Главная
Главная
О журнале
О журнале
Архив
Архив
Авторы
Авторы
Контакты
Контакты
Поиск
Поиск
Обращение к читателям
Обращение главного редактора к читателям журнала Relga.
№05
(407)
21.07.2023
Образование
Не замаравшие мундир
(№9 [387] 07.09.2021)
Автор: Яков Ерусалимский
Яков Ерусалимский

Пишу на не очень популярную и довольно постыдную тему – об антисемитизме в советской математике. Так называют почти 20-летний период в жизни советской математики, охвативший 70-е, 80-е и начало 90-х годов ХХ века, когда был прекращен прием на мехмат и ВМК МГУ, матмех СПбГУ студентов-евреев, когда диссертационные Советы практически прекратили принимать к защите докторские диссертации евреев, а диссертации тех, кто всё же защитился, отклонялись ВАКом, когда из математического института им. Стеклова АН СССР были изгнаны математики с еврейскими фамилиями. К стыду за науку, которой я принадлежу, антисемитизм расцвел буйным цветом и на мехмате МГУ, и в «Стекловке» и во многих других заведениях. 

Обо всем этом можно прочесть в Википедии в статье «Антисемитизм в Советской математике», в воспоминаниях Э. Френкеля, М. Цаленко, Ю. Ильяшенко и др. Итог случившемуся подвел президент Московского математического общества академик Виктор Васильев – на конференции Российской Академии наук 29 августа 2013 года он подчеркнул, что последствия деятельности советских «партийно-государственных антисемитов» невосполнимы и очень болезненны для российской математики. 

В этих же материалах упоминаются некоторые «островки безопасности» – знаменитая «керосинка» – Институт нефти и газа им. Губкина, куда на факультет прикладной математики принимали отвергнутых в МГУ абитуриентов, упоминается и ЦЭМИ – центральный экономико-математический институт АН СССР, где работала целая плеяда очень сильных математиков – Е.Гольштейн, В.Данилов, А.Дынин, Е.Дынкин, А.Каток, Б.Митягин, Б.Мойшезон, Г.Хенкин и другие. 

Я хочу написать ещё об одном таком островке – нашем мехмате Ростовского государственного университета (ныне Южный федеральный университет) и о самом университете. Основной фигурой считаю выдающегося ректора РГУ Юрия Андреевича Жданова. Будучи сыном партийного функционера А.А. Жданова и зятем И.В. Сталина, Юрий Андреевич был, вопреки этому, глубоко эрудированным, интеллигентным человеком, настоящим интернационалистом, полностью свободным от постыдного свойства, которое называют антисемитизм. 

Перечислю фамилии некоторых ученых, чей талант расцвел в Ростовском университете при Ю.А. Жданове: И.И. Ворович – выдающийся механик и математик, академик РАН; А.Б. Коган – выдающийся нейрофизиолог, основатель НИИ нейрокибернетики РГУ; В.И. Минкин – выдающийся химик, академик РАН, ученик Ю.А. Жданова, ныне научный руководитель ЮФУ; З.С. Гершенович – известный биохимик; С.Я. Альпер – известный математик, специалист по теории приближений; М.М. Драгилев – известный математик, специалист по теории базисов в функциональных пространствах; В.И. Юдович – известный математик и механик, основатель ростовской школы гидродинамики; С.В. Жак – математик, основатель ростовской школы исследования операций; А.Б. Горстко – известный специалист по имитационному моделированию, лауреат Государственной премии СССР; Я.Р. Симкин – известный историк литературы и журналистики, многолетний декан филологического факультета и многие другие. И сегодня в университете и на его мехмате успешно и без проблем трудится изрядное количество евреев. 

На мехмат РГУ свободно поступали студенты-евреи не только из Ростова и Ростовской области, но и со всей нашей страны, особенно, из Украины. Приезжали и те, кому было отказано в Москве или Питере, а также и те, кто и не решался туда ехать. Среди студентов были и дети известных математиков – например, Семен Маркус – сын А.С. Маркуса (см. Википедию) из Кишинева, Виталий Вольперт (см. Википедию), окончивший школу в г. Черноголовка с золотой медалью, – сын А.И. Вольперта (см. Википедию).  Перечислю ещё некоторых из приехавших к нам на учебу: В. Хандрос, В. Зингерталь, Я. Сойбельман, Р. Докторский, Ю. Каганова, А. Коган, И. Зайчик, Д. Пекелис, Е. Малина, Л. Корогодский, П. Фильштейн, И. Биргер В. Ослон, Д. Зинчин, И. Гармаш и многие-многие другие.

К нам в аспирантуру поступили из Харькова А. Хейфиц, из Донецка М. Бородицкий, В. Яновер, Я. Луцкий.

Защищать свои кандидатские диссертации приезжали из Одессы – И. Спитковский и В. Кравченко, из Воронежа – Л. Ваксман и Е. Глазман. Докладчиками на научных семинарах и оппонентами выступали ставшие опальными И.Ц. Гохберг, Н.Я. Крупник, М. А. Шубин, А.С. Дынин и др.

Конечно, один ректор, даже такой выдающийся как Ю.А. Жданов, «не смог бы сделать погоду». Созданию благоприятной обстановки на мехмате способствовали его деканы – С.Н. Кудряшов, С.Г. Самко, и, особенно, А.В. Белоконь (см. Википедию), ставший после Ю.А. Жданова многолетним ректором РГУ – известный механик, создатель первой в стране кафедры математического моделирования. Думаю, что и мне, сменившему А.В. Белоконя на посту декана, удалось немало сделать для сохранения здоровой обстановки на нашем мехмате. 

Во время деканства А.В. Белоконя произошло событие, которое могло бы повернуть существовавшую ситуацию на 180 градусов, но к счастью, всё окончилось благополучно.

В «компетентные» органы поступил сигнал, что дома у доцента В.Х. Изаксона состоялся пасхальный обед, на котором присутствовали молодые доктора наук, профессора – С.Г. Самко и Н.К. Карапетянц с супругами, а также несколько студентов факультета, проживавших в общежитии.  

Информатор сообщил, что на голове у организатора обеда была кипа, он читал какие-то пасхальные молитвы, а на столе присутствовала маца (!) и фаршированная рыба (!). 

Органы жаждали принятия мер, поскольку с их точки зрения запахло «религиозной сионистской пропагандой». По существовавшей тогда «традиции» разбирательство было поручено парткому университета. 

Прервусь на время, чтобы рассказать о ныне покойном Викторе Ханаановиче Изаксоне, которого буду называть по-дружески Витя. Витя был сыном выдающегося генерального конструктора комбайнов (в том числе знаменитой серии СК, «Нива» и «Колос»), лауреата Ленинской премии Х.И. Изаксона. Ханаан Ильич возглавлял в Таганроге КБ комбайнов. Витя не пошел по инженерной стезе, а окончил наш мехмат. Был он очень увлекающимся человеком. Его увлечения постоянно менялись, и каждому из них он отдавался с азартом: альпинизм, велосипедный спорт, йога, парусный спорт, «лечебное голодание», сыроедение и т. п. В какой-то момент Витя увлекся иудаизмом. Когда он переселился в Израиль, его иудаизм временно достиг своего апогея – он строго соблюдал в пище кошерность и справлял шабат с положенным рвением.  Как и прежние его увлечения, иудаизм тоже оказался преходящим явлением в его жизни. 

Вернемся к парткомовскому разбирательству. Решающим моментом оказалось присутствие на обеде русского С.Г. Самко и армянина Н.К. Карапетянца. Для лиц, знакомых с основами иудаизма, их присутствие означало, что мероприятие не могло быть религиозным. Да и пояснения организатора свидетельствовали, о том, что всё происходившее носило чисто этнографический характер. Хозяин хотел познакомить гостей с элементами быта и обрядами одного из древних народов, насе-ляющих нашу Землю. Присутствие на обеде студентов В.Х. Изаксон объяснил желанием вкусно накормить ребят.  

Думаю, что ребята, вернувшись в общежитие, рассказали об этом соседям по комнатам, не подозревая, что кто-то мог быть осведомителем «компетентных» органов. 

Партком университета  состоял не из партийных функционеров, в нем заседали преподаватели и научные сотрудники (в их числе и Ю.А. Жданов). Принятое решение оказалось по-«соломонову» мудрым. Случившееся квалифицировалось как неуместная в присутствии студентов этнографическая реставрация древних обычаев. Декан факультета А.В. Белоконь получил партийный выговор за снижение уровня воспитательной работы, выговором же отделался и член партии профессор С.Г. Самко, а В.Х. Изаксона порекомендовали  перевести из доцентов в старшие научные сотрудники. 

Не знаю, были ли удовлетворены таким решением «компетентные органы» или читали постановление парткома стиснув зубы и приговаривая, что они (не буду уточнять, кто они) живут у ректора Ю.А. Жданова, «как у Христа за пазухой». Представляю себе какой  «чисткой» завершилось бы это дело, случись оно в другом заведении, а не у нас в РГУ.

К теме «Антисемитизм в советской математике» наш факультет и университет не имеют отношения, вернее имеют, как факультет и университет, не только не замаравшие себя этой грязью, но и игравшие такую же роль как Институт нефти и газа («керосинка») и ЦЭМИ.

Ниже публикую свои воспоминания о встречах с выдающимся математиком Владимиром Алексанровичем Ильиным. Они чем-то связаны с написанным.

                               СЛУШАЮ и ЧИТАЮ В.А. ИЛЬИНА

Весенняя Воронежская школа была основана замечательным воронежским математиком Юлием Витальевичем Покорным теперь уже в далеком 1989 году, и я стал её непременным участником. Через несколько лет она повысила свой статус и стала называться Весенней Воронежской Математической Школой – Понтрягинскими чтениями. У школы появился ещё один руководитель – Владимир Александрович Ильин (цитирую Википедию: «Владимир Александрович Ильин (2 мая 1928 — 26 июня 2014) — выдающийся советский и российский математик, профессор МГУ, академик РАН. Внёс заметный вклад в теорию дифференциальных уравнений, спектральную теорию дифференциальных операторов и математическое моделирование»). 

Вернее, руководителей стало три: Владимир Александрович, Юлий Витальевич и Август Петрович Хромов – прекрасный саратовский математик. С этого момента она стала, по-настоящему, всероссийской и по составу участников, и по уровню докладов. Появилась и новая традиция – школа всегда открывалась докладом Владимира Александровича.

О его докладах нужно сказать особо. Мне довелось побывать на многих конференциях как у нас в стране, так и за рубежом. Доклады Владимира Александровича были лучшими из тех, которые мне довелось слушать. Четко продуманные, глубокие по содержанию и блестящие по исполнению. 

Владимир Александрович никогда не пользовался техническими средствами, ему было необходимо и достаточно иметь мел и доску. Мне иногда казалось, что он может обходиться даже и без этого минимума – настолько образной и четкой была его речь. Его доклады можно было слушать и с закрытыми глазами. (В книге стихов  В. А. есть такие строки: «Ныне очень редкий лектор не использует проектор.../больше фраз экран вмещает, чем он устно сообщает ../.А второй явился лектор только с мелом, без конспектов. /Этот старой школы лектор игнорирует проектор.../Думаю, что этот лектор даст вам больше, чем проектор»)

С Юлием Витальевичем Покорным меня связывала давняя дружба, во мне он видел младшего товарища и порой меня по-отечески опекал. Как-то он представил меня Владимиру Александровичу и его супруге Светлане Гаррьевне. Я почувствовал, что доброта отношений с Юлием Витальевичем перешла и на наши отношения с Владимиром Александровичем. Думаю, что такие же чувства испытывали все, кто был с ним знаком. 

Мои научные интересы практически не пересекались с той математикой, в которой жил Владимир Александрович, но все мои доклады он слушал с неподдельным интересом. Как декан мехмата РГУ я много внимания уделял тем переменам, которые происходят в образовании и это стало ещё одной темой нашего с ним общения. Он как-то сказал Ю.В. Покорному: «Юлий Витальевич, а что, если мы попросим Якова Михайловича сделать на Школе сообщение о реформе образования?». Вопрос-предложение превратился не только в сообщение, но и монографию «Болонский учебник и наоборот». 

В трудные двухтысячные годы Владимир Александрович находил возможность привозить с собой в Воронеж не только своих аспирантов, но и студентов. По всему было заметно его отеческое отношение к ним и глубочайшее уважение с их стороны к нему. Как-то по прибытию в Воронеж ко мне обратился Владимир Александрович: «Яков Михайлович, в соседнем с Вами номере поселился мой аспирант Саша, возьмите его под свою опеку». Так я познакомился с его учеником – талантливым математиком Сашей Кулешовым. В наших отношениях с ним, да и с другими, я стараюсь следовать примеру Владимира Александровича.  

Лет двенадцать тому назад ко мне в кабинет пришел О.Г. Авсянкин, он завершил работу над докторской диссертацией. Его научный консультант и мой учитель профессор Игорь Борисович Симоненко умер, и Олег Геннадиевич остался без поддержки. В нашем Совете по защитам существует неписанное правило – среди оппонентов или в качестве ведущей организации обязательно должны быть представлены МГУ или «Стекловки» (математический институт РАН им. В.А. Стеклова). Для О.Г. это казалось трудно решаемой задачей. Я позвонил Владимиру Александровичу и попросил заслушать доклад О.Г. Авсянкина на предмет получения отзыва ведущей организации. О.Г. вернулся из Москвы окрыленный. «Владимир Александрович откликнулся на Вашу просьбу на 200%. Он не только дал согласие на подготовку отзыва ведущей организации, но и «сосватал» мне оппонента. После доклада спросил, как обстоят дела с оппонентами. Узнав, что два уже дали согласие, а третьего ещё нужно найти, он обратился к присутствовавшему профессору М.Л. Гольдману не то с просьбой, не то с предложением стать оппонентом. Ясно, что отказать Владимиру Александровичу Михаил Львович не мог».  

На ближайшей школе Владимир Александрович неожиданно сказал: «Яков Михайлович, ко мне очень часто обращаются с просьбами, только Вы никогда ни о чем не просите». Я напомнил ему о О.А. Авсянкине. Он улыбнулся: «Олег Геннадиевич не считается – у него прекрасная диссертация». 

Был май 2014 года, наша последняя Весенняя Воронежская Математическая Школа с участием Владимира Александровича. Владимир Александрович пригласил меня на послеобеденную прогулку. На неё он пришел без Светланы Гаррьевны (хотя имел обыкновение гулять после обеда с ней). Разговор вышел неожиданным, говорил в основном Владимир Александрович: «Вы очень деликатный человек. Я никогда не чувствую даже намёка с вашей стороны на то, что вы знаете о моём антисемитизме. Я хочу объясниться с вами на эту тему. Действительно, в молодости я болел этой тяжкой, постыдной и трудноизлечимой болезнью. Заразился ею на мехмате МГУ. Там она, к сожалению, распространена до сих пор. Я своим умом дошел – насколько это опасно и вытравил эту болезнь из себя. Мне стыдно за те годы, когда она разъедала меня. В качестве доказательства сказанного я принес Вам в подарок книжку своих стихов, обязательно прочтите стихотворение на стр. 238».

Я беру с полки книгу стихов Владимира Александровича (Ильин В.А. Стихотворения. – М.: МАКС Пресс, 2014,- 2-е изд., испр. И доп.- 560 м. +[24 с. ил.]), на ней дарственная надпись, сделанная 05 мая 2014 года. На 238 странице закладка Владимира Александровича: 

Об одном рассказанном мне разговоре

Вот про какой мне рассказали разговор.

(А был ли он – не знаю точно до сих пор).

– Иван Матвеевич, Вам должен сообщить, 

Что Моисеева хочу я завалить.

Он будет защищать на Вэ-эМ-Ка,

И может там пройти на дурака.

Осталось до защиты десять дней.

– А Моисеев этот . . .-  он еврей?

– Иван Матвеевич, что Вам могу сказать.

Попробую логично рассуждать:

Фамилии Аронов, Моисеев –

Любимые фамилии евреев.

– Ну что же, ладно, действуйте. Идите

И мне о результатах сообщите.

* *  * 

И верю я, что этот диалог

На самом деле состояться мог.

1980 г. 

Поскольку в стихах упомянуты некоторые фамилии я прокомментирую: «И.М.  Виноградов, академик АН СССР, Герой Социалистического Труда, директор института математики АН СССР им. В.А. Стеклова, возглавляет вместе с академиком, Героем Социалистического труда Л.С. Понтрягиным, постыдный список советских математиков – антисемитов (по материалам Википедии). Моисеев Е.И. – академик РАН, бывший декан ВМК МГУ, ученик В.А. Ильина».

На книжной полке рядом с томиком стихов стоят учебники Владимира Александровича, двухтомник его избранных научных трудов. Это не материальное, а духовное, что осталось нам от Владимира Александровича, осталась и наша память об этом замечательном математике, российском интеллигенте и человеке.

В добавление к предыдущему.

Многие годы при приеме на мехмат РГУ мы имели сверхплановые, т.е. никого не ущемляющие, целевые места. Они были предназначены для приема абитуриентов из республик Северного Кавказа. Благодаря этому на факультете имели возможности учиться студенты из Дагестана, Кабардино-Балкарии, Чечено-Ингушетии, Калмыкии, Адыгеи. Добавлю, что также на факультете учились вьетнамцы, немцы, болгары, индусы, арабы. Это в сочетании со сказанным ранее о студентах с еврейскими фамилиями, которым было отказано в поступлении в Москву, Ленинград, Киев. Всё это создавало особую атмосферу, свойственную нашему факультету.

Всего не запланируешь

Принимая в университете официальных иностранных гостей, ты обязан составить и утвердить план их пребывания. Составляя этот план, стараешься включить в него не только все, что необходимо для достижения цели визита, но и так называемую культурную программу. Именно культурная программа доставляет наибольшие сложности. Трудно предугадать, что заинтересует гостя, а к чему он может оказаться равнодушен. Поэтому я всегда старался культурную программу не детализировать и писал её «крупными мазками» типа «Экскурсия по городу», «прогулка на теплоходе» и т.п. Ниже я описываю два события, связанные с выполнением культурной программы.

В университет приехал мой друг, математик из Турции Айдын Айтуна. В свободное от его докладов и лекций его свозили в Азов, где в музее он подробно ознакомился со славными походами донских казаков против турок. 

Потом я повез его в Старочеркасск. Была весна, цвели вишни. Указывая на них, он вопросительно произнес: «Вишня?», я подтвердил. Подошли к площади перед собором: «Майдан?», я утвердительно кивнул. Сели обедать, подали суджук, балык и какой-то салат. На краткий вопрос «Суджук?» я утвердительно кивнул. Айдын указал на балык и сказал на английском: «Если ты мне скажешь, что это «Балык», я этому не удивлюсь. Все ваши казачьи слова – турецкие». 

Самую большую неожиданность принесла наша с Айдыном поездка в Новочеркасск. Посмотрев на войсковой собор снаружи, Айдын захотел зайти в собор. Я предупредил его, что собор православный и действующий. Это только усилило его желание зайти в собор. При входе он слегка замешкался. Как выяснилось – он хотел приобрести свечи. На мой прямой вопрос «Для чего тебе нужны свечи?» последовал прямой ответ: «Молиться за здравие и за упокой, не поставив перед иконами свечи, не положено». Он купил свечи, поставил их перед иконами и помолился. Я стоял в стороне и не слышал – на каком языке он молился, но крестился он правильно – по-православному. 

По выходу из собора он мне всё объяснил: «Понимаешь, Яков, не только казаки брали себе в жены плененных турчанок, но бывало и наоборот. Моя пра-пра-прабабка была донской казачкой и как видно крепкого характера, она свою семью обратила в православие. Я редкий турок – я православный турок. Мои родители поручили мне побывать в Новочеркасске и помолиться за нашу пра-пра-бабушку на её родине.

Таким же православным турком оказался и другой мой знакомый турецкий математик Тосун, Терзиоглу, возглавлявший многие годы Тюбитак – турецкий аналог министерства науки, а затем ставший первым ректором одного из лучших частных университетов Турции – Сабанджи университета. Открытый в 1997 году, он имеет рейтинг третьего университета Турции, входя в топ 50 по рейтингу QS. На территории университета имеется парк, носящий имя Тосуна Терзиоглу, возглавлявшего университет с 1997 года до 2009 год. В память о ректоре-основателе на территории университета в 2017 году открыт парк его имени.

К нам приехал выдающийся американский математик, лауреат Филдсовской премии Стивен Смейл.  Смейлу было уже за восемьдесят, за долгие годы свой научной карьеры он объехал весь мир, читал лекции, получал мантии почетных докторов и прочие почести. Его приезд в Ростов был связан с получением мантии почетного доктора университета и чтением лекций на факультете. Программа визита была насыщена и включала заседания Советов университета и факультета, прием в ректорате, официальный обед с ректором и прочее. Я обнаружил в программе «белое пятно» и предложил Стивену поездку по Ростову. 

Мы проехали по центру города, по набережной. Полюбовались его панорамой, которая открывается с площадки у монумента Ростовской Стачки 1902 года (двое рабочих - один ранен, а второй зовет на помощь), а потом сказал: «Стивен, если ты не возражаешь – мы поедем сейчас в очень грустное место, у него даже название страшное – Змиевская балка». Услышав в моем не очень хорошем английском «Змиевская», Стивен сразу сказал: «Yes,yes, Zmievskaya».
Нажмите, чтобы увеличить.
Со Стивеном Смейлом
 

Выйдя из машины, еще на входной площадке Стивен стал на колени и прочел молитву. Пройдя скорбную дорожку, ведущую к центральному монументу, он останавливался около каждого гранитного пилона и читал молитву. Потом он подошел к центральному монументу и, как бы зная главную идею архитектора, повернулся к монументу спиной. Находясь в этой точке, невольно воспринимаешь эти пилоны как дула расстрельной команды, направленные в твою грудь Эти дула были последним, что видел каждый из 27 000 расстрелянных фашистами в 1942 году. 

Выйдя из комплекса, Стивен сказал: «Спасибо тебе, Яков, от меня и моей жены, она сказала мне: «Будешь в Ростове, посети Змиевскую балку, помолись за расстрелянных в ней».

______________________

© Ерусалимский Яков Михайлович

Почти невидимый мир природы – 10
Продолжение серии зарисовок автора с наблюдениями из мира природы, предыдущие опубликованы в №№395-403 Relga.r...
Белая ворона. Сонеты и октавы
Подборка из девяти сонетов. сочиненных автором с декабря 2022 по январь 2023 г.
Интернет-издание года
© 2004 relga.ru. Все права защищены. Разработка и поддержка сайта: медиа-агентство design maximum