 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
В годы моего студенчества я в одно время был сильно увлечён невропатологией, в особенности, – процессами, происходящими в головном мозге человека в нормальных, а также нарушенных различными болезнями условиях. Я каждую свободную минуту проводил на кафедре неврологии, где, видя мою увлечённость невропатологией, добровольно вызвалась стать моим куратором доцент Софья Абрамовна Баазова. Это была импозантная, крепко сложенная, представительная женщина, уроженка городка Белая Церковь, расположенного недалеко от Киева, выпускница Киевского медицинского института. Как она очутилась в Грузии, – это требует специального описания, которое я дам чуть позже. А пока отмечу лишь, что в девичестве она носила совсем другую фамилию (если мне не изменяет память, Эпштейн). В Грузии фамилия «Баазов» – очень известная и почитаемая с 10-х годов ХIХ века. В 1912 году руководитель общины евреев, проживающих в Грузии, европейски образованный человек Герцель Баазов, выступая на Международной конференции, проходившей в Гааге, на весь мир заявил: «Грузия, пожалуй, единственная в мире страна, в которой нет антисемитизма, в связи с чем евреи, гонимые ещё со времён вавилонского царя Навуходоносора, вот уже 25 веков комфортно живут в Грузии. Здесь они построили немало синагог, ходить в которые никогда и никто не чинил им препятствий». Я смею предполагать, что Герцель Баазов несколько приукрасил реально существовавшую ситуацию. Как и в любом этносе, среди грузинских евреев была и элита, к которой принадлежал упомянутый мной Баазов, и маргиналы, дававшие деньги под залог, чем в немалой мере раздражали рядовых грузин. Продолжаю своё повествование о Софье Абрамовне. Вся кафедра неврологии в буквальном смысле слова держалась на казавшейся неистощимой её энергии. Пожилой завкафедрой профессор Симон Никифорович Кипшидзе (кстати, тоже выучившийся медицине в Киеве, но – в дореволюционную пору) часто болел и не всегда был в состоянии читать лекции. Его «сходу», причём очень квалифицированно, подменяла Баазова. Она всеми присущими ей силами повышала авторитет профессора, внушая больным, что только Симон Никифорович в состоянии до конца выяснить и причину болезни, и избавить от неё пациента. Было довольно тяжёлое по многим показателям послевоенное время. У некоторых, переживших потери близких и тяжёлые лишения, развивался паралич одной или обеих ног на так называемой «нервной почве». Обследование их показывало, что органических изменений в центральной нервной системе у них нет, но нога, тем не менее, парализована. Говорить такому больному, что всё у него в порядке – бессмысленно. И Софья Абрамовна, подержав такого пациента несколько дней на постельном режиме, вывозила его в инвалидной коляске к нам, студентам, прямо в аудиторию. В ней мы восседали, как в амфитеатре. Одна из ассистенток Баазовой выкатывала громадный физиотерапевтический аппарат на колёсах и ставила его рядом с пациентом. Софья Абрамовна, обращаясь к нам, просила соблюдать абсолютную тишину, а больному объявляла: «Через несколько минут в зал войдёт профессор, подготовит этот аппарат, приложит его датчики к вашей парализованной ноге и включит его. А вы, пожалуйста, не пугайтесь треска, который будет исходить из агрегата». Действительно, через пару минут в аудиторию входил профессор Кипшидзе – весьма импозантный, очень представительный человек, с орлиным блеском в глазах, и, приступая к «священнодействию», в буквальном смысле слова приказывал пациенту: «Встаньте! Вы это уже сможете сделать!». И больной, подчиняясь воле профессора, вставал, но подстраховывал себя прихваченными костылями, после чего ему поступала команда бросить костыли и идти в палату без них. И пациент безмолвно выполнял приказ. А мы громко аплодировали свершившемуся на наших глазах «чуду». Но это было вовсе не чудо, а подкреплённый некоторыми деталями высокий образец психотерапии. Все лавры доставались профессору, но мы понимали, что реальным творцом чуда была Софья Абрамовна. Как-то моего соседа по коммунальной квартире с некоторых пор стало покачивать при ходьбе. Соседи считали, что это – результат излишнего поклонения Бахусу. Но я знал, что сосед вёл трезвый образ жизни. Я рассказал об этом Баазовой. Она, не видя пациента, уверенно заявила, что у него развивается опухоль в задней части головного мозга – в мозжечке, выполняющем у нас роль органа равновесия. Софья Абрамовна выразила согласие безвозмездно проконсультировать его. Обследование подтвердило её предположение. Сосед дал согласие на проведение ему соответствующей операции. Она прошла успешно. К нему вернулась нормальная походка. По грузинской традиции сосед отблагодарил Баазову ящиком прекрасных фруктов, которые получил от брата, жившего в деревне. В те годы безденежья и нужды основной массы населения другие формы благодарности врачу практиковались очень редко. Энергичная Баазова, кроме кафедры, подрабатывала также и в поликлинике. Это давало ей возможность жить в относительном достатке и растить без мужа 14-летнего Додика. Я был знаком с Додиком-Давидом, поскольку Софья Абрамовна не раз забирала меня, измождённого хроническим недоеданием, под предлогом показать что-то интересное (а по сути – чтоб подкормить меня). Додик производил своей начитанностью и эрудицией впечатление настоящего вундеркинда. У меня с Софьей Абрамовной, несмотря на заметную разницу в возрасте (она была на 17 лет старше меня) сложились отношения взаимодоверительные, близкие к дружеским. Уезжая из Тбилиси по разнарядке на работу в Сочи, я тепло попрощался с ней. А из Сочи отправил ей письмо, о том, что меня уговорили работать на скорой помощи. В ответном письме Баазова, как бы сокрушаясь, писала, что пестовала из меня невролога. Им я не стал, но полученные от Баазовой знания очень мне помогали в моей дальнейшей работе. На этом контакты с великолепной Софьей Абрамовной не прекратились. В 1955 году я получил от неё письмо. Она делилась со мной семейной радостью, не посвящая однако меня в детали, которые открылись мне позже.
Софья Абрамовна уже имела звание профессора после успешной защиты докторской диссертации на тему о диагностике и лечении заболеваний мозжечка. Мы с супругой (она была моей сокурсницей в мединституте и хорошо знала Софью Абрамовну) постарались сделать дни её пребывания в Сочи запоминающимися. К сожалению, личных встреч с ней у нас больше не было. Но я знал, что она, в довершение к профессорскому, получила ещё и звание «Заслуженный деятель науки». В заключение хочу дополнить свой рассказ описанием драматических страниц в судьбе Софьи Абрамовны. Как-то, находясь в Москве, она решила посетить Еврейский театр под художественным руководством народного артиста СССР Соломона Михоэлса. В антракте она познакомилась с сыном упомянутого мной в начале этой статьи Герцеля Баазова – Давидом Герцелевичем, который специально приехал в Москву для встречи с Михоэлсом. Дело в том что Баазов-младший пользовался известностью не только в общине местных евреев, но и во всей Грузии как грузиноязычный драматург, чьи пьесы, с одобрения великого режиссёра Котэ Марджанишвили, ставились в театре, по сей день носящем его имя. Баазов был ещё и русскоязычным поэтом, кроме того писавшем также и на идише и иврите. А ещё он организовал для местных евреев несколько школ – в Тбилси, Кутаиси и родном городке Они (ударение – на первый слог!) в этнической провинции Рача, которая славится производимым только в ней уникальным вином «Хванчкара». Кроме того, Баазов-младший свободно говорил на нескольких европейских языках. Воистину не зря говорят: «Яблоко от яблони недалеко падает». Между Баазовым и Софьей Абрамовной в прямом смысле слова вспыхнула любовь с первого взгляда. Их буквально повлекло друг к другу. Это было не притяжение их тел, а взаимоустремлённость их душ. Она приняла его предложение соединить их судьбы. Они стали мужем и женой. Это произошло в 1934 году. Ему было 30, а ей -24. Она перешла на его фамилию и уехала с ним жить в Тбилиси. Через год у них родился Додик. Софья Абрамовна работала ассистентом на кафедре неврологии Тбилисского мединститута. Ухаживать за Додиком вызвалась пожилая родственница его отца. Она была интеллектуалкой и вкладывала в Додика обширные знания чуть ли не с пелёночного его возраста. Через полтора года Баазова стала кандидатом медицинских наук, а через несколько месяцев удостоилась доцентского звания. Но вот наступил роковой 1937 год. Соломон Михайлович Михоэлс (его подлинная фамилия – Вовси) был отстранён от созданного им театра; его детище было распущено. А Михоэлс, объявленный агентом международного сионизма, был убит «неопознанными» лицами в вагоне поезда (он направлялся на лечение в Евпаторию). Тучи стали сгущаться и над Баазовым. В 1939 году он был арестован и отправлен в Гулаг. Больше никто его не видел… Ректору мединститута профессору (впоследствии – академику_ Константину Давидовичу Эристави с превеликим трудом удалось избавить Софью Абрамовну от гонений и сохранить её в штате института. В 1955 году и Соломон Михоэлс, и Давид Баазов были полностью реабилитированы. Мы с супругой поздравили с этим событием Софью Абрамовну. А дальше была уже вышеописанная встреча с ней в Сочи. В изданной в Тбилиси в 1977 году энциклопедии она значилась здравствующей и работающей. Но на моё последнее, адресованное ей в 1978 году письмо, ответа я не дождался. Ей в этот год должно было исполниться 68 лет. Светлая Вам память, Софья Абрамовна! ________________________________ © Цверианишвили Герман Константинович |
       
|
