2020 год – юбилейный год в жизни замечательного режиссёра, актёра, писателя, педагога Вениамина Смехова. В этом году ему исполнилось 80 лет. 

Радует, что он по-прежнему полон сил и энергии, у него множество новых идей и проектов. Многогранная, яркая насыщенная событиями жизнь. К юбилею Вениамина Смехова Российский центр науки и культуры в Париже представил музыкально-поэтический спектакль «12 месяцев танго», в котором юбиляр выходит на  сцену со своей любимой дочерью, талантливой актрисой, певицей – Аликой Смеховой. 

В спектакле Смехов выступает сразу в трёх ипостасях – режиссёр, актёр и переводчик. Звучат стихи великих поэтов Серебряного века – Осипа Мандельштама, Александра Блока, Саши Чёрного, Анны Ахматовой и многих других. Звучат мотивы танго 30-х годов прошлого столетия в исполнении Алики Сеховой. Автор текстов к танго –  Вениамин Смехов.  

Мастер перевоплощений, Вениамин Смехов первый на подмостках Театра на Таганке успешно примерил на себя роль Воланда в одноимённом спектакле по роману М. Булгакова «Мастер и Маргарита».  Театральные критики очень высоко оценили исполнительский дар Смехова в этой роли. 

Об этой и других ролях в театре и кино, о  его режиссёрских работах во многих странах мира, о творческом союзе с любимой женщиной, Галиной Аксёновой и о многом другом мы говорили с Вениамином Смеховым во время его гастролей в Австралии. Предлагаю вашему вниманию, дорогие читатели, большое, искреннее интервью, которое я бы назвал так же, как называется одна из книг Вениамина Смехова – «Театр моей памяти»...

                                            * * *

Впереди у нас хребет скальный, Позади течет река - Время. Если б я собрался в путь дальний, Я бы Смехова позвал Веню.

Юрий Визбор

В книге "Театр моей памяти" Вениамин Смехов написал: "В театре моей памяти продолжается премьера. На сцену выходят избранные...

Я листаю и листаю драгоценные кулисы...

Никто не помешает ни светлой грусти, ни благодарной радости: на этой сцене всегда живые лица, живые голоса, а смерти нет, зато есть произвол моей памяти, моего театра."

К произволу памяти, театру актера и режиссера, литератора и педагога, путешественника и Влюбленного обращаюсь я сегодня. Итак:

  – Читатели моего поколения знакомы с вами как с актером театра и кино. Более молодому поколению и тем, кто приехал в Австралию давно, имя Вениамин Смехов говорит мало. Поэтому начнем сначала. Кому вы обязаны своим  дарованием? Где учились? У кого учились?

 – Я из совершенно нормальной семьи, у меня нет никакого головокружения. Не считаю себя каким-то особенным. Особенными могут считаться моя судьба и везение. Мои истоки – Москва. Родители. Отец – профессор экономики. Воспитатель многих экономистов, известных в стране. Его ученики Абалкин и Аганбегян, Нечаев и Уринсон, Гайдар и Явлинский. Отец к этому относится очень спокойно, без всякой особой гордости. Отец, слава богу, жив. Мама умерла. Она была врачом и приветы от ее бывших больных я получаю во всех уголках мира. Вы представляете, как интересно: после выступления подходят зрители и говорят, мы у вашей мамы лечились в таком-то году.

Я окончил школу со всеми полагающимися комплексами еврейской и прочей неполноценности и полноценности. Были вполне естественные послевоенные трудности. Об этом лучше всего в своих стихах сказал Владимир Высоцкий.

В 1957 году я поступил в "Вахтанговский институт" – училище им. Щукина. Поступил я на курс к Владимиру Этушу. А через год мастер Этуш выгнал меня за "несоответствие профессии". За леность, закрытость. Просто сказал, как он это умеет: "Идите в математики". Заступилась кафедра и меня, так же, как и Сашу Збруева, оставили вольнослушателями.

– Каким же образом вы закончили институт?

– Это был первый серьезный урок, преподнесенный жизнью, и возник вопрос к самому себе: что же со мной произошло? Что мне помешало в себе? Несмотря на молодость, сумел разобраться, и все счастливо закончилось. А с Этушем мы стали друзьями. Среди моих однокурсников много актеров, сейчас хорошо известных. О Збруеве я уже говорил, но это и Высоковский, и Авшаров, и Сабинин, и Людмила Максакова, и Ирина Бунина.

Окончив институт, уехал по собственному желанию и романтизму из родного города, хотя получил три приглашения в разные театры. Уехал в Куйбышев. За год успел очень много. Там, возможно, состоялся какой-то мой сговор с небесами. Вероятно, я заслужил благо воление Господне за то, что в течение года не сдался, не пал духом.

За год прошел экстерном школу жизни, фактически, эмигрантскую. Почему я говорю "эмигрантскую"? Один, со страшной ностальгией по Москве. Я жил среди театрального мира, сыграл девять ролей за один год. Снялся в восьми телевизионных картинах. Было хрущевское жаркое время. Развивалось телевидение. Ставил спектакли в студии, преподавал – и всё это за год. В этот период я написал свою первую повесть "Сбудется!"

Но несмотря на это, из Куйбышева я удрал. Более того, хотел уйти из актеров. При внешнем успехе, успеха не было, было обучение жизнью и неуверенность в себе. Но надо было как-то существовать. У меня уже была молодая семья и, вернувшись в Москву, я поступил в первый же театр, который меня взял. Это был захолустный театр драмы и комедии, далеко, у метро Таганка. Туда народ не ходил. Говорили, не ходят, потому что это провинция Москвы.

Прошел всего год, и ребята из моего родного училища, те, которые были костюмерами, зашивали костюмы, стали лидерами московского бума.

1963-й год. Спектакль "Добрый человек из Сезуана". И постановка спектакля, и студенты, и Любимов, и Брехт, и музыка, и манера игры – всё потрясло театральную Москву. Так родился Театр на Таганке.

В те стены, где я уныло и провинциально проработал год, въехала молодая команда Юрия Любимова. Кого-то уволили, кто-то остался. Я пережил еще один период сомнений. На это ушел еще один год. Но я уже был влюблен в спектакль, в любимовскую школу. Но я еще не верил, что у меня будет своя судьба.

Выручила поэзия. Любимов поставил первый поэтический спектакль, начал новый жанр, ставший очень популярным, когда из поэзии, музыки, пластики, пантомимы и танцев рождается какое-то подобие спектакля. Называлось это действие – поэтическое представление. Первое, по Вознесенскому, – "Антимиры", второе – "Павшие и живые", о поэтах, об интеллигенции военных лет.

Прошел еще год – и в меня поверил Любимов. Я стал одним из ведущих артистов театра. Компания из пяти-шести человек, из которых вы знаете наверняка и Славину, и Демидову, и Золотухина, и, конечно, Высоцкого. Вот эта компания переходила из спектакля в спектакль в течение первых пяти лет. Мы играли по 40 спектаклей в месяц. Ничего не замечали. Это было счастье. Так начиналась Таганка.

Родился уникальный театр со своим лицом, на перекрестии русского скоморошества, народного театра, буффонады, Станиславского, Брехта, Мейерхольда. Особенность любимовской школы еще и в том, что он втягивал в орбиту своего активного театрального дела все наши способности.

 Такого "театра соавторства" не было нигде, актеры были одновременно и литераторы, и барды, и музыканты, и пантомимисты, и танцоры, и сопостановщики балета, цирка – всего, что хотите!

Из этого театра вышло очень много теперь уже известных актеров, режиссеров, Калягин, Любшин, Губенко, Спесивцев, Иванов, Филатов, Погребничко, Демидова, Славина, Золотухин, ваш покорный слуга и многие другие.

– Какие же способности, какие увлечения проявились в театре у вас?

– Мои главные увлечения – режиссура и литература. Любимов с первых же дней поощрял и использовал эти способности. В спектакле "Послушайте!", по Евтушенко, "Час пик", "Бенефис" по Островскому. Каждый отдавал всё, на что был способен. Никто не считал, кто больше, кто меньше. Счеты начались потом.

– Вы уже говорили о Любимове. Понятно, какую роль он сыграл в вашем становлении, но хотелось бы, чтобы вы рассказали о нем поподробнее.

– Мы беседуем с вами в комнате наших друзей. Здесь на стене висит репродукция Леонардо да Винчи. Можно вспомнить кого-то еще из общеизвестных гениальных людей. Они живут и работают в совершенно других измерениях, чем мы. У нас, обычных людей, разъезжаются мозги, когда мы встречаемся с неординарными, выдающимися личностями.

Десятки книг, противоречивых и достоверных, умных и глупых, наполнены информацией о них. Иногда даже поражает их нелепость. О Маяковском, о Лиле Брик, о Высоцком, о Пастернаке, о Есенине. Этот список можно продолжать сколь угодно долго.

Неординарную личность невозможно ухватить нашим взором. Это же относится и к Любимову. Он может показаться жестоким, неблагодарным, темным, необразованным, неумным. Но проходит время – и компания, которую я вам назвал, к ней прибавим еще человек сто, начинает понимать: все хорошее получено ими в жизни именно благодаря этому энергетическому вулкану. Вулкан сосредоточен в отдельно взятом человеке. Что мы можем о нем сказать? Ничего, кроме "спасибо!"

– Вениамин, нельзя не поговорить об одной из главных ролей в вашей жизни – о Воланде. Как вы шли к этой роли, как вы себя в ней чувствовали ?

– Наверное, трудно ответить на это точнее, чем я написал в книге "Театр моей памяти". Возвращение к Воланду происходит постоянно. Помните, в романе: "А вам скажу, что ваш роман вам принесет еще сюрпризы."

 1975-й год. Любимов собирает труппу, читает "Мастера и Маргариту", читает блестяще. Когда вывесили приказ о ролях в "Мастере", я не поверил своим глазам: мне – Воланда!? Мы с Любимовым больше года не разговаривали после скандала перед прошлой премьерой. Но в этом – тоже Любимов. Он назначал и снимал с роли независимо от "личных конфликтов".

Признаться, насколько я был возбужден и восхищен этой ролью, настолько я не представлял, как ее нужно играть. Я не верил в возможность человека сыграть это существо. Но произошло какое-то чудо. И я надеюсь, что не только я полюбил эту роль. Ее полюбил зритель, в том числе пытливый и взыскательный.

Невозможно поставить "Ревизора" так, как он написан. Невозможно поставить "Самоубийцу" Эрдмана вровень с гениальностью произведения. Невозможно сыграть Воланда так, как его замыслил Булгаков. Но, вероятно, что-то удалось сделать. Я не очень избалован хорошими рецензиями, о Таганке вообще мало писали, но в устной речи, в других работах я прочитал и узнал о моем Воланде много приятного. Значит, не зря страдал. Я любил и люблю эту роль и то, как Любимов организовал выход этой гениальной книги на сцену, просто невероятно.

Тут к месту будет упомянуть. По Булгакову снимался фильм режиссером Карра, где Гафт, прекраснейший актер, играл Воланда, Лев Дуров – Левия Матвея, Михаил Ульянов – Понтия Пилата. Я очень люблю Льва Дурова, дружу с ним, мы только что "пересеклись" в Израиле. У него свои гастроли, у меня – свои. Мы очень нежно встретились. Особенный актер, из пяти-шести "самосгораемых" личностей.

Дуров с грустью сообщил, что фильм не выходит. Фильм не получился, потому что был сделан так, как написана книга... Нельзя быть буквалистом ни в театре, ни в кино. Стремиться только к внешнему сходству, к тому, чтобы у всех легионеров были настоящие латы. Хотя и это неплохо, но это можно позволить себе только в Голливуде.

Я многому научился в роли Батона – Вадима Глебова в "Доме на набережной". У Маяковского в "Послушайте!". У моего героя в "Часе пик". Я учился у моих партнеров, у Любимова, и потом, мистическим образом, и у зрителя.

Я помню разговоры с личностью исторической, легендарным мхатовцем, завлитом МХАТа, Павлом Александровичем Марковым, другом Булгакова и Эрдмана. Его замечание о том, что Булгаков относился к своему роману, к его тексту как поэтическому, и что мое исполнение этому соответствует. Для меня это было очень ценно. В этом, вероятно, секрет, как и в волшебстве поэзии.

Разговоры с писателями и художниками: Верейским, Тендряковым, Трифоновым, с учеными – Капицей, Флеровым – все обогащало и помогало проникнуть в роль, ощутить игровую зону "Мастера и Маргариты" как что-то необычное и более важное, чем даже театр.

– В своей книге вы приводите метафору: все хорошее в искусстве начинается с любви. Таганка началась со слова, корень которого "люб" – Любимов. Таганка закончилась именем человека, в корне которого "губ" – Губенко. Вы много лет работали рядом. Талантливый актер, режиссер. Ведь он все сделал для возвращения Любимова. Что же всё-таки с ним произошло?

– Я не доктор. Не могу определить болезнь. Но, вероятно, она существует и заключена в высоком начальственном кресле. Где место красит человека. Это произошло со многими нашими талантливыми режиссерами. С Говорухиным, с Михалковым. Не хочу отвечать на вопросы, в которых не очень разбираюсь. Эмоционально я понимаю, но слишком ответственно – быть судьей. Я не люблю, когда актеры исполняют роль властителей дум и в интервью дают советы главам правительства. Мне не нравится, когда болельщики дают советы футболистам, пациенты – врачам. Мы больше всего разбираемся в том, чего мы не знаем. Моя профессия связана со словом в литературе и со словом на сцене. В этом я разбираюсь.

Я познакомился с Губенко, талантливым актером, режиссером, человеком удивительного темперамента и лицедейских возможностей в 1964 году – на самом пороге его жизни на Таганке. Мы стали товарищами. Судьба нас очень сблизила в период трагедии театра на Таганке, когда театр должны были закрыть под видом его обновления. Любимова оставили за границей, а другого режиссера, Эфроса уговорили возглавить театр. Сблизились и Филатов, и Боровский, и Губенко.

Горбачевское время позволило вернуть Любимова, это совпало с трагедией, с гибелью Эфроса. Писатель Розов уговорил интеллигенцию, что это сделал театр на Таганке. Большая политическая спекуляция и игра. На самом деле, это сделали те же лица, которые вообще убивали в этой стране все. Это они удалили Любимова, а Эфроса приговорили к смерти. На Таганке, при внешней любви к нему, процветал подхалимаж, а Эфроса боялись, ведь он был властью. Розов написал в "Литературке": "Таганка убила режиссера, потому что там к нему плохо относились". Если бы кто-то открыто проявил свое плохое отношение, он тут же был бы уволен. Театр был полон стукачей, агентов, а директор следил за всеми. Кто бы посмел выступить против Эфроса? Он был посланником всесильного Гришина – и этим все сказано».

Это всё вранье господина Розова. И бог с ним, и бог с интеллиген цией. Кстати, у Булгакова замечательно сказано в отношении сплетен: "Культурные люди стали на точку зрения следствия". Роскошный намек! Культурные люди становятся на точку зрения следствия для спасения своего покоя. В этом, к сожалению, филистерство всех нас, слоя так называемой интеллигенции в России

– Но вернемся к Губенко...

– Да, именно Губенко был мужественным бойцом за возвращение Любимова, за второе дыхание Таганки. Он добился невозможного. Приехал Любимов, мы все вернулись в театр, восстановили спектакли. Один из самых мудрых людей в моей жизни Булат Окуджава сказал: "Было два года перерыва в его жизни на человечность". А в итоге факт тот, что мы потеряли прекрасного актера и режиссера, а что приобрели – все мы знаем.

– Итак, Таганка выдержала испытание времени, запретов, цензуры, изгнание и возврат Любимова. Наступила желанная свобода, а вы покидаете театр. Как вы написали в своей книге, "сбросил цепи".

– Я прожил в театре две, может быть, три жизни, и сегодня эта жизнь продолжается. Любить мой театр, сохранить его в душе нетронутым, цельным, целомудренным мне помогает... отсутствие в нем. Такое противоречие жизни, так я чувствую. Когда Любимов разрешает, я играю вновь Воланда. Но, возможно, я не буду этого больше делать, очень тяжелый опыт. Через год отсутствия вновь выходить на сцену – большие нервные затраты.

Компенсирует мою актерскую деятельность то, что я в прошлом году записал всю книгу Булгакова. Для себя исчерпал охоту передать актерским образом свою любовь к этой книге. Я сыграл всех персонажей, это семь часов звучания. Огромная работа и невероятная по совпадению обстоятельств.

Это была Прага, радиостанция "Свобода", после моей постановки "Пиковой дамы" в театре. Мистическая Прага, мистическая "Пиковая дама", мистический роман "Мастер и Маргарита" на мистической радиостанции "Свобода". Это всё – чудеса Булгакова. Я записал и другие диски: Пушкин, Гоголь, Бабель, Афанасьевские сказки. Но Булгаков – это самое серьезное. И на этом поставлена моя внутренняя актерская точка.

Что касается Таганки, "цепи" сданы в архив, работать в этих условиях в театре мне стало менее интересно, чем то, что я делаю, как я сейчас живу.

Мне очень повезло с той, кого я называю своей Родиной. Это моя жена Галина Аксенова. Мой друг, мой брат, моя любовь, моя любовница, моя мать, мое счастье, моя судьба - всё, что хотите.

–  Действительно, подобное редко случается. И сколько длится ваш роман?

– Длится уже 20 лет. Но чувствуем себя так, как будто только вчера познакомились. Я, возможно, этого совершенно не заслужил, но это так. Мы вдвоем ездим по миру. У нас есть общие работы. Когда мне трудно, Галя мне очень помогает, как высокий профессионал.

– Кто Галя по профессии?

– Журналист, театральный критик, историк театра и кино, кандидат наук, специалист по режиссуре Питера Брука. Очень важно в нашей "корпорации" то, что она создает одинаково счастливый режим и для работы, и для отдыха.

– Чем сейчас вы с Галей занимаетесь?

– Работаем вместе в университетах Америки. Она преподает свое, я – свое. Я преподаю, ставлю спектакль для студентов. Учеба для меня. Так происходило во время постановки спектакля "Голый король" в театре Чикаго. Сейчас мы летим в Вермонт, гдеьГаля должна читать лекции в университете. Затем в университете города Канзас-Сити у Гали лекции по истории кино России, а у меня – постановка спектакля по пьесе Н.Эрдмана "Самоубийца". После чего в университете штата Миссури мне предстоит ставить "Ревизор". Всё в конце этого года.

Через месяц после отбытия из сказочной Австралии я должен ставить "Фальстафа" Верди в г.Любеке. В последние годы я работал в Германии, поставил пять оперных спектаклей.

Кстати, в Сиднее мы видели замечательный спектакль "Фальстаф" я понял, что здесь в Австралии очень хорошая культура оперы. Я был бы счастлив вернуться в Австралию как режиссер.

– Пожелаю вам в этом удачи. А теперь вернемся немного назад.

– Мне бы хотелось поговорить немного о Маяковском. Ваше отношение к Маяковскому было изначально восторженным или повлияла дружба с Лилей Брик?

– Мое отношение к Маяковскому с детства восторженное. Головокружение от такого русского языка, от власти над словом, над образом. Нам всегда не хватало настоящего искусства, у нас искусство было сделано, назначено, спущено сверху. А ведь все казенное - вообще не искусство! А Маяковский - это живая форма. Я очень люблю форму, с детства люблю игру слов. Власть Маяковского над словом, его чувство юмора и другие свойства его поэзии влюбили меня в нее на всю жизнь.

У меня был свой роман с Маяковским. Этот роман имеет много интересных ответвлений: на эстраде, на радио, на телевидении, где я поставил пять своих сценариев по Маяковскому - поэту, человеку, лирику, сатирику, драматургу.

В 1966 году Любимов хорошо прочел в моих глазах этот знак любви и заказал мне написать сценарий. Это была большая совместная работа. Было много людей, которые помогали нам: и Эрдман, и Евтушенко, и Давид Самойлов. Так делались все спектакли Любимова. Но всё-таки сценарий был пропитан моей персональной любовью к раннему Маяковскому. Спектакль принес много бед, но больше радости.

– Продолжая тему Маяковского. На протяжении семи лет вам посчастливилось дружить и близко общаться с женщиной-легендой, Лилей Брик. Хотелось бы немного услышать об этом.

– Эта тема бесконечна. Если кто-то очень интересуется, я рекомендую почитать книгу "Прикосновение к идолам" Василия Катаняна, приемного сына Лили Брик. Книга стала бестселлером во всех культурных российских уголках. Там, кстати, есть портреты Майи Плисецкой, Сергея Параджанова, многих других - и огромный портрет Лили Брик. Это домашний круг любви. Кстати, сейчас российское телевидение начинает второй цикл моих программ "Театр мой памяти" – и начинают его с Лили Брик.

Тема бесконечна, как и жизнь Лили. Она делится на линию сплетен, слухов, вздора – и на линию жизни необыкновенной женщины, которая жила не по правилам. Не по правилам жили все неординарные женщины, начиная с Лауры или Марии Стюарт и кончая нашими современницами – такими, как Маргарита Терехова, Марина Неелова, Алла Демидова.

Лиля Брик – муза русского авангарда. Загадкой является жизнь и судьба ее. Миниатюрная, хрупкая, худенькая, узкие губы, большие глаза. Не красавица и не "вамп". Грубо говоря, интеллектуалка, и, что еще хуже, – из московского еврейства.

Оставшись одна в доме поэта-самоубийцы, холодея от приближения "карающего меча", маленькая женщина пишет отчаянное письмо Сталину. Это спасло честь и слово Маяковского.

Бесчисленные атаки бесчеловечного государства в 60-е годы. Вокруг гнусность, ложь, семью лишают всех видов заработка. Все она вынесла, не умалив чувства собственного достоинства. Вся жизнь Лили была зарифмована с именем поэта, с поэзией. На 87-м году жизни случилось несчастье – перелом шейки бедра. Когда поняла, что впереди страдания и физическая беспомощность -–приняла дозу намбутала.

Развеян прах, нет могилы. Только память, архив и вещи, и в числе их массивное кольцо Маяковского, с которым она никогда не рас ставалась. На нем инициалы Л.Ю.Б.  Попробуйте прочесть по кругу: "ЛЮБ ЛЮБ ЛЮБ..."

– В этом году исполняется 5 лет после смерти Юрия Визбора. Вы с ним близко дружили. Вам он посвятил стихи. Несколько слов о нем.

– Да, уже 15 лет, как Ю.Визбор ушел из жизни, а интерес к нему, внимание и любовь к его стилю, к его слову, к его личности, мне кажется, возрастают и в стране, и за ее пределами. Россией сегодня можно называть весь мир - и израильская, германская, американская или, скажем, австралийская Россия равно удивляются этим фактам. Выходят новые его кассеты, новые диски. У Визбора совершенно особый язык, стиль. Он обладал артистизмом, а главное - это его душа, от которой нам, мне и Гале, досталось очень много.

– Вениамин, мы не можем не поговорить о кино, хотя театральные актеры относятся к кино снисходительно, не считая это искусством. Но именно кино сделало вас всесоюзно известным. Атоса помнят многие поколения.

– В этом году прошло 20-летие выхода на экраны "Трех мушкетеров". Я научился более внимательно относиться к этому фильму. Раньше я почти никогда на своих встречах не касался кино. Мне было смешно, когда киноартисты говорят, как тяжело сниматься в кино, какая это безумная работа. Кино, по моим наблюдениям, больше похоже на санаторную жизнь. Всё расположено к актеру, всё сделано, чтобы актер "получился". Его холят, лелеют. В театре такого не бывает, там актер брошен на попечение автора и волю режиссера. Работай, вкалывай до изнеможения. А здесь ты загримирован - и сразу попадаешь в кадр. С тебя пылинки сдувают! Ну, а если даже на лошади скачешь, то это тоже вид отдыха. Я немного преувеличиваю, есть, конечно, исключения.

В одной из книг я назвал Высоцкого киноспортсменом. Есть люди, которые без кино задыхались и это был для них не курорт, а хлеб насущный. Такие как Ролан Быков, Олег Табаков, Иннокентий Смоктуновский, Евгений Евстигнеев. Настоящие кинозвезды.

У меня это получилось проездом из театра. Долгое время у меня вообще не получалось с кино никакого романа. Предполагаю, что это связано с моей национальной внешней характеристикой. За чистотой рядов советские руководители от кино следили внимательно.

В Сиднее я встретился с замечательным кинооператором, Олегом Соколом. Он вспомнил, как в картине Александра Митты "Гори, гори, моя звезда" – Олег работал оператором – не утвердили на положительную роль Ролана Быкова. К положительным ролям не допускали прекрасного актера Юрского. И я считал, что кино не для меня.

 И вдруг Литовская студия запускает кинофильм "Смок и Малыш" по Джеку Лондону. Меня в 35 лет утверждают в главной роли. До этого были эпизодические роли, в том числе и в замечательной картине "Служили два товарища". Тут целиком заслуга Высоцкого. Он даже пытался увеличить мою роль и договаривался об этом со сценаристами Валерием Фридом и Юлием Дунским, но из этого ничего не вышло. Вот у Высоцкого, я считаю, там роль выдающаяся. По моему мнению, №1 в кино.

"Смок и Малыш" – мой первый большой трехсерийный фильм. Я не вылезал из кадра, не слезал с собачьих упряжек. Серьезная экспедиция на Кольский полуостров. Съемки в Ялте, в Литве.

Когда я попал в "Три мушкетера", мне казалось, что Джек Лондон – это намного серьезней. К тому времени я уже сыграл Воланда, готовился к "Дому на набережной". На фоне таких работ съемки в "Мушкетераразве что в партнерском отношении могли потягаться.

А партнеры замечательные. Но это же кино! Ты партнера воображаешь, глядя в окошко кинокамеры. Но снимался я от души, с большой радостью. Хороший сценарий Розовского, замечательные стихи Ряшенцева, прекрасные песни Дунаевского, успешная работа режиссера Юнгваль-да-Хилькевича.

И главное – невероятный дар Михаила Боярского, человеческий и гасконский. До сих пор считаю, что его настоящая фамилия Д'Артань-ян, а Боярский – псевдоним.

– Кстати, следом за вами сюда приезжают Д'Артаньян Боярский и композитор Дунаевский. Ваше пожелание им?

– Очень рад объясниться в любви к ним, к их таланту. Считаю, что и половины того, что представляет собой Боярский, зритель не знает. Он – айсберг. Он и такой, и такой, и очень разный. Очень люблю Боярского за все: за духовный, музыкальный, актерский дар, пародийныйдар, за его дар дружбы. Слава Боярскому! (партийная кличка Д'Артаньян).

– Мне Говорухин когда-то рассказал, что вы были его первым инструктором по вождению во время съемок этой картины.

– Да, действительно, во время съемок "Трех мушкетеров" на Одесской киностудии параллельно снималась картина "Эра милосердия или Место встречи изменить нельзя". Слава Говорухин был тогда нормальным человеком, только что купил новую машину, но водить не умел и хотел овладеть рулем. У меня был свободный от съемок день. Я сел за руль, Слава рядом и целый день я возил его по Одессе. Я спросил тогда Славу: "Как же ты в будний день бросил студию?"

– Там Володька, – ответил он, – если ему разрешить, он вообще весь фильм снимет!" Тогда же началась дружба Володи Высоцкого со сценаристом Игорем Шевцовым, по сценариям которого на Одесской киностудии было снято много фильмов.

– С Игорем, мы дружим много лет. Он много рассказывал о Высоцком. Мне известно, что Игорь написал сценарий "Зеленый фур­гон" специально для Высоцкого, где он должен был выступить в качестве и режиссера, и исполнителя главной роли. К сожалению, Владимира Высоцкого не очень жаловала Советская власть. Его в этой картине не утвердили. В последующем, по сценарию Игоря Шевцова, фильм снял Александр Павловский.

– Да, это верно. Во время съемок "Трех мушкееров" на Одесской студии, режиссер Павловский снимал "Зеленый фургон".

– В первую годовщину смерти Владимира Высоцкого в театре на Таганке, прошла генеральная репетиция спектакля его памяти. Мне посчастливилось присутствовать на нем, благодаря Игорю. Я знаю, что и сценарий спектакля был написан Игорем.

В антракте спектакля «Памяти Высоцкого» Владимир Туманов, Леонид Филатов, Марина Влади, Михаил Жванецкий

 

– Не зря режиссёр, Юра Сокол, живущий в Австралии, создавая свою картину о царской семье, пригласил Игоря Шевцова в качестве сценариста и литературного эксперта.Что касается пьесы памяти Володи, Игорь действительно сыграл главную роль в рождении спектакля. Он замечательный литератор, человек с огромным вкусом, профессиональный киносценарист. Не зря, именного его пригласил Юрий Любимов. После генеральной репетиции, к сожалению, спектакль запретили. И вышел он только, после возвращения Любимова.

– Накануне вашего приезда в Мельбурн мне позвонил президент Ассоциации "Шалом" Роман Миркус, организатор вашей встречи в театре "Феникс". Роман приехал в Австралию ребенком, живет здесь более 20 лет и не очень хорошо знаком с российской культурой этого периода. Он спросил меня: "Кто такой Смехов?" Если бы этот вопрос он адресовал вам, что бы вы ответили?

– Человек, которому в жизни очень повезло: с работой, с любовью, повезло с мамой и папой, с детьми, с путешествиями. Очень повезло с театром. И, конечно, с "Тремя мушкетерами", благодаря которым я узнал не только несколько десятков тысяч людей, написавших мне письма, но и тысячи других, очень интересных и серьезных людей во всех уголках мира. У них уже седые головы, но они по-прежнему помнят, как в детстве были влюблены в этот фильм, в его героев.

*

– Илья, вы задавали мне вопросы, я добросовестно отвечал. А теперь разрешите несколько слов по своей инициативе.

Если бы вы меня спросили, что мне больше всего понравилось в Австралии, я бы ответил: в Австралии мне больше всего понравилась Австралия, которой очень много, и, как справедливо заметила моя жена, если спросить, что такое рай, то Австралия ближе всего подходит к этому понятию.

И еще. Я стараюсь быть благодарным. Это очень важно в жизни – быть благодарным родителям, судьбе, богу и друзьям. И за то, что мы получили такую Австралию, мы благодарны Нелли Говор. Очаровательная женщина, учится быть продюсером и не скрывает того, что еще только учится. Мы с Галей признательны ей за интересные встречи, включая беседу с вами для газеты. Благодарны всем за замечательный прием в Сиднее, Мельбурне и Аделаиде – и до новых встреч...

*

 В театре "Феникс", что на Glen Hantle в Мельбурне, премьера. На сцену выходит Воланд – на наших глазах происходят чудеса. Оживают давным-давно знакомые лица: Владимир Маяковский и Лиля Брик, Николай Эрдман и Иосиф Бродский, Владимир Высоцкий и Юрий Визбор... Воссоздать их облик, услышать голоса, почувствовать их присутствие помог нам Воланд – Вениамин Смехов на подмостках театра своей памяти.

Спектакль продолжается. Мы, зрители, в ожидании новых встреч, новых премьер.

Фотография в Мельбурне. Я слева, справа Вениамин с супругой – Галиной Аксёновой.

 

* 

И в заключение. 

Помните рассказ Смехова об обучении им вождению автомобилем Станислава Говорухина? Оказалось, что первая детская мечта Вениамина была стать водителем.

В начале 60-х, уже став актёром, Смехов остался без работы и уже собирался изменить профессию. Стать профессиональным писателем. Даже подготовил тему для диссертации – «Перевоплощение Пушкина». Но Московский театр драмы и комедии принял его на работу. Это были первые шаги к известности. 

К 70-летнему юбилею Вениамин Смехов получил предложение о присвоении ему звания «Народный артист». Смехов отказался, объяснив это тем, что звания, которые возможно без труда «купить», не представляют для него ценности.

Всем, кто знаком близко с Вениамином, знают о его уникальной коллекции фотографий. На них в шутку артист душит своих коллег по цеху. Первой «жертвой» в 1972 году стал Владимир Высоцкий.

Когда Юрий Любимов был изгнан из Советского Союза, Вениамин Смехов в знак протеста вместе с Леонидом Филатовым покинул Театр на Таганке.

В год юбилея желаю Вениамину Смехову продолжать радовать нас новыми проектами и творческими находками. Успеха во всех начинаниях. И – вновь посетить Австралию, страну, по заверению Вениамина и Галины Аксёновой, – райский уголок на земле…

 ________________

© Буркун Илья Яковлевич