* * *

Поколение next, в тонких пальцах бумажный стаканчик

согревая, глядит в яндекс-карту, уверенным шагом

лёгкой ланью сквозь парк (не задерживай взгляд на деревьях

и цветочках, любуйся, но молча – не слепы другие).

Поколение next толерантно, корректно, гуманно, - 

нет плохих или странных, агрессия недопустима,

попытайся понять  православнутого  патриота -

что орёт, не додумав, витальностью злою исполнен… 

Поколение next сверхответственно, сверхпрагматично, - 

это наша планета и наша страна, выходите,

говорите, не бойтесь, не плачьте, они не посмеют…

Поколение next, растерявшийся нежный ребёнок,

что не так с этим миром? Как страшно тебя здесь оставить…

* * *

Агва-река для лингвиста подарок –

вряд  ли абхазы могли на латыни,

влага тяжёлым вдыхается паром,

мох на самшитах косматый и синий -

клочьями. 

Речка – нежнейший ребёнок

в час обернётся смертельной ловушкой,

хляби разверзлись в верховьях каньона –

не убежишь от лавины ревущей,

палеолит. Мало что изменилось

в тысячелетьях её  водосборов.

Пальцы, хватив крапивы над карнизом,

вспыхнут весёлой искрящейся болью.

Мокрые вислые уши деревьев

слушают, аккумулируют влагу

в краски, прожилки, отростки, коренья,

звёзды и стрелы адыгского флага.

* * *

Дятел долбит тот сук, под которым

хрустнет крыша. Наш домик снесут,

иллюзорны  стропила, опоры -

дятел, смерть моя, долбит тот сук.

Как дела? В рифму к штату Айова.

Но уже примыкают штыки.

Нечто злее, циничнее слова

начинается с красной строки.

Камасутра гражданских позиций

у готовых к прошедшей войне.

Что стучишь, чернокрылая птица?

Видишь, мост переходит в тоннель.

Ерик Грязный в посёлке Гусином -

мир уныл, плоскостоп, близорук,

да бубновый рисунок осины

утешает – «не стой на ветру».

О переименованиях  

Я превращаюсь в шар,

Пепп Пеппович, привет.

Я тоже торможу, 

но интернет – сильнее.

Смущается душа - 

для Бога мёртвых нет,

но быть живым вполне

никто почти не смеет.

А Куршская коса – не Курская дуга,

и Кранц-Зеленоградск,

и Роминтская пуща -

на внутреннем витке спирали ДНК –

конвой брусчатых трасс,

топоним стерегущий.

Нам новая война меняет имена,

меняет соль и суть, подложку и основу,

и лишь Луна – полна, верна и влюблена,

оправдывает боль завравшегося слова.

И стынут в янтаре обломки, присмирев.

А нам не привыкать – в одной отдельно взятой.

Гора упала с плеч – нет жалости к горе.

Не оглянись, Орфей! – увидишь сорок пятый…

* * * 
Акация прекрасно тяжела,

цвет повторяет гроздья альвеол,

глицинии заботы и тепла

стекают с неба, ласковый Эол

несёт в дома акациевый дух –

цветок раскрыл лилейные уста, 

а ты – затеплил заполночь звезду?

А Фауста вторую часть – читал?

А был ли ты в опаловых горах?

То в жар, то в холод, то в вину, то в спесь -

так от себя устанешь – в сон и в страх -

счастливый и не помнит, кто он есть,

ты слишком сложен. Видишь, сотни люстр

зажгли меж крон.  Вступление звучит,

а лодочный причал, по счастью, пуст,

и лесенкой вступают скрипачи,

прорвётся скрипка – сорная трава,

как ни трави,

как воздух, как вода,

как ни крути – она таки права,

Что по реке-то блёстками – слюда?

Сазаны растеряли чешую?

На доски пирса выйдем подышать,

я на живую нитку их сошью

отточенной иглой карандаша.

Не усложняй, не хнычь - живи в раю.

* * *

миссия шахмат – 

разумно стучать по доске

волю ломая 

и логикой боль причиняя

мне мазохистке

болящем во мне игроке

робкой защиты иллюзию 

смять шестернями

фланги расстроить

связать по рукам и ногам

медленно и методично смывая пехоту

в волны вне клетчатой суши

внеклеточный спам

злой чужеродный 

внедрить в неприкрытую душу

* * *

Что касается звёздного неба над нами –

так ему фиолетовы наши законы

на отшибе галактики. Тьма ледяная

ржавой медью бликует сквозь летние кроны,

растекается время, и слово не значит

ничего, кроме графики вольно-волнистой,

и придётся учиться тебе, не иначе,

если уж не смирению – то компромиссу.

Что касается звёздного неба над нами - 

мы не видим его, города ослепили

Млечный Путь – и Орла, и Тельца с Близнецами, -

но глядим и глядим, оторваться не в силах,

тают звёзды в тумане, что сахар в стакане –

и уводят умы от сознания тлена,

невозможность приблизиться давит, как камень,

золотой Керулен - воробью по колено,

только небо способно вместить твою волю

и спасает тебя от унынья закона -

наливная покатость пшеничного поля,

шар скользяще-летящий за кронами клёнов,

там, где нимб городов недоступен для зренья –

не балована признанными именами  

под белёсой косой дышит миром деревня

и касается звёздного неба над нами.

Галапагосы 

Неси, пустая голова,

туда, где скалы-великаны

и черепахи-острова,

рождённые из недр вулкана,

где бирюзовая вода

размоет нити Ариадны,

гуляют славные стада

невиданных и ненаглядных,

где раздувает красный шар

самец-фрегат любви навстречу,

голуболапых олушат

кальмары учат делать свечку,

в прибоях радуги игра –

захватит дух, подбросит кверху…

Да, это черепаший рай,

и в нём не место человеку,

но я недолго. Заживёт

на шее поцелуй медузы,

отпустит в безмятежье вод

та судорога (или муза) –

и справлюсь о пути назад

у желтопузой игуаны,

она и проведёт в закат

по красным отмелям песчаным.

* * *

Русский носится в воздухе, можно ему не учить,

сам привьётся, и цепкие корни уже не отпустят, 

ни приставки, ни суффиксы… Утро по-русски молчит,

обжигают горшки несвятые, и строки в капусте

вдруг находят. От ветра сосульки не в виде слезы -

а назло притяженью меняют углы поворота,

но уж если Господь хорошо мне подвесил язык –

не затем ли, чтоб голос отыскивал верную ноту.

Огород не проснулся, проснулся к нему интерес,

видно, скоро весна, учащенье диастол и систол.

Никаких тут чудес, хоть умри, никаких тут чудес

(да при чём тут Москва – я сейчас говорю о России).

Мне поставлен предел, окрик сверху, вердикт «неправа!»,

мне был сон – даже небо из пластика, чтоб неповадно.

Где без слов понимать перестанут – помогут слова

вспомнить всё, что казалось незыблемо и адекватно.

* * *

Обломок Эйфелевой башни

на привокзальном ресторане

«Париж»,

обдумываешь день вчерашний 

и на безбашенном стоп-кране

паришь,

не выходить бы из вагона,

наладить выпуск  ширпотреба

в сети,

но там - чужие перегоны,

ты никогда не станешь прежним –

расти.

Всё выученное забудешь –

а что осталось - то и стало

твоим,

а в переполненном сосуде  

нет места новому началу –

летим.

Бог сохраняет анонимность,

но дождь и Джидду Кришнамурти –

подряд…

Стихи уйдут из организма,

но в обступающем абсурде

искрят.

______________

© Андреева Ольга