24 августа 1991 года я уже начал готовиться к поездке в Мордовию за прахом моего друга Юрия Галанскова, поэта, москвича, замученного в политлагере № 17А 4 ноября 1974 года. Надо было найти автобус для поездки, заказать деревянный и цинковый гробы, договориться с Борисом Евсеевым, сразу решить вопрос с местом захоронения, поминками, митингом памяти у памятника Маяковского, звуковой аппаратурой и т. д. В общем дел предстояло много. Деньги у меня были, которые я привез в Москву, продав свою машину. Позвонил в похоронное бюро, я заказал гроб. Мне ответили, что цинковые гробы они не изготавливают. Стал искать мастерские, где могли бы изготовить такой гроб. Полдня сидел на телефоне. Нашел и заказал. 

Наконе,ц всё было готово к поездке. Но 25 августа прилетел в Россию Володя Буковский. Что тут началось! На летное поле вывалила тысячная толпа встречающих. Чуть не перевернули самолет. 

Когда в России произошел путч, поляки предложили Володе окно на границе, т.к. он рвался на Родину. Но М.Тэтчер предупредила его, что в России неизвестно чем всё закончится, а у него неотсиженный срок, да еще нелегальный переход границы, и его могут посадить, а то вообще на границе пристрелят. Ему пришлось ждать, когда будут готовы документы по гражданству. Так что В.Буковский прилетел в Россию будучи уже гражданином Англии. Но эта подстраховка сыграла с ним злую шутку. Он уже не мог претендовать на пост Президента РФ, да еще ВС в спешном порядке принял закон о том, что Президентом РФ может стать только гражданин страны, проживший в ней последние  10 лет. Этот закон приняли специально против В.Буковского.

 Два дня я был с Володей на разных встречах и пресс-конференциях. Помню, состоялась встреча с москвичами в гостинице «Космос». Люди стояли у стен, в проходах, у сцены. Такого скопления людей зал гостиницы не знал. Встреча длилась более трех часов. И когда всё закончилось, народ вскочил с мест и ринулся на сцену. Мы бежали через черный ход, а сзади трещали кресла, толпа гудела, раздавались восторженные крики. Вместе с нами бежала милиция, которая не рискнула остановить такую массу людей.

И вот мы 27 августа сидим в Белом Доме и обсуждаем план поездки в Мордовию. Борис Евсеев, режиссер, Володя Буковский и я. А тут набежали иностранные тележурналисты, даже японец был. Это Володя их пригласил. И мы стали с ними договариваться о поездке. Но тут появилась Галина Старовойтова. И когда она узнала суть дела, то набросилась на меня: «Ты что творишь! Ты понимаешь, что Мордовия – сердце ГУЛАГа. Демократия тут победила, но не там. Там вас арестуют, а то и постреляют, и знаешь, чем это пахнет! Ты Борису Николаевичу такую свинью подложишь!» И обратившись к присутствующим добавила:  «Не слушайте его! Он 12 лет отсидел, и ему все до лампочки, пусть сам туда едет!»

Наступила гробовая тишина. Иностранцы растерялись и стали обдумывать ее слова. Но я не сомневался, что поездка пройдет нормально и сказал всем, что никого не заставляю участвовать в этом мероприятии, но сам поеду всё равно.

Галина Васильевна отвела в сторону журналистов и о чем-то с ними говорила. И тут пришел помощник Б.Н.Ельцина – Давыдов Михаил Александрович. Он попросил меня пройти с ним в кабинет. А через пару минут к нам вошел  Борис Николаевич. Давыдов  сказал, что у него неотложные дела и покинул нас. Я рассказал Борису Николаевичу о Юрии Галанскове, поэте, который читал свои стихи у памятника Маяковскому и был арестован, передал ему листок, на котором написал высказывание Юры о России перед смертью: «Вы можете выиграть этот бой, но все равно проиграете эту войну. Войну за демократию и Россию. Войну, которая уже началась и в которой справедливость победит неотвратимо.» Рассказал, как ему в книгу во время обыска вложили 5 долларов, чтобы обвинить в валютных операциях, как от него требовали раскаяние за предоставление вольных врачей, что он не пошел на торг и умер в жутких муках.

Я сказал Борису Николаевичу, что Н.С.Хрущев после ХХ съезда так им хвост прищемил, что многие уволились, других уволили, а оставшиеся  сразу притихли, что это недолго продолжалось, потом они взяли реванш во времена Брежнева.

– Я им такой реванш устрою! – со злостью бросил он и пошел к двери, обернулся. – Ты же смотри, я на митинге выступлю обязательно!

28 августа утром на автобусе Икарус мы выехали в Мордовию. Но сначала мы заехали  за деревянным и цинковым гробами. Оказалось, что цинковый гроб не входит в деревянный. Переделывать не было времени, и я решил, что всё исправим в Мордовии на месте. Иностранные тележурналисты ехать  с нами не решились. Поехали  только Борис Евсеев со своей группой, судмедэсперт из Генпрокуратуры РФ М.Ф. Верещака и следователь В.Идоленко, а также  сестра Юры Елена. С нами ехала и охрана, которую нам дал по настоянию Г.В. Старовойтовой  Б.Н.Ельцин. 

В Мордовию, в поселок Явас, где находилось Управление лагерями, мы приехали к вечеру.

Кто-то, видимо, сообщил о нашем приезде. Меня узнали сразу. Испуганные офицеры,  наблюдая за нами, прятались за шторами окон. Мы вошли в Управление с оператором Анатолием Лесниковым и Борисом Евсеевым. Офицеры подобострастно суетились, открывали перед нами двери. Сразу у входа в небольшом фойе стоял на грубом  деревянном столбе гипсовый бюст  Ф.Дзержинского. Я сказал Анатолию, чтобы он отснял его. Но тут к бюсту бросился офицер и стал пытаться оторвать голову железному Феликсу. Это ему удалось, посыпались на пол куски гипса. В обнимку с гипсовым истуканом офицер куда-то убежал. В коридор вышел замначальника Управления подполковник Видашов Игорь Васильевич. Он пригласил нас в свой кабинет. Вошли. На столе стоял бюст Карла Маркса. Подполковник схватил его и стал прятать в шкаф. Анатолий все снимал.

– Да оставьте вы Маркса, – усмехнулся я. 

– Нет, нет, приключения нам не нужны, – ответил офицер. 

Поселили нас в гостиницу с коврами и прочей дорогой мишурой. Видимо здесь проживали командировочные проверяющие из Москвы и Саранска. Кормили на убой деликатесами, какие и в Москве не сыщешь. Утром после завтрака мы поехали на кладбище. Но до могилы Юры шли пешком по железной дороге. По приказу Видашова И.В. гробы забрали, и в 11 лагере уголовные заключенные переделали цинковый гроб и он  стал входить в деревянный. Пока отрывали могилу гробы привезли  на грузовой машине.

Умерших или убитых в лагерях зэков обычно хоронят просто: небольшой холмик и дощечка с номером дела. Родственники Юры попросили администрацию похоронить Юру по-человечески. Администрация, чувствуя свою вину в его смерти, и, учитывая международный резонанс, пошла навстречу. Уголовные заключенные сделали ограду и крест, на котором на металлической пластинке была выгравирована надпись: «Юрий Тимофеевич Галансков 1939 -1972 годы» 

Юра прожил всего 33 года, но жизнь его была яркой, как комета, он её отдал за Свободу и Справедливость в нашей стране. Многие церкви мира отслужили панихиды по кончине поэта. В ЦК КПСС отовсюду шли ноты протеста, и даже французские и итальянские коммунисты направили такие ноты Л.И.Брежневу. У советских посольств прошли митинги и пикеты протеста. Потом ходили слухи, что Брежнев с раздражением сказал, что партия кормит их (иностранных коммунистов), а они занимаются пустым критиканством. В Италии, на въезде в Рим, у дороги, антикоммунистическая организация «Эуропа чивильта» открыла Юрию Галанскову в 1974 г. памятник «Роза в огне». Антикоммунистическая организация НТС в 1980 г. в ФРГ выпустила в свет книгу «Юрий Галансков». Я переиздал ее в 1994 г. с дополнениями о перезахоронении к приезду в Ростов-на-Дону А.И.Солженицына.

С железной дороги мы вышли на зэковское кладбище. Всюду виднелись небольшие бугорки заброшенных могил. На многих уже не было табличек с номерами дел. Всюду в высокой траве валялись человеческие кости. Тут же была свалка мусора. Я указал на это   И.В. Видашову. Он засуетился, сказал, что сегодня же всё уберут. Анатолий постоянно снимал всё.

Подошли к могиле Юры. Я взял лопату и стал разрывать угловую стойку ограды, чтобы потом вынуть ограду из земли. Видашов выхватил у меня из рук лопату и сказал: «дайте, я сам, вы столько намучились!» Вскоре ограду сняли, и В. Идоленко и сопровождавший нас вместе с подполковником неизвестный мужчина стали разрывать могилу. Я не мог смотреть на это и ушел в лес. Лег на землю, слезы катились по щекам. Я вспоминал Юрку.

В моей жизни много было очень странного и необъяснимого. Можно сказать даже мистического. Всё, что происходило здесь, в Мордовии, у могилы Юры, было предсказано через меня  в 36-й политзоне  Пермской области  еще  в ноябре 72-го года,  когда мы узнали, что Юра умер.

Страшная весть пришла в письме  в середине ноября. Мы собрались за столом, который стоял на улице. Пустили кружку чая по кругу, ели хлеб, кто-то принес несколько конфет – подушечек. Их поломали на кусочки. Мы поминали нашего друга Юрку, замученного красными палачами. Прибежали менты и кагэбэшник. Они потребовали, чтобы мы разошлись. В ответ загремела песня «Черный ворон». Они растерялись, испугались, что-то говорили, а песня поднималась к небу, туда, где витала душа нашего Юрки. 

И вдруг меня сковала какая-то неведомая сила. Я не мог пошевелиться и моим голосом, но искаженным кто-то заговорил. Все уставились на меня, потом говорили, что я стал белым, как мел и каким-то отрешенным. 

– Ребята, когда рухнет советская власть, нам надо будет не забыть перезахоронить Юру в Москве. 

Меня отпустило, я обмяк и ничего не понимал, был в какой-то прострации. Менты и чекисты с ужасом смотрели на меня. 

И вот прошли 19 лет, я был в Москве на баррикадах, при нашей жизни рухнула ненавистная советская власть, и я в Мордовии у могилы Юры, и мы завтра будем в Москве, и 1 сентября проведем митинг прощания с поэтом. И именно я организовал перезахоронение, не родственники, не подельники Юры, а именно я, как и было предсказано. Пишу  сейчас  это, а  мурашки бегут по коже.

Прах Юры бережно уложили в цинковый гроб, затем этот гроб поместили в деревянный и крышку прибили гвоздями. Грузовик привез нас к автобусу, в который прах Юры и погрузили. Я договорился с Видашовым пообщаться с уголовными заключенными 11-го лагеря. В 67-м году в этот политический лагерь, я прибыл этапом из ГДР 17 января. Это был огромный мебельный комбинат за колючей проволокой. Каждую ночь в зону заходил состав вагонов и в них грузили шифоньеры, столы,  стулья, тумбочки, полки, шкафы и т. д. Кормили нас за 45 копеек в день. Мяса полагалось 15 гр. в день на человека и то третьего сорта. В общем никакого мяса мы вообще не видели. Готовили верующие, которые не воровали продукты, да и чекисты не давали ментам красть. Так что питание можно было назвать сносным. В уголовных же лагерях кормили плохо, т.к. заключенные воровали продукты и даже, бывало,  проигрывали в карты мясо, картофель и др. 

Мы подошли к 11 лагерю, и я увидел огромный, метров пять высотой, серый бюст железного Феликса  на бетонном пьедестале. Вошли в зону. Зэки окружили нас огромной толпой. Спросили, кто я. Я рассказал, что  имел срок в 12 лет, что сидел в этом лагере в 1967 году, что 3 года провел во Владимирской тюрьме и приехал сюда с баррикад в Москве за  прахом своего друга поэта Юрия Галанскова. Зэки слушали молча, а потом взорвались криками – «ментов мочить»!

– Да вы что, пацаны! Они такие же жертвы тоталитарной системы, как и мы. Никого не трогайте и пальцем! 

Менты прильнули ко мне и со страхом смотрели на зэков. Я объяснил, что по приезде в Москву расскажу о положении в лагерях, передам Борису Николаевичу свой план гуманизации мест лишения свободы, что буду настаивать на проведении полномасштабной амнистии и пересмотре дел. Зэки успокоились, подошли еще ближе.

Я спросил их, поддерживают ли они ГКЧП или народ. – Долой ГКЧП! В тюрьму коммуняк! – заорали зэки. Они говорили, что готовы завязать с преступным прошлым и жить нормальной жизнью в нормальной стране, как весь народ, говорили, что полностью поддерживают Б.Н.Ельцина.

29  августа мы ехали в Москву с надеждой, что в нашей новой стране может вообще не будет больше лагерей и тюрем, что вчерашние преступники покаются и начнут нормальную жизнь граждан свободной России.

В Церкви Ильи Пророка Юру отпевал друг В. Буковского – священник  отец Михаил.  Гроб с прахом Юры мы оставили  на ночь в этой Церкви. Но отец Михаил сказал, что прах не может находиться вне земли более трех дней, иначе на мне будет лежать большой грех. И я спешил. Митинг памяти у памятника Маяковского и похороны назначили на 14 часов 1 сентября. Я хотел похоронить Юру на Ваганьковском кладбище и позвонил в Моссовет Музыкантскому А.И. Он сказал, что сам решить такой вопрос не может, что надо обратиться с Борису Николаевичу, а его  в Москве не было. Я позвонил  с утра сестре Юры Елене и сказал, чтобы она обговорила на Котляковском кладбище похороны Юры рядом с бабушкой и дедушкой. А сам стал обзванивать СМИ, ТВ и радио, и приглашать журналистов на митинг памяти Юры Галанскова  к 14 часам.

1 сентября  в 13 часов у памятника Маяковскому уже собралось очень много людей. Они запрудили даже проезжую часть, и машины сигналили, пытаясь проехать сквозь людское море. К памятнику прибежали гаишники и стали искать организатора. Кто-то указал на меня. Я сказал гаишникам, чтобы они сами навели порядок, т.к. это их работа.

– Нет, нет, вы проводите мероприятие, вы с людьми и договаривайтесь. – Борис Евсеев шепнул мне на ухо, что обстановка в городе критическая, и милиция боится народа, поэтому  надо идти и говорить с людьми. Я пошел на проезжую часть и стал уговаривать людей идти к памятнику, где было еще много свободного места. Так дорога оказалась проезжей. 

И тут приехала грузовая машина со звуковой аппаратурой. Ребята быстро установили огромные звуковые модули-колонки. Они сказали, что озвучивают даже концерты знаменитых певцов. Протянули длинный провод к соседнему с памятником магазину, с директором которого я заранее договорился о подключении, но… звука не было. Взмыленные от растерянности и жары ребята бегали туда-сюда и проверяли все контакты, но безрезультатно. Они в отчаянии обратились ко мне и просили подождать с началом мероприятия. Пришлось ждать еще 20 минут, но тщетно. Ребята чуть не плакали и не могли ничего понять. Я попросил у них мегафон, и мы начали митинг прощания с Юрой. Выступали Л. Копелев и В. Буковский, я сказал несколько слов. Б.Н. Ельцин не смог приехать и прислал Г.В.Старовойтову. Она сказала, что приехала какая-то иностранная делегация, и Борис Николаевич очень сожалел, что не сможет выступить на митинге. У памятника Маяковскому стоял гроб с прахом Юры и крест, сделанный уголовными заключенными еще в 1972 году. Я привез его в Москву, т.к. этот крест уже видели на разных фото в газетах и журналах. Он стал историческим.

Митинг прошел, и мы стали грузить гроб и крест в машину. Теперь мы ехали на Котляковское кладбище. Там уже была вырыта могила. Панихиду отслужил бывший политзаключенный, наш друг, Геннадий Гаврилов. До заключения он служил офицером ВМФ СССР и получил 6 лет за то, что на партсобрании сказал, что ввод советских войск в Чехословакию есть самая настоящая агрессия. После освобождения он стал священником и жил в Твери. Я с ним заранее договорился проводить Юру в последний путь.

С кладбища мы поехали на квартиру на улицу Твардовского, где жила сестра Юры Елена. В квартиру, где Юра родился и вырос. Я заранее нанял два автобуса, которые и привезли всех, кто был на кладбище на поминки. С вечера мы закупили большое количество продуктов и соседи Елены, и она сама всё приготовили. Я так устал за эти дни, что повалился после поминок на постель и спал до утра. Напряжение этих дней спало, я сделал то, о чем думал еще в 1972 году в 36-й политзоне, когда мы узнали о смерти Юры.

А потом мы виделись с Б.Н.Ельциным. Я рассказал ему, как встретили нас заключенные в Мордовии, что они за новую власть, за новую Россию. Рассказал о своем плане гуманизации мест лишения свободы (МЛС) из 39 пунктов и передал его ему. Говорили долго. Я  поведал Борису Николаевичу о том, что в карцерах люди спят на голых досках, их кормят бурдой из капусты через день, на прогулку не водят, читать ничего не дают. Он  с возмущением стал звонить Министру внутренних дел Дунаеву А.Ф.

На другой день я уже ехал с группой ТВ, которую дал мне Андрей Федорович, в два подмосковных лагеря и во Владимирскую тюрьму для дополнительного сбора информации. Всё повторилось, как и в Мордовии. Заключенные были горой за новую власть, за новую Россию. Я им говорил, что буду пробивать  амнистию и пересмотр дел. По приезде в Москву я снова встретился с Борисом Николаевичем. Он поручил мне с Галиной Старовойтовой еще раз обсудить мой план гуманизации МЛС, что мы и сделали. Внесли в него некоторые поправки и дополнения. Так мой план был принят. По разным каналам ТВ показывали мою поездку в лагеря и Владимирскую тюрьму.

Прошло время. В круговерти краха ГКЧП и становления новой России, я думал, что о моем плане забыли. Нет, многие его пункты были приняты и вошли в жизнь. Теперь заключенных кормили в карцерах каждый день по три раза, на ночь выдавались постельные принадлежности, стали водить на прогулку, давали читать книги и газеты, но этого было мало. Не была проведена амнистия, не состоялся пересмотр дел. А ведь даже по официальной статистике в СССР было 17% неправедных приговоров. Заключенные лагерей и тюрем ждали, долго ждали. А потом пошли восстания в лагерях, захваты заложников и всё это закончилось кровью. Момент, когда можно было чуть ли не побороть преступность, был упущен. Ожидание заключенных было обмануто, и в этом есть и доля моей вины. Надо было не отходить от Бориса Николаевича и постоянно напоминать ему о моем плане гуманизации МЛС. Так заключенные перенесли свою ненависть на новую власть.

15 сентября мы с Володей Буковским и съемочной группой Бориса Евсеева пришли на Лубянку в КГБ. Перепуганные чекисты даже документы у нас не проверили. Открывали двери, пряча глаза. Стулья нам подставлял генерал КГБ. Полковник сидел на подоконнике и уверял нас, что они ничего не знали о ГКЧП. «Вставай, дурак, будила меня жена утром 19-го, – говорил он растерянно, – танки идут по Москве. Я ей не поверил, вскочил и смотрел в окно, мы вообще ни при чем были…

Нам принесли 18 томов дела Юры Галанскова, и мы читали  как следили за Юрой, как фабриковали дело, как судили его. Кто не с нами, тот наш враг. Так рассуждали капэссовцы и клеветали на тех, кто говорил правду, подтасовывали факты, устраивали провокации и убийства. За 75 лет советской власти миллионы невинных людей были уничтожены в ГУЛАГе, оставшиеся в живых потеряли здоровье и стали изгоями на своей Родине. На крови и лжи невозможно построить счастье, невозможно построить демократическое, справедливое общество для людей. Советская власть создавалась для осуществления шайкой политических бандитов их сумасбродных, античеловеческих планов – захвата всего Мира. Поэтому тоталитарная советская власть и рухнула в три дня.

Каждый народ, как и человек, должны быть свободными. Поэтому все империи и рухнули. Но появляются еще сумасшедшие, мечтающие подчинить себе весь мир. Они обречены на крах и проклятия, но крови у людей они еще попьют. И виноваты в этом сами народы, которые видя ложь, подлость, клевету, провокации, неправедные суды над теми, кто говорит правду и убийства таких, терпят тоталитарную власть. Такие народы превращаются в рабов со всеми вытекающими из этого последствиями.

Вся информация содержится в моей записной книжке тех лет, фото которой публикую. Всё остальное, что было отснято у  Белого Дома  за те три дня, находится в Екатеринбурге, на студии документального кино, но получить эти материалы, как оказалось, не представляется возможным. Писал, звонил, писал мэру, никаких результатов. А материалы там исторические...

______________________

© Абанькин Витольд Андреевич