Из отрывков этих мы мало что узнаем о претендующих на то, чтобы разделить ложе с царицей. Все они не боятся смерти по разным причинам. Первый не боится, так как он воин и ходить под смертью – его ремесло, второй – потому что он философ, получивший образование в «Саду Эпикура», школе, где афинский мудрец учил преодолевать страх перед смертью, третий – юноша, которому о смерти думать рано: он весь во власти любовных фантазий. 

    Клеопатру Александр Сергеевич характеризует более подробно. Она высокомерна, пресыщена властью и роскошью. Следует отметить, что царица вовсе не нимфоманка, лихорадочно ищущая новых партнеров (обещания показать трем смельчакам небо в алмазах – всего лишь обещания), свой проект она тщательно обдумывает. Не совсем понятно, какое равенство она предлагает соискателям. Они изначально не ровня ей. Клятвенно заверяя исполнить любые фантазии клиентов за определённую плату, она меняет знак неравенства: теперь она не ровня им. И только обезглавливание – такова цена оказанных услуг – уравнивает её и мужчин: мужчина без головы равен женщине с головой. Если же без шуток, то точнее Ф. М. Достоевского о пушкинской Клеопатре не скажешь: «…В прекрасном теле ее кроется душа мрачно-фантастического, страшного гада: это душа паука, самка которого съедает, говорят, своего самца в минуту своей с ним сходки.» [1]. 

     Нужно уточнить: в этом противостоянии смельчаки платят за свою любовь своею жизнью. Царице они платят за профессиональные услуги, а не за любовь. 

     Исследователи сходятся в том, что тема Клеопатры, начатая в стихотворении 1824 года и продолженная в стихотворении 1828 года, позже раскрывается Пушкиным в следующих прозаических произведениях, обозначаемых как: «Повесть из римской жизни», «Египетские ночи», «На углу маленькой площади», «Гости съезжались на дачу…», «Мы проводили вечер на даче…». В четырёх последних тема опрокинута в пушкинское время, при этом считается, что в трёх последних роль Клеопатры уготована Пушкиным порывистой и страстной Зинаиде Вольской (в «Маленькой площади» она просто Зинаида). В свою очередь, по мнению большинства исследователей жизненным прототипом Вольской была Аграфена Фёдоровна Закревская [2] и, судя по следующим строчкам из стихотворения «Фея», страстно влюблённого в неё Евгения Баратынского для мнения этого есть основания: 

Всегда дарам своим предложит

Условье некое она,

Которым, злобно смышлена,

Их отравит иль уничтожит...

    Но как всё и вся у Пушкина, Клеопатра двойственна. Я говорю не о высоком социальном статусе, сосуществующем в ней с психологией девушки по вызову. Не об этом речь. Всепобеждающая красота царицы уживается в ней с качеством, на которое я выше преднамеренно не обратил вашего внимания:

Вотще! в ней сердце томно страждет,

Оно утех безвестных жаждет 

Утомлена, пресыщена,

Больна бесчувствием она...

   Переведя четверостишие с пушкинского языка на сегодняшний, мы выясняем следующее.

1. Царица не знает, чего хочет: «безвестный» по словарю Даля есть «неведомый, незнаемый». 

2. Беда Клеопатры в том, что сердце её мается (страждет) понапрасну (вотще) по одной простой причине: она больна бесчувствием. А коли так, то обезглавливание есть результат её бесчувствия, равнодушия. Согласитесь, мужчина и в самом деле способен потерять голову от женского равнодушия.   

    Заселяя Клеопатру в современность, Александр Сергеевич понимал, что публичный торг, организованный царицей в далёком прошлом, на страницах произведения о современности выглядел бы дико. Потому-то в отрывке «Мы проводили вечер на даче…» торг трансформируется в условие, заключаемое между мужчиной и женщиной, но при этом суть сделки не меняется. Не изменилась и тема произведений: смерть мужчины есть плата за любовь. Оставлена Александром Сергеевичем и тема равнодушия. Когда Алексея Иваныча, героя отрывка, спрашивают, неужели он в состоянии был бы заключить такое условие с женщиной, которая бы его не любила (женщина, по сути подписывающая смертный приговор, не может любить смертника), он отвечает: «…Что касается до взаимной любви... то я ее не требую: если я люблю, какое тебе дело?..». 

      Но существует ещё один момент, без упоминания о котором картина конфликта будет не полной. Оказывается, в последней приведённой цитате Пушкин вторит строкам одного из своих писем: «...Я могу надеяться со временем привязать ее к себе, но во мне нет ничего, что могло бы ей нравиться; если она согласится отдать мне свою руку, то я буду видеть в этом только свидетельство спокойного равнодушия ее сердца» [3]. Эти строки о равнодушии, писанные поэтом в 1830  году и посвященные Н. Н. Гончаровой, выводят её на сцену как ещё один прототип. О том же равнодушии читаем в стихотворении, написанном в 1829 году после первого сватовства: 

Поедем, я готов; куда бы вы, друзья,
Куда б ни вздумали, готов за вами я
Повсюду следовать, надменной убегая:
К подножию ль стены далёкого Китая,
В кипящий ли Париж, туда ли наконец,
Где Тасса не поёт уже ночной гребец,
Где древних городов под пеплом дремлют мощи,
Где кипарисные благоухают рощи,
Повсюду я готов. Поедем… но, друзья,
Скажите: в странствиях умрёт ли страсть моя?
Забуду ль гордую, мучительную деву,
Или к её ногам, её младому гневу,
Как дань привычную, любовь я принесу?.. 

   И приведённые ниже отрывки из писем тоже о нём – о равнодушии:

   Сколько мучений ждало меня при моем возвращении! …Прием mademoiselle N. (Нат. Ник-ны), такой равнодушный, такой невнимательный... У меня не хватило смелости объясниться, я уехал в Петербург со смертью в душе. (Пушкин – Н. И. Гончаровой (матери), перв. пол. апр. 1830.) 

Отправляюсь, мой милый, в зачумленную Москву – получив известие, что невеста ее не покидала. Что у ней за сердце? твердою дубовою корой, тройным булатом грудь ее вооружена, как у Горациева мореплавателя.  (Пушкин – П. А. Вяземскому, 5 ноября 1830 г. Болдино.)

      Пушкин женится на Гончаровой, между нами сказать, на бездушной красавице... (С. Д. Киселев – Н. С. Алексееву, 26 дек. 1830 г.)

    Но есть у нас право говорить о Любви и Смерти в ещё более широком смысле. Не стал бы Пушкин в «Метели», написанной накануне женитьбы, цитировать 132 сонет Петрарки, если бы не был согласен с итальянцем в том, что Любовь, в принципе, равна Смерти:  

На что ропщу, коль сам вступил в сей круг?
Коль им пленен, напрасны стоны. То же,
Что в жизни смерть, –  любовь.

  Во многих произведениях, созданных в Болдино в 1830 году, это равенство просматривается. Это и дева-роза из «Пира во время чумы», несущая смерть, и Дона Анна из «Каменного гостя», любовь к которой лишает Гуана жизни, это и визуальный образ из «Гробовщика»: амур с вывески, перевернувший факел жизни. Не поняв этого, мы не сможем понять следующий вопль «счастливого» жениха Пушкина:      

Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе

Грядущего волнуемое море.

Но не хочу, о други, умирать;

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать…

    В контексте «Клеопатры» нельзя не упомянуть о Шемаханской царице из «Сказки о золотом петушке», написанной в 1834 году. Эта царица, хоть, и повеселей египетской, и орудует без деклараций, но количеству погибших от её чар Клеопатра могла бы позавидовать. Почему-то веселье и хихиканье восточной красавицы вызывают в памяти строки, не вошедшие в «Онегина»:

Закабалясь неосторожно,

Мы их любви в награду ждем,

Любовь в безумии зовем,

Как будто требовать возможно

От мотыльков и от лилей

И чувств глубоких и страстей!

    Обобщить всё изложенное попытаюсь следующим образом. Сказанное Анной Ахматовой о «Каменном госте» в полной мере применимо и к «Клеопатре»: «Трудно рассматривать «Каменного Гостя», как историческую трагедию. Она не может рассматриваться и только как решение проблемы изображения общечеловеческих страстей. Выясняется автобиографичность и современные ноты «Каменного Гостя» [4]. К этой цитате можно смело добавить соображения П. И. Новицкого по поводу «Египетских ночей»: «Не осуществлена попытка большого романа из жизни светского общества… …Почему все попытки этого рода остались незавершенными? Потому ли, что взыскательный художник не удовлетворялся обработкой темы и построением сюжета? Или потому, что тема носила слишком мучительный и острый характер, затрагивала такие общественные и личные отношения, изображение которых угрожало гибелью автору?» [5].

    Что ни говори, а Александр Сергеевич в очередной раз оказался гениальным провидцем, ведь, история его любви есть история его гибели... 

   И всё же эту невеселую главу закончу на оптимистической ноте. Все измышления мужского разума о представительницах противоположного пола, никогда не выдерживали и не выдержат противостояния с той мощнейшей программой, что в мужчину заложена, и о которой Пушкин писал следующее:

Краев чужих неопытный любитель

И своего всегдашний обвинитель,

Я говорил: в отечестве моем

Где верный ум, где гений мы найдем?

Где гражданин с душою благородной,

Возвышенной и пламенно свободной?

Где женщина – не с хладной красотой,

Но с пламенной, пленительной, живой?

Где разговор найду непринужденный,

Блистательный, веселый, просвещенный?

С кем можно быть не хладным, не пустым?

Отечество почти я ненавидел – 

Но я вчера Голицыну увидел

И примирен с отечеством моим.

«Сердце наше не в нашей воле» – такая, вот, диалектика.  

__________ 

Литература:

1. Ф.М. Достоевский. Собр. соч. в 15 тт. Т. 11. Ответ «»Русскому вестнику. - С. 198.  

2. Анна Ахматова, глубокий и тонкий исследователь Пушкина, считала, что существуют две разных Вольских, у которых два разных прототипа: «На женщину, которую Пушкин назвал Вольской (и которую не надо смешивать с Вольской отрывка «Гости съезжались на дачу» (Закревской) и в которую он был влюблен в 1830 году так, как Онегин в Татьяну), больше всего похожа Каролина Собаньская – вдова по разводу, ханжа, обладающая огненными глазами».  (Ахматова А. А. Собр. соч. в 6 тт. М.: Эллис Лак, 2002. - Т. 6 /  Две новые повести Пушкина. - С 208.)

3. Пушкин – Н. И. Гончаровой (матери), в перв. полов. апреля 1830 г.

4. Ахматова А. А. Собрание сочинений в 6 тт. М.: Эллис Лак, 2002. - Т. 6 / «Адольф» Бенджамена Констана в творчестве Пушкина. - С. 94.

5. Пушкин А.С. Египетские ночи. / Новицкий П.И. «Египетские ночи» А.С. Пушкина. Л.: Academia, 1927. - С. 49

 ______________________________

© Косулин  Владимир  Александрович