*  *  * 

Когда забудутся пароли

к заветам чести и стыда

и навигатор под контролем

найдёт дорогу в никуда,

когда пройдёт замена лоций,

когда охрипнет вокалист,

когда Акела промахнётся,

взойдёт Шер-Хан из-за кулис.

И племенные генокоды

притянут в новые полки,

а те, что вышли на охоту,

оскалив белые клыки,

глядят глазами молодыми –

и не испытывают страх –

как раскалённый воздух дымен

над жаром прежнего костра.

Те несгораемые угли

готовы сжечь материки…

Ах, Книга Джунглей. Книга Джунглей,

в ней не изменишь ни строки.

Идут века, но в дикой чаще

не изменилось ничего,

мы все – наследники кричавших

– Распни его, распни его...

И всё равно не угадаем

и не сумеем упредить

пассионарность негодяев,

нажавших кнопку «подтвердить».

*  *  * 

Тщетна благая весть

в рёве взъярённых стад,

нам оказали честь,

мы показали зад.

Злобствуя и дерясь,

руша соседям кров,

не обесцветишь грязь

и не отмоешь кровь.

Топот степных кобыл,

дикого войска стан...

Кайся за то, кем был,

и не кичись, кем стал.

Бредящий стариной

кычет, мол, всё верну,

кровь обратится в гной

и захлестнёт страну.

Не доверяй тому,

кто приказал: «Забудь»,

он, обновив хомут,

выберет страшный путь.

В латах неуязвим,

не убоясь потерь

тот, кто пойдёт за ним,

свыкнется с кличкой – Зверь.

Сумрачный лабиринт,

фальшь золотых погон,

что там ни говори,

имя им – легион.

Думай, куда бежать,

порознь или гуртом,

тот, кто зовёт пожар,

прежде сожжёт твой дом.

*  *  *

Наивно мечтать, будто можно узнать наперёд

какие химеры под благостной внешностью дремлют,

что будет творить судьбоносный глубинный народ,

когда оккупанты нагрянут в родимую землю.

Пока не случилось, напрасно считать голоса

и мантру твердить про горящее сердце солдата,

и тупо пророчить, что все устремятся в леса,

немало найдётся прельстившихся должностью ката.

У всех негодяев, смотрящих – кого бы распять,

инстинкт основной циркулирует в двух полушарьях --

поддаться ему – развернуть эволюцию вспять

и с радостью стать саблезубою злобною тварью.

А там, где я жив, – для чего мне другие места? –

всё гуще вокруг то ли мрак, то ли морок вечерний

и с чёрных небес искажённая светит звезда

над чёрной землёй, где мутируют красные черви.

*  *  *

Смилуйся, святый Боже,

нам не избыть грехов,

здесь идиотов больше,

чем за бугром врагов.

Карты ракет тасуя,

ведают, что творят,

но ежедневно всуе

имя Твоё твердят.

Боже, прости, прости нам

этот безумный тир,

преобрази наш стимул –

азимут чёрных дыр.

Твой ли зовёт апостол

сгинуть в борьбе за мир?

Если ещё не поздно,

сжалься и вразуми.

*  *  *

Так привычно корячится, корчится и чурается чар перемен

государство сидящих на корточках, символически вставших с колен.

Разберись, набирающий литеры, чем венчается гибельный путь...

Эти слёзы тряпицей не вытереть, эти беды с земли не смахнуть.

Упиваясь гордыней вчерашнею, забывая азы ремесла,

оставляем потомкам не пашни мы, только чёрные борозды зла.

Оглянись – никуда ты не денешься, когда нет за душой ни гроша,

безнадёжность страшнее безденежья, потому что в банкротах -- душа.

Вот глядим с потрясёнными рожами, отчего истлевает зерно,

то, что было Создателем вложено, но утратило всхожесть давно.

Там, где грязные игры политиков, там, где ветер войны в парусах,

графоман, набирающий литеры, как всегда попадает впросак.

Утешаясь своими же песнями, убеждая себя и других,

что нетленны ладони небесные и зерно не закончилось в них.

*  *  *

Первый хизр четвёртого аона, 

грузно проплывают облака,

облачившись в белые хламоны,

жерчи режут чёрного быка.

Древнего обычая хранитель

кровь сбирает в жертвенный сосуд,

но уже стервятники в зените

землю стратегически пасут.

О краях, где деды володели,

грамотки читают бирючи,

в капище брадатые фидели

освящают новые мечи.

Племя Саблезубого Медведя

никогда не примирится с тем,

что в грехах погрязшие соседи 

выбрали неправильный тотем.

И бредут колонна за колонной, 

потрясая копьями, пока

облачившись в белые хламоны, 

жерчи режут чёрного быка.

*  *  *

Чего бы ты здесь ни хотел, всё будет не так и некстати

на этой тяжёлой воде, на этой безумной регате,

где страсть, маскируясь судьбой, водила по топям и кручам

бросать, предваряя разбой, любви абордажные крючья,

где призрачный зов аонид  созвучен был ведьмину зову...

Не стоит кого-то винить в утрате заветного слова,

ведь ты по привычке горазд прицельному ветру перечить,

когда возгораются враз твои уцелевшие свечи,

диктует сценарный закон, чтоб шлюпки сравнялись бортами 

и правит сухим языком восторженный трепет гортани.

Пока ты в ударе – греши, и пой, и гуляй на просторе,

бумажный кораблик души зовёт в невозможное море,

где веря в неправедных нас, на остров валькирий и гурий

со ржавою стрелкой компас ведёт сквозь магнитные бури.

Бездумно влезая в долги, под тяжестью прошлого горбясь,

заглядывай в лики богинь, ищи в них подобье и образ.

Давай напослед побузим, бухой поэтический демон,

сжигая последний бензин в голодной тоске по Эдему.

*  *  *

Ничто не происходит самочинно,

не надо мерить всех на свой аршин,

ведь в каждой человеческой личинке

есть маковое зёрнышко души.

Но у планиды выверен регламент

и горестна в любые времена

судьба зерна, упавшего на камень

и камня, не взрастившего зерна.

Мой старый друг, не помышляй о чуде

и в секторе стрельбы не мельтеши,

когда выходят каменные люди,

умышленно лишённые души.

Дельцы и негодяи их растили

и одевали в чёрную броню

для обороны замков и бастилий,

традиций смрадных сгнивших на корню...

Под этими стальными кулаками,

среди победной пляски на костях,

раздавлен, одинок и неприкаян,

ты знаешь точно -- бесы не простят,

что ты рыдал над капищем позорным,

как птица над разграбленным гнездом,

храня свои мифические зёрна

в ладонях, продырявленных гвоздём.

*  *  *

Отстранясь от победного звона,

надо честно признать наконец --

распечатано сердце дракона

в миллионах российских сердец.

Оттого здесь возводится в доблесть

агрессивность и зависть, и спесь

и пока отпечатки не стёрлись,

ничего не изменится здесь.

_________________________

© Рыльцов Валерий Александрович