Продолжение. Начало см. в №364 

  ХИТРЫЙ 

“Умом Россию не понять,

аршином общим не измерить…”

Ф. Тютчев

 Этот случай произошел в 70 годы – время большого застоя и тотального пьянства. Я женился на девушке из одного южнорусского города, где земля родит в 10-кратном размере всё, что в неё посажено или посеяно. В августе-сентябре на базаре баклажаны, помидоры, огурцы и вся остальная овощная братия лоснились от собственной значимости, горделиво поглядывая на покупателя. Это было особое время, когда весь город занимался консервированием. Переехав ко мне в Москву, жена – Ира – привезла с собой это умение и решила применить его на практике. Для консервирования нужны были стеклянные банки, которые особым способом закрывались («закатывались») специальными металлическими крышками. Банки нужны были разного калибра, но самыми ходовыми были трехлитровые. И вот один из многих примерoв абсурда повседневной жизни в Советском Союзе в тe времена. Стеклянная тара стоилa дорого по сравнению с ценой её содержимого. Скажем, молоко стоилo 30 копеек за одну бутылку, а пустая бутылка из-под этого молока - 15 копеек. Поэтому люди не выбрасывали стеклотару, а складывали (обычно на балконе), чтобы раз в несколько месяцев собрать её всю в мешки и убить два-три часа в специальном пункте для сдачи стеклотары, стоя в очереди из таких же страдальцев. Особую нервозность в этой ситуации создавало то, что время от времени из приемного oкошка раздавался крик: «Пивные бутылки больше не берем» или, например: «С литровыми банками приходите завтра». А всё было очень просто: для бутылок и банок нужна была тара – ящики с гнездами определенного размера. Наличие ящиков всех размеров требовало минимального планирования, что было несовместимо с глобальными планами социалистического хозяйства.

Конечно, умные люди не ломились в очередях, а приносили свое стекло после закрытия приемного пункта и отдавали на 25-30 процентов дешевле. Разница, естественно, попадала в карман приемщицы. Быстро и без хлопот! У моей мамы, врача, был пациент, профессор математики. Когда у него появились проблемы с сердцем, врачи посоветовали ему больше бывать на свежем воздухе и увеличить физическую нагрузку. Он нашел выход и стал ежедневно гулять в парке с рюкзаком и подбирать пустые пивные бутылки, оставленные под скамейками культурно отдыхающими гражданами. Профессор быстро приобрел хорошую физическую форму, бросил пить таблетки и зарабатывал сбором бутылок 400-450 рублей в месяц – столько же, сколько на полной ставке профессора. 

Купить пустые стеклянные банки было невозможно – их просто не продавали. Но я решил, что всё очень просто: есть приемный пункт, есть длинная очередь из людей, которым надо сдать банки, и есть я, которому нужны банки, и который хочет их купить. Всё тип-топ! В этом радостном настроении я пошёл в приемный пункт и обратился к концу очереди с предложением продать мне банки за ту же стоимость, что и в приемном пункте. Ответом мне было глухое молчание, после чего одна из бабушек проскрипела: «Банки не отдам. Уж больно ты хитрый.» Я несколько напрягся, но попытался спасти ситуацию, подробно объяснив, что здесь нет никакого подвоха, и даже предложил заплатить 50 копеек вместо 45 за одну банку. «A зачем тебе пустые банки?» – спросила другая бабушка, поджав губы, и тем выражая свое недовольство. По своей недалекости в такого рода делах я честно сказал, что Ира хотела консервировать овощи на зиму. «Экой шустрый нашелся. А что, если мы сами захотим консервировать?» – сказала третья. Я понял, что дела мои плохи и, признав свое поражение, ушел восвояси.

 Другой эпизод произошел «на картошке». Осенью стада студентов, научных работников, инженеров и прочей «интеллигентской шушеры», которую партия и правительство называли «непроизводительная рабочая сила», отправляли в колхозы и совхозы, чтобы помочь крестьянству с уборкой овощей, и прежде всего, картошки. В принципе, это было завуалированное рабство, так как отказаться было невозможно из-за весьма эффективного механизма принуждения. Районные комитеты КПСС легко могли оказать давление, скажем, на руководство института, чтобы не допустить восставшего аспиранта до защиты диссертации или же продвижения младшего научного сотрудника в старшие.

Трудовое крестьянство, со своей стороны, должно было кормить приезжих и создавать им бытовые удобства. Быт (точнее, его отсутствие) заслуживают отдельного рассказа, а питание могло конкурировать с тюремной баландой. Правду сказать, колхозному начальству было совсем не до того, чтобы заботиться о нас. Так что большую часть времени мы были просто голодными, а в сельском магазине можно было купить соль, спички и резиновые галоши. Ничего съестного там не было. Поняв, что кормиться нам придется самим, мы стали исследовать каждую возможность добыть пропитание.

Посередине села находился небольшой пруд, который всегда был полон уток. Подойдя к крайней избе, я окликнул хозяев, и через какое-то время появился мужик – хмурый, но, как ни странно, трезвый. Поговорив о погоде, картошке и жизни, я плавно перевел разговор на уток, предложив ему, как мне тогда казалось, выгодную сделку. По его словам, уток он обычно продавал в декабре, а на дворе был всего лишь сентябрь. Продавал он их по пять рублей за штуку. Моё предложение было заплатить ему эти пять рублей сейчас, в сентябре, и, тогда ему не пришлось бы тратить деньги и время на их содержание до зимы. Ответ его меня поразил: 

– А ты хитрый, масло тебе в нос

– В чём же заключается моя хитрость? - спросил я его 

– Вот то-то и оно, что ты сам знаешь, да мне не скажешь. Ну я-то на твой крючок не   клюну

Третий эпизод произошел уже в 80-е годы, в разгар перестройки и зарождения малыша капитализма в утробе матушки России. Жили мы тогда в Москве рядом с парком “Сокольники”. И вот как-то раз, гуляя по этому замечательному парку, я набрел на армейскую школу верховой езды. Я очень люблю лошадей, и решил пойти посмотреть на них и, если удастся, погладить. Когда я вошел во внутренний двор, мое внимание привлекла огромная куча навоза, лежащая посередине. Неподалеку стоял крупный мужчина и задумчиво смотрел на эту кучу. Мы разговорились: оказалось, что он был директором этой базы. Он посетовал на то, что всё летит в тартарары и что навоз никто не вывозит, и непонятно, что с этим добром делать. И тут меня осенило: ведь на конском навозе выращивают шампиньоны, что в то время для полуголодной России было бы, как манна небесная. Попрощавшись с директором, я пошёл в жилищно-эксплуатационную контору (ЖЭК), которая управляла нашим многоквартирным домом. Зная хорошо характер жэковцев, а именно их неуемное стремление к деньгам, я предложил им сдать мне в аренду подвал нашего дома, где проходили трубы отопления.

Сочетание конского навоза с постоянной температурой создало бы просто грибной рай! Естественно, что плату за аренду этого подвала жэковцы забирали бы себе в карман. Считая, что “дело в шляпе”, я отправился к директору, чтобы договориться насчет транспортировки навоза. Окрыленный удачей с подвалом, я пребывал в самом розовом настроении, из-за чего и потерял чувство реальности. Директор обрадовался моему появлению, поскольку куча продолжала расти, а вывозить было некому. Я принес с собой договор, согласно которому я обязывался вывезти весь навоз в короткое время. «У вас в договоре не указана стоимость ваших услуг», - сказал директор. Я ответил, что мой сервис совершенно бесплатный. Лицо директора моментально вытянулось. Он спросил: «А зачем вам навоз?» Я попытался уйти от этого разговора, но он настаивал. «Уж больно ты хитрый!» – произнес директор сакраментальную фразу. 

МОДНО, ИЛИ СЮР ПО-СОВЕТСКИ

Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью…

(Из народного фольклора)

Летом 1979 года мы с Ирой прогуливались по московскому парку “Сокольники”, обсуждая, куда бы поехать на недельку отдохнуть, и случайно встретили знакомого, только что вернувшегося из поездки на север России. Впечатлений у него было много, но особо ему запомнился старинный русский город Сольвычегодск. Хотя мы не собирались ехать в какие-то дальние края, нам вдруг захотелось именно туда - погулять по необыкновенным северным лесам, своими глазами увидеть этот городок, с его историей и архитектурой. Отдельным поводом для этой поездки были грибы, сбором которых мы с Ирой увлекались. Надо сказать, что собирание грибов было очень популярно среди москвичей. В выходные дни на вокзалах уже в пять утра собирались толпы, стремившиеся попасть на первый загородный поезд и быть на месте раньше других. Иначе с большой вероятностью пришлось бы ходить по лесу, где уже прошли грибники и оставили после себя характерные приметы: сбитые поганки, съедобные, но некачественные грибы, и всяческий мусор. Это всерьёз портило настроение и отравляло радость от находки полноценного красивого гриба.

Поскольку мы собирались уехать через день, времени на планирование не оставалось. Впрочем, даже при наличии времени, планировать такого рода поездки было трудно по причине почти полного отсутствия туристского бизнеса. Туризм, как таковой был, но туристических услуг фактически не было: турагенства работали лишь в крупных городах (и с очень скудными предложениями), гостиницы имелись далеко не везде... А даже если гостиница и существовала, то свободных номеров в ней не было никогда. Детальные карты и справочная литература тоже, как правило, были недоступны. Зато была непредсказуемость: никогда нельзя предугадать, что может встретиться по дороге.

Итак, решено - мы едем в Сольвычегодск, в Архангельскую область! Ближайшая к Сольвычегодску железнодорожная станция была в 25 километрах от него, в городе Котлас, а он - в 1 000 километрах на север от Москвы.

Из Котласа мы поехали на автобусе. По дороге то и дело попадались таблички-указатели: зона отдыха "Забава", пансионат "Красное солнышко" или другие, похожие ласкательно-умилительные названия, характерные для советской эпохи. Так обычно называли пионерские лагеря и другие места для отдыха. Наконец мы догадались, что здесь действительно могли быть лагеря, только совсем не пионерские. Дело в том, что в тридцатые годы - пиковое время сталинских репрессий - Котлас был пересыльным пунктом для миллионов людей, которых арестовывали и этапировали в Архангельскую и смежные с ней области. Такие широко известные лагерные места, как Потьма, Лойга, Кинешма были построены именно здесь. 

Сольвычегодск, расположенный возле озера Соляное, на берегу реки Вычегда, был основан в 15 веке. Расцвет его пришелся на 16-17 века, когда семья купцов Строгановых разработала здесь интенсивную добычу соли. В то время были построены два великолепных храма - свидетельство экономического благополучия. Мы застали их разрушенными, но все же очень величественными (сейчас они восстановлены). Помимо этих храмов, в городе были несколько хорошо сохранившихся купеческих домов и рабочих общежитий. В целом, Сольвычегодск произвел впечатление города-заповедника со старинным неспешным укладом жизни и замечательными видами на реку, которая в этом месте делала живописную излучину. Осмотрев город, мы решили вернутся в Котлас, поскольку оттуда удобнее было добраться до большего количества мест, чем из Сольвычегодска. Мы отправились пешком, по лесной дороге, которая была короче, чем проезжая. Заодно, мы хотели оценить, как обстояло дело с грибами. Довольно скоро мы обнаружили один из лагерей. Попробовав проникнуть на его территорию, мы быстро наткнулись на колючую проволоку, по виду - новую, которая полностью блокировала дорогу. Так что, по всей вероятности, лагерь хоть и потерял многотысячный контингент осужденных по 58 статье (за измену Родине), но сохранялся в полной боевой готовности.

 Дорога шла через сосновый перелесок; идти было легко и приятно. Пройдя километров шесть-семь, мы обнаружили развалины какого-то монастыря, построенного, как нам потом объяснили, в 15 веке. Вблизи оказалось, что развалины эти обитаемы. Навстречу нам вышел старичок и поинтересовался, кто мы, и зачем пришли. Он объяснил нам, что поселение это не было ни государственным, ни колхозным, ни частным. Это была группа людей, которые уже много лет жили без паспортов, а значит без прописки. Пенсию им не платили, медицинской помощи не было. Обитатели этого поселения делились на две категории, жившие в тесном симбиозе друг с другом. Одна категория была представлена умственно-отсталыми людьми, которые делали всю физическую работу: следили за огородом и козами, как-то латали разрушенные помещения, заготавливали дрова. Другая категория - преимущественно пожилые люди, которые могли спланировать и объяснить, что, как и когда надо делать. Жили эти люди за счет огорода и леса. Несколько раз в год они ходили в город, чтобы обменять свою продукцию на необходимые промтовары, соль, сахар, муку и прочее. Это был полный сюр! Милиция этих людей не трогала, закрывая глаза на то, что они жили сами по себе и никак не участвовали в жизни социалистического государства, где "от каждого - по способностям, каждому - по его труду" (широко распространенный лозунг развитого социализма).

Тот же старичок объяснил нам, что грибы в этой местности искать пока рановато: обычно они появляются на пару недель позже. Он посоветовал переместиться в соседнюю Вологодскую область: там грибной пик приходился как раз на это время. Пройдя ещё какую-то часть пути, мы решили поискать ночлег. Неподалеку от дороги был виден дым, как будто выходивший из печной трубы, но самого дома видно не было. Создавалось впечатление, что дым вырывался прямо из земли. Когда подошли поближе, увидели землянку. Вниз, к незапертой двери, вели ступени; рядом паслась коза на длинной веревке. Мы постучали в дверь и вошли. В небольшом помещении стояла печка-буржуйка, кровать, стол и два стула. Кажется - всё. На кровати лежала очень старая бабушка. Мы спросили, можно ли у неё переночевать. «А ночуйте, мне не жалко» - ответила старушка. «Только вот спать-то у меня не на чем, да и угостить вас, милые мои, нечем». Не проблема: у нас с собой были и спальные мешки, и кое-какая провизия. Мы достали чай, сахар, печенье. За чаем разговорились. Старушка эта была из кулацкой семьи, высланной из средней полосы России сюда, в Архангельскую область, на поселение. Она прожила свою жизнь в необычайно трудных условиях…

Наутро она посоветовала зайти к её внучатому племяннику, жившему неподалеку, чтобы он указал нам какое-нибудь место в Вологодской области, где должны быть грибы в это время, и объяснил, как туда добраться. Дом его не сильно отличался от землянки, где мы провели ночь. Но нам бросилось в глаза довольно большое количество книг. Особенно нас поразило, что на столе лежала открытая книга Кнута Гамсуна, которая в этой глухомани смотрелась сюрреалистично, как слон на кухне: книги вообще были большим дефицитом, а таких авторов, как Гамсун, которые переиздавались очень редко, даже в Москве достать было тяжело. Этот человек не имел постоянного места работы, а просто помогал людям из близлежащих деревень с работой по дому. Прямо, как в анекдоте: где-то, в горах Кавказа, объявился пастух, который выглядел точь-в-точь, как Ленин. Ну, конечно, его привезли в КГБ, и говорят: "Товарищ, дорогой, вы бы хоть бороду сбрили, а то неудобно как-то получается". А он отвечает (с ленинской картавостью): "Бороденку-то сбрить можно, а как быть с идейками?". 

За грибами наш новый знакомый посоветовал отправиться в село Модно, Устюженского района, Вологодской области. От шоссе, где мы вышли из автобуса, до села Модно нужно было пройти 3-4 километра. Дорога шла через поля и луга, наполненные запахом цветов, стрекотом цикад и тишиной, когда они замолкали. Через какое-то время мы вышли к реке Мологе, на другом берегу которой были видны кирпичные развалины и несколько срубов, судя по заколоченным окнам, заброшенных. Рядом возвышался необыкновенной красоты сосновый бор. Да и весь пейзаж был чрезвычайно хорош! Мы покричали лодочнику, и он перевез нас на другой берег, в село Модно. Происхождение этого названия мне не удалось выяснить, но, поскольку само село было основано и получило свое название в ХV веке, это никак не может быть связано, со словом “модно” (какое платье модно в этом сезоне?)

Жена лодочника - баба Зина - встретила нас, как дорогих гостей. Она предложила нам на выбор: пожить несколько дней у неё в доме или поселиться в монастыре, развалины которого мы видели с другого берега реки. Мы выбрали второй вариант, а питаться решили у неё в доме, т.к. ближайший магазин был в Устюжне в 30 километрах от Модно, и купить в нем было нечего: черствый хлеб, соль, сахар и малосъедобные консервы – вот и весь его незатейливый ассортимент. А здесь - у Зины огород и козы, в реке рыба, в лесу грибы. Зина родилась и выросла в Модно; за всю свою жизнь она бывала только в Устюжне, а из больших городов - в Череповце и Вологде. При этом с ней можно было говорить на любую тему, но её любимым коньком была политика. Нас поразило, что у нее был коротко - волновой приемник, по которому она каждый вечер слушала “Голос Америки” - удовольствие, нам в Москве малодоступное из-за постоянного глушения. Здесь же слышимость была идеальной. Зина имела резко негативное суждение о советской власти, хорошо знала и понимала историю России и современное положение в мире. На мой вопрос, не боится ли она говорить на эти темы так открыто, Зина сказала, что не боится, так как власти не могут сослать её дальше, чем она уже жила. И снова - сюр!

Зина рассказала нам историю села Модно (много лет спустя я сверился с энциклопедией), основанного вместе с Николо-Моденским монастырем и собором Святителя Николая. Собор и монастырь (также, как и храмы Сольвычегодска), построили на средства московского купца Строганова в ознаменование явления в этом месте иконы Николая Угодника. Есть недостоверные сведения о том, что царь Иван Грозный, правивший в 16 веке, сослал туда одну из своих многочисленных жен. В 30-е годы монастырь был закрыт, а в 1944 году разрушен почти полностью вместе с храмом. От монастыря сохранились развалины и две сильно перестроенные кельи. В одной из них мы и поселились, благо, сена там было вдоволь. Сейчас монастырь восстановлен - в нем находится летний детский лагерь. А само село постепенно вымерло: из 50-60 домов в Модно осталось всего 3…

Это было лучшее грибное место из тех, которые я видел. Сосновый бор был покрыт белым мхом–лишайником, абсолютно сухим. По нему можно было ходить босиком или в тапочках: ощущение такое, будто идешь по ковру. И на этом белом фоне - грибы с коричневой бархатной шляпкой, твёрдой ножкой и без единого изъяна. Этот лес тянулся на 4-5 километров, а потом шли обычные смешанные леса, где можно было собрать другие грибы, для соления и маринования. В отличие от нас, Зина ходила в лес всего на пару часов и только за конкретными грибами, по графику: например, брала только белые для засушки или только грузди для засолки. Мы прожили в Модно дней шесть. Зина посушила в печке наши грибы, которых мы собрали великое множество, чтобы забрать их в Москву, и заставила нас взять с собой её фирменные соленые грибы. Мы стали общаться по почте, посылали в Модно продукты из Москвы, и получали от Зины посылки с лесными дарами, а также очень интересные письма, которые она писала, имея лишь начальное образование. Дружба наша продолжалась несколько лет, мы ездили туда сами и вместе с нашими приятелями, и всегда вспоминали с большой теплотой ту первую нашу поездку, которая позволила нам открыть для себя русский Север и его замечательных людей.  

ЖИДКАЯ ВАЛЮТА

Анекдот.

Зима. Холод. Мужик подходит

к мавзолею Ленина, а там очередь на 6 часов.

Он достает бутылку спирта и дает стражникам.

Они говорят: "Господин, вы сами пройдете

или сюда вынести?"

Почти в каждой главе этой книги в том или ином контексте упоминается спирт, и это естественно: алкоголь в России стал неофициальной жидкой твердой валютой. Сочетание слов “жидкая” и “твердая” здесь не является алогизмом, так как первое относится к физическому состоянию алкоголя, а второе - к его покупательной способности и конвертируемости с другими валютами. 

В микробиологической лаборатории, в которой я работал, каждому научному сотруднику ежемесячно выдавали 2.5 литра спирта. Газа в институте не было, поэтому для стерильной работы использовалась спиртовая горелка, в пламени которой прокаливали проволочную микробиологическую петлю. Для той же стерильности спиртом протирали поверхность рабочего стола. Заменив традиционную петлю на самодельную электрическую, и протирая столы денатуратом, можно было сберечь весь этот спирт и использовать его в личных целях. Хотя, по сути, наши действия были воровством, они таковым не считались; по этой схеме работал весь коллектив, включая администрацию. Но даже если бы мы и использовали спирт в горелках, в ежемесячных отчетах указывать это не разрешалось. Поэтому, составляя отчет о расходовании спирта, мы должны были писать, что он потрачен на протирку оптических осей. Это, конечно, являлось полным абсурдом, так как оптическая ось была всего лишь узконаправленным пучком света и, соответственно, “протереть” ее было невозможно.

Спирт был негласным бонусом для людей, работающих в науке. В пересчете на водку (при разведении спирта водой в соотношении 1: 1,4) этот бонус составлял 12 бутылок водки в месяц. Для удобства пользования спирт разливали в сосуды разного калибра. Наибольшее хождение имели так называемые "рыжики" - бутылочки темного стекла из-под этилового эфира емкостью 75 миллилитров (разведя содержимое “рыжика” водой, можно было получить почти стакан водки). При обмене на услуги такой “рыжик” являлся эквивалентом 1.5-2 часов труда. В институте, где я работал, было сервисное подразделение, которое поддерживало "на плаву" приборный и машинный парк. Починка какой-нибудь центрифуги, водяной бани или шкафа с постоянной температурой была прямой обязанностью этого подразделения. От работы там не отказывались, нo если нужно было, чтобы эту работу сделали хорошо и быстро, “рыжик” был тут как тут.

Помогал спирт и в повседневной жизни, в частности для покупки продуктов. На первом этаже многоэтажного дома, где мы жили, размещался универсам. В конце брежневской эпохи застоя, когда с продуктами в стране стало совсем тяжело, в Москве ещё можно было что-то купить, хотя и с большим трудом. Поэтому из близлежащих к Москве областей стали приезжать так называемые “экскурсии”. Люди бронировали билеты на автобусную экскурсию в Москву, автобус довозил их до магазина, где они скупали всё, что было в продаже. Очереди за мясом были на 2-3 часа, и к середине дня оно уже заканчивалось. Чтобы купить кусок мяса, жителю Москвы надо было опаздывать на работу или оформлять выходной день. У меня был свой метод покупки мяса в экстремальных условиях развитого социализма. Я подходил к прилавку, где работал знакомый мне мясник, и подавал ему сигнал. Например, указательный и большой пальцы, образующие кольцо и поднесенные к носу (имитация свиного рыла) означали свинину, похлопывание по бедру указывало на свиную ногу. Указательный и средний пальцы (в виде буквы “V”) означали 2 кг. После этого я спокойно шел на работу, а когда возвращался домой вечером, заходил в магазин, который в это время был уже совершенно пустой. Мясник давал мне завёрнутый кусок мяса, а в обмен получал деньги и, конечно же, “рыжик”. По такому же плану часто покупали (или, как было принято говорить, “доставали”) те продукты, которые пользовались спросом и считались дефицитом.

Другим применением спирта был его обмен на бензин. Владельцы машин всегда имели при себе шланг и 20-литровую канистру. Поскольку бензин был в продаже не всегда, и часто на заправке были большие очереди, люди практиковали такой способ. Где-нибудь в отдалении от городской суеты человек останавливался, выходил из машины с канистрой и ждал проезжающий грузовик. Если у водителя грузовика был лишний неучтенный бензин, сэкономленный за счёт манеры вождения или полученный иным способом, он с помощью шланга переливал бензин в канистру. Это удовольствие обходилось в два “рыжика”.

Словом, везде, где нужны были какие-нибудь услуги, спирт открывал огромные возможности. Он был своеобразной “палочкой-выручалочкой”. Однажды летом Ира с дочерью Ланой поехали в Анапу на Черное море, а я остался дома в Москве. Вдруг телефонный звонок: Ира в слезах и панике, хочет, чтобы я приехал, как можно быстрее, потому что Лана задыхается (как оказалось, у неё был ложный круп). Легко сказать: "Приезжай". А как? Летом, в пик сезона, попасть на черноморский курорт было просто нереально. Авиабилеты в такие места с огромным трудом доставали за несколько месяцев до поездки. Я собрался за пару минут, взял с собой литр спирта и поехал в аэропорт, чтобы всё-таки попытаться улететь. В аэропорту было на удивление тихо: люди не роились, как пчелы, а просто сидели в зоне ожидания. Билетов не было никаких и никуда. Я стоял в раздумье, пытаясь сообразить, как решить проблему. Неподалеку я увидел грузчика на электрокаре и решил попробовать. Я предложил ему двойную цену билета за то, что он поможет мне улететь, на что он ответил отказом. Тогда я достал из сумки спирт. Увидев спирт, он переменился и сказал, чтобы я встал на платформу электрокара и держался крепко. В 2 минуты мы домчались до самолета, который уже был готов к полету. Грузчик крикнул стюардессам чтобы они подождали закрывать дверь. Я взбежал по трапу и оказался в самолёте.

В другой раз, мы, целой компанией человек в десять, возвращались поздно вечером домой из ресторана, где отмечали свадьбу одного из сотрудников института. Был май, стояла великолепная погода, и мы решили пройтись по ночной Москве. Навстречу нам шли несколько молодых людей, по виду перебравших лишнего и желающих приключений. Проходя мимо нас, они стали громко обсуждать достоинства и недостатки наших женщин. Тогда один из нас (в молодости он был неплохим боксером), ударил самого задиристого и, как выяснилось позже, сломал ему челюсть. Тут, оказалось, что у них были ножи, и неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы не подоспела милиция, которая задержала всех и доставила в отделение. Поскольку разбираться в ситуации милиция не стала бы, одним из возможных последствий могло быть сообщение в институт, что человек задержан в пьяной драке с нанесением телесных повреждений. Такое сообщение могло резко сказаться на дальнейшей научной карьере. И опять выручил спирт: одного из нас милицейская машина с сиреной и сверкающими фарами довезла до института, где он забрал спирт, и за 4 литра нам вернули свободу.

Конечно, спирт мы употребляли и сами. Поскольку многие рутинные процедуры - мытье лабораторной посуды, приготовление растворов и питательных сред - научным сотрудникам приходилось делать самим (тогда как в развитых странах широко использовались однорaзовая посуда и готовые растворы), то для того, чтобы участвовать в научном процессе на приличном уровне, приходилось регулярно работать допоздна и задерживаться на 4-5 часов после окончания рабочего дня. К тому же, это время было самое продуктивное: большинство людей уходило с работы вовремя, дaвая тем, кто оставался, возможность сконцентрироваться. Поэтому эксперименты, поставленные поздним вечером, были самыми успешными. В институте работали настоящие “старатели”, которые очищали спирт для собственного пользования. Один из рецептов включал в себя очистку молоком с последующим центрифугированием для удаления коагулированных белков. Очищенный спирт настаивали на клюкве, чесноке, перце, различных травах. До того, как отправиться домой, мы часто устраивали “посиделки”, в которых спирт играл не последнюю роль. Такие посиделки с разговорами о науке были просто необходимы - они создавали благодатную почву для неформальных дискуссий, в которых мы обсуждали результаты очередного эксперимента или будущие проекты. 

AЛКОГОЛИЗМ 

Анекдот. Бизнес по-русски:

ограбили винный магазин и украли ящик водки. 

Водку продали, а деньги пропили... 

Алкоголь в России - тема многогранная, благодатная и неисчерпаемая. Она поднималась и обсуждалась бесчисленное количество раз и, несмотря на это, мне кажется, что алкогольный опыт миллионов, прошедший через призму моего личного восприятия, может высветить какие-то интересные оттенки в этой теме. В моей жизни было множество вольных или невольных встреч с самыми разными представителями пьющей части советского общества - “алкашами” (презрительное название алкоголиков), которые так широко были распространены в СССР. Я всегда был восприимчив к их рассказам (зачастую несвязным), но главное, к их желанию просто быть выслушанным. В результате многолетнего общения у меня сложилась определенная система классификации алкоголиков, основанная на потреблении конкретного вида алкоголя. Я насчитал пять основных видов алкоголизма (алкогольной зависимости): водочный, пивной, винный, суррогатный и самогонный. Эта классификация весьма условна, поскольку четких границ между группами нет, и алкоголики постоянно перетекают из одной группы в другую, особенно те из них, которые практикуют так называемый “ёрш” - смесь напитков из разных групп, как например, пиво, усиленное водкой. Однако культура питья, ассоциированная с каждой из этих групп, остаётся достаточно специфической. 

 Водка. В 1950-60 годы в Москве был один вид водки, доступной всем слоям населения и потому всеми горячо любимой. Это была “Московская“- стоимостью 2 рубля 87 копеек. Была также водка “Столичная“ за 3 рубля 12 копеек и различные водочные настойки, но все они уступали по популярности “Московской“. Традиционно российский способ потребления водки был распитие пол-литровой бутылки на троих, которое происходило следующим образом. С самого утра алкоголики собирались возле винного магазина задолго до его открытия. Инициатор выпивки брал на себя покупку бутылки. Это была большая часть работы, которая включала в себя: наличие уставного капитала (3 рубля), стояние в очереди 1.5 - 2 часа, поиск стакана, места и остальных двух участников. Счастливый обладатель водки засовывал руку под лацкан куртки или пальто, оставляя поверх лацкана три пальца – указательный, средний и безымянный. Такой знак означал, что он ищет желающих распить бутылку на троих. Когда все три компаньона были в сборе, двое привлеченных участников отдавали по рублю обладателю бутылки. Оставшиеся 13 копеек сдачи, обычно тратили на сигареты. Оставалось только найти такое убежище, где бы не забрала милиция за распитие алкогольных напитков в общественных местах. Летом это не составляло труда: заброшенные дворы, гаражи, скверы, детские площадки - всегда были к услугам пьющих. Зимой важно, чтобы было тепло, так как под действием алкоголя чувствительность к холоду сильно падает и можно легко замерзнуть. Поэтому одним из обычных мест для распития были подъезды жилых многоквартирных домов: там было тепло, сухо и достаточно безопасно (если, конечно, компания вела себя тихо). Стакан воровали в магазине, где продавались соки или кофе, либо в автоматах для продажи газированной воды. Чтобы разделить пол-литра водки на троих поровну, использовался метод “булек“. Всего в пол-литровой бутылке водки было 21 “бульки”, т.е. по 7 “булек” на каждого участника. Этот метод работал даже в темноте. Закусывать водку считалось своего рода пижонством по нескольким причинам: бесполезная трата денег, ослабление алкогольного эффекта, общая суета и тому подобное. Широко практиковалась закуска “мануфактурой“, а именно - вдох носом через рукав верхней одежды сразу после приятия водки. Культура питья на троих обязательно включала в себя беседу. Поэтому уйти просто так, не покурив и не побеседовав, было “западло” (“неприемлемо” - в блатной фразеологии). Обычно люди, не соблюдающие правила, становились париями, так же, как и те, которые пили в одиночку. После распития и общения, компания распадалась: одни шли по своим делам, а другие - обратно к магазину, чтобы повторить. Для многих обычная норма была 3 раунда в день, что составляло одну бутылку на человека. Возникает вопрос: зачем нужны все эти хлопоты (искать собутыльников, место, стакан), когда можно было просто купить бутылку водки и выпить ее одному в тепле своей квартиры? Ответ на этот вопрос, заключается в том, что культура пьянства, характерная для России, основана на простом человеческом общении, которое происходит большей частью в семье или на работе. В семье пьющего общение обычно ограничивается частыми скандалами с ближними. На работе тоже постепенно сужается круг людей, с которыми алкоголик может поговорить. Питье в одиночку приводит к еще большей изоляции от общества. 

Пиво. Пиво продавалось в двух видах: разливное (бочковое) и бутылочное. Поскольку пустые бутылки, как уже говорилось, надо было сдавать (что было само по себе “приключением”), бутылочное пиво не было так популярно, как разливное, которое продавалось в специальных киосках - ларьках. Получить работу продавщицы в таком ларьке без крупной взятки было очень нелегко, поскольку такая работа давала возможность заработать довольно большие деньги. Было два основных способа обмана покупателя. Первый способ заключался в том, что продавщица наливала пиво в кружки под большим давлением, и это вызывало образование высокой пены. Фактически, она не доливала по меньшей мере ? от объема пива. И хотя на каждом ларьке всегда висела надпись: “Требуйте долива пива после отстоя”, в реальной жизни разговор с продавщицей об этом всегда приводил к скандалу с очередью из-за задержки времени. Для того, чтобы получить нормальную кружку пива без избыточной пены, нужно было заплатить продавщице дополнительно. Другой способ наживы на пиве было разбавление пива сырой водой, что резко портило его вкус. В целом, ларек по продаже пива был для продавцов значительным источником дохода, как маленький Клондайк времен золотой лихорадки в Америке.

 Поскольку крепкость пива в России в те времена была примерно 4 градуса (т.е. в 10 раз слабее водки), то для того, чтобы принять соответствующую дозу алкоголя, нужно было выпить пива в 10 раз больше, чем водки, и это требовало определённых усилий (5 литров пива вместо 0.5 литра водки) и времени. Проблемa была и в том, что стеклянных кружек, в которые разливали пиво, было всего штук 25 - 30 на киоск. К тому же их приходилось мыть перед каждым покупателем, используя специальный фонтанчик (хотя нельзя сказать, что гигиена при этом была приоритетом…). Недостаточное количество кружек создавало неудобство для пьющих, т.к. пить нужно было достаточно быстро, чтобы вернуть пустые кружки обратно в киоск и не раздражать очередь. Поэтому реально больше трех-четырех кружек выпить было тяжело. Пили пиво, независимо от погоды, стоя на открытом воздухе непосредственно возле киоска. 

Пивные алкоголики составляли отдельную, самостоятельную группу. В большинстве своем это были работающие мужчины. Большинство из них стояли в очереди не поодиночке, а сформированными компаниями. Зачастую, такой вид алкогольной зависимости не приводил к выпадению пьющего из семьи и общества; во многих случаях эта зависимость могла тянутся годами. Однако, как уже упоминалось, потребление водки вместе с пивом приводило к усилению алкогольного синдрома.  

Вино. Ещё один слой российских алкоголиков составляли потребители вина. Под вином понимались сугубо крепленые вина, усиленные добавлением спирта (до 20 градусов) и сахара. Это были “знаменитые” портвейны “777” и “33”, а также широкий спектр так называемых “плодово-ягодных“ вин неизвестной этимологии, объединенных общим названием, бытующим среди пьющих: “бормотуха” (она же шмурдяк, краска, чернила). Чемпионом этой породы был “Солнцедар” под кодовым названием “менингитник“, поскольку нередко вызывал соответствующие симптомы. Однажды мне довелось его попробовать. Не знаю, что именно входило в его состав, но эффект был оглушительный, как в прямом, так и в переносном смысле: какое-то время я чувствовал себя, как под водой, где все звуки приглушены, и совершенно потерял всякое ощущение места и времени. “Солнцедар” лидировал по силе воздействия на организм в пересчете на затраченной рубль. Стоимость этого пойла зависела от региона (в среднем 1 рубль 30 копеек за бутылку). Удельная “напиваемость“ вина (в пересчете на затраченный рубль) была сравнима с водкой (при крепкости 20 градусов можно было выпить две бутылки вина за 2 рубль 60 копеек или одну бутылку 40-градусной водки за 2 рубля 87 копеек). Бормотуху делали из отходов винной и фруктовой промышленности. В частности, сырье для “Солнцедара” завозили из Алжира в танкерах. Потребление бормотухи отличалось от водки и пива: большая часть винных алкоголиков пили у себя дома, в одиночку. Всюду в мире, культура потребления именно вина - самая “социальная”: люди подолгу сидят за столом и общаются. Это, однако, относится к приличным винам, прежде всего сухим. В России сухие вина алкоголики называли “сухариком” и пили лишь в крайних обстоятельствах - при отсутствии чего-то покрепче. Поскольку качество бормотух - дешевых крепленых вин - было неописуемо гадкое, то одной из основных задач было выпить его, как можно быстрее, и тут уж было не до общения. Доходило до того, что если пьющий никак не мог удержать бормотуху внутри, ее, аналогично питью суррогатов (см. ниже), иногда вводили в организм с помощью клизмы, так как всасывание алкоголя в прямой кишке происходит быстрее, чем в желудке. 

Суррогаты. В эту категорию напитков, содержащих спирт, входят жидкости, не предназначенные и, более того, опасные для употребления. Трудно составить перечень таких жидкостей, поскольку изобретательность русских алкоголиков смело била все рекорды по потреблению суррогатов. Сюда входили всякие средства для бытовых нужд, различные виды жидкого клея, а также парфюмерия (лосьоны, одеколоны), неочищенный спирт денатурат и тому подобное. Наиболее популярные жидкости из этой группы - клей БФ-2 и политура – алкоголики уважительно называли Борис Фёдорович и Полина Романовна. Регулярное употребление этих субстанций очень быстро приводило к циррозу печени и неминуемой гибели. Люди, пьющие суррогаты, как правило, уже не имели семьи, работы и средств к существованию. В институте, где я работал, был парень по имени Игорь, который только что демобилизовался с флота и работал в приборном отделе, т.к. хорошо разбирался в электронике. Это был очень приятный, всегда улыбающийся молодой человек. Во время одной из картофельных кампаний, наши с ним койки стояли рядом. Как-то раз он не пошел на поле, сказавшись больным. Когда я после работы вошел в помещение, меня поразил сильный запах. Пахло парфюмерией, в которой я узнал свой французский одеколон для протирки лица после бритья. Это была довольно большая бутылка (150 мл), которую я хранил у себя в рюкзаке под кроватью, и которая теперь была пуста. Игорь лежал на спине с открытыми глазами, однако меня он не видел. Каждые 5 минут он рыдающим голосом просил: «Уберите зеленых у меня с груди, вот этих мохнатых». Это продолжалось часа два, после чего он заснул. Утром он ничего не помнил, но сказал, что эффект ему понравился. По возвращении с картошки, он начал пить регулярно и все, что попадалось под руку. Его уволили из института, и через полгода его не стало. 

Самогон. В основном, самогон гнали в сельской местности, так как водку в сельские магазины завозили очень редко. Брагу - сырье для самогона - делали из сахара с дрожжами (конечно, если были сахар и дрожжи), но в принципе, в ход шли любые ягоды и фрукты. Поскольку винных дрожжей в продаже не было, вместо них использовали пекарские. И, хотя биохимия была одна и та же (брожение), количество побочных продуктов при использовании пекарских дрожжей было гораздо выше, а крепкость - гораздо ниже, чем винных, и это требовало более серьезной очистки, которую трудно наладить в домашних условиях. Брагу иногда пили сразу, но чаще перегоняли ее в самогон, используя самодельные аппараты. 

 В семидесятые годы советское правительство начало антиалкогольную кампанию. Вначале решили повысить цену на водку, но поскольку это было чревато недовольством широких народных масс, просто начали выпускать новую водку без названия по цене 3 рубля 62 копеек, а продажу “Московской”и “Столичной” за три-четыре месяца свели к нулю. Эта новая водка, сделанная из неизвестных ингредиентов, оставляла после выпивки резкий, неприятный вкус, из-за чего и получила прозвище “Сучок”. Потом появилась водка “Экстра”, которая стоила 4 рубля 20 копеек. Алкоголики немедленно отреагировали на это, расшифровав “Экстра”, как акроним: Эх, Как Стало Трудно Русскому Алкоголику. Другая правительственная мера в борьбе с алкоголизмом была создание искусственного дефицита водки. Эти действия не привели к снижению употребления алкоголя; зато они вызвали увеличение числа алкоголиков, перешедших из водочной категории в винную или суррогатную. Ещё одна неудачная идея борьбы с всеобщим пьянством - создание сети так называемых “Рюмочных” в начале восьмидесятых годов. За 1 рубль здесь можно было купить рюмку водки (50 мл) и обязательный бутерброд с сыром или колбасой. Такой подход тоже оказался неэффективным: в “Рюмочные” стали ходить представители среднего класса, а алкоголики же продолжали пить также, как и раньше. Потом началась “андроповщина”, и все “Рюмочные” закрылись. 

В это же время были созданы специальные патрули милиции, которые в будний день, в рабочее время, останавливали людей прямо на улице в центре города для выяснения причин, почему они не на работе. Когда к власти пришел Горбачев, одним из первых его указов стал указ об усилении борьбы с алкоголизмом. По его сценарию была резко сокращена продажа алкогольных напитков, особенно водки и крепленых вин. Эти меры привели к заметному уменьшению смертей, связанных с потреблением алкоголя. К сожалению, чиновничий аппарат, привыкший к бездумным инициативам, чтобы угодить Главному, пошел дальше и решил бороться с алкоголизмом путём вырубания виноградников в южной части страны. Эти виноградники – результат тщательной многолетней селекции - были гордостью советского виноделия. Их вырубали и в Москве на каждом углу за копейки продавали роскошный виноград винных сортов и виноградный сок в трехлитровых банках. 

Изобретательные алкоголики разработали экспресс-метод для производства самогонного сырья под названием “Хайль Гитлер”. Они брали банку с виноградным соком, бросали в нее горсть изюма, на котором живут дикие дрожжи, и закрывали резиновой перчаткой с проколотым пальцем для отвода газа, образующегося при ферментации. Когда “процесс пошел” (как сказал Михаил Горбачев, правда, совсем по другому поводу...), перчатка надувалась этим газом и напоминала нацистское приветствие. Когда ферментация заканчивалась, перчатка опадала. Затем - в холодильник на пару дней и брага готова! Мы с Ирой решили сделать самодельное вино, используя сходную технологию. Купив 20 кг крымского винограда, большой таз и селекционные винные дрожжи (поскольку я работал в микробиологическом институте, мне удалось их выписать из коллекции Института виноградарства и виноделия “Магарач” в Крыму). Дальше, как в известном фильме “Укрощение строптивого”, где Адриано Челентано, танцуя, давит виноград ногами, я сделал то же самое. Полученный сок мы перелили в 20-литровую бутыль, добавили туда дрожжи, закрыли крышкой с газоотводным клапаном и поставили ферментироваться. Через 5-6 дней ферментация закончилась, и после двух дней на холоде получилось очень приятное молодое вино.

Справедливости ради, надо заметить, что начиная со школы, а потом и в Университете наша компания, по количеству выпитого, не слишком отличалась от алкоголиков. В пивном баре, например, 6-7 кружек пива считалось нормой (а были чемпионы, способные выпить 10-12 кружек, т.е. 5-6 литров). У нас даже была игра под названием «Тигр идет»: участники садятся за стол, делают ставки и начинают пить. Не пьет только один человек, который водит. Периодически он объявляет, что идет тигр. Тогда все должны залезть под стол, а через несколько минут, когда он говорит, что тигр ушел, вылезти из-под стола. Однако не все были способны это сделать, и некоторые оставались под столом. Тот, кто оставался за столом последним, забирал все деньги. 

Хочу закончить эту главу цитатой из выдающейся книги В. Ерофеева “Москва-Петушки”. “Человек не должен быть одинок — таково моё мнение. Человек должен отдавать себя людям, даже если его и брать не хотят. А если он всё-таки одинок, он должен пройти по вагонам. Он должен найти людей и сказать им: “Вот. Я одинок. Я отдаю себя вам без остатка” (потому что остаток только что допил)”. 

ВОРОВСТВО

"Разбудите меня лет через сто,

и спросите, что сейчас делается в России.

И я отвечу — пьют и воруют".

М. Салтыков-Щедрин (1826-1889)

Первое в России законодательное определение видов воровства, близкое к современному, было дано в указе Екатерины II от 3 апреля 1781 года «О разных видах воровства и какие за них наказания чинить»: «Будь кто на торгу… из кармана что вынет… или внезапно что отымет, или обманом или вымыслом продаст, или весом обвесит, или мерою обмерит, или что подобное обманом или вымыслом себе присвоит, ему не принадлежащее, без воли и согласия того, чьё оно». Уже в то время разделяли 3 вида воровства - грабеж, мошенничество и кража. В Советском Союзе широкое распространение получило мошенничество. В современном русском языке имеется около 20 синонимов слова “мошенничество”: обман, жульничество, махинация, подлог, надувательство, нечестность и др. Такое обилие синонимов может служить показателем того, что люди часто сталкиваются с этим явлением. В СССР лидировало, на мой взгляд, мошенничество путем прямого обмана.

Меня обманывали и обкрадывали многократно. На основе этого личного опыта я составил список хорошо мне известных видов обмана, применявшихся в сфере торговли. 

В продуктовых магазинах широко использовались разные виды обвеса покупателя. Однажды, когда я был подростком, дедушка попросил меня купить в мясном магазине напротив нашего дома 200 граммов колбасы к завтраку. Стоя в очереди, я услышал разговор двух старушек о том, что весы установлены не на нуле (как положено), а на отметке 25 граммов. Они, однако, ничего не сказали продавцу, чтобы не вызвать его неудовольствие. Когда подошла моя очередь, продавец перед тем, как взвесить колбасу, положил ее на большой лист очень грубой бумаги, завернул, и только потом бросил на весы. Это дало ему, по крайней мере, еще 25 граммов. Итого, он недовесил мне 50 граммов колбасы из 200, т.е. 25%.

В другом эпизоде я попросил продавца взвесить мне 2 килограмма мяса для котлет и указал ему на конкретный кусок в витрине. Он повернул этот кусок перед моими глазами так и эдак, чтобы показать его со всех сторон. Я был доволен, но, когда я пришел домой и развернул сверток, там, кроме моего куска, была огромная кость, я думаю, не менее 30% от веса мяса. Это было обычное дело: продавцы, словно фокусники, либо незаметно подкладывали перед взвешиванием к куску что-то, чего покупатель не просил, либо показывали кусок так ловко и быстро, что покупатель просто не успевал заметить изрядной доли жира или кости. В другой раз Ира попросила меня купить на рынке килограмм творога. Весы на рынках были чашечные, где использовались гири для противовеса. Наученный опытом, я внимательно смотрел за действиями продавца и не заметил ничего подозрительного. Но, когда я вернулся домой, обнаружил, что творога было явно меньше по весу, чем килограмм. Много позже, в случайном разговоре я узнал, что продавцы часто использовали гири с вынутой сверлом серединой. Такая гиря, на которой написано “1 кг”, на самом деле весила, скажем, 800 граммов. Соответственно, товар, который взвешивался, тоже весил 800 граммов, а не килограмм.

Еще один способ мошенничества - увеличение веса продукта (для этого нарушали правила хранения и перевозки продуктов). Сахар, например, часто хранили в открытых мешках рядом с ведром воды - так сахар может набрать влаги до половины своего веса.

Мошенничество процветало и в сфере общественного питания (ресторанах, кафе, столовых). Я с детства не любил рестораны вообще и, в частности, ресторанную еду. Даже в дорогих ресторанах предсказуемый заранее комплект «удовольствий» включал в себя очередь на полтора–два часа (иногда на морозе), грубого швейцара, стандартное меню: суп, разведённый водой, котлеты из мяса пополам с хлебом, картофельное пюре на воде вместо молока. Порции были маленькие, алкогольные напитки разбавленные, марочное вино подменяли на ординарное, коньяк подороже - на более дешевый. Стол приходилось делить с незнакомцами. В довершение (как и везде в сфере торговли и услуг) обсчет клиента. Классический пример: официантка в ресторане считает на деревянных счетах возле столика посетителя, громко щелкая костяшками, и говорит вслух: “40 копеек плюс 40 - будет... рубль 40”.

Конечно, обман и мошенничество не было прерогативой исключительно торговых работников. Начиная с 70-х, произошел качественный скачок: мошенничество проникло и набрало обороты в других сферах. Расцвели пышным цветом профессиональные обманщики - “кидалы” (от жарг. “кинуть” – обмануть), такие, например, как наперсточники («крути-верти, поехали»), кукловоды, которые при купле-продаже подсовывали вместо денег за сделку - нарезанную бумагу) и многие другие. Мошенники считались воровской элитой, поскольку, чтобы общаться с самыми разными людьми, они должны быть тонкими психологами и актерами. Мать моего друга стала жертвой одного из самых “элегантных” (на мой взгляд) обманов — «помощи» при поступлении в институт. Обычно вступительные экзамены - очень волнительное время. Многие родители не в силах сидеть дома и приходят в институт вместе с ребенком. Они роятся возле кабинета, где идет экзамен, мучая выходящих абитуриентов вопросами: " Какую поставили оценку? Какой был билет? Какие преподаватели принимали экзамен?" и так далее. Они обмениваются друг с другом полученной информацией, пытаясь понять систему и сделать прогнозы. Мама моего друга и моя мама разговорились с каким-то мужчиной, который представился, как отец абитуриента. В разговоре он сообщил, что у него есть человек, который принимает экзамены и за вознаграждение “помогает” их сдать. Мама моего друга сразу спросила, не может ли он помочь с поступлением ее сына (моя мама была более осторожна и решила, что ничего предпринимать не будет). Делая вид, что он всерьёз об этом размышляет, мужчина, в конце концов, согласился. Он взял деньги, чтобы передать их «своему человеку» из приемной комиссии, с тем условием, что он отдаст их обратно, если оценка будет меньше пятерки. Особенность такой формы обмана заключалась в том, что этот человек никому никаких взяток не давал, а действовал наудачу: если абитуриент сдавал на “пятерку”, он просто оставлял деньги себе. Мой друг получил на экзамене четверку и мошенник вернул деньги полностью. 

Помимо мошенничества, большинству людей часто приходилось сталкиваться с кражами. Вот далеко неполный список краж, которые коснулись меня: два велосипеда, мотороллер, все 4 колеса с машины, шасси от детской коляски (няня оставила коляску со спящим в ней ребенком, возле магазина, и, когда она вышла, коляска была уже без колес и стояла прямо на земле). Много раз у меня воровали деньги, а у моей жены – ювелирные украшения.

Крупнейшим вором являлось само социалистическое государство, которое отбирало у работников (вернее - недоплачивало им) львиную долю заработной платы. Люди платили государству той же монетой, воруя у него все, что только было возможно. Так, например, сотрудники нашего института несколько раз в год должны были отработать день на овощной базе, перебирая гнилой лук и другие овощи, которые хранились в неотапливаемом холодном помещении и портились. Не стесняясь нашего присутствия, работники этой базы выбирали хорошие овощи, складывали их в пакеты и перед уходом домой перебрасывали эти пакеты через забор. За проходной (там работников могли проверить, но сумки их были пусты), они шли прямиком к своему пакету. Пару раз мне пришлось работать на мясокомбинате, где рабочие уносили мясо, обматывая им ноги или тело в виде корсета. Снаружи их уже поджидали постоянные покупатели. Шофера воровали и продавали сэкономленный бензин, автомеханики - запчасти. У меня была машина “Москвич” 17-летнего возраста, которая периодически нуждалась в ремонте. Запчасти достать было невозможно, да и сам автосервис был недоступен (очередь занимала несколько месяцев). К счастью, машины скорой помощи тоже были “Москвичи”, и их чинили в специальных мастерских. Я договорился с механиком такой мастерской, и с ремонтом моей машины не было никаких проблем. Выручка за этот ремонт оседала в карманах автомехаников, которые должны были чинить не частные автомобили, а государственные. 

В колхозах и совхозах воровали комбикорм для скота, удобрения и прочее, что можно было использовать в индивидуальном хозяйстве. Большой размах воровства был связан с «теневой экономикой». Там заправляли так называемые «цеховики», которые организовывали на государственных предприятиях производство дефицитных товаров. Для этого создавалась третья (ночная смена), за которую платили гораздо больше, чем за дневную. Из остатков материалов, украденных во время дневной смены, на том же самом оборудовании изготавливались ходовые товары, соответствующие запросам покупателей. Продукция затем реализовывалась через государственную систему торговли. Если работникам было нечего украсть, они воровали время, не дорабатывая на государственных предприятиях. Это время использовалось для личных целей, часто - для какого-то приработка путем так называемых левых работ, или халтуры. 

При этом существовал свой рынок труда и свои расценки за этот труд, которые определялись спросом и предложением. Например, я был довольно популярным частным репетитором, подготавливая абитуриентов к вступительным экзаменам в институт по биологии. На моей основной работе в качестве научного сотрудника, кандидата наук, я зарабатывал меньше 1 рубля в час, тогда как за то же время репетиторство приносило мне 15 рублей. Но я сохранил науку в качестве основного занятия, оставив репетиторство, как вспомогательный приработок. Правда, если бы я решил бросить науку и заниматься только репетиторством, мне не нужно было бы увольняться из института: просто ворованного времени (я мог бы уходить с работы раньше положенного или позже приходить) было бы достаточно.

Еще я хочу рассказать o нескольких эпизодах обмана государства, в которых я принимал участие, будучи школьником. Я привожу эти примеры для того, чтобы показать, как господствующая в обществе мораль в пост-сталинскую эпоху, разъедала целое поколение, которое росло в обстановке всё возрастающего мошенничества и краж. Я рос в интеллигентной семье, где обман был неприемлем: отец был профессором, мать врачом, дедушка работал финансистом в Госплане и был вообще «святым человеком», который любил меня безоговорочно. Я уверен, что у родителей был бы нервный срыв, а дедушка просто не пережил бы, если бы они узнали, что их сын и внук - обманщик. И хотя дома о грабительском характере советского строя старались говорить завуалированно, разговоры за обеденным столом или в обществе друзей часто касались покупки дефицитных товаров с переплатой, обсуждалась наглость продавцов, алчность милиции и прочие атрибуты «советского образа жизни». Так что многие негативные вещи вошли в ежедневную жизнь и стали восприниматься, как норма, и уже в 12-13 лет у меня сложилось впечатление, что обманывать отдельного человека - плохо, а государство - нормально, поскольку оно ворует у людей, и это просто способ немного с ним расквитаться. 

Моим любимым обманом был проезд на общественном транспорте. Для того, чтобы добраться до школы, мне нужно было доехать автобусом до метро (стоимость проезда - 5 копеек), потом сесть на метро (5 копеек), потом - на троллейбус (4 копейки) - всеѓо около 6 рублей в месяц. Почти столько же стоил проездной билет на все виды транспорта. Посчитав, что это слишком дорого, я придумал способ, как сэкономить немного денег. С лицевой стороны проездной билет был цветным, причём каждый месяц цвет менялся. С задней стороны он был белый с двумя большими жирными буквами, обозначавшими месяц (ЯН, ФЕ и т.д). Сначала у меня возникла идея разрезать проездной пополам и разделить с другом, по 3 рубля с человека. Каждая половина вставлялась в бумажник так, чтобы высовывался только цветной край. Мысль, что это всего лишь половина проездного билета, контролеру в голову не приходила. Поездив так несколько месяцев, я занялся дальнейшем усовершенствованием этой схемы. Подержав проездной над паром, его можно было расслоить на лицевую часть (цветную) и заднюю (белую). Эта задняя часть наклеивалась на картонку такого же размера, после чего ее можно было предъявлять контролеру, который видел 2 буквы, обозначающие месяц. Лицевую часть также наклеивали на картонку и резали пополам. Таким образом, проездной делился уже на троих, по 2 рубля с каждого. Сэкономленные 4 рубля в месяц я тратил на моё любимое мороженое по 15 копеек, то есть, в течение месяца я был обеспечен бесплатным мороженым. 

Другой способ бесплатного проезда я разработал, уже учась в университете, до которого я добирался автобусом. В то время для удобства пассажиров продавались талонные книжечки по 50 копеек за 10 поездок. Входя в автобус, пассажир должен был закомпостировать талон в специальном устройстве, которое пробивало в нём уникальную для этого автобуса комбинацию дырок. Я записал номера всех автобусов, ходивших по этому маршруту, и доставал нужный талон для предъявления его контролеру.

Однажды, в шестом классе, я был участником нелепой детской кражи. Наш класс был академически самым сильным в школе, которая была лучшей школой района. За это нас освободили от занятий на целый день и послали в ГОРОНО (Городской отдел народного образования), бывший неподалеку, разгружать грузовик, полный пачек с аттестатами об окончании средней школы. Мы носили эти довольно тяжелые пачки и складывали их в специально отведенной комнате. Одна пачка надорвалась при переноске и тот, кто её нес, вытащил несколько бланков. Тогда все остальные тоже взяли себе по нескольку штук. Это были незаполненные аттестаты, подписанные, проштампованные и номерные, на гербовой бумаге с водяными знакам. Через некоторое время я подумал, что оставлять себе эти аттестаты - не очень хорошая идея и сказал всем, что от них надо избавляться. Я оставил свои в туалете, в ящике для туалетной бумаги; все остальные положили их в какой-то мусор. На следующий день меня вызвали в кабинет директора, где сидели учительница по английскому Альбина, директор и офицер КГБ. Альбина грозно спросила: “Сколько ты взял? Кто ещё брал?” Я не хотел сдавать товарищей, и сказал, что не видел. Она повернулась к офицеру и сказала: ''Запишите ему ещё дачу ложных показаний''. Нас послали искать выброшенные документы, и мы нашли их все до единого: мои так и лежали в туалете, а другие оказались уже в больших баках, которые должна была забрать мусорная машина, но, по счастью, мы пришли раньше. В результате, нам поставили “четверку” по поведению за год с формулировкой “За кражу документов в ГОРОНО”.

Ещё один мелкий обман, в котором я принимал участие, произошел, когда я учился в седьмом классе. В Московский парк культуры имени Горького привезли аттракционы из Чехословакии. Для нас тогда это было одно из чудес света, невиданное прежде. Вход стоил 1 рубль 50 копеек, а каждый аттракцион 30 копеек, что было достаточно дорого для нас в то время. Тогда я вспомнил своего одноклассника, который был отпетым двоечником. Когда он получал очередную “двойку” в дневнике, учителя требовали, чтобы кто-нибудь из родителей поставил свою подпись рядом, как доказательство того, что они видели оценку. Этот двоечник успешно переводил родительскую подпись в дневник, используя куриное яйцо. Делал он это так: обводил свежими чернилами старую родительскую подпись и прокатывал по ней яйцо, сваренное вкрутую, и очищенное от скорлупы. Так подпись переводилась на яйцо, которое он затем прокатывал в том месте, где должна быть подпись - и переводил ее туда. 

Вспомнив эту технологию, я решил применить ее для входа в парк аттракционов. Купленный билет был действителен целый день, и если кому-то надо было выйти из парка, а потом зайти обратно, то при выходе этому человеку на тыльную сторону ладони ставили печать, которая светилась в ультрафиолетовом свете. Когда он возвращался обратно, билетерша специальным УФ фонариком проверяла эту печать. Мы отправили двух человек из нашей компании с билетами в парк. Через какое-то время они вышли с печатью на руке и мы, используя метод крутого яйца, перевели эту печать на руки остальных четырех человек. Таким образом, входные билеты в парк стоили нам по 50 копеек. С аттракционами нам тоже повезло. Для того, чтобы попасть на каждый аттракцион, нужно было купить за 30 копеек круглый металлический жетончик, который опускался в специальный приемник, и пропускные ворота открывались. Оказалось, что монета достоинством в 15 копеек была точно по размеру этого жетончика, что сократило для нас стоимость в два раза.

80е–90е годы принесли с собой перестройку не только государственного устройства и общества, но также и воровства. Коренные изменения в криминальной сфере затронули, как структуру воровства, так и ее состав и распространенность. В дополнение к мошенничеству и кражам, совершаемым одиночками или маленькими группами, добавилась организованная преступность, практикующая разбой и рэкет. Воровство перешло на гораздо более сложный уровень и другой, более крупный масштаб. Но это уже совсем другая история, которая имела место после моего отъезда из страны. 

_________________________

© Слуцкий Александр Михайлович

Окончание следует