* * *

Ростов туманный, мягкий, незнакомый,

фатин к лицу ему, хоть не по летам,

и  органза. Свернув за угол дома,

невовремя становишься поэтом –

проговорить бы мир на жёсткой прозе, 

не приукрасить - вымолвить мой город,

не корчись, улица, 

грубей и проще

скажу, углы срезая Пифагору.

Эклектик-город. Город-перекрёсток

Шелкового пути с Чумацким шляхом,

ты так усерден  в том, чего не просят,

перешибаешь ёрничаньем пафос.

Ломай меня, кроши своей огранкой, 

не обойди, я там, внутри – сияю.

Ты убедил  с душевной перебранкой -

не безопасна хата та, что с краю -

я в эти  куклы больше не играю.

* * *

Эта сложность – только кажется. 

Всё и проще, и понятнее.

Если живо – всё завяжется,

порастёт мелиссой, мятою,

жизнь щедра, давай надеяться

даже там, где всё повыжжено…

Агрессивна красна девица,

не на шутку разобижена.

Книги все уже прочитаны,

на эпиграфы разобраны.

Если вы такие умные – 

почему такие мёртвые?

Но молчат на стенах классики,

усмехаясь - не отвертишься,

вытесняет даже свастику

в подсознанье человечество.

Бесконечное не познано,

безупречное не узнано,

пальцы пахнут хризантемами,

белоснежным стеблем крокуса.

Недодал Господь стервозности

не сбежишь от горькой робости,

не хочу другого глобуса,

не хочу на этом – в узники.

Деревеньки вологодские

с неприличными названьями,

на детекторе проверено –

 тут Россия настоящая.

Трудно жить в зеркальном городе –

отражениям названивать

в анфиладу-да? – секвенции,

в бесконечность уходящую.

Двухэтажки 

Не берусь описать этот цвет –

грязно-жёлтый, лимонно-шафранный, 

в нём – подобны истлевшей листве –

штукатурки унылые раны,

а за крышами краны несут

в мощных клювах младенцев прогресса,

долго им пустовать – да не суть,

мы вне области их интереса.

Не престижны, да сносу им нет –

двухэтажным коробочкам нашим,

в них от времени лишь интернет,

но любимы – а как же иначе.

В них пируют во время чумы,

Сколько стоишь ты, жизнь? Сто солидов.

В них блаженствует маленький мир

и от хаоса просит защиты.

В этом доме добры зеркала,

а какие по стеночкам фото!

Ежедневно, такие дела,

Клеопатра идёт на работу.

Лучшей в мире зенитной системой

яндекс  радует. Восемь часов.

…Горьким соком травы чистотела

лечат ласточки глазки птенцов.

* * * 

Эти женские танки-ботинки – к войне,

мода знает о будущем больше меня,

но слепая решительность есть и во мне,

дозревает отчаянный мой жерминаль,

белка СМИ носит вести дракона к орлу, 

что-то кончилось в воздухе, утро горчит,

сахарин комплиментов вчерашних - в золу,

полновесны метафоры, что кирпичи,

речь становится ярче, но злее, черствей,

одичавшему времени не до стихов,

надо переступать арматурных червей

и сменить свои шпильки на танковый ход.

Впрочем, что за дела? Берегла, как могла,

сорок вражеских баксов за них отдала,

бог не выдаст, попробуй остаться собой,

не ввязаться в последний решительный бой. 

* * * 

Всегда остаётся хоть что-то для будущей сказки –

завязка сюжета, намёк на желанье героя,

пучок перспектив, не сулящих понятной развязки,

возможность  опять уклониться от общего строя,

всегда есть цепочка, хоть ниточка, краешек скотча – 

потянешь и выйдешь внезапно в осеннюю рощу, 

и слово наивное падает в жирную почву, 

и видишь, насколько всё было сложнее, и проще, 

и ярче. И дерево жизни ползёт и ветвится 

змеистыми мыслями, формами гнева и света, 

и корни его обнимают нежнее планету,  

и крону его навещают нездешние птицы,

герои с большими сердцами и маленьким мозгом

страдают, рыдают, сдают и сливают, что можно,

а хищные вороны свет заслонили крылами

и лижет подножия башен ползучее пламя…

Я снова приеду – знакомиться, а не прощаться,

глядеть, ликовать, открывать и записывать в строку –

платаны, бакланы, жасмины, и ямбы, и тропы,

пока не накроет туман пеленой без пощады

 и не засияет, рекой притворяясь, дорога.

* * *

Этот шов угловой – позвоночник судьбы -

мастер выровнял, карму исправив мою

до прямой столбовой, до впадения в быль

из фатальной привычки стоять на краю.

(Эти чудо-карнизы – да в руки твои –

как они воссияли бы миру! - сполна) ….

Сложность века минувшего, город, яви,

пробудись от предсмертного дряхлого сна.

Десять греческих слов со значеньем любовь -

небогатый, но яркий словарный запас,

золотой, ведь о главном – захватим с собой

в переход между смыслами. Трасс полиспаст,

от конца до конца по пути два кольца,

три развязки и пять небольших эстакад –

скоро встретимся; снова того колеса

ускоряем вращенье… Расслышишь «Санса… -

и отключишь мыслительный свой аппарат.

* * * 

Отрастающий пух обнажённых гусей

будет снова ощипан – с живых или нет,

мы проснёмся не все, мы вернёмся не все, 

наши файлы сотрутся на флешках планет,

что ж так биться о своды тюрьмы черепка,

это ж даже не рукопись – это фантом, 

нас так много, да кто нас прочтёт – но пока 

не уложится в рифму – мне дом мой не дом…

Если это болезнь, некий стыдный недуг –

что ж так свежи и радостны несколько строк,

упорхнули на ветку, зовут меня, ждут,

я туплю,  я терплю. Мне презреть бы урок,

мне становится тесен эзопов язык – 

оттого, что Эзоп был рабом, как и я,

это ж в детстве ещё постигают азы

расписного матрёшечного бытия,

то, что есть, 

то, что больше меня,

то, что Бог,

рай – он рядом, но я утеряла ключи,

отчего же не брошусь назад со всех ног –

в нищету, в это счастье сорвать с себя чип,

там, где моют в горах золотую тырсу,

где пасут жеребят, птицы яйца несут,

там полощется в воздухе самая суть

в светлом буковом строгом и юном лесу.

* * * 

В огороде бузина,

а в Киеве сектор.

Надо вычерпать до дна

этот горький вектор.

Здесь мы ляжем, но пройдём,

связанные кровью,

всё, чего не смыть дождём,

спрячем в изголовье,

что  не вытравить в душе 

даже автомату,

что прошло на вираже

через ридну хату.

А в Киеве Бузина…

Омутом дурного сна,

Символом  инферно

слабонервная весна –

Русская, наверно.

Дошепчу свой дикий стих

мёртвыми губами,

ворд поправит, бог простит,

прокурор добавит,

люди цену назовут

ломаному грошу,

с головы платок сорву – 

им под ноги брошу. 

* * *  

Лес рубят – щепкой улетаю,

полёт – прекраснейшее время, 

короткое – но сколько смыслов -

когда подхватит щепку ветер,

когда очнётся в ней Скиталец,

эгрегор срубленных деревьев,

туман подсвечен коромыслом –

расслабься и лови просветы

сквозь вавилоны революций.

Что вы хотите от блондинки?

Везёт нас под Червону руту 

шофёр с георгиевской лентой,

поскольку неисповедимы 

пути миграции оленей,

и ассирийцы в медных шлемах 

склонятся низко над суглинком

чуть выше верхнечетвертичных

делювиальных отложений,

и, не учтя мой опыт личный,

меня назначат первой жертвой.

* * * 

Что от меня останется – брешь в пространстве,

стылый сквозняк да негромкий протяжный свист.

Ближе к утру вдоль перрона маленькой станции

ветром протянет случайный тетрадный лист -

можно скачать с потрохами и брать руками,

острых краёв коснуться – и полоснёт,

снизишь порог – и капля отточит камень,

дробным отточьем коснётся первооснов,

пусть нелогично, тропами Хо Ши Мина,

дикорастущий зов побеждает долг,

месяца честная звонкая половина

властно и весело выправит твой глагол.

______________________

© Андреева Ольга Юрьевна