Главная
Главная
О журнале
О журнале
Архив
Архив
Авторы
Авторы
Контакты
Контакты
Поиск
Поиск
Обращение к читателям
Обращение главного редактора к читателям журнала Relga.
№05
(407)
21.07.2023
Культура
Преодоление немоты. Рецензия
(№15 [368] 25.12.2019)
Автор: Галина Ульшина (Койсужанка)
Галина  Ульшина (Койсужанка)

Петрарка сегодня, сейчас, всегда. Александр Триандафилиди и его переводы 

Автор: Петрарка Франческо
Переводчик: Триандафилиди Александр
Издательство: Текст, 2019 г.
Серия: Билингва
Жанр: Классическая зарубежная поэзия
Подробнее: https://www.labirint.ru/books/715602/ 
 

  Первый литературный переводчик, а сейчас небесный покровитель переводчиков, святой Иероним, сетовал, что он немеет перед чужим текстом – так труден путь обретения чужой речи. А уж о тексты Франческо Петрарки не раз «разбивались» русские литературные титаны и поэтические гении, считая их невозможными для переложения.
       Лёд тронулся лишь в начале ХХ века.
И даже на сегодняшний день, не говоря об итальянцах, и немцы, и французы имеют и знают, как минимум,  весь «Канцоньере» и всю латинскую прозу Петрарки, а мы, россияне, только гордость за 150-летний «петраркизм», сонеты разного достоинства и внезапные скудные тиражи его прозы.
А тут – вот оно, счастье! 

Нажмите, чтобы увеличить.
В 2019 году вышла книжка, в которой собраны воедино, переведённые одной рукой 150 сонетов и канцон. Более того, подробные комментарии к текстам, превращают это издание авторства А. Триандафилиди в своеобразную энциклопедию по истории литературы начала Возрождения.  Предисловие, также вдумчиво написанное автором, как нельзя лучше предвосхищает и вопросы неофитов периода треченто, и освежает память знатокам. Я думаю, что такой серьезный труд, как эта книга, которой Александр Триандафилиди отдал 7 лет своей жизни, сподвигнет читателя к более полному осознанию итальянской  литературы 13-14-го столетия, не оказавшей влияния на нашу русскую литературу в силу объективных причин.
    Поздравим А.Триандафилиди с выходом новой книги переводов Франческо Петрарки, включившую в себя 150 канцон и сонетов (7 из них переведены впервые!), стихов,  переложенных одним автором, одной его рукой, одним дыханием молодого поэта, для которого не существует тяжести времён, сложностей староитальянского языка, а только – доселе непрочитанное письмо товарища по перу перед лицом Вечности. И обратимся к основанию такой радости, как выход почти цельной книги одного автора.
   Перечисляя имена великих поэтов, а также замечательных переводчиков, восполнявших пробелы в нашей культуре переводами из Петрарки (а это Г. Державин, К.Батюшков, А. Шишков, Вяч.Иванов, О.Мандельштам, М. Кузмин, Ю.Верховский, А.Эфрос, Е.Витковский, С.Ошеров, Е.Солонович, А.Эппель, М. Гаспаров, В. Микушевич, А.Ревич,  Е.Рабинович и другие– нужно помнить, что пусть русский Петрарка и оказался живым участником литературных схваток о гуманизме, новом искусстве, свободе и предназначении поэта, но полного открытия 700-летнего Петрарки еще не произошло.
Меня, поверхностно знакомую с творчеством Петрарки, не оставляла холодная мысль, основанная на предположении, что католический капеллан Франческо Петрарка, мучительно стремившийся к славе (чего он и не скрывал), отчаянно соперничал то с Дантом (параллель Лаура – Беатриче), то с Плутархом (оставив «Жизнь знаменитых мужей»), то с Абеляром (в противовес его биографии оставив «Письмо к потомкам»), с Титом Ливием (поэма «Африка» о Сципионе), а то и с Вергилием, автором прославленной «Энеиды». А уж имя древнеримского сладкопевца Катулла даже не обсуждается – Петрарка уже назван нашими почитателями «италианским Катуллом».
   Но именно он, Петрарка, прекрасно владея латинским, внимательно переписывал в монастырских библиотеках диалоги и трактаты Цицерона, любившего вставлять цитаты из древних греков, открывая для римлян их мир и литературу. А, соревнуясь в славе с Плутархом, и не зная греческого, Петрарка предпринял меры к переводу Гомера, ибо в то время латинских переложений его великих поэм еще не существовало.Петрарка никогда не читал ничего из Гомера и  мучительно страдал над молчанием уже обретённой рукописи, пока случайно не нашёл переводчика, да  вскоре переводчик погиб.
Вот тогда-то Петрарка и задумал восстановить великий латинский язык, оживить его остывающее  дыхание научных трактатов не только переводами, но и  новыми словами и оборотами собственных стихов и трактатов, легши мостом между Великим Римом и его осколками под пятою германцев. Он умел не только писать на латыни, но и думать!
      А уж разговорный итальянский язык, вольгара, язык народа, использованный в «Книге песен»,– так, забава молодости, к рукописям которой он обратился не сразу, но  много лет подряд Петрарка многократно переписывал, правил эту  рукопись, ставшую главной работой его жизни.  Не латинские стихи и трактаты, а именно «Канцоньере»  принесла ему всемирную известность.
     Впрочем, ведь Данте тоже написал «Комедию» на вольгаре – может быть поэтому? Приняв лавровый венок и получив звание поэта на Капитолии в еще молодом возрасте,  он получил право писать и проповедовать где хочет и что хочет, имея доступ в монастырские библиотеки и хранилища, а также доходы с жалованных угодий. Поэта встречали, провожали и охраняли так, что его заботой стала проблема уединения.
     В нашей стране с переводчиками было трудновато вообще, а со знающими исчезающий классический итальянский  язык – в особенности.
Начиная от труда над «Септуагинтой», в конце концов приведшей к разночтению Библии и расколу Церкви, и до времён Петра I, когда переводы были не в чести в принципе.
    Правда, к тому времени культурный слой русских дворян априори знал или изучал множество языков (польский, немецкий, древнегреческий, латинский, древнееврейский, в дальнейшем – французский и, наконец, английский), а обладание знаний народом и не предполагалось изначально.
Образование  с приходом капитализма упрощалось, стремясь к реальному, и к исходу 19 века в гимназиях, из языковых предметов, кроме грамматики русского,  остались лишь французский и немецкий языки. Правда, если вспомнить Томаса Манна, то латынь они учили еще до Первой Мировой войны, а Герман Гессе утверждал, что и в послевоенных годах в гимназиях переводили латынь по Горацию – это так, для полноты осмысления.
    А если еще говорить и о сталинских репрессиях прошлого века, выкосивших институт переводчиков под корень вместе с журналом «Интернациональная литература», то возникает вообще общемировой литературный вакуум вокруг нас. Лучше просто подытожу: вся наша классическая европейская литература (читай – русская) была переведена с немецких подстрочников: «Одиссея» (то есть перевод с перевода), и баллады Жуковского, да вспомните надписи более половины стихов у предшественников и современников Пушкина: эти «из Гёте», «из Шиллера», «из Шелли», «из Гейне», не заботясь о том, что немецкий романтизм взошел из романтизма средневекового, посеянного Петраркой и Боккаччо. Кое-что из Шекспира перевели еще в середине 17 века, воспринимая его исключительно, как романтика, не указывая, что он тоже брал сюжеты из Плутарха и (!) из новелл итальянских авторов эпохи Возрождения,  послепетрарковского периода. То есть мы взросли на палимпсестах.
     При этом воздействие поэтики  певца Лауры на европейскую лирику огромно: Петрарка затмил и трубадуров, и лирикой своих песен оживил читающий народ, омрачённый безысходными кругами Данта; вся просвещенная Европа «заболевает» им за каких-то два столетия, растекшись в «романтизме» баллад и сонетов. С него началось Возрождение – не с живописных полотен и мраморных статуй, а с его трепетного  слова о мятущейся душе отдельного грешного человечка, извивающегося перед оком Божиим, как яблочный червь, пытающийся от страха за жизнь покинуть сладкий мирок яблочной мякоти под карающими пальцами едока; с него началась эпоха гуманизма, подчеркнувшая пропасть между живым человеком и человеком-проектом церковных схоластов,  плачущая о необходимости искать компромисс между бренным телом и ищущей душой.
Хотя…были и ярые противники поэтического влияния на излишнюю чувственность народа. К примеру, еще древнегреческий, а следовательно, языческий философ Платон, предлагал изгонять трагедийных поэтов из достойных городов, а , спустя века, своемудрый католический каноник из романа М. Сервантеса «О славном рыцаре Дон-Кихоте Ламанчском», согласный с Платоном, сетовал на размягчение мозга от любовных стишков – да много их было, всех не перечислить, особенно, критиков, насквозь прокопченных кострами инквизиции. Например, критики, увидевшие в Петрарке первого лирика христианской эпохи, писали, что в поэзии «Данте возвышается <...> как гигант среди пигмеев» или что «Петрарка гораздо менее поэт, чем Данте».
     Поневоле задаёшь себе вопрос о сегодняшней значимости Петрарки в нашей литературе, не сыгравшей почти никакой практической роли в её формировании.
К нашей культуре также не имели никакого отношения ни трубадуры, ни миннезингеры, в суровые рыцарские времена протоптавшие копытами коней Крестоносцев широкую магистраль любовной лирики, посвященной прекрасной Даме и (вероятно) создавшие культ тамплиерской или скандинавской(?) черной Девы Марии, хотя они могли уже спокойно спать в своих безвестных могилах: проторенная ими дорога не пустовала.
    Наследовав светскую религию в виде поклонения Даме как сообразу земной Мадонны, предшественники и современники Петрарки тоже выбирали себе объект для куртуазной любви и восхваляли её, соревнуясь в преданности и безбрачии. Так, была встречена Дантом Беатриче, а Петраркой – прекрасная Лаура, исходящая из рода де Садов, давших миру известного маркиза.
    У нас властвовал «Домострой». Для нашего сурового климата, полумонашеской религии и патриархального устройства семьи любые мечтания были неприемлемы и осуждались как дьявольское наваждение и блуд.
А тут – медитация на образе возлюбленной длиною в жизнь –  разве не поэтические, читай – пустые, мечтания?
    У нас не рассматривался повод воспринять любовь к смертной женщине как небесный дар без морализаторства и библейских цитат, как повод возблагодарить Творца за счастье влюблённого почувствовать в этой жизни чертоги Рая на земле. Увы!
    Так что Россия оказалась практически свободной от этого влияния. Разве что редкие переводы одного-двух сонетов или канцон Петрарки с немецкого или французского освежали нашу полоническую силлабо-тонику, да «Шекспеар» и поэма Торквато Тассо о крестоносцах. 
   Даже такие просвещенные поэты, как Антиох Кантемир и Василий Тредиаковский не увлеклись Петраркой. Даже вездесущий Ломоносов. Подражание написал однажды лишь Сумароков.  Видимо, не пристало в северной нашей культуре столь восторженно относиться к понравившейся женщине, тем более публично исповедоваться.
      Пушкин (наше всё) отдавал предпочтение Ариосту и Тассо, а, выбирая между Дантом и Петраркой, предпочитал Данта. И если мы заговорим здесь о русских петраркистах, то будем иметь в виду лишь первых переводчиков. Первым среди них называют Константина Батюшкова, переложившего канцону, сонет и некоторую прозу Петрарки, а также, опубликовавшего небольшую статью о нём.
Но раньше Батюшкова имя Петрарки назвал Ив. Дмитриев (конец 18 века) и несколько сонетов с французского переложил Г. Державин. Пусть подражательно и чересчур свободно, но Батюшков передал сонет Петрарки,  прочувствовав всю глубину трагедии неразделенной любви поэта. Хотя в то же время и Иван Крылов, (да, да, известный баснописец!) в своих посмертных бумагах тоже имел свободный перевод сонета Петрарки, неопубликованный им при жизни.
    Таким образом, относительно полноценное открытие Петрарки пришлось только на XIX-ХХ века, когда Вячеслав Иванов смог перевести 33 сонета и обратить внимание русскоязычной литературной общественности на «неохваченного» нашим сознанием не просто лирика, а христианского мыслителя и гуманистического поэта, великого литератора средневековья – Франческо Петрарки. Безусловный авторитет Вячеслава Иванова  повлиял на вспыхнувший интерес к средневековой литературе, и вот уже Иван Бунин,  Валерий Брюсов, Мережковский, Осип Мандельштам пополняют список переводчиков Петрарки.
Но, увы, поздний интерес нашего отечественного переводчика к творчеству Франческо Петрарки  оставил множество белых пятен в его обширном наследии. Русскоязычный читатель имеет слабое представление о насыщенной литературной жизни Средневековья по разным причинам.
    Касательно текстов Петрарки, основная масса которых как прозаических, так и стихотворных, написана, увы, на латыни – и таких произведений оказалось в 15 раз больше, чем написанных на «итальянском наречии», вольгаре –  это разные языки для перевода, значит, два разных переводчика…
     Более трехсот сонетов и канцон, претерпевших более девяти прижизненных правок, составили его всемирно известную «Книгу песен» на вольгаре, изначально названную «Rerum vulgarium fragmenta» -- отрывками, фрагментами, записками.
     К сожалению, прочитать весь «Канцоньере» русскому читателю долго не удавалось, хотя только так мы смогли бы проследить сублимацию любовного чувства Петрарки в дух, приведший поэта к согласию с Богом. Именно прочитанная целиком  «Книга песен» дала бы нашим литературным предшественникам  полное представление  об эволюции поэтического сознания и его форм, а впечатление от этой “поэтической исповеди” (как назвал ее профессор А.Веселовский) оживило бы образ средневекового поэта, почти незнакомого нам. Так – чтобы все сонеты, секстины и мадригалы стояли в Петрарковском порядке, да еще и канцоны, да еще и эпистолы, как посмертное желание рассказать о себе и навсегда остаться в памяти – настолько огромен был страх перед всепоглощающей смертью, отнявшей Лауру. Такая книга появилась в конце 80-х в издательстве «Правда», и то неполная. Особенность лишь в том, что эти отдельные произведения, даже соединённые одной книгой, были переведены независимыми поэтами, что неизбежно приводит к разночтению первоисточника.
     Возьмём, для примера и сравнения «Памятник» Горация, предлагаемый для прочтения в школах, и переведённый В.Жуковским, А.Пушкиным, А.Фетом, А.Семёновым-Тянь-Шанским, С.Шервинским и В.Брюсовым. Все переводы по-своему хороши, каждый последующий приводит в смущение то новыми словами, то утратой доли смысла.
      Что ж, любое искусство – это плохая калька Божьего мира.
    За 600 лет, минувших с периода жизни поэта, Европой утратился интерес к рыцарским романам, многострочным героическим песням, в Лету канули канцоны, эклоги, оды и сонеты, культ  Дамы. Европа давно не чтит женщин, благодаря не только мечу Жанны д’Арк, но и пикетам Розы Люксембург /Клары Цеткин со товарищи.
    Век романтизма, взошедший из эпохи Возрождения, плавно перетек в век реализма, а тот, в свою очередь, иссяк до модерна, выродившегося через декаданс в массу всяческого рода постмодерн-истов: футуристы, символисты, кубисты, дадаисты, имажинисты … , исказив философию мира до фашистов (Филиппо Томмазо Маринетти, основатель футуризма,  со товарищи).
    Теперь, пережив соцреализм с его эпикой и героикой личностей и масс, и оттепель,  мы растерянно стоим в безымянном болоте пост-постмодерна, наивно называя это «нашим временем», где, после Бодлеровских «Цветов зла» возможно исследование собственных милых страстей и страстишек, да, конечно, с первого момента созвучное песням поэтов треченто; стоим  мы, смелые, сытые, не имеющие представления о стоянии в пламени инквизиционных костров и смраде чумных пандемий перед всевидящим оком Божиим со стихами о любви и жизни на устах – как те…
     Поэтому нам, не знающим имени Бога и собственного рода до пятого колена, никогда не почувствовать к этим канцонам и сонетам адекватного мироощущения, если хотя бы сделать усилие, не прочесть и не воспринять сердцем латинскую прозу, где Петрарка так детален и автобиографичен, где он почти откровенен с потомками.
   Это – наш путь познания Петрарки. Если такой аргумент, как его книга «Канцоньере», полная любви длиною в жизнь, в итоге легла к подножию величия Творца, а не в пользу возвеличивания земных радостей – это ли не повод заинтересоваться Петраркой всерьёз?
     Поэтому я с радостью и удовольствием вношу в достойный список героических русских переводчиков имя нашего современника Александра Триандафилиди, молодого, но опытного переводчика из Ростова-на-Дону, перу которого принадлежат: перевод поэмы Лудовико Ариосто «Неистовый Роланд», романа «Аркадия» Я. Саннадзаро (1504 год издания!), драмы «Верный пастух» Дж. Гварини, поэм и стихотворений Лоренцо Медичи, Полициано, Джованни Пасколи, Леконта де Лиля, Мориса Роллина, Оскара Уайльда и мн. др. классических произведений западно-европейской литературы.   

Нажмите, чтобы увеличить.
 
Александр Николаевич Триандафилиди.Член РО СРП. Родился в г. Ростове-на-Дону в 1981 году. Переводчик итальянской, французской и английской поэзии.Его перу принадлежат поэма Лудовико Ариосто «Неистовый Роланд», роман «Аркадия» Я. Саннадзаро, драмы «Верный пастух» Дж. Гварини, поэмы и стихотворения Лоренцо Медичи, Полициано, Джованни Пасколи, Леконта де Лиля, Мориса Роллина, Оскара Уайльда и многих других классических произведений.западно-европейской литературы. Список переводов : https://fantlab.ru/translator400

  Наблюдая скрупулезность предыдущих переводов А.Триандафилиди, внимательно относившегося к советам корифеев, я в очередной раз  горда  его прекрасно стилистикой, точностью рифм и бережным отношением к оригинальному тексту.
     Надеюсь, что его переводы будут узнаваемы, востребованы и частично закроют зияющую пропасть нашего незнания.
Благодаря таким упорным искателям слова, как  Александр Триандафилиди, дальнейшее знакомство с творчеством средневековых поэтов и прозаиков теперь относится лишь к вопросу нашей личной образованности.

 ___________________________________

© Ульшина (Койсужанка) Галина Григорьевна

Почти невидимый мир природы – 10
Продолжение серии зарисовок автора с наблюдениями из мира природы, предыдущие опубликованы в №№395-403 Relga.r...
Чичибабин (Полушин) Борис Алексеевич
Статья о знаменитом советском писателе, трудной его судьбе и особенностяхтворчества.
Интернет-издание года
© 2004 relga.ru. Все права защищены. Разработка и поддержка сайта: медиа-агентство design maximum