что нет никого более достойного презрения, чем чужеземцы; но он был еще более отвратителен, чем другие, поскольку он, с подъема и до возвращения в постель, не только изучает предметы, неприличные в темной стране, но и даже предполагает устроить несчастья во всех странах. Говорят, он когда-то заявил, что солнце никогда невзойдет до тех пор, покуда страной властвовали бы король Холод и королева Тьма, и что жители никогда не смогли бы быть счастливы, пока солнце не взошло бы. Жители той страны, однако, верят, что их страна – самая счастливая в мире,и хоть они всегда живут в несчастье, но никогда не подвергают это сомнениям. Услышав речь ученого Надежды, никто из почтенных жителей не верит в это. Лишь беспокойные, храбрые юноши не могут избавиться от этой заботы, и наконец они находят, что их страна не является счастливой. Услышав это, принцы Ярость и Жестокость направляют своих приверженцев, громче распевая гимн: Бей, бей, повали, Коли, коли, умертви! – и еще более яростно нападают на эту страну. Первый министр Разбой и маг Безденежье еще вернее служат королю Холоду и королеве Тьме. Тем временем родившийся принц Отчаяние быстро растет. Несмотря на это, беспокойные, смелые юноши продолжают свой спор. И наконец они пришли к ученому Надежде за советом: «Что нам делать, чтобы осчастливить темную страну?» – спросили они его. «Если вы вырастите красные цветы по всей стране, тогда станете счастливы», – кратко ответил ученый. Так как в стране было множество семян красных цветов, беспокойные юноши тут же посеяли их во дворах школ и храмов, на стадионах, в парках городов и во всех полях». Мой мальчик воодушевился, поднял голову и взглянул мне в лицо: «Распустились ли красные цветы?» «Нет, ни один из них не раскрылся». Он вздохнул и глаза еговновь увлажнились. Более чем трехтысячное кукареканье уже возвестило приход зари. Весенний ветер легонько стукнул в окна и прошептал: «Однако на сей раз расцветут красные цветы, кроваво-красные ландыши...» Но этого не услышал мой мальчик, который положил свое лицо мне на колени. 3 «Нетерпеливые храбрые юноши вновь отправились к ученому Надежде и сказали: «Хотя мы всюду сеяли семена красных цветов, ни один цветок не раскрылся». «Потому что еще не хватает тепла и света», – спокойно ответил ученый. Услышав это, юноши растерялись. «Но ведь у нас нет другого средства, кроме ожидания восхода солнца. Разумеется, не хватает солнца и тепла, потому что здесь страна короля Холода и королевы Тьмы». Они все отчаялись. Ученый Надежда улыбался, потому что заметил, что жители этой страны верят, будто у каждой страны – свое собственное солнце, и выхода нет, даже если солнце восходит над другими странами, но не над их страной. Заметив это, ученый Надежда не смог удержать улыбки. «Я должен искренне просить у вас прощения, однако в мире есть только одно солнце, которое издавна дает тепло и свет всему миру. Но тепло и свет не могут достичь этой страны из-за властвования короля Холода и королевы Тьмы и из-за атак принцев Ярости и Жестокости. Если бы короля Холода и королевы Тьмы не было в этой стране, вы непременно видели бы теплое и светлое солнце. Если бы в стране расцвели красные цветы, тогда, конечно, исчезло бы все, мешающее вам теперь увидеть солнце». Услышав его речи, юноши опечалились и даже потеряли храбрость. «Но ведь не хватает света и тепла, чтобы цветы распустились?» – снова спросили они. Ученый Надежда вновь улыбнулся. «Тепла и света, чтобы распустились цветы, достаточно в любой стране», – сказал он с улыбкой. Нетерпеливые юноши пристально взглянули ему в лицо. Среди них был один, которого звали Стремление, он походил на тебя, мой мальчик, и был самым отважным и благородным юношей. Он взглянул в лицо ученому Надежде. С улыбкой он рассек себе грудь кинжалом и посадил семя красного цветка в свое сердце. И из его груди расцвел красный, кроваво-красный ландыш... Вскоре красные цветы расцвели в стране повсюду. Увидев красные цветы, король Холод и королева Тьма с принцами Яростью, Жестокостью и Отчаянием сбежали на восток, а первый министр Разбой и маг Безденежье –на запад. Тогда теплое, светлое солнце начало давать свет этой стране; тогда жители этой страны впервые научилисьжить счастливо. Но, мой дорогой мальчик, юноша Стремление, который первым рассек себе грудь, откуда расцвел красный цветок, и другие юноши не увидели сияющего, прекрасного, теплого солнца над этой страной, и не насладились счастливой жизнью под солнцем. Жизнь других юношей, так же как и юноши Стремление, стала красным цветком. Мой мальчик, да не будут забыты юноша Стремление и другие, пожертвовавшие своей жизнью, сердцем и горячей кровью для красных цветов...". Однако мой дорогой мальчик уже спал, омочив мои колени своими слезами. Я пристально смотрел в его усталое лицо, мокрое от слез, и сидел недвижимо. Откуда-то вновь послышалось более чем трёхтысячное кукареканье, весенний ветер вновь легонько ударил в окна. Мой мальчик был погружен в сновидения, и я тоже… Песнь третья 1 Толпа рабочих шумно бурлила у подножия высокой горы, вершину которой скрывало голубое облако; они желали взойти по узкому пути, ведущему к облаку на горе. По обе стороны пути от подножия горы до голубого облака цепью стоят сотни и тысячи сборщиков податей и подобных им. Они преграждают путь рабочим, которые не платят сбора, и сражаются с рабочими, идущими вперед. Тогда один юноша выбегает из толпы рабочих, и, раздав несколько монет чиновникам по обе стороны пути, спешит взойти по нему. Рабочие также на миг прекращают волнение, с завистью глядя на юношу, поднимающегося по горному пути. Когда исчезает его фигура, рабочие вновь начинают волнения. Я приблизился к рабочим и спросил одного из них: «Отчего вы начали волнения?» «Мы, – он бросил на меня подозрительный взгляд, – мы пришли сюда, чтобы вместе взойти на гору, но эти собаки», – он пальцем указал мне на сборщиков подати, – «эти собаки требуют от нас денег. У нас совсем нет денег, даже чтобы поесть. Как же я заплачу за то, чтобы взойти на гору?» «Зачем вы хотите взойти на гору?» – спросил я. «Говорят, что на горе расцветают красные цветы, которые могут сделать рабочих счастливыми». «Красные, кроваво-красные цветы, красные ландыши?» «Да, мы все хотим взять цветы, но эти собаки никому не позволяют подняться наверх, кроме богачей». «Что это за гора?» – спросил я. «Разве вы не знаете? – подозрительно взглянув, сказал он. – Это широко известная гора Учение, обитель класса интеллектуалов. Интеллектуалы там выращивают красные цветы, которые могут сделать рабочих счастливыми. Но можем ли мы, однако, верить мошенникам из класса интеллектуалов? Мы хотим увидеть нашими собственными глазами, но эти собаки... Хотя только что поднявшийся юноша из нашего класса и хочет взять красные цветы для нас и принести их сюда, однако можем ли мы доверять такому юноше, получающему деньги? Все богачи – разбойники, пьющие нашу кровь!» Отовсюду кричали рабочие, и их крики стали громче. «К бою!» – закричали рабочие и двинулись вперед. В этот миг вновь из голубого облака появился юноша. «Ах, он возвращается, возвращается», – видя его, громко сказали рабочие. "Ах, скорее спускайся! Мы не собрались на пикник на горе!" – кричали рабочие. Юноша спустился, получая позволение от сборщиков податей, цепью стоявших по обе стороны пути. Когда он прошел рядом со мной, я ясно увидел, что это мой мальчик. Его глаза сияли и его лицо раскраснелось. Вернувшись, он с жаром заговорил с рабочими, которые все слушали его, широко раскрыв рты. Хотя и я тоже явственно слышал его голос, однако не понял смысла его слов. Я взглянул в лицо рабочего, стоявшего рядом со мной и спросил: «Что он говорит? Я не понимаю». «И я не понимаю. Сдается мне, будто он говорит не на нашем языке». «На каком же? Я не знаю. На языке Америки?» «Нет! – сказал другой рабочий. – Это речь класса интеллектуалов, а именно язык Обучения». «Ай, ай, говори проще!» – слышались отовсюду обеспокоенные голоса рабочих. «Как красный цветок?» «Покажи нам красный цветок!» «Не надо болтать, сперва покажи красный цветок!» – кричали рабочие. «Вот красный цветок!» – мой мальчик повысил голос, перекрывая шум, и поднял красный цветок над головами. Внезапно умолкли все. Красный цветок сверкал перед глазами у всех. В молчании я ясно слышал биение груди рабочих, преисполненной надежд. Спустя миг они вновь зашумели, как море в ураган. «Это белый цветок, белый цветок, окрашенный красным... белый цветок, сделанный из белой бумаги... окрашенный красной краской... сделанный из писчей бумаги и окрашенный красными чернилами...» «Обманщик, лжец! Бейте этого мошенника!... Ну!» – все закричали, сжав кулаки и приготовились броситься на моего мальчика. «Прекратите, прекратите! Он – мой мальчик!» – с криком бросился я в толпу рабочих, чтобы спасти его. 2 Видение исчезло. Холодный пот струился по моему лбу. Взглянув в лицо моего мальчика на моих коленях, я заметил, что он вздрагивает от ужаса, отвернулся, чтобы не видеть этого, и закрыл глаза. Я гладил рукой его лоб и бессознательно бормотал: "Это лишь сон, лишь иллюзия". «Я не лгу, я не хочу обманывать рабочих. Отчего же в моих руках такой красный цветок, окрашенный красными чернилами, сделанный из писчей бумаги?» – будто допрашиваемый кем-то, оправдывался он в бреду. Я гладил рукой его лицо и повторял: "Это лишь сон, лишь иллюзия". Его лицо наконец стало спокойным и он вновь глубоко уснул. Кто-то отворил дверь и вошел в мою комнату. Я интуитивно ощутил, что пришел новый сон. «Довольно. Не входи!» – хотел сказать я, но не смог. Он снова был погружен в сновидения, и я тоже... 3 Посреди безграничного волнующегося моря людей, с болью стонущих людей, появляется огромная башня, возведенная из железа и камня, как пирамида. Ее железные двери накрепко заперты, не позволяют даже ветру проникнуть. Из множества ее окон грозят пулеметы и пушки. Наверху и внизу башни, а также перед дверью стоит множество солдат, которые холодны, как камень башни, тверды, как железо двери, и недвижимо лишь озирают безграничное волнующееся море болью стонущих людей. «Откройте двери!» – ревет безграничное море людей. Молоты кузнецов топоры дровосеков, кирки шахтеров, – всё становится оружием рабочих, которые потрясают ими перед солдатами. «Откройте двери! Откройте двери!» – все больше и больше нарастает крик моря стонущих людей. Однако башня холодна, как скала из камня и железа, солдаты недвижимы, как башня из камня и железа, и флегматично взирают на это. «Откройте двери! Откройте двери!...» «Что это за башня?» – спросил я рабочего, размахивающего топором. «Это парламент...» «Парламент?» «Да», – сказал рабочий, сжимающий топор, и закричал:«Откройте двери!» – и гневно добавил мне, изумленному: «Говорят, что в нем находится красный цветок». «Красный цветок?» «Да, красный цветок, который может сделать бедняков счастливыми». «И красная птица?» – спросил я бессознательно, но это привело рабочего в изумление и он переспросил меня с непонимающим видом: «Какая красная птица?» «Красный, кроваво-красный лебедь». «Он тоже мог бы быть в нем. Мы уже послали нашего делегата, чтобы забрать из рук богачей красный цветок, который может сделать бедняков счастливыми. Но о красной птице мы не слыхали. Возможно, мы снова обмануты богачами. Отвратительные скоты! Наш делегат уже должен вернуться, но что он сейчас делает? Мы только ждем и ждем... Никому из башни нельзя доверять, все скоты, отвратительные негодяи, недостойные доверия...» «Откройте, ах, откройте!...» – закричали они громче, потрясая своими орудиями. И будто в ответ на их крик, двери самого высокого этажа спокойно отворились, а вслед за ними – двери первого, второго, третьего этажей, и вскоре все остальные двери распахнулись настежь. Сквозь раскрытые двери мы увидели внутри снежно-белую мраморную лестницу сверху донизу и прекрасные, удивительные цветы, растущие в оранжерее; по обе стороны были развешены известные картины, расставлены старинные скульптуры из разных стран; между ними стояли солдаты, неподвижные, как скульптуры, прекрасные, как картины. Тогда безграничное море людей внезапно заледенело. На лестнице спокойно показался юноша. «Он – наш делегат, удостоенный этой чести!» – сказал мне рабочий с топором. При взгляде на делегата мое сердце вновь забилось сильнее. «Ах, ах, он ведь мой студент, мой мальчик», – дергая рабочего за рукав, сказал я. «Глупости! Скотина!» – сказал он мне с отвращением. Делегат спускался шаг за шагом, и приветственные крики рабочих становились все громче. За ним железные двери закрывались одна за одной, и последняя дверь тоже закрылась, когда он спустился до последней ступени. Лишь высокая башня снова стояла холодно, будто скала из камня и железа. «Где красный цветок? Покажи нам красный цветок!» – выдохнуло крик бескрайнее людское море. Тогда я действительно убедился, что он – не кто иной, как мой мальчик. Он величественно поднял руку с красным цветком, словно смоченным кровью. Тогда вновь застыло бескрайнее море людей, но лишь на миг. «Это белый цветок, белый цветок, смоченный кровью рабочих! Шпион! Злодей!» – бескрайнее море людей снова застонало, и волна топоров, кос, заступов покатилась к моему мальчику. С криком: "Это мой студент, мой мальчик!" – я бросился в толпу рабочих. «Что ты несешь? Разве ты учил шпиона? У, скотина!» – крича, рабочий с топором нацелился мне в голову. Изумленный, я упал на спину и топор вонзился мне в грудь и раскроил ее. «Он мой студент, мой мальчик...» 4 Видение исчезло. Меня била дрожь. Собравшись с силами, я взглянул в лицо моего мальчика на моих коленях. Его лицо было бледно, как у мертвеца, его мышцы были недвижимы, как у трупа. «Он умер, он умер!» – с криком я ощупывал его лоб. Он был холоден, как камень. Я хотел ощупать его грудь, но увидел, что его грудь раскроена. "Убит топором..." – подумал я и заметил, что его сердце едва бьется в груди. "Убит топором!" – подумал я вновь. Тогда я вспомнил, что и моя грудь разрублена, и увидел, что и мое пораженное топором сердце едва бьется в моей груди. В своем сердце я еле нашел увядший красный цветок. "Достань его!" – я заставил себя вынуть красный цветок из моего сердца. "Я дам его умирающему мальчику как последнюю память", – говоря так, я положил цветок на его сердце, и тогда его сердце ожило и вновь начало биться. В его лицо, бледное, как у мертвеца, вновь влилась новая таинственная жизнь и на его губах появилась печальная улыбка. «Я не шпион, я только ищу настоящий цветок. Но почему такой белый цветок, смоченный в крови рабочих, был в моих руках?» – тихо сказал он, сжимая мою руку. «Мой дорогой мальчик, я знаю, но это был только сон, только ужасное видение!» «Возможно...», – говоря это, он направил свой взгляд в другую сторону, и я тоже... Но стена там уже исчезла. 5 Передо мной появляется широкая площадь в большом городе. Слева от нее высокая гора, как гора Учения, и справа высокая башня, как башня парламента. На площади безгласно движется множество людей. Посреди нее стоят высокие подмостки для фанфар, полностью окруженные солдатами. Казалось, что люди большей частью быликрестьянами. «Что это?», указав на подмостки, окруженные солдатами, спросил я молодого крестьянина. «Это эшафот, чтобы обезглавливать или душить людей», – ответил он негромко, но с апломбом. «Сегодня кого-то убьют?» «Да, конечно». Мое сердце сразу пронзила боль. «Кого обезглавят сегодня?» «Отчего мы могли бы это знать? Хотя здесь убивают людей ежедневно, мы не знаем, кто будет обезглавлен или задушен и за что; может, есть какие-то причины, за какие-то злодеяния, не так ли?» – молодой крестьянин чего-то боялся, и, оглянувшись вокруг, он добавил более тихим голосом: «Говорят, что обезглавливают и тех, кто творил добрые дела. Но мы не образованы, мы ничего не знаем». Он прошептал мне еще тише: «Мы простые и не стоим на очереди среди людей». Изумленный, я пристально взглянул ему в лицо. «Мы людские тени», – едва слышался его голос. Мое сердце застыло. Я увидел, что он и вправду человеческая тень. Я отошел от него и приблизился к солдатам, охранявшим эшафот. Но я заподозрил, что солдаты тоже – людские тени, слегка коснулся руки одного из них и обнаружил, что он и вправду человек, и отчего-то очень обрадовался. Тот, чьей руки я коснулся, обратил свой взгляд на меня. «Кого убьют здесь сегодня?» – спросил я. «Отчего мы должны были бы это знать?» – сказал он, улыбаясь. Хотя здесь убивают людей ежедневно, мы не знаем, кто будет обезглавлен или задушен и за что, может, есть какие-то причины, за какие-то злодеяния, не так ли?» – молодой солдат чего-то боялся, и, оглянувшись вокруг, он добавил более тихим голосом, как и молодой крестьянин: «Говорят, что обезглавливают и тех, кто творил добрые дела. Но мы не образованы, мы ничего не знаем». Он прошептал мне еще тише, так же, как и крестьянин: «Мы солдаты и не стоим на очереди среди людей». Изумленный, я пристально взглянул ему в лицо. «Мы машины», – едва слышался его голос. Я дрожал, мое сердце застыло. Кто-то рассмеялся позади меня. Обернувшись, я увидел групку людей в масках, красных и черных. Они улыбались мне и я приблизился к ним. "Кого здесь сегодня обезглавят?" – спросил я одного из них в красной маске. "Мы не знаем. Ведь здесь убивают людей ежедневно..." – некто в красной маске говорил, как молодой крестьянин. Другие в красных и черных масках улыбнулись, но я не мог последовать их примеру. "Кто вы?" "Мы люди в масках". "Отчего вы носите маски, красные или черные?" "Потому что наше лицо еще не сформировалось". "Если ваше лицо сформируется..." "Тогда мы сбросим наши маски". "Когда это произойдет?" "Когда красный цветок распустится..." "Кого обезглавят сегодня?" "Отчего ты спрашиваешь нас об этом?" "Потому что мое сердце болит..." Они взглянули на меня с подозрением. "Этот, кажется, не тень... и не машина... У них свое сердце... а его сердце тоже может болеть", – перемолвились они негромко. А мне ответила красная маска, которую я спросил первой: "Сегодня обезглавят того, кто желает вырастить этот красный цветок". "Красный цветок?" "Да, красный цветок! Сегодня обезглавят того, кто мог вырастить красный цветок, чтобы осчастливить этих людей". "Где он мог вырастить красный цветок? Где он...? В парке или в поле?" "Мы не знаем, где он выращивал. Мы догадываемся, что он не растил ни в парке, ни в поле. Мы когда-то сеяли семена красного цветка в таких местах, но нигде не зацвел ни один цветок. Мы хотим спросить его, где мы должны растить цветы. Для этого мы пришли сюда". "Идут, идут!" – тени, машины, – все закричали. Они вытянулись шеренгами по сторонам и между ними появился путь, ведущий к эшафоту. По пути двигался автомобиль, покрытый черным крепом, словно гроб. На эшафоте встал палач со сияющим топором. Автомобиль, словно черный гроб, подъехал и остановился у ступеней эшафота. Несколько офицеров и солдат вытащили преступника из автомобиля и проводили на эшафот. На его груди цвел большой красный цветок. "Он мой студент, мой мальчик!" – закричал я. Солдаты силой положили его голову на высокую деревянную плаху, палач поднимает сияющий топор. "Стойте, стойте!" – с криком я вскочил на эшафот. "Стойте, стойте!..." Офицер со множеством орденов и медалей поднял руку, и палач остановил сияющий топор над головой. Людские тени и солдаты-машины замерли без движения. "Стойте, стойте!... Этот красный цветок мой, а не его. Если убивать кого-то за цветок, это должен быть я, а не мальчик..." Офицер со множеством орденов и медалей сжал пальцы поднятой руки и сияющий топор палача упал, как молния... Голова моего мальчика упала к моим ногам. "Увы, мой дорогой мальчик, мой дорогой..."
Финал 1 Видение исчезло. Я всхлипнул, закрывая лицо обеими руками. "Ложь, ложь! Этот цветок мой. Это красный цветок, который я вырастил кровью и теплом в моей груди", – бредил мой мальчик. "Мой дорогой мальчик, мой дорогой..." Весна стучалась в окна сильнее. "Новая весна пришла. Отчего вы не просыпаетесь и не приветствуете ее?" Он проснулся. "Дядюшка, кто стучал в двери и окна?" "Никто". "Я ясно слышал". "Ну, это был весенний ветер". "О чем говорил этот весенний ветер?" "Нет, ничего..." "Я ясно слышал: "Новая весна пришла. Отчего вы не просыпаетесь и не приветствуете ее?" Он встал. Солнце поднялось выше. "Дядюшка, я пойду". "Куда?" "Туда. Пойдете ли вы со мной?" "Мой путь другой". "Я тоже так думаю..." – сказал он одиноко. "Мой дорогой мальчик, несмотря на то, что наши пути разнятся, мы непременно увидимся". "На эшафоте?..." Мы вместе вышли наружу. Ясно сияло небо, радостно светило солнце весны. Раскачивая ветви ивы, склоненные до земли, весенний ветер прошептал: "Весна пришла. Отчего вы еще не пробуждаетесь?" Мой мальчик улыбался. Он сказал, крепко сжав мою руку на прощанье: "Дядюшка, несмотря ни на что, я не верну его вам". "Что?" "Красный цветок, который вы дали мне!" 2 Во дворе дома я встретил хозяйку. "Ах, у вас нехороший вид. Что-то случилось?" – спросила она. "Нет, ничего". "Вы снова не спали прошлой ночью?" "Почти спал..." "С этим очаровательным мальчиком?" "Да". "Это нехорошо". "Отчего?" "И вы еще так говорите... Ну, идите немного поспать". "Я должен спать дальше?" "Разумеется. У вас нехороший вид..." Долго вздыхает ива с ветвями, склоненными до земли, и шепчет: "Попробуем распустить цветы, но не красные, к сожалению..." ...Долго, очень долго я лишь стою там, а душа моя далеко. _____________________ © Ерошенко Василий Яковлевич Комментарий переводчика Оригинальный текст на японском языке не сохранился. Вероятно, он был написан в марте-апреле 1923 года. Китайский перевод Лу Синя выполнен в апреле 1923 года, опубликован в литературной газете в Шанхае в июле 1923 года, затем в сборнике произведений Ерошенко на китайском языке «Корабль счастья». Текст, опубликованный в Шанхае, имел посвящение студентам Пекинского университета. Составитель сборника произведений Ерошенко на эсперанто Минэ Ёситака писал: «Известно, что автор продиктовал это произведение японскому юноше по имени Ёнеда Годзо (Yoneda Gôzô, 15.07.1906-09.05.1999. – Ю.П.), затем Karl G. Yoneda в США, который посетил его в феврале 1923, и, проведя с ним два месяца, помогал ему в написании произведений. Закончив писать в апреле, Ерошенко оставил Пекин и отправился на север на родину. Юноша сопровождал его во время поездки до Тянцзиня. <…> После написания «Трагедии цыпленка» автор возвращался в Россию, которая стала Советской во время его пребывания в зарубежных странах. Спустя недолгое время он вернулся в Пекин и написал три других произведения. (В том числе «Красный цветок». – Ю.П.) Мы допускаем, что в Москве и на родине он уже видел негативную, темную сторону большевистской революции, уже предвидел угрозу сталинизма и намекал на нее в этих произведениях». Мой перевод был выполнен еще в 2007 году по изданию на эсперанто: V. Erosenko: Cikatro de Amo. El la cina tradukis Shi Chengtai kaj Guozhu. Eld. Japana Esperanta Librokooperativo, Toyonaka, 1996. 114 p. В этой книге был дан перевод текста на эсперанто, сделанный с китайского языка. Я не стремилась публиковать собственное изложение текста на русском языке, понимая, что перевод с перевода, еще и неоднократный, противоречит всем современным нормам подготовки текстов к печати. Однако этот текст Василия Ерошенко со времени его создания в 1923 году и до сих пор – 95 лет! – никогда не был опубликован на русском языке. В Украине в 2015 году был опубликован перевод на украинский язык В. Пацюрко, выполненный также по изданию Ёситака Минэ на эсперанто. Несмотря на все оговорки, я все же приняла решение публиковать текст собственного перевода, как он есть, к 95-летию первой публикации китайского текста в Шанхае. Ожидать в ближайшее время появления прямого перевода на украинский и русский языки с китайского текста не приходится, но возможно, что этот несовершенный и схематический вариант послужит толчком к его появлению. Роль эсперанто как языка-посредника при переводах хорошо известна с начала ХХ века, и есть случаи, когда этот инструмент себя оправдывает, а переводы при его посредстве отличаются достаточной точностью. С другой стороны, без произведений Ерошенко, созданных уже после его высылки из Японии и посещения СССР, невозможно понять и самого Ерошенко, и его творчество невозможно анализировать и оценивать. Таким образом, не стоит оценивать художественную сторону этого произведения и его авторскую поэтику, – это невозможно, но можно ознакомиться с сюжетом и идеями в ожидании лучшей работы и прямого перевода, который рано или поздно будет создан. В настоящий момент «Красный цветок» В.Я. Ерошенко никогда и никем не был прокомментирован, несмотря на то, что ряд эсперантистов опубликовали рецензии на издание еще в конце 1990-х – начале 2000-х годов. Киевская публикация 2015 года представляет собой простое воспроизведение текста на эсперанто и его перевод, как это часто принято у эсперантистов, не являющихся исследователями и профессионалами-филологами. Образная ткань текста Ерошенко «Красный цветок», его символика и композиционная структура, библейские отголоски и влияние творчества В.Гаршина, Л. Андреева и других писателей-символистов на творчество Ерошенко – тема отдельного исследования, которое я в дальнейшем опубликую. Кроме того, история побега японского юноши Ёнеды в Пекин к Ерошенко и их жизни в Пекине и отношений – это уникальный человеческий опыт. Символически Ерошенко показал, что наставник и ученик – едины, сколь бы кратким нb было их реальное знакомство и взаимодействие. О Карле Ёнеде можно прочесть здесь: https://en.wikipedia.org/wiki/Karl_Yoneda Благодарю библиотекаря Дэвида Парду (David Pardue), США, за предоставленные сведения и выписки из воспоминаний К. Ёнеды: «I eagerly read the works of Gorki, Tolstoi, Dostoevski, Pushkin, Bakunin, Kropotkin, Marx, Engels, Voltaire, Zola, plus the works of well-known Japanese anarchists and socialists. I also avidly read Japanese novels. In fact, I read everything I could lay my hands on». (P.8) «The writers who influenced me most during my fifteen-sixteen-year-old period were Rousseau, Kropotkin and Vasily Eroshenko. The latter was a blind Russian anarchist and Esperantist who came to Japan in 1919. He wrote fairy tales in Japanese which deeply fascinated me. Expelled from Japan for associating with anarchists, Eroshenko went to China in 1921 to teach Esperanto at Peking University. In 1922 I set out to locate this blind writer because I wanted to become fluent in Esperanto and acquire the know-how of writing children's stories from him. Without informing my mother and with very little in my pockets or on my back, I began hitchhiking to Peking while working at odd jobs along the way. In the port of Shimonoseki I became a coal discharge longshoreman to earn money for the ferry to Pusan, Korea. I worked as an apprentice in a Pusan glass factory. I then traveled up to Mukden in Manchuria where I became a delivery boy for a tobacconist. I traveled the final leg to Peking by train. The trek took four months. I found and stayed with Eroshenko for a productive two months. He dictated fairy tales to me and paid me for the work, enabling me to pay for my fare back to Japan. I have very fond memories of this six-month experience». (Р.9) // Yoneda, Karl G. Ganbatte: The Sixty-year Struggle ofa Kibei Worker. Los Angeles: Resource Development and Publications, Asian American Studies Center, University of California, Los Angeles, 1983. _________________________________________ © Перевод с эсперанто и комментарии Юлии Патлань |
       
|
