 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
А что он видел в свои двадцать лет? Отца почти не запомнил, да и тот не увидел, как сын не то, что вырос, даже подрос. Мама и отец были сельскими учителями на Вологодчине. Отца сгубила природная интеллигентность – в голодную пору не доедал, тщательно делил свою последнюю краюху хлеба на две части – жене и сыну. И себе. Крошки. А много на них протянешь?! Матери хотелось, чтобы сын выжил. После смерти отца. Долго приглядывалась к своему новому воздыхателю. О любви говорит несмело, но без гостинчика для маленького Серёжи не приходит. Женщина в такой ситуации готова пойти на всё… Только-только жить начали, а тут раз – и приказ. Не на запад – на восток. За Уральские горы, поднимать колхозы в Сибири. И, попробуй, откажись – ярлык «Враг народа» агитирует лучше, чем любовь и средства к существованию. Серёжа тосковал по своей малой родине. По отцу, о котором иногда рассказывала мама, пока они ожидали возвращения отчима. Вся эта детская боль изливалась на бумагу – первые неровные строчки, стихи, где рифмы часто подпирали глаголы – «страдать» – «тетрадь». Сибирь огромная. Но для него это чужой край. Пусть и золотая, но клетка. На родине даже дышится привольнее. А потому, как только появилась возможность, парень укатил в родные края. Стал студентом исторического факультета Петрозаводского университета. Проучился ровно 9 месяцев, завершил первый курс. И тут разрез, словно скальпелем: деление на живых и мёртвых. 22 июня 1941 года. Они были готовы умереть за родину – эти двадцатилетние мальчишки. Так им привили с детства – никто не смеет посягнуть на первое в мире социалистическое государство. Да, мальчишки и девчонки, родившиеся на излёте Гражданской войны, сызмальства жили тяжело и трудно. Но ведь у них собирались отнять будущее… Студенты университета твёрдо решили – если не призовут в армию, уйдём на фронт добровольно. История прежних времён подождёт. Пока нужно отстоять свою историю. Даже ценой жизни. Серёжа чем-то выделялся. Во всяком случае, попался на глаза офицеру-фронтовику. Он оглядел парня внимательно и предложил: – Хочешь быть танкистом? Песню знаешь? Три танкиста, три весёлых друга? Это до войны было веселье, а сейчас нужно бить врага. Сергей согласился, и через несколько дней уже «зубрил» теорию в Челябинском танковом училище. Вернее, в училище-скороспелке, которое в спешном порядке «ковало» младших лейтенантов с одной лишь целью: закрыть «пробоины» в боевом строю на фронте. Он и выпустился младшим лейтенантом, стал командиром танка. И не простого, а из тех, кто «грязи не боятся» – КВ. Или «Клим Ворошилов». Тяжелая боевая машина, дорабатываемая в срочном порядке. Доверяли её только тем, кто был готов на риск. И на самопожертвование. В перерывах между боями Сергей писал стихи. Это была, словно нить Ариадны, связывающая две его неравные по времени жизни. Мирную и военную. Но как он точно подбирал слова! Верил, что хорошие строки – пусть и хрупкая, но броня перед смертью. Строка, а не всегда нелюбящая женщина. Чуть позже, в 1944 году, он сформулировал свою выстраданную мысль: Это только поэты пишут в стихах, Это только в песнях поют, Будто женская верность на дымных полях Охраняет солдат в бою. Первый бой молодой офицер принял в районе станции Мга в 1941 году. Я проезжал в этих краях не раз. Ну, Мга и Мга, мало ли посёлков, превратившихся в городки в Ленинградской области? Осенью первого военного года здесь, без ушедших на фронт мужчин, насчитывалось, наверное, тысячи две женщин, стариков и детей. Но каждый бой превращался в пляску смерти. И как это можно передать короткими строчками?! От щели, может, пятый час Водитель не отводит глаз. А щель узка, края черны, Летят в неё песок и глина, Но в эту щель от Мги видны Предместья Вены и Берлина. … В самом начале 1944 года, из блокадного Ленинграда вырвалась практически на передовую группа писателей и поэтов. Худющие, мёрзнущие в куцых пальтишках, но не сдающиеся люди. Они выступали перед бойцами на лесных полянках, читали стихи хриплыми голосами, опьяняя себя и слушателей ощущением приближающейся «малой» победы – снятия блокады города на Неве. Не так давно посчастливилось познакомиться с воспоминаниями одного из участников тех событий. Вернулся он после напряженного дня в родной блиндаж, хотел было улечься на своё «законное» место у «буржуйки», как вдруг заметил, что на топчане свернулся калачиком костлявый длинный паренёк. Полы его демисезонного пальто «прилипли» к горячим бокам печки и начали потихоньку тлеть. Опоздай замполит на четверть часа – и с парнем случилась бы беда. Растолкал, обматерил, мол, сгоришь же к чёртовой матери! Парнишка вскинулся, приподнялся на топчане, одёрнул полы и протянул плоскую ладонь: – Я поэт, из Ленинграда… Но вернёмся к нашему герою. Очередная январская поездка литераторов завершалась «посиделками» в расположении армейской газеты «Ленинский путь». Руководитель делегации и редактор газеты были знакомы не один год. Маститый литератор не скрывал эмоций. – Вчера были у танкистов. Душевно общались. А потом вышел розовощёкий лейтенант и начал декламировать свои стихи. Я был потрясён. Это большой поэт, будущее советской поэзии. Берегите его. Возьмите к себе, в редакцию. – Пробовали уже, – отмахнулся редактор. – Вышли на зама командующего фронтом – генерала танковых войск. Он даже слушать не стал – у вас газету может делать любой человек, а лейтенант с сорок первого года на фронте, инициативный, смелый, в бою незаменим. Тем более предстоит наступление. Я его никому не отдам! … Дней через пять после отъезда делегации, на второй день наступления, в редакцию «Ленинского пути» позвонил нештатный корреспондент. И едва сдерживая слёзы, прохрипел: – Нет больше нашего Серёжи. Фашисты сожгли весь батальон КВ. Ни одна машина не вернулась с поля боя… – Не уберегли, – вздохнул полковник, снимая шапку-ушанку. – Разливайте боевые. За помин души. … Редактор дожил до Великой Победы. Продолжил службу в окружной газете. И однажды в дверь его кабинета постучали. На пороге стоял человек, напоминающий лейтенанта Серёжу. Густая борода, делала этого человека старше на десяток лет. А уголки глаз, никакая растительность на лице не прикроет – они были обожжены. – Серёжа, ты? – привстал в кресле полковник. – Я, кто ж ещё, – улыбнулся гость. – Но мы тебя похоронили… – Выходит, рано. Сто лет проживу. Кстати, в том первом бою, отделались лёгким испугом. Подъехали практически к гитлеровским окопам, когда нам ударили по тракам. А дальше – ни туда, ни сюда. Мы фашистов к себе на пулемётный выстрел не подпускали, а ночью траки чинили, пока они отдыхали. Несколько дней и ночей «зализывали раны», а когда восстановили «климушку», выпустили по гадам три последних снаряда и вернулись к своим. А во второй раз, 17 февраля 1944 года, во время следующего наступления, случилась беда. Упёрлись мы в снежную горку, наводчик доложил мне, что где-то сбоку группа артиллеристов в маскхалатах пушечку налаживает. И буквально через несколько секунд рвануло так, что небо с овчинку показалось. И только жар, как в аду. Думал, всё, конец. А дальше, пришёл в себя на снегу. По следам траков пополз подальше от места боя. Через целую вечность меня подобрала медсестрёнка. Так и ползли: то в сознании, то провал… – Сберегли поэта. Для России, – после пару стопок коньяка речь полковника стала медленнее. – Стихи пишешь? – Да, – кивнул бородой молодой человек. – Я же теперь должен не только за себя, а за ребят, которые остались в той войне.
Руками, огрубевшими от стали, Он хотел жить до ста. Но умер, когда ему шёл пятьдесят седьмой год. 7 октября 1977 года. На его могиле, на Кунцевском кладбище Москвы (10-й участок), установлен большой камень, на котором выгравированы самые известные его строки: Его зарыли в шар земной, А был он лишь солдат. И чуть ниже красивой вязью: Сергей Орлов А еще ниже – даты жизни: 1921-1977 _______________________ © Москаленко Юрий Николаевич
|
       
|
