При встрече с подлинным произведением искусства всегда возникает соблазн его измерить, вычислить, найдя адекватную интерпретационную единицу. Сергей Эйзенштейн считал, что "эстетика проверяема локтем и дюймом", и жалел Сальери: "В его время не было кино - главного средства, чтобы поверять алгеброй гармонию". Во все времена был и остается соблазн эстетической взаимопроверяемости, опрокидывания, накладывания системы координат одного искусства на другое.

  Павел Флоренский, исследуя "степени свободы организации пространства", доказывал, что музыка и поэзия сближаются с наукой и философией, архитектура, скульптура и театр - с техникой, тогда как живопись и графика, являющиеся "художеством по преимуществу'', занимают промежуточное место. Это нулевая точка - точка отсчета - одновременно и водораздел, и зона притяжения. Тогда возможна органика эстетической взаимопроверяемости графических работ Людмилы Бруевич и музыкой, и театром, объединившимися в Опере. Некоторые листы: "Ночь", "Доисторическое существо", "Трапеза", "Коты" - провоцируют оперные аллюзии и в своей технико-эстетической общности дают картину Оперы как цельного мира, "отрешенной реальности", превращают и саму художницу в... оперную Примадонну. Если живопись и графика - "художества по преимуществу", нулевая точка, то Примадонна есть высшая точка Оперы, некая метафизическая субстанция, объединяющая Закулисье, Сцену и Зал.

    Ночь у художницы - персонаж из мифа о хамдамовских няньках. По фактуре - несравненная Джесси Норман, но только выбеленная. По предполагаемому голосу - россиниевское контральто с изысканной вязью колоратуры и глубоким бархатом "низов". Эта примадонна - Ночь, вечно длящийся… Полдень, бесконечное легато Дня, в котором - совокупность всех существующих миров. Ее туалет - собрание реально-диковинных птиц, зверей и растений. Ее состояние - высокая отрешенность, принимаемая за предсценическую сосредоточенность.

   Ее движение - из ирреальности Закулисья в реальность Сцены, где она (если воспользоваться комментарием самой Л.Бруевич) "одна на всех" и где все для нее. Именно для нее, во имя ее как аксессуар выводится на сцену "доисторическое существо" на поводке - обязательный персонаж оперного театра эпохи барокко. По обнаженности своего замысловато-нехитрого механизма оно из разряда сценических "чудес": бумажных птиц, фанерных волн, жестяного грома с небес или "бога из машины". По назначению - не испугать, а удивить, поразить, вызвать зрительское "ах". Кстати, это неопределенное "ах" у профессионалов получило вполне конкретное выражение: за работу "Доисторическое существо" Л.Бруевич удостоена Гран-при на Всеукраинском триеннале "Графика-97". "Отрешенная реальность" Оперы делает Сцену и Зал единым целым, создает "оперную общность" - реальность, помещенную в золоченую табакерку театра. Опера, подчиняя зрителя, определяет модель его поведения, его пластику и туалет.  Вот почему работа "Трапеза" считывается как квинтэссенция ''священной праздности оперных гурманов". Сакральный акт пребывания в Опере "длится в жизнь", декорируя обыденную трапезу и превращая ее в момент счастья, в оперный иероглиф.

    Этот момент поглощенности счастьем запечатлен в работе "Коты". Персонажи Л.Бруевич - Коты, монаршие особы в Опере, полностью сосредоточенные на "уловлении" оперного счастья, источаемого Сценой. "Статичные и подвижные одновременно, рыбы, как счастье, могут выскользнуть из лап котов в любое мгновение. Это тревога за мимолетное счастье", - находим в авторском пояснении к работе. Пояснительный текст к "Котам" есть лаконичное и полное выражение технических и эстетических установок художницы, освобождающее теоретика от изысков по поводу определения источников, составных частей и единиц измерения. "Стремление соединить серьезные вещи с легкой иронией, кич превратить в серьезное искусство, соединить простоту с барочностью, вихрем форм, содержательными сюжетами. Но прежде всего сохранить лаконичность". При этом в персонажах достигается тот уровень символической обобщенности, который свойствен героине оперной реальности и который позволяет художнику "колебать мировые струны":

  "Коты как символ покоя, счастья от простых вещей, нами не замечаемых, когда они есть".

  Именно поэтому работы Людмилы Бруевич способны нравиться всем. Профессионалам - по причине понимания того, "как это сделано", и уважения к результатам виртуозного владения ремеслом. "Конченым интеллектуалам" - возможностью построения изощренных интерпретационных конструкций-лабиринтов, игры со смыслами и эстетическими системами, казалось бы, исключающими друг друга. А наивному зрителю - по совершенно необъяснимым причинам извечной тяги к "просто красоте", преклонения перед всяким трудоемким ремеслом, возникновения того "доисторического" восторга, который заставил воскликнуть советскую колхозницу, увлеченную пением Тоти Даль Монте: "Выводит-то как!"

______________________
© Панасюк Валерий Юрьевич