В условиях многополярного мира, образующегося в результате глобализации хозяйственной деятельности, создания новых видов социализации, национальной и этнической дивергенции, экологической дисбалансированности и т.п., толерантность обнаруживается как интенция общечеловеческих интересов и потребностей. Она заявляет о себе в качестве необходимой предпосылки в разнообразии социальных связей и новых формах коммуникативно-целесообразных отношений.
Заявленная тематика статьи, конечно, не может касаться только эмпирических (качественных и количественных) проявлений толерантности в средствах массовой информации в различных сферах, например, политики, этнических, межконфессиональных и др. отношений. Для общественных наук и журналистской практики толерантность предстает в качестве принципа организации социальности. Поэтому и Федеральная целевая программа "Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе (2001-2005 гг.)" санкционирована конкретной политической идеей снятия социальной напряженности. Программа, обращаясь к общественным наукам и СМИ, ждет от них ответа на вопрос, что в конечном итоге должно сработать на благо общественного взаимопонимания, послужить задачам терпимости, снятию конфронтации, утверждению общественного консенсуса.
Характер постановки задачи в заголовке, естественно, не может определяться лишь в сфере фактической действительности. Раскрытие проблемы, пусть даже в ограниченных рамках статьи, обязано погружаться в выяснение мировоззренческих истоков теоретической мысли о толерантности.
Именно с этих позиций становится важным возвратиться к объяснению понятия толерантности, которое для ХХ и ХХI веков стало ключевым и в какой-то степени эпохальным [1]. Появилось оно значительно раньше, еще в ХVI в., со времен Нантского Эдикта 1598 г., когда вышло множество законов о терпимости и когда французские протестанты получили права и уступки на свободное развитие религиозной жизни. В эпоху Просвещения оно появляется в качестве самостоятельного в "Письме о терпимости" Дж. Локка (1689). Локк и Вольтер говорили о толерантности как о принципе, выражающем истину человеческих отношений. И поскольку высота истины не оспаривалась, то не допускалась и возможность нескольких равноправных ответов по поводу толерантности. Только истинные религии могут быть истинными, по мнению Вольтера. Сегодня, безусловно, это звучит недемократично и, следовательно, понятие толерантности, актуализированное в условиях либерально-демократической культуры ХХI века, исторично в своем содержании [2].
Для русского языка слово “толерантность” - относительно новое, четкого, однозначного толкования этот термин в общественном сознании не имеет. Для того чтобы его понять, предлагаем совершить небольшой лингвистический экскурс:
tolerancia (испанский) – cпособность признавать отличные от своих собственных идеи или мнения;
tolerance (французский) – отношение, при котором допускается, что другие могут думать или действовать иначе, нежели ты сам;
tolerance (английский) – готовность быть терпимым, снисходительность;
kuan rong (китайский) – позволять, принимать, быть по отношению к другим великодушным;
tasamul’ (арабский) – прощение, снисходительность, мягкость, милосердие, сострадание, благосклонность, терпение, расположенность к другим.
Терпимость (русский) – cпособность терпеть что-то или кого-то, быть выдержанным, выносливым, стойким, уметь мириться с существованием чего-либо, кого-либо, считаться с мнением других, быть снисходительным.

Ученые утверждают, что описать ксенофобию, этнофобию, нацизм - проще, чем понятие толерантности. С “толерантностью” так же, как и со “счастьем”: что это такое, каждый понимает по-своему. Вот несколько ответов на вопрос “что такое для ВАС толерантность?”:
“Мы говорим об искусстве компромисса, и толерантность – это великое искусство людей, которые пытаются понять друг друга. Но для меня самое главное в толерантности - ее символ – лодка, на которой, как в ноевом ковчеге, уживаются и спасаются люди, животные, совершенно непохожие, разные. Толерантность – это не смерть различий, это поддержка и понимание различий”. Так считает Александр Асмолов, доктор психологических наук, автор и руководитель Федеральной целевой программы “Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе”.
“Толерантность состоит в том, что должно быть уважение к иному явлению, нежели к тому, к которому ты привык. Уважение к личности, к человеку, независимо от его национальности, вероисповедания, уважения к его ценностям и традициям. Самое главное – это умение понимать друг друга”, - считает Владимир Зорин, министр РФ, курирующий вопросы национальной политики.
“Что такое толерантность? Это способность понять, что твой сосед, человек, отличающийся от тебя цветом кожи, образом мысли, имущественным положением». Таково мнение Николая Дмитриева, художественного руководителя московского культурного центра “Дом”.
“Толерантность – это не есть логика, суть человеческого характера, это некая форма поведения, - высказывается кинорежиссер-документалист Владимир Двинский. - Одни люди по рождению не обладают никакой фобией, другие обладают, но общество должно заставить человека уметь контролировать эти свои не самые приятные качества”.
Верховный муфтий, председатель центрального духовного управления мусульман России Шейх-уль-Ислам,Талгат Таджуддин по поводу толерантности высказался так: “Я это понимаю, как терпение. У нас это называется “сабр”. По-арабски “сабр” еще и дерево с горькими плодами. Это горчинка. Должен сам себя ограничивать. Лишнее слово не сказать, проглотить, если кто-то тебе сказал что-то. Потому что, если ты ответишь, он тебе еще хлеще ответит, там уже начинается трение. А когда уже пошли физические трения, тогда выяснение отношений, тогда никакой толерантности не будет”.
“Толерантность для меня, - говорит доктор исторических наук, директор института антропологии и этнологии Российской Академии наук Валерий Тишков, - это интерес, уважение и соучастие в культурно-другом, культурно-инаковом. Вот я бы вам привел пример, чем отличается толерантность от терпимости в ее бытовом смысле. Вот терпимость, когда я терплю, что моя церковь, а рядом с ней находится мечеть и синагога – все в одном квартале. А толерантность – это когда я, православный верующий, вместе с евреем-иудаистом помогаю мусульманину строить его мечеть. Толерантность – это знание инаковости как части собственного”.
Исторически изменчивый характер толерантности объясняется изменениями мысли о толерантном, изменениями ее (мысли) исходных установок. Современная философия связывает толерантность с ликвидацией интеллектуальной основы нетерпимости – репрессивно все себе подчиняющей истины. Поэтому она разрабатывает проблему толерантности, видя в ней систему утверждений, правил и принципов, которые работают как механизм отрицания дискриминации, устранения подозрительности и нетерпимости.
Современный контекст – это контекст постметафизического мышления – "мышления, которое устранят мотив власти – власти Разума (а вместе с тем и власти государства, традиции и политики…, любого рационально сконструированного субстанционального начала как формирующего социальность), заменяет властные отношения отношениями толерантными, необходимо связанными с проблемой коммуникации".
Поэтому журналистика как основополагающая часть коммуникационной системы общества в этом смысле выступает как наиболее благоприятная почва, на которой прививается идея и принцип толерантности.
В коммуникативной концепции актуализируется интерес к повседневности: "повседневной жизни, обыденному знанию, обыденному сознанию, повседневной речи, повседневному поведению человека, культуре обыденной жизни" [3].
Это означает, что социальную реальность теперь следует понимать не как объективно существующие структуры и происходящие независимо от сознания процессы, но как субъективное переживание этих процессов, повседневное их понимание и конструирование. В этом смысле любое направление в гуманитарных науках своими путями, так или иначе, но приходит к идее коммуникативной технологичности социального мира, к миру обычности, к эмпирии повседневной реальности. Это и роднит проблему толерантности с проблемой коммуникации, касается ли это феноменологии, постмодернистских концепций в философских или социальных науках, лингвистических построений социальности субъектом масс-медийных коммуникаций и т.д.
Толерантность запускает механизмы сближения разнохарактерных социокультурных образований, однако терпимое, "толерантное отношение к новому не может возникнуть естественным порядком" [4].
Толерантность должна рассматриваться как особая стратегия в ряду культурного нормирования и операций приятие/неприятие. В коммуникативном аспекте это означает общее требование взаимопонимания как становящейся социально предписанной нормы.
В общем случае для журналистской науки это означает выработку коммуникативного аппарата – универсального для всех субъектов социального поля языка сообщений, развития соответствующей историческому моменту системы кодирования новых смыслов. Это и будет решающим шагом на пути формирования работающей, коммуникативной в своей основе модели реального демократического жизнеустройства.
Толерантно обустроенной действительности соответствует не либеральная демократия как политический режим, но демократия обсуждения – дискурсивная демократия. В отличие от либерализма данная модель демократии убирает противоречие, когда свобода индивидуального выбора (осуществленного, может быть, вполне рационально на основе собственных интересов), тем не менее, не всегда имеется в виду в окончательном решении, которое принимается чисто механической процедурой подсчета голосов. Либеральная демократия "исходит из политических интересов власти, которые распространяются (реклама, "пиарные" процедуры) как стандарты и нормы жизни, как здравый смысл, и не обсуждаются" [5]. Дискурсивная демократия настаивает на необходимости этапа обсуждения, когда индивиду предоставляется не только свобода выражать свои предпочтения, но и в сообщении их формировать. Принципиальная разница подходов двух демократий состоит в различии сфер, откуда они исходят: первая – от властных институциализированных структур, вторая - от общественности. Во втором случае меняется определение политики, которая выражает теперь интересы всех граждан, которые как бы обретают властные полномочия. Такая демократия "исходит из идеи публичного обсуждения" [6]. Роль журналистики в построении такой толерантной действительности неоспорима.
Обсуждение предполагает общение. Спектр же допустимых способов общения, реакций на поведение субъекта общения определяется культурно-историческими факторами той действительности, в которой приходится работать средствам массовой информации и журналистики в целом. Чтобы понять эту действительность, остановим внимание на причинах интолерантного общения, которое привело к принятию вышеупомянутой Федеральной целевой программы формирования установок толерантного сознания.
Анализ имеющихся в литературе источников позволяет акцентировать внимание на следующих "социально-психологических особенностях наших соотечественников – бывших граждан СССР: деиндивидуализация, деперсонификация, деперсонализация системы отношений человека с миром" [7].
Они приводят к тому, что индивид в определенных жизненных условиях (например, в ситуации "встречи с иным") может не переживать своей отдельности от других и, следовательно, личной ответственности. Данные явления определяют поведение, ориентированное не на постижение своих и чужих смыслов и ценностей, своей и чужой культуры, а на присвоение или отвержение внешних атрибутов (одежда, способы обращения и т.п.). Данный феномен, характерный для представителей различных групп, проживающих на территории России и СНГ, имеет огромный потенциал разрушения отношений, возникновения интолерантного общения. Вспомним хотя бы понятный для массового сознания, абсолютно безграмотный журналистский жаргонизм, неоднократно уже заклейменный, но также постоянно используемый в прессе: "лицо кавказской национальности". А в последнее время, по аналогии с предыдущим, СМИ стали распространять еще одну нелепую лексему: "лицо славянской национальности", хотя всем известно, что нет единой славянской национальности, как и единой кавказской (правильнее сказать: выходец с Кавказа, кавказец, славянин…).
А что думают сами журналисты по этому поводу?
Дмитрий Губин, “Радио Росии” и “Маяк 24”:
“Совершенно согласен с теми людьми, которые считают, что надо быть крайне осторожными в формулировках. Напомню, что в свое время, став председателем ВГТРК, Николай Сванидзе запретил упоминать в эфире выражение “лицо кавказской национальности”.
Георгий Цехисели, радиостанция “Европа плюс”:
“Лицо кавказской национальности”- стилистически неграмотная формулировка, нет такой национальности - кавказской. Поэтому я обхожу эту формулировку, потому что считаю, что это никчемная характеристика, если я не передаю приметы преступника, а приметы преступника я не передаю в силу формата новостей. Я считаю, что это используется в силу нежелания, а иногда от неумения переводить на нормальный человеческий язык”.
Борис Барабанов, “Наше радио”:
“Я стараюсь, по возможности, если есть сообщение с такого рода характеристиками и если это тематически подобранный криминальный выпуск, стараюсь поставить рядом другое сообщение, чтобы в целом, в сумме они давали некий ноль, чтобы было ясно, что не только данные лица в Москве совершают преступления”.
Конечно, на журналистах лежит большая ответственность за то, что и как они говорят, но и от читателя, слушателя и зрителя тоже зависит немало. Относитесь критически к получаемой информации, старайтесь оценивать ее с точки зрения личного опыта, не стоит судить обо всем народе по криминальной сводке, в которой упоминаются его представители. Составление мнения о целом по его части – есть неоправданное упрощение и искажение действительной картины!
Другой пример. В недавней публикации одной из московских газет журналист сообщает читателям: "Участниками скандала были милиционер, шофер и цыганка". Здесь все слова – отражение факта. Но здесь нет однорядовой, сбалансированной информации, рассказывающей о ситуации. Ведь журналист мог сказать иначе: "милиционер, шофер и домохозяйка" (продавец, безработная…). К сожалению, подобный жаргонизм, распространяемый СМИ, уже прижился в массовом сознании и стал понятен читателю, который сразу представляет ситуацию. Срабатывает устоявшийся стереотип по отношению к цыганам. Свойства стереотипов и предрассудков – живучесть, высокая устойчивость в сознании людей. Стереотипы нелегко поддаются изменению под влиянием противоположной информации или рациональных доводов.
Об одном любопытном опыте пишет в статье “Психология предрассудка” ученый Игорь Кон: “Американский социолог Ю. Хартли опросил большую группу средних американцев насчет того, что они думают о моральных и прочих качествах различных народов. Среди перечисленных им народностей были названы такие, которые вообще никогда не существовали. Ни у кого не было никогда никаких личных неприятных столкновений с данирейцами. Не было и бабушкиных сказок или учебников истории, которые бы рассказывали, что три века назад была война с данирейцами, во время которой те очень зверствовали, и что вообще данирейцы люди плохие. Ничего этого не было. И, тем не менее, мнение об этих выдуманных группах оказалось резко отрицательным. О них ничего не известно, но то, что они люди нехорошие, сомнений у опрошенных не вызывало.”
     Но возвратимся к нашему примеру. Вот что говорит по этому поводу
Надежда Деметр, доктор исторических наук, президент Международного союза цыган: “…Стереотипы - такая вещь: держатся столетия и кочуют с цыганами из века в век. Деться от этого никуда невозможно и по простой причине – СМИ. Ведь мы же не судим о великой русской культуре по тем людям, которые пьяные валяются в луже. Потому что мы слишком хорошо представляем себе, что такое русская культура. Никому не приходит в голову судить о ней по горстке людей. А что такое цыгане? Мы ничего о них не знаем – полный вакуум. Представление о том, что криминал, искусство и гадание – единственное занятие цыган – это самое страшное, что можно представить о цыганах… Но есть ведь очень много людей, которые работают, как и все, имеют высшее образование. Никто не знает, что директор Питерской консерватории Павел Серебряков - цыган. Никто не знает, что главный инженер Звездного городка - цыган. Врачи, адвокаты, педагоги. Никому в голову не приходит говорить об этом, журналисты, если хотят сделать материал о цыганах, идут куда? - в милицию”.
Сила деиндивидуализации в том, что переживающий ее человек отрицает, обесценивает мысли, чувства, желания, интересы, ожидания другого. Другой человек воспринимается как объект, требующий воздействия.
Интериоризация отношений "игнорирования" другого неизбежно приводит к недоверию самому себе, к боязне собственных личностных проявлений, что, в свою очередь, является основой интолерантных форм поведения. Это означает, что социально-психологическая причина возникновения интолерантного общения заключается в объектном отношении к группам и их представителям, проживающих и на территории России, в игнорировании их уникальности и одновременно встроенности их ценностей в набор общечеловеческих.
Некоторые авторы [8] указывают также на такую особенность постсоветского человека как заниженная самооценка, ощущение бессилия, которые, как известно, являются факторами возникновения эмоционально насыщенного общения. Фрустированный человек озлоблен, агрессивен, жесток, поэтому становится "средством" организации деструктивных действий и интолерантного общения.
Кроме перечисленных особенностей, ряд авторов отмечает фрагментарность, стереотипность мышления, порожденные сначала информационной изоляцией, а в последнее время - избыточной. Данные явления, порожденные масс-медиа, не способствуют видению фактов, общественных процессов в единстве их положительных и отрицательных черт и часто приводят к однозначным оценкам, к разделению людей на друзей и врагов.
Трансформация российского общества и интеграция его в мировое сообщество, принимающая, по мнению многих исследователей [9], преимущественно деструктивные формы, предопределяет снижение согласия и терпимости в обществе. Нетрудно предположить, что уровень терпимости должен быть выше в обществе стабильном, гомогенном, интегрированном. В случае России мы имеем противоположную ситуацию. В многочисленных исследованиях отмечается расколотость российской цивилизации, антиномичность национальной культуры, манихейская доминанта российской ментальности, что объективно не способствует укреплению начал толерантности в обществе. Особенность сегодняшнего расколотого российского общества, по мнению Ю.Левады, состоит в "отсутствии общезначимых критериев оценки человеческих действий". [10]
Рост неопределенности резко изменил жизненную ситуацию человека, когда готовых решений нет и быть не может, когда нужно находить эти решения, принимать их, нести за них ответственность. Повышение ранга принципа неопределенности автоматически способствовало повышению статуса принципа толерантности, так как стало очевидным, что нахождение адекватных решений невозможно без диалога с другими (человеком, природой, обществом). Это становится социальным фундаментом не только журналистской деятельности, но и всей коммуникативной системы общества.
Принципы толерантности и неопределенности объединяются вместе в педагогике сотрудничества, которое как раз и направлено на "установление контакта педагога с учеником в ситуации неопределенности, поскольку, полагает И.Геращенко, попросту нет иного механизма, чтобы добиться от воспитуемого другого поведения". [11] Воспитание толерантных начал носит многоплановый характер и в условиях полиэтничности, многоязычия, поликультурности и полиментальности населения России не может не приобретать поликультурного образования.
В этом плане на первый план выдвигается образовательная функция журналистики и вместе с ней - средств массовой информации. Освещение в СМИ вопросов культуры мира и прав человека означает построение и развитие социальных отношений, основанных на принципах свободы, справедливости, дискурсивной демократии, терпимости и солидарности, отказа от любых видов насилия. Этот тип социальных отношений предусматривает предотвращение конфликтов на ранней стадии их развития с помощью ликвидации либо минимизации порождающих их причин путем установления коммуникационных (прежде всего, масс-медийных) каналов, предусматривающих равенство взаимных информационных потоков, устанавливающих истинный диалог, в котором всегда должен быть услышан голос "другого".
С другой стороны, в само журналистское образование необходимыми элементами должны входить принципы поликультурного образования, базирующиеся на полифункциональности педагогического процесса (например, школа вальдорфской педагогики, диалоги культур, педагогики "нового гуманизма"). Одним из исходных принципов школы диалога культур выступает осознание необходимости перехода "человека образованного" к "человеку культуры", соединяющему в своем мышлении и деятельности различные, несводимые друг к другу культуры, формы деятельности, ценностные, смысловые спектры" [12].
Формирование "человека культуры", в том числе журналиста, требует преобразования самого содержания образования. При этом принцип диалога начинает приобретать всепроникающий характер. В целом же проблема перестройки архитектуры педагогического пространства, дающая возможность получения и – закрепления навыков толерантного отношения к "другому" является, пожалуй, проблемой номер один в современном российском образовании.
Творческое использование принципа толерантности в образовательном процессе и, прежде всего, в процессе подготовки специалистов журналистской профессии, становится залогом его эффективности и создает благоприятные условия для его дальнейшего распространения через средства массовой коммуникации в другие сферы социальных отношений, повышая тем самым возможности выживания современного российского общества.

Литература и примечания:

1. Этой теме посвящена одна из интереснейшей на наш взгляд монографий «Толерантность и коммуникация». Коллективная монография / Под ред. Г.И. Петровой. Томск: Дельтоплан, 2002. 178 с.
2. См.: Толерантность и коммуникация». Коллективная монография / Под ред. Г.И. Петровой. Томск: Дельтоплан, 2002. 178 с.
3. Вальденфельс Б. Повседневность как плавильный тигль рациональности // Социологос. Социология. Антропология. Метафизика. М., 1991. С.39.
4. Бурдье П. Социология и демократия // S/Л.-98. Поэтика и политика. М.; Спб., 1999. С.120.
5. Толерантность и коммуникация: Коллективная монография / Под ред. Г.И. Петровой. Томск: Дельтоплан, 2002. С. 108
6. Там же. С. 110.
7. Кочубей Б.Жить в обществе и быть свободным от общества? // Знамя, 1991. №10. С. 140-160.
8. См., например, Гозман Л.Я., Эткинд А.М. Метаморфозы или реальность? // Вопросы философии. 1991.№3.с.24-38.
9. См. Шалин В.В. Толерантность (культурная норма и политическая небходимость). Монография. Ростов н/Дону, 2000.
10. Левада Ю.А. Человек в поисках идентичности: проблема социальных критериев // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 1997. №4. С.11.
11. Геращенко И. Принцип неопределенности в образовании /\Высшее образование в России. 1999.№1. С.32.
12. Библер В.С. Целостная концепция школы диалога культур. Теоретические основы программы // Психологическая наука и образование. 1996. № 4. с.66.
_________________________________
© Новикова Татьяна Викторовна